— Это последняя.

    Гилберт откидывается на спинку, закрывая глаза: под веками мир всё равно немного кружится, уже почти неприятно кружится. Он вдруг чувствует металл на шее, и распахивает веки ошалело. Ему кажется, как будто на шею мягко, незаметно накинули металлическую полоску, но нет. Это совсем не полоска…

      Это Беретта 92, и её длинный чёрный ствол скользит поперёк шеи Пруссии.

      — Это последняя, — кивает Швейцария абсолютно согласно, утвердительно, но вот его серо-зелёные глаза как-то слишком сощуренно смотрят на Пруссию. — Это была уже лишняя, — добавляет он, и Гилберт невольно вздрагивает от укора в его голосе. Несколько опасного укора…

      — Мне пора, — Пруссия едва заметно напрягает горло, держа голову высоко-высоко — выше, чем любая императрица.

      — Теперь уже нет, — Себастьен хмыкает, и уголок его губ быстро дёргается — только сейчас Гилберт понимает, насколько же он на самом деле потерял голову.

      Беретта, изящная и холодная, скользит под подбородком, за ухо и сзади по шее вниз, прижимается всей своей плоскостью — но так, что кожи почти не касаются чужие пальцы.

      Гилберт практически хочет ощутить прикосновение пальцев. Не оружия.

      — Хорошо, — он начинает криво ухмыляться, и его улыбка ползёт шире вместе с движением ствола.

      — Слишком много шнапса, слишком много флирта, — почти не шевеля губами, медленно, указующе проговаривает Швейцария. Его глаза распахиваются чуть шире, и Пруссия понимает: его хотят наказать. Может быть, даже за дело… Посмотрим.

      — Легко теряешь самообладание, Басти, — Гилберт начинает смеяться, привычно саркастично и весело — но давится на третьем “ха”. Дуло Беретты слишком давит на кадык.

      — Заткнись.

      Швейцария отступает на полшага и небрежно машет пистолетом вниз, указывая на одежду, на то, что она несколько лишняя. Пруссия поднимается, не отводя от него взгляда, скрывая усмешку, расстёгивая первые пуговицы.

      Гилберт видит: Себастьен пропал. Себастьен вот-вот сгорит в нём, в его белом огне. По крайней мере, на эту самую ночь. Но… он сам заставил его остаться.

      Одежда падает вниз. Глаза Себастьена распахнуты, и в них решение и желание борются за то, чтобы быть первым.

      — Воля за волю, Швейцария, — одними губами говорит Гилберт и раскрывает объятья, легко и ненавязчиво поднимая руки.

      Себастьен делает шаг. Себастьен сдаётся. Себастьен не знает другого выбора.