На следующий день в нужный час Цзян Чэн стал готовиться к перемещению и приступил к начертанию талисмана. Он до самого утра боролся с сомнениями, ведь стоило только Лань Сичэню оставить его, как неуверенность вернулась. При том, что он уже проходил через подобный портал и остался цел, и при том, что уже пообещал отринуть страхи и решиться на авантюру. Но то было сделано и сказано на эмоциях, да ещё и с Лань Сичэнем под боком. А теперь он один, со страхом напортачить и погибнуть по своей же глупости.
Даже пропустив через талисман духовные силы, Цзян Чэн продолжал говорить себе, что всё это бред. Даже когда он коснулся талисманом метки на двери и увидел слабое свечение, подтверждающее, что он всё делает правильно, он всё ещё считал это бредом. Но…
Шаг в закрытую (!) дверь (?!), прямиком в зарябившую древесину, он сделал легко, резко и неконтролируемо, словно раз и навсегда.
Чтобы где-то в неизвестности его встретили крепкие объятия Лань Сичэня и мягкий поцелуй в лоб.
— Молодец.
Цзян Чэн облегчённо вздохнул и прижался к нему.
— Пронесло.
— Я бы ни за что не позволил тебе это сделать, если бы не был уверен, что всё получится. Как ты себя чувствуешь? — Лань Сичэнь погладил его по голове.
— Всё в порядке. Теперь, когда я здесь, с тобой, уж точно. Только… Можешь пока меня не отпускать?
— Не отпущу. Боялся? — Лань Сичэнь прижал его к себе крепче.
Цзян Чэн вперил взгляд в дверь, на которой затухало сияние магического знака, и задумчиво нахмурился.
— Угу. Странно всё это. С одной стороны, столько возможностей открывается, что представить страшно! Только подумай: оно может даже спасти жизнь, если вдруг случится беда. Но с другой… Столько неизвестного. Я займусь изучением, когда вернусь домой, уж очень интересно узнать, не опасно ли. Я хотел бы видеться с тобой чаще, но... Не думаю, что стоит гулять туда-сюда каждый день.
Согласно кивнув, Лань Сичэнь твёрдо заявил:
— В таком случае сегодня я тебя точно не отпущу. К чему такие риски от «прогулок туда-сюда»? Лучше позволь мне показать тебе Облачные Глубины?
— Я ведь тут учился, чего я не видел?
— Лучше спроси и себя, и меня, что ты видел, — загадочно ответил Лань Сичэнь. Вид его преисполнился мудрости, отчего Цзян Чэн на миг растерялся. И правда, что же он тут мог видеть? Тропинки и горы, бурные горные реки и высоченные водопады, тайные обустроенные местечки для отдыха, доступные лишь адептам принимавшего их ордена. Их с друзьями шалости, насколько он мог помнить, далеко не заходили. Но с таким проводником Цзян Чэн мог узреть гораздо больше. Грех было отказываться.
— Убедительно. Но можно было выразиться и попроще.
Облачные Глубины были, как всегда, аскетичны, прекрасны своими горами и водами, цветами и птицами, даже воздух был по-особому свеж и дышалось легче, чем где-либо ещё. Цзян Чэн честно старался уделять внимание тому, что показывал Лань Сичэнь, но невольно раз за разом возвращался взглядом к нему самому, упуская из виду другие красоты.
— Место под стать своему главе, — прошептал Цзян Чэн, с трудом переводя взгляд на окружающий пейзаж.
— Тебе надо было не дом мой показывать, а меня, — произнёс Лань Сичэнь, слегка краснея от такого внимания. Запутанными дорожками он привёл Цзян Чэна в беседку светлого дерева, увитую глицинией. — Здесь тихо и красиво. Я люблю это место. Оно почти такое же прекрасное, как ты, — вновь улыбнулся Лань Сичэнь.
— Вот что-что, но я точно не тихий, — улыбнулся Цзян Чэн, вглядываясь в прекрасные черты, заворожённо любуясь. Лань Сичэнь казался Небожителем, сошедшим в земной мир. Более удивительным казалось лишь то, что Лань Сичэнь был… его Небожителем. До сих пор было трудно поверить, что они вместе.
— Тишина тут совсем не при чём. — Тот, посмеиваясь, прикрыл рот рукавом.
В каждом совершенном есть свои несовершенства. При столь прекрасном облике, Лань Сичэнь смеялся так, будто кто-то мучил несчастных осипших гусят, пока мимо пролетали морские чайки.
— Ты так очаровательно смеёшься. — Цзян Чэн подпёр щёку рукой. То, что ему нравились эти нелепые звуки, уже о многом говорило. Лань Сичэнь вновь едва заметно покраснел и «пошёл в наступление»:
— А ты всегда очаровательный.
Цзян Чэн с видом «только не начинай» закатил глаза и буркнул:
— Захвалишь, стану злостным демоном и съем тебя на завтрак.
— Я сыграю Песнь Очищения, и ты вновь станешь собой, — парировал Лань Сичэнь.
— Не получится. Я буду слишком злостным и слишком демоном.
— А что если мне понравится, каким ты будешь демоном?
— Только не говори, что я тебе нравлюсь любым, это слишком…
— Хм... — Лань Сичэнь серьёзно задумался. С тех пор, как он узнал Цзян Чэна, тот и вправду нравился ему всяким: радостным, печальным, раздражённым, испуганным, воодушевлённым… можно перечислять бесконечно. Пожалуй, и впрямь нравился любым, но Лань Сичэнь всё же поосторожничал, твёрдо следуя правилу «Не лгать»: — Пока точно не могу сказать, потому что не видел тебя со всех сторон.
Прозвучало как вызов. Поднявшись, Цзян Чэн покружился перед ним и игриво выдал:
— Теперь со всех.
Лань Сичэнь тихо рассмеялся и притянул его к себе за талию.
— Нет. Ведь важно не только тело. Точнее... тело совсем не главное.
— Ох, что-то ты заговариваешься. Неужели только о нём и думаешь, негодник? — Цзян Чэн упёрся ладонями в его грудь и, заглянув в глаза, добавил: — Мне кажется, ещё как важно.
Лань Сичэнь, не успев оправдаться, но успев растеряться, спросил:
— Почему?
— Через тело постигается любовь.
— Но любить лишь тело — глупо. Любить тело больше души — ещё большая глупость. Мне не важно, какое у тебя тело. Даже если бы ты выглядел по-другому, мои чувства к тебе не поменялись бы.
— Лань Сичэнь, с тобой не поспоришь. Ты слишком правильный, даже хитрой мысли не допускаешь.
— Мне следует научиться допускать хитрые мысли?
— И перестать быть занудой. Тогда моя близость вызывала бы другие эмоции.
— Другие? Какие же?
Покраснев, Цзян Чэн промолчал. Он не был готов выдавать любимому свои фантазии.
— Цзян Чэн? — Лань Сичэнь чуть приподнял бровь.
— Ничего. Забудь.
В тёплых карих глазах отразилась печаль, и Лань Сичэнь замолк, теряясь. Он не понимал, почему Цзян Чэн желает скрыть что-то. Неужели они ещё недостаточно близки, чтобы быть полностью искренними в чувствах и эмоциях друг к другу?
— Только не печалься, умоляю, я не вынесу этого, Лань Хуань. — Цзян Чэн примирительно погладил его по щеке.
— Ты не хочешь быть со мной откровенным, я не могу не печалиться.
— Ты плохо знаком с таким, придётся объяснять с основ, а я... Лань Хуань, это слишком! Слишком смущающе!
— Мне нравится, когда ты смущаешься. Так что, может, всё же попробуешь? — Лань Сичэнь чуть улыбнулся, посмотрев на него из-под длинных ресниц. И чуть не получил по голове от возмущённого Цзян Чэна.
— Да хватит! — Цзян Чэн покраснел пуще прежнего, отводя взгляд. — Надоел своими допросами. Я о близости.
— Близости? — Лань Сичэнь мягко поглаживал его по спине, окутывая своей энергией, подталкивая к продолжению.
— Да. Как между мужчиной и женщиной.
Лань Сичэню потребовалось время, чтобы поразмыслить над его словами и хотя бы предположить, что тот хочет. О «верном ответе» пока не шло и речи.
— Ты имеешь в виду, что делают мужчина и женщина, чтобы зачать ребёнка? Но мы же не можем иметь детей...
— Но можно испытать удовольствие. По крайней мере, я так… читал.
Взгляд Лань Сичэня был полон непонимания. Ах это гусуланевское воспитание. Никаких телесных наслаждений, только строгость и чистота. Которые влюблённому Цзян Чэну хотелось сжечь желанием и чувственностью, совратить его окончательно и бесповоротно. Он провёл ладонью по груди Лань Сичэня, скользнул под ткань ханьфу. Медленно. Вдумчиво. Осторожничая.
Лань Сичэнь прижал его ладонь к себе, со странным смущением чувствуя, как быстрее заколотилось сердце, отзываясь на прикосновение к коже.
— Но ведь бессмысленные плотские утехи, тем более между двумя мужчинами, могут привести к невосполнимой потере энергии Ян...
— Я... знаю, з-зануда, — заикаясь пролепетал Цзян Чэн. — Но это того стоит.
— Ты уже познал... — Лань Сичэнь не нашёл в себе сил договорить. В сердце неприятно кольнуло ревностью: его, его Цзян Чэн был настолько близок с кем-то?
— Нет, нет, ты не подумай! Я… мечтал о тебе. Долго. И не стоит волноваться о неопытности, по глазам вижу, не отнекивайся! — Лань Сичэнь, только вздохнувший облегчённо, переполнился недоумением. Цзян Чэн добавил: — Мы познаем вместе, — и заглянул прямо в его глаза. И Лань Сичэня вдруг охватило странное чувство. Предвкушение? Но чего?
— Это лучше, чем объятия и поцелуи? — наверное, он кажется Цзян Чэну глупым в своём совершенном неведении и опасениях. Ну и пусть. Перед ним можно казаться каким угодно, и стыдно не будет.
Цзян Чэн кивнул и прошептал пленительно, обхватив его лицо ладонями и почти касаясь губами губ:
— Возможно, гораздо сильнее.
Подумав ещё немного, прислушавшись к собственному сердцу и к желаниям, за которые ему пришлось бы отстоять долгое наказание перед стеной Послушания, Лань Сичэнь, наконец, произнёс, вновь глядя Цзян Чэну в глаза:
— С тобой я хочу познать всё, что может дать нам человеческая жизнь.