Я сидела на кухне и допивала уже вторую чашку кофе — никак не получалось проснуться. Веки слипались сами по себе, мозг затуманился и не хотел соображать. Бабушка сидела за тем же столом и решала свои излюбленные кроссворды. Обычно я делала это вместе с ней, но тогда мне было больно думать — настолько сильно повлиял кошмар.

— Мне приснился сон, где был наш пес, — вдруг сказала я. Бабушка промычала и оторвала взгляд от журнала. — Он умер.

— Даже во сне помирает, — бабушка поцокала, покачала головой и вписала в клеточки отгаданное слово. — А как умер? Сердце остановилось?

Я вспомнила, как пес висел на тупой палке, и шумно сглотнула из-за чувства тошноты.

— Остановилось, да, — подтвердила я, решив не развивать мысль, а склонить разговор к другому. — А в сосновом бору есть поляна с высокой-высокой елью?

— Знаю только поляну с маленькой елочкой, — бабушка нахмурилась, полезла в коней кроссворда — не могла отгадать последние два слова. Увидев их в ответах, она досадливо пробурчала: "Ну конечно, как же я так!.." Перевернув страницу, она сняла очки и положила их строго посередине. — Там его и захоронили, под елкой-то. Не Робин Гуд, конечно, но тоже красиво.

Услышав это, я вскочила и, не допив кофе, пошла одеваться в более теплую одежду. Бабушка протянула удивленное "тю!.." и пошла за мной.

— Ты куда это?

— Прогуляюсь, — сказала я и нырнула в ботинки с внутренним мехом. — Заодно его навещу. Здесь же недалеко, да?

— Ну, недалече, да, — бабушка, удивленная моему внезапному порыву, развернулась и пошла назад. — Как дойдешь до места на тропе, параллельного первому гаражу — он еще весь расписанный — заходи в лес и иди — в елку и упрешься.

"Прямо как во сне", — подумала я, попрощалась и уже хотела вылететь из квартиры, как бабушка всучила мне кулечек с батончиками Рот Фронт.

— На, возьми, на могилку положишь.

Покорившись бабушке, я молча вышла из подъезда и мигом прошла к тропе здоровья, ступила на нее и начала идти, примерно понимая, что до первого гаража минут пять ходьбы. По дороге я взяла пару конфет из пакета себе — уж очень давно я не ела эти конфеты, а тут увидела — и как захотелось!..

Но я остановилась и подумала: зачем мне так срочно идти на то место, где захоронен и убит одновременно мой пес? Что я хочу там увидеть?

Заболела голова. Нельзя так много думать, когда встала полчаса назад, так еще и чистый, свежий воздух, насыщенный кислородом — любая городская башка заботит. Я массировала виски и уже видела первый ржавый, всеми цветами разрисованный гараж. Повернувшись к нему спиной, а к лесу лицом, я пошла вперед, стараясь держать ровную линию пути.

Возле дороги в этом месте был небольшой овраг, окруженный низенькими лиственными деревцами. Только они уже были без листьев, покрытые белыми шапочками и платочками из снега. Скорее всего, овраг был искусственным — из-под земли на его дне торчал кусок какой-то очень широкой трубы.

Если я смотрела вперед, то не видела намека на елку — только стволы, низенькие кусточки волчьей ягоды и перпендикулярная моему пути каменная тропка. Я поднималась вверх, потому что бор стоял на каких-то холмах. Когда я поднялась, земля выровнялась, но сосен словно становилось только больше, а ель стояла все дальше. "Да что такое? — думала я, идя уже немного раздраженно, — не могла моя бабка так далеко уйти, чтоб кого-то хоронить".

Сосны зачастили так, что уже проходить между ними становилось трудно. Еще и ноги проваливаются в снег. Я искала обходные пути, какие-нибудь промежутки в сосновых кольцах, но тут же натыкалась на следующее. Я уже была готова сдаться.

Как вдруг сосны расступились. Я вышла на небольшую поляну, на которой росло очень много мелких кустов волчьей ягоды, а в центре стояла та самая ель. Прямо перед нею стоял деревянный самодельный крест, и было видно, что совсем недавно земля была вырыта.

Я подошла к могиле старого друга, положила возле креста сладкий кулек. Присела на корточки и хотела положить ладонь на свежую, черную землю.

Как вдруг она начала осыпаться и проваливаться вниз.

Я отдернула руку и смотрела, как комья земли и снега проваливаются в захоронение. Было ощущение, что вот-вот пес вылезет из ямы и твердо встанет на четыре лапы.

Однако тела там не было в принципе. Крест упал, точно накрыв дыру и почти коснувшись верхушкой носков моих ботинок. Я не могла понять, что это происходит за чертовщина, поэтому решила просто, без задних мыслей, вернуться к бабушке и рассказать, что могилу пса разрыли.

Развернувшись, я встретила худого волка, склонившего голову к земле, и застыла. "Я понятия не имею, как вести себя с волками", — было первой мыслью в моей голове. Потом я вспомнила, что волки — животные стайные, и по одиночке они очень трусливые. Я решила попробовать прогнать его, но он отказывался реагировать на мой топот и грубые словесные гонения.

В какой-то момент волк резко поднял голову, повертел ухом и пробежал мимо меня. Я посмотрела ему вслед, и только черт мог меня дернуть пойти за ним.

Я старалась не отставать, но при этом идти тихо. Иногда меня выдавал скрипучий снег, то и дело дающий о себе знать под тяжелой подошвой. Но когда меня ударила ветка, и я очень громко ойкнула, то поняла, что волку совершенно плевать, преследую я его или нет. Тогда я стала сохранять хоть какую-то дистанцию, но шла спокойнее.

В один миг волк развернулся ко мне и побежал. Он решил прыгнуть на меня — я вскричала и закрылась руками. Открыв глаза, я обнаружила, что он совершенно меня не коснулся и исчез. Посмотрела назад — ни намека на хоть сколько-то знакомые места. Я цыкнула, укорила себя за спонтанность и шагнула назад с мыслью, что не хватало мне тут еще потеряться.

Совсем рядом я услышала собачий лай, очень похожий на лай моего пса.

Идея о возвращении резко отпала. Я рванулась на звук, встала за сосной и наблюдала крайне странную и пугающую картину.

Меж сосен резвился совершенно точно мой пес, которому непонятно кто кидал палку, и он, без команды "апорт!", бежал за ней, хватал и приносил обратно. Сложилось ощущение, будто палка кидалась ему сама собой.

Не выдержав, я вышла к нему и позвала. Пес напрочь забыл о палке и рванулся ко мне, кинулся в объятья и начал лизать лицо. Я приобняла его, приговаривая, что он мой мальчик и что он ну никак не мог нас оставить. Погладив его по спине, я хотела повалить его, чтоб почесать пузико.

И наткнулась на ту самую дыру, сделанную неизвестно кем в моем сне.

Я оттолкнула от себя пса, взвизгнула от отвращения и осознания, что он мертвый, и задрожала, судорожно вытирая руки об снег.

Пес неожиданно зарычал. Шерсть встала дыбом, глаза налились остатками крови, а рана загудела и пульсировала — единственный пульс, оставшийся у мертвеца.

Он яростно залаял на меня и норовил укусить. Я отталкивала его ногами и пыталась прогнать, крича "фу!" и "уйди!", но он все напирал.

Когда пес прыгнул на меня с желанием разорвать, как будто из меня выпрыгнул тот самый волк, который сопроводил меня сюда, и откинул пса куда подальше.

Он ударился спиной о корни, заскулил и сжался, попятился назад. Волк рыкнул на него, и животное убежало, оставляя за собой гнойный след.

Я смотрела ему вслед, потом — на волка. Тот поднял голову и посмотрел на меня в ответ. У него были глубокие, серые, почти человеческие глаза, что меня и напугало, и заставило ему довериться в одно и то же время. Я уже ни черта не понимала.

— Выведи меня отсюда, — сказала ему я, достала два батончика Рот Фронт, раскрыла и на ладони протянула к его морде. — Мне нужно на то место, где мы встретились.

Волк озадаченно и любопытно обнюхал конфеты, фыркнул и не стал есть. Но мне показалось, что он кивнул мне, и рысцой отправился в нужном мне направлении. Я тяжело вздохнула, оставила на маленьком пеньке обнюханную волком конфету, а вторую нетронутую съела.

Не прошло и двух минут, как мы с волком вышли на ту самую еловую поляну. Волк остался стоять меж соснами, я же прошла к могилке, где все также лежал крест.

— Он вернется сюда? — спросила я, указывая на яму и с надеждой смотря на четырехногого проводника.

Волк лишь загадочно поморгал, фыркнул и ушел в лес. Я шмыгнула носом и со злостью посмотрела на маленькую ель, которая еле как дотягивалась верхушкой до моего плеча. Мне хотелось толкнуть её ногой, но из-за колючих веток такой возможности не было.

Я быстро вышла из соснового бора, вернулась домой. Первое, что я сделала — пошла в спальню, взяла еловые ветки, разломала их пополам и выкинула в мусорное ведро. Бабушка испугалась, но не успела ничего спросить — я зашла в ванную, чтобы помыть руки.

Я тщательно отмывала их от запаха псины, с мылом умыла лицо.

После случившегося мне было сложно объясниться перед бабушкой, почему я так поступила с еловыми ветвями, хотя мне было практически все равно, что она обо мне подумает. Но даже когда я только зашла в спальню и увидела их, они пахли гнилью и мертвечиной.

Чтобы расправиться с вестником смерти, много причин не нужно — я так думаю. А глубоко в сосновый бор я больше ходить не могла. Мало ли, встречу еще кого похуже, чем умершая под Новый год собака.

Через пару дней я уехала. Когда я выходила из дома, меня провожала не только бабушка — весь сосновый бор наблюдал за мной своим желтым внимательным взглядом. Где-то у корней блестели две пары животных глаз — глаза волка и моего мертвого пса.