«Dancing in the moonlight

Singing in the rain

Oh, it’s good to be back home again

Laughing in the sunlight

Running down the lane

Oh, it’s good to be back home again»

Blackmore’s Night — Home Again

— Что с тобой? — Скай участливо прикоснулся к моей руке, — Ты выглядишь потерянной.

Я промычала что-то невнятное, мысленно обшаривая, перетряхивая и выворачивая карманы внутреннего двора. Первогодки жались по углам, толпились у ворот, сбивались в кучки, пытались найти знакомых. Чемоданы, шарфы, куртки, манжеты, колготки, подводка, униформа, сумки, волосы, браслеты, телефоны… Больше года прошло с тех пор, как я была здесь в последний раз.

Все начинается с этого двора. Здесь теряются, находятся, назначают встречи. Сюда в злости вылетают из аудиторий и оранжерей, устраивают потасовки и едят пиццу. Это место — наше, оно принадлежит нам, студентам Алфеи. Оно как магнит, как воронка водоворота, как кафетерий, как Выручай-комната в Хогвартсе. С недавних пор закрытая на неизвестный мне код-пароль.

Я слишком молодая, чтобы быть чужой, но слишком далекая, чтобы меня приняли за свою.

Я помахала проходящей мимо меня пятикурснице, с которой иногда общалась в выпускном классе. Та удивленно уставилась на меня, прежде чем узнать и приветственно поднять руку в ответ.

Теперь я к ним не принадлежу. Мои вещи давно разложены по полкам моего собственного шкафа личной комнаты, моя кровать накрыта моим темно-синим пледом, в моей ванной стоят мой шампунь и мои духи. Мне платят жалование и приносят обед. По утрам я захожу за кофе и медитирую в Каменном Круге, у меня есть индивидуальное расписание, я беру личные уроки у Фары и Харви.

Конечно, Даулинг даже должность младшего преподавателя дала мне «на вырост», но все с чего-то начинают. Когда-то я пришла сюда зажатой шестнадцатилеткой, а сейчас я считаюсь частью преподавательского состава, такая же зажатая, но подросшая на семь лет и семь сантиметров и затолкавшая в них невероятный (по меркам шестнадцатилетки) объем знаний и навыков. Для Фары я младенец, которого надо тренировать как минимум на уровне воина кунг-фу, чтобы через пару лет слепить Доктора Стрэнджа и дать отдельную дисциплину. А до этого я… учитель на замену Даулинг? Лаборант Харви? Девочка на побегушках у Сильвы? Сомнительная польза для корпуса Специалистов, кажется, даст мне пару часов свободного времени. Да и отношения с Сильвой у меня… так себе. «Здравствуйте» — «Добрый вечер». Пароль — «Скай», ответ — «Нормально».

Все годы, проведенные мной в Алфее, он возился со Скаем, помогал ему делать уроки в средней школе, учил мелкого всему, чему, по идее, должен учить сейчас, да и вообще: Скай — единственное дорогое, что у него есть, и единственное, что связывает меня с этим человеком. Он не пытался заменить ему отца, но, взяв долю ответственности за Ская, снял с меня огромную, почти непосильную для подростка ношу.

Я всегда была Луной, Скай — Солнцем, так ярко светившим, что меня попросту не было видно. Этот закон обошел стороной одну лишь Фару. Директриса Даулинг курировала меня, направляя и подсказывая, подкладывая книги в библиотеке и иногда позволяя ассистировать в сложных магических приколах, которые я не понимала, но очень хотела понять. И Фара это видела, и помогала мне разобраться.

Скай ободряюще улыбнулся мне и улизнул к знакомым со старших курсов. Это его первый год, но он знаком почти со всеми — Алфея стала ему домом. Не таким, каким была резиденция отца, почти не используемая из-за моих постоянных поездок, или квартира в столице Солярии, бывшая скорее пересадочной станцией, чем конечной остановкой.

Со стороны казалось, что мы двоюродные или сводные, что нас растили в разных семьях. Мы не ассоциировались друг с другом, не было фраз «та, что сестра Ская», или «тот, что брат Селены», хотя мы всю жизнь шли рука об руку. Он мой единокровный брат и единственный родственник после смерти мамы. Кроме регента Вальдемара, конечно, но он — седьмая вода на киселе, сидящая на троне лишь на правах представителя династии. Доброта и податливость — единственная причина, по которой его выбрали шесть лет назад. Все решения принимаются Советом, в некоторых случаях советующимся со мной. Я уже почти два года как совершеннолетняя — мне без пары хвостиков двадцать три. В декабре исполнится. Фактически, я должна была занять место отца еще два года назад, и не хотелось признавать, что в Алфею я просто-напросто сбежала.

Нет, думать об этом сейчас — лишь еще больше загонять себя в кокон беспокойства и неуверенности. Вопрос решен, точка.

Я от души потянулась, поправила болотно-зеленую оверсайз куртку и зашла в двери школы: нужно было заглянуть в библиотеку и успеть продлить читательский до начала эпопеи с регистрацией первокурсников, иначе завтра меня раздавит толпой студентов.

— Ну еще бы у них что-то получилось в новолуние. Самая сильная фаза Луны, тоже мне, — я фыркнула и отбросила яркий, но бесполезный журнал на вытянутую стойку регистрации, протягивая руку за пропуском, — Конечно, всем наплевать, что еще и самая нестабильная.

Библиотекарь усмехнулась, привыкшая к моему ворчанию. Иногда мой бубнеж в углу читального зала доводил ее до белого каления, и однажды она выставила меня вон, дав исключительное право на вынос редких книг за пределы библиотеки.

Но Селену Эраклионскую еще никто не затыкал. В одну из таких критических отповедей у меня и появилась идея, позволившая создать комбинированную материальную иллюзию, в которую на первые несколько мгновений поверила даже всемогущая Фара, и из-за которой меня отправили на стажировку в академию Малакой сразу после выпуска. А всего лишь нужно было учесть дуалистические свойства света. Изобрела велосипед, но у него было два колеса вместо трех.

В этом и есть природа моего волшебства — свет. В основном. В типологической характеристике у меня стоит «лунная магия», то есть смесь света как такового с иллюзиями и волшебством отражения как подкласса. Щиты и ловушки стали моей сильной стороной уже после того, как Фара «прогнала меня через Сильву», и тот вынес предельно сжатый вердикт: «Для ближнего боя не подходит, слишком часто уходит в оборону, но ловкая, умеренно выносливая и быстро соображает, хотя в рукопашной и от Ская больше толку». Тогда Скаю было 11 лет, и Фара добавила мне тренировки с Брендоном, моим единственным другом за все пять лет обучения.

Через пару месяцев я уже могла дать коленом между ног (за что едва не получила оплеуху), через полгода — увернуться от атаки и сделать подсечку, а через год сумела уложить его на лопатки. Хотя понимала, что поддался, и что у него скоро переводные экзамены на следующий курс — все равно было приятно. В тот день с меня была пицца.

Учиться в Алфее — это как собирать бонусы в компьютерной игре: навык отсюда, бафф отсюда, еще пару кристаллов в инвентарь, и все, можно идти бить минотавра. Моим минотавром была магия призыва, доступная исключительно благодаря связи с Луной. Сначала я думала, что только поэтому Даулинг взяла меня под свое крыло — редкий дар и все в этом роде. Время шло, и я понимала: у других ребят были свои редкие дары, и Даулинг помогала развивать их. Но никому из них она не подкладывала книги в библиотеке, и никого не брала с собой за барьер, чтобы вживую показать солярийских наяд, считавшихся вымершими, но появившихся вновь из-за большого количества фей поблизости.

Была ли причина в моем отце и их с Фарой давней дружбе или в чем-то другом — но спустя семь лет нашего знакомства она позвала меня обратно в Алфею, чтобы продолжить учиться и начать учить. Я согласилась — сидеть на троне с ножом у горла уже не казалось такой привлекательной затеей. От осознания происходящего было немного волнительно.

До завтрашнего утра я полностью свободна — нужно было, разве что, зайти к кастелянше и расписаться за получение комплекта униформы: после уроков у фей я должна буду ассистировать директору Сильве (бегать меня заставит, что ли?), и, конечно же, джинсы с футболкой для этого не подойдут. Специалисты же.

Фара решила учить меня всему понемногу, поэтому первые полгода я должна буду наблюдать за работой преподавателей и «впитывать опыт», параллельно с получением начатого в Малакой курса педагогики. А потом вечное «Посмотрим, что с тобой делать» Фары, всегда, в сущности, знающей, что со мной делать. Наверное, она просто ждет, что меня куда-нибудь да вынесет, прибьет к какой-нибудь дисциплине, как дохлого ламантина к берегу.

Пока прибивало куда-то между теорией магии и песенной ритуалистикой. Узко специализированная отрасль, почти утраченная в Солярии и на Эраклионе. Год захлестывающей за глаза учебы в Малакой очень сильно продвинул меня в этом: голос мне поставили еще в детстве, но произношение, специфическая ритмика и синхронизм — все это заслуга мастера Владислава. Веселый дедушка с чертами типичного состарившегося на Кубе в компании бокала виски без льда вампира. По его мнению, я была новичком, который может призвать разве что теряющую сознание ночную бабочку, конец цитаты. Но я могла также усиливать барьеры, открывать резервные магические каналы, устраивать файер-шоу и танцы с бубном. Во всяком случае, Фара с удовольствием отмечала, что, по словам Владислава, на его курсе «давно не было таких способных детей». Мне не завидовали: кличку «Цепеш» он получил не за имя и не за аристократическую внешность.

В Малакой я почти ни с кем не общалась, разве что с единственной соседкой, и парнем из выпускного класса, который помогал мне с рунологией. В ответ я тянула его по всеобщей истории, буквально вшитой мне на подкорку регентом Вальдемаром. Теперь мы с Джонатаном поздравляем друг друга с днем рождения и обещаем встретиться когда-нибудь при случае.

По большому счету, круг близких мне людей был маленьким, но довольно устойчивым: Скай, регент Вальдемар (как-никак, но этот обаятельный рохля беспокоился обо мне), Брендон, Фара и Харви. Хотя с последним отношения были больше в духе «кто кого переспорит»: все же я была не меньшим ботаником, чем он. В обоих смыслах.

Я едва ли чувствовала себя одиноко, но, конечно, временами ловила себя на мысли, что чего-то не хватает. Одиночество, оно ведь не в людях и не в количестве общения: его-то у меня было достаточно — по долгу службы я была нарасхват буквально все время (представьте, какого мне было отвечать на звонки под орлиным взглядом мастера Владислава). Одиночество прежде всего внутри. Скай мог заполнить собой одну часть моего существа, Фара — другую, но когда появлялась третья, и на нее не было человека, как могла я заместить ее самостоятельно? И я читала книги, я колдовала, я медитировала, я напрашивалась на тренировку к Брендону. Даже посидеть рядом на лавочке мне хватало, чтобы кое-как уверить себя, что все в порядке. Чаще всего все действительно было в порядке, и спустя время я часто не могла понять, что же стало катализатором подавленного состояния? Скопление мелочей — не самая ужасная причина для того, чтобы чувствовать себя плохо, но, наверное, одна из самых обидных.

«Ты по-настоящему одинок, если тебя даже ненавидеть перестали» — слова отца, услышанные краем уха давным-давно, когда Скай еще не родился.

В моих обстоятельствах давать себе время — слишком рискованная авантюра. И если это всего лишь оправдание, которое я придумала, чтобы не искать и без того известную первопричину происходящего, не признавать ее — я согласна. И чем дольше я отрицаю свою зависимость от близких мне людей, от их постоянного, перманентного и неизменного присутствия в моей жизни — тем лучше я себя чувствую.

Годы тренировок не раз доказывали мне, что самая сильная и эффективная эмоция — уверенность, спокойствие, чувство твердой земли под ногами, крепкое плечо, на которое можно опереться. Состояние полной сосредоточенности на невероятной для человека реальности, чувство уверенности в силе, сотрудничающей с тобой (но ни в коем случае не подчиняющейся). Иными словами, вера в себя и стабильность — ключ, который Фара дала мне, когда я не могла даже огонек на пальце зажечь.

Когда мама умерла, у Ская были Сильва и я. Или это Скай был у Сола? Я всегда думала, что мужчина так привязан к мелкому только из-за того, что тот во всем похож на отца. Они с Сильвой были друзьями, Фара рассказывала мне об этом.

Я долго не признавала, долго загоняла как можно глубже неоправданную обиду на то, что меня тогда бросили. Меня считали взрослой — мне было 16 лет. Меня скинули на руки Фаре, как игрушечного медведя с оторванной лапой отдают в детский дом. Медведь ничем не хуже нового, лапу можно пришить — но возиться не стали, отдали другому человеку, у которого нет выбора.

Никаких дочерних чувств к Фаре я не испытывала. Я доверяла ей самые неловкие проблемы — но никогда не говорила о своих переживаниях. Чаще всего Даулинг видела их сама, концентрировалась на них — маг разума, этого не отнять — но никогда не лезла в душевные перипетии, терзающие меня. У меня нет никого дороже Ская, но если бы меня спросили, кого я считаю своей родственной душой, я бы, задумавшись на секунду, назвала Фару. Она была моим проводником во всем, чем бы я не заинтересовалась, она учила меня находить свет там, где его никак не могло быть — ведь нет темнее места, чем душа.

Прошел всего лишь год, но, возвращаясь в Алфею, я чувствовала себя блудным сыном, скитавшимся по свету так долго, что в пору позабыть даже собственное имя. А она открыла дверь, и раскрыла объятия, и пообещала вернуть мне меня.

Большого труда мне стоило протолкнуться через непрерывно движущуюся толпу юношей и девушек, получающих ключи от комнат, амуницию, обувь, униформу. И, кажется, я попала в час-пик.

— Селена? — замешкавшись, я врезалась в кого-то высокого и твердого. Как будто в секторе специалистов был кто-то не высокий и не твердый.

— Добрый день, директор Сильва.

Кажется, я угодила ему прямо по подбородку. Неловко. Студенты сновали по коридору, обходя нас по широкой дуге. И как я умудрилась не заметить его? Кто-то здоровался с Сильвой, кто-то косился на меня и тут же отводил взгляд, кто-то приветливо махал рукой, и я улыбалась в ответ.

— За униформой?

Я кивнула, потирая лоб.

— Скай принесет вечером. Пойдемте, нужно обсудить вашу педагогическую практику.

Я снова кивнула и посеменила вслед за ним, пытаясь не отстать и не застрять между мельтешащими стайками специалистов. Сильва петлял между студентами, как Моисей между волнами, пока мы не пришли к дверям его кабинета. Он открыл передо мной дверь, пропуская вперед. Пылинка к пылинке, карандаш к карандашу. Боже мой, какой же педант, и как я раньше не замечала? А ведь все было на виду: волосок к волоску, ни одной лишней складочки на одежде, но все это смотрелось так естественно, так ненарочно, что совершенно не замечалось окружающими.

— Мисс Даулинг прикрепила меня к вам, но…

— Но не сказала, что от вас требуется, — он кивнул, закрывая дверь и сразу переходя к сути, — Специалисты получают большую часть знаний на лекциях, мое дело — их практические навыки. Рукопашная, фехтование, бла-бла-бла.

Я вскинула бровь, отметая все мысли о разборе документации и отработках. Боже, да у него даже щетина на шее ровная, как по линейке…

— Я слышал, у вас получается создавать осязаемые иллюзии. Что конкретно они из себя представляют?

Я дернулась, немного смущенно поправляя сползшую с плеча кофту. Надо было оставить куртку. Не замечая моих манипуляций, или вежливо делая вид, что не замечая, он прошел к вытянутому шкафу и начал перебирать какие-то папки, жестом приглашая меня занять лаконичное кресло для посетителей. Ну что сказать, самое время оседлать любимого конька. Распинаться о магических причудах я могла бесконечно.

— Материальные, — поправила я его, — они отражают все внешние свойства объекта, хотя не обладают некоторыми внутренними, вроде температурных или вкусовых. Остальные физические качества сохраняются: объект может самостоятельно передвигаться, подстраиваясь под заданные параметры, как и любой мираж, — я замялась, — но в отличие от обычной, эта иллюзия может наносить физические повреждения.

Сильва задумчиво покрутил в руках темно-синий скоросшиватель и протянул его мне:

— Это сможете?

Мои брови ползли все выше с каждой страницей, пока со стороны мужчины не раздался короткий смешок.

— Смочь — смогу, но зачем это вам? — я настороженно посмотрела на него, спокойно усаживающегося за стол и поправляющего и без того идеально лежащую ручку.

— Затем, что время от времени студентам нужно напоминать, что даже затупленный меч остается оружием. За последние шестнадцать лет об этом успели забыть.

— Ладно… — я продолжила перелистывать страницы с заходящими друг на друга фотографиями, ксерокопиями, вырезками, пленками и новостными сводками, — Но раньше мы использовали кристаллы, разве нет?

— Надо же мне вас куда-то пристроить, — он развел руками, — мы с Фарой решили, что лишним не будет. Лучше, чем таскаться за мной хвостом и смотреть на косяки первокурсников.

— Лучше, чем возиться с бумажками, — я усмехнулась, и он чуть улыбнулся в ответ, в упор смотря на меня. Значит, оценивает. Что-то тут да не то, — К какому числу я должна подготовиться?

Он неопределенно качнул головой:

— Я посмотрю на то, что от моих бездарей осталось за лето, но чем раньше, тем лучше, — он сузил глаза, будто приходя к какому-то выводу, — если удастся развить эту способность, вы сможете быть очень эффективны в качестве боевой единицы.

Боевая единица, конечно. Кажется, он просто пытается взять меня в оборот.

— Вы показывали хорошие результаты, практикуясь в паре с Брендоном на выпускном курсе. Кто знает, может удастся подобрать вам специалиста, и сможете работать с опер-группой.

Кажется, у меня дернулся глаз, раз это вызвало такую гримасу на его лице.

— Я пытаюсь помочь тебе, Селена, — он махнул кистью, наклоняясь ко мне. Полуденное солнце подсвечивало его фигуру, из-за чего обычно светлые глаза казались мне почти черными, — Фара говорит, что ты все еще не решила, в чем хочешь реализоваться. Мы пытаемся дать тебе как можно больше возможностей, чтобы ты в как можно более короткие сроки нашла себе применение, не вызывая подозрений среди высших кругов.

— Да, да, я понимаю, — я быстро закивала, оправдываясь, — Просто… я трусиха, знаете?

Он прикрыл глаза и рассмеялся, откидываясь назад. Мне резко стало легче, как будто невидимая рука на шее разжалась, позволяя глотнуть воздуха.

Это «ты» несколько выбило меня из колеи: его привычное «выканье» еще больше разграничивало нас со Скаем, заставляя меня чувствовать себя старше своих лет. Как будто Сильва устанавливал дистанцию, исключая малейшую возможность приблизиться к тому, что было у Ская. Как будто я была кукушонком, которого можно было разве что вытолкнуть из гнезда, чтобы наконец полетел сам.

— В тебе куда больше от твоего отца, чем ты думаешь. Помни об этом.

Я кивнула, хотя что-то неприятно кольнуло в груди. Да и сравнивать меня с отцом — все равно, что кусок мрамора с Давидом.

— Сомневаюсь в этом, — я резко встала, заканчивая разговор, — до встречи на завтрашних занятиях.

Сильва растерянно кивнул. Напряженность явно читалась в агатовых глазах, но я не собиралась разряжать ее. Видимо, не он один устанавливал границы.

До своей комнаты я добралась как в тумане. На кровати лежал сверток с одеждой, коробка с сапогами и прикрепленная к ним бумажка с накаляканным шариковой ручкой сердечком от Ская. Фара, затупленные мечи, агатовые глаза… агатовые глаза, ну надо же. И как раньше не замечала?

Я улыбнулась, смотря в широкое окно с видом на пруд. Много чего я не замечала раньше. Надо будет зайти проверить, как устроился Скай. За форму поблагодарить.

Телефон ревниво тренькнул, прося внимания. С экрана на меня смотрел улыбающийся Скай в черной толстовке с натянутым до самого лба капюшоном. Стакан с дешевым кофе из автомата перекрывало уведомление о трех пропущенных от Брендона и не менее чем пятнадцати неотвеченных сообщениях. Не читая, я набрала его, уже начиная жевать от волнения губы. Он редко звонит, особенно редко — с такой настойчивостью.

— Да я просто так, — невозмутимо ответил он на мое «Брен, у тебя все в порядке? Ничегонеслучилось-стобойвсехорошо?», — А ты что подумала?

— Что тебя задрали сожженные.

— Не шути так. Хотя ты почти угадала. Ты же помнишь, что меня назначили в лейб-гвардию королевы Луны?

— Ты уже год в ней, что случилось?

— В этом году в Алфею поступает ее дочь.

— Ну и?

— Открывай дверь. Медведь пришел.

Я ошалело уставилась в стену и опрометью кинулась к выходу из комнаты.

— Сволочь! И даже не предупредил! — распахнув дверь, я угодила в по-настоящему медвежьи объятия, — Долго меня ждал? Насколько ты здесь?

Отмахиваясь от бесконечного потока вопросов, он зашел в комнату, позволяя мне рассмотреть его: почти не изменился с нашей последней встречи, и только тонкий шрам на скуле напоминал о прошедшем времени. Где только получил?

— Пока ты не налюбовалась с Сильвой в его кабинете и чуть-чуть после, пока он мурыжил меня. Я здесь еще на пару часов, до тех пор как Стелла не разместится и не даст нам отмашку.

— Что значит «не налюбовалась?»

Солнечная улыбка золотистыми искрами отсвечивала в русых волосах, пока он по-хозяйски заваривал чай и рассказывал о том, как упрашивал начальство, чтобы ему разрешили поехать в Алфею.

— Мы не виделись полгода, как я мог упустить такую возможность? — он поставил передо мной кружку, пока я рылась в сумке в поисках запасенного на подобный случай печенья, — С другой стороны, как еще ты можешь это назвать?

— О чем ты? — я вскинула брови, потягивая цветочный чай. Запомнил же как-то, какой я люблю.

— О Сильве. Он же все шесть лет носился с тобой, как с писаной вазой. Сначала уговорил Даулинг назначить тебе тренировки, хотя они не входят в учебную программу фейри, потом приставил меня к тебе, когда узнал, что мы дружим, да и вообще, — он повел бровями, — многие думали, что ты его любимица. Хотя и не с его факультета.

Я моргнула, затем моргнула еще раз, затем еще.

— Только не говори, что ты этого не замечала.

— Подожди, — я решительно поставила кружку на стол, разводя кисти в стороны, — Да не может такого быть. Сильва всегда был холоден со мной, как подтекающий кран, с чего бы ему…

— Не знаю, — Брен пожал плечами, явно относясь к этому с куда большей легкостью, чем я, — это же Сол Сильва, кто его разберет?

Действительно. Да твою ж мать…