— Моя сестра — староста факультета! — торжественно оповещает Нарцисса, едва закрывается дверь купе.

Новый учебный год еще даже не начинается, а они все втроем снова здесь, будто единственное место встречи никакому изменению не подлежит. Пиона, впрочем, вовсе не против, в тишине она уже насиделась, потому что Лили учится дуться, а Петуния занимается какими-то своими ужасно важными обыкновенными делами постоянно, когда бы только Пиона не пытается с ней заговорить.

Пиона знает, что у Нарциссы две старших сестры-погодки, и оттого самая младшая Нарцисса тоже чувствует себя чуточку отделенной. Забавно, думает Пиона, они будто вывернутые наизнанку отражения друг друга, вот только от этого почему-то противно, а не приятно. В глубине души Пиона тоже хочет быть самой младшей и беззаботной, чтобы ее непременно все защищали, и чтобы не нужно тянуться вверх, подавая пример.

— Будешь задирать нос, если одна из них станет старостой школы, — едко замечает Пиона, и Нарцисса стреляет в нее разгневанным взглядом, — старостой факультета любой дурак может стать, даже я наверняка смогу.

— Я буду старостой, — говорит Люциус так, будто это нечто само собой разумеющееся.

За прошедшее лето он меняется незаметно, делается чуточку выше, чуточку заостряется и чуточку отращивает волосы. Сама Пиона вытягивается отвратительно, становится длинной, как палка, и ужасно колючей и угловатой. Ей, пожалуй, не нравится ее новое тело, но выбрать Пионе не давали, так что приходится мириться, сутулиться и втягивать голову в плечи. Дома перед отъездом Петуния обзывает Пиону дылдой, впервые не едет провожать на вокзал и говорит, что терпеть не может колдуний. Лили обещает обязательно-обязательно поговорить с ней, но Лили сама по себе волшебная, так что едва ли может как-то повлиять на обиженную судьбой сестру.

— Малфои всегда старосты, — добавляет Люциус, когда тишина между ними затягивается.

Нарцисса отмахивается от него небрежно, подсаживается к хмурой Пионе и накрывает ее руку своей маленькой мягкой ладошкой:

— У тебя что-то случилось?

В груди что-то пронзительно екает, и Пиона мотает головой, тянет руку из ее пальцев и прячет в рукавах ладони. Она еще не переодета, похожа на простачку в неволшебной одежде, и им обоим, волшебникам до мозга костей, это наверняка ужасно не нравится. Рассказывать о Петунии не хочется, и Пиона просто отворачивается к окну, провожая взглядом проплывающее мимо поле подсолнухов.

Никто из них не допытывается, Нарцисса и Люциус принимаются небрежно болтать, заполняя тишину, и в какой-то момент Пиона засыпает под их голоса. Нарцисса так и остается сидеть рядом, так что в какой-то момент голова Пионы падает на ее плечо, и сквозь сон она слышит смешки и смущенный отчего-то возглас Люциуса.

Пожалуй, это первый раз, когда они покидают поезд все вместе, и в толпе старшекурсников тут же проходит волна шепотков. Чейси глядит на нее почти враждебно, Пиона затылком чувствует ее взгляд, а кучкующиеся в стороне слизеринцы отчего-то скалятся и хихикают. Кажется, будто вся школа тыкает в нее пальцем, но Пионе нравится, она готова тыкать в ответ только чтобы доказать — она такая же, как и все. Простачка или волшебная аристократка, Пиона — это Пиона, и она непременно имеет право общаться с тем, с кем ей захочется.