Дазай не хочет напарника. Дазаю не нужен напарник. Ему определённо не хочется нуждаться в ком-то настолько бестактном, неприятном и непостоянном, как этот крошечный ругающийся комочек ярости, которым Мори решил его одарить.

Дазай вообще не может понять, что такого Мори и Коё нашли в нём. Кроме грубой силы ему и предложить нечего. Молоток может быть полезен, чтобы проломить чей-то череп, но ты не сможешь использовать его, чтобы починить разбитое зеркало. Говоря проще, Чуя хорош в том, чтобы проламывать людям черепа. И он достаточно умён, чтобы придерживаться Дазая большую часть времени, что облегчает выполнение заданий. И даже смягчает. И если бы Дазай задумался об этом серьезно, то, возможно, это заставило бы его искать новые способы разозлить Чую, нащупывать грани, исследовать характер и их личную динамику, которая, кажется, постепенно развивается.

Погодите-ка… Нет. Нет у них никакой динамики и быть не может. И ничего в Чуе его не интересует, потому что он слишком предсказуем.

Ход мыслей Дазая прерывается, когда Чуя наносит ему мощный удар ногой по рёбрам. Когда он сгибается пополам, задыхаясь, он проклинает себя за то, что был настолько отвлечен мыслями о рыжем, что этому же рыжему удалось его так сильно сбить.

 — Достаточно! — Голос Хироцу эхом разносится над тренировочным залом, когда Чуя готов нанести ещё один удар, а у Дазая перехватывает дыхание. — Отлично выполнено, Чуя-кун. Ты воспользовался тем, что твой противник отвлёкся.

Дазай закатывает глаза, когда Чуя ухмыляется, уходя и не протянув ему руку. Дазай (он в любом случае проигнорировал бы его) поднимается, встречаясь с суровым взглядом Хироцу. Он смотрит вызывающе, но старик просто закуривает сигарету и отходит.

 — Это всё на сегодня.

 — Вы уверены, Хироцу-сан? — Чуя почти не вспотел. Сегодня у этого маленького отродья, казалось бы, безграничная энергия. — Я уверен, что этот мазохист сможет выдержать ещё хотя бы пару ударов.

Хироцу, этот ублюдок, смеётся. Кажется, у него появился новый кумир.

 — Уверен.

Дазай проклинает тот факт, что Мори вынуждает их жить в одном помещении, и поэтому тупой чиби следует за ним, пока они идут по коридорам к выходу из тренировочной зоны. Не то чтобы он к этому не привык, ведь каким-то образом Чуя умудряется быть еще более асоциальным и тихим, чем сам Дазай, и брюнет почти постоянно оказывается в компании своего партнёра. Но сегодня его молитва о молчаливом путешествии игнорируется самим Господом.

 — Что с тобой сегодня?

 — Ничего особенного.

— Ты был довольно рассеян. Может быть, эти бинты всё-таки начали перекрывать кровообращение в твоём мозгу.

Дазай закатывает глаза.

— У кое-кого из нас двоих на уме кое-что большее, чем у тебя, чиби. Наверное, тебе трудно это понять, потому что ты можешь управлять только одной мыслью за раз при помощи своих трёх оставшихся клеток мозга.

Дазай нажимает кнопку лифта и мысленно готовится к вспышке гнева Чуи. И он сбит с толку, когда Чуя отвечает ему совершенно ровным тоном. Как-то странно для такой предсказуемости. В таком случае, Дазаю придётся постараться, раз его напарник даже не рассердился на это оскорбление.

— Лучше существовать даже с одной оставшейся клеткой мозга в голове, чем быть таким ебаным социопатом, как ты. Кроме того, если я дерусь, я склонен думать о бое, иначе мой противник может ударить меня по рёбрам, и я окажусь на полу, задыхаясь.

Чёрт.

— Но ведь ты, Чуя, любишь лежать на полу. Там место собачкам.

Он проклинает себя, за тот момент, когда задумался и по сути подставил себя.

Вот почему он такой рассеянный сегодня? Да даже словесный бой с Чуей должен быть лёгким, но его мысли как-то не вяжутся…

— Ах, так ты сегодня играл в собачку, да? Ну тогда не прекращай и сейчас. Ты можешь выполнять за меня поручения, как хорошая псина. Иди и принеси мне перекусить.

Дазай затруднёно пытается найти ответ, который обычно приходит на ум сам собой, но чувствует вспышку головной боли и может только выдохнуть, когда двери лифта открываются. Он чувствует на себе многоговорящий взгляд Чуи, когда они входят внутрь, и от этого взгляда у него всё чешется. Лучше бы молчал.

Переход от тренировочных залов на 3-м этаже до 90-го — это упражнение в крайнем терпении. Дазай не раз задавался вопросом, не намеренно ли Мори сделал лифты настолько медленными, чтобы любой, кто поднимается в его офис, успел превратиться в уставшего апатичного и на всё согласного слизня к тому времени, как сможет наконец-то выйти.

— Ты смотришь на меня.

— Ты не в себе. У тебя болит голова или что-то другое?

Дазай чувствует лёгкое покалывание в груди, но также легко сохраняет свою каменную маску. Мысль о том, что Чуя каким-то образом учится его читать, заставляет вообще все мысли вылететь из головы. Кажется, это не очень хорошо.

Вместо ответа он просто прислоняется к перилам лифта и вытаскивает телефон, заметив, что рыжий прислонился к стене справа, достаточно близко к нему. Он, кажется, воспринял молчание Дазая как должное и решил проделать остаток пути в тишине. Не поднимая глаз, Дазай знает, что за ним больше не наблюдают, он всегда чувствует, когда на него кто-то смотрит.

Поднявшись всего на два этажа, лифт останавливается и входит третий человек. Мужик как минимум на голову выше Дазая и, конечно, ещё больше Чуи. Его широкое телосложение дополняет его строгий черный костюм, и Дазай уже не в первый раз задаётся вопросом, действительно ли эти костюмы — дресс-код Портовой Мафии или каким-то образом все носят одно и то же. Ему, конечно же, никогда прямо не говорили носить такое, просто на чёрном легче скрыть кровь. Мужчина нажимает кнопку этажа ниже их и встает у противоположной от Чуи стены.

Проехав одиннадцать этажей, Дазай бросает взгляд в сторону рыжеволосого, не привыкший к тому, что он так долго ведет себя тихо и неподвижно. Не то, чтобы это беспокоило его. Первое, что он видит, не поднимая головы, — это рука Чуи на перилах, и Дазай сильно сбит с толку, когда видит, что рука сжимает эти самые перила так крепко, что костяшки пальцев становятся белыми.

Не убирая телефон, он поднимает голову ровно настолько, чтобы увидеть лицо Чуи. Любой другой мог бы увидеть парня, нетерпеливо ожидающего, пока лифт доедет до места назначения, но Чуя явно не в порядке.

Чиби обычно невыносим в этом лифте, постукивает пальцами, шаркает ногами, его тело всегда кипит энергией, особенно после тренировки. Обычно он проводит это длительное путешествие, изображая скуку, хотя его глаза блестят, глядя на панорамный вид на залив. Дазай сравнивает его с собачкой, которая, как обычно, сидя в машине пытается высунуть голову из окна. Обычно он произносит это сравнение вслух, к большой ярости этого щенка. Однако сегодня впервые Чуя совершенно спокоен. Он смотрит в землю, стиснув челюсти, дыхание контролируется, медленно поднимается и опускается его узкая грудь. Его глаза, кажется, бегают между тремя парами ног в маленьком пространстве, и Дазай не может видеть эмоции в них, которые обычно может так просто прочитать. Он внушает себе, что незнакомое чувство, охватившее его, — это замешательство, может быть, раздражение, но уж точно не беспокойство. С чего бы ему беспокоиться об этой бешеной ракушке, которую он всегда пытается оттолкнуть от себя?

Раздражённый своими мыслями, он решает игнорировать ситуацию, однако, когда поднимает глаза, чтобы посмотреть на номера этажей, которые медленно ползут выше, он замечает проблему.

Как и Чуя, и он сам, третий пассажир, похоже, не заинтересован в наслаждении захватывающими дух пейзажами. Отвратительно очевидно, что он гораздо больше заинтересован в том, чтобы насладиться разглядыванием Чуи. Его глаза лениво блуждают по телу рыжеволосого без намека на сдержанность, самодовольная ухмылка бесстыдно застыла на его роже, как будто он имеет право так смотреть и раздевать парня глазами. Он, вероятно, пялился так с тех пор, как зашёл, и Чуя заметил это, как только взгляд мужчины впервые пробежался по его телу. Дазай собирается застрелить этого человека, исходя из принципа, что член портовой мафии должен быть в состоянии проявлять хотя бы сдержанность и хладнокровие, но опять же, этот, вероятно, и не пытается.

Этот мужчина не является непривлекательным, на самом деле Дазай даже зашел бы так далеко, чтобы сказать, что он невероятно красив. Он чувствует, как его охватывает лёгкое предвкушение при мысли о том, что он испортит это красивое лицо. Мужик сейчас настолько расслаблен, что было бы легко ударить его по ногам, чтобы тот упал, бить его, пока его суставы не сломаются, а эта самодовольная улыбка не превратится в зияющую беззубую дыру.

Дазай оглядывается на Чую и задаётся вопросом, почему маленький разъярённый монстр всё ещё не сделал этого сам, но Чуя застыл. Словно взгляд мужчины пригвоздил его к стене, как бабочку к игле.

Когда Дазай осматривает застывшие конечности Чуи, сравнение внезапно кажется болезненно уместным. Несмотря на своё миниатюрное телосложение, Чуя всегда кажется большим, чем сама жизнь, таким громким и оживлённым, что его никогда нельзя проигнорировать. Часто, когда Дазай находится в комнате, полной людей, только Чуя может удерживать его внимание, пока все остальные появляются и также исчезают. Его открытый взгляд всегда сам притягивается к этой вспышке цвета, бессознательно следя периферийным зрением за копной огненных волос. Всё время.

Прямо сейчас Чуя кажется всё менее и менее красочным, как будто всё, что делало его ярким, высосано, и всё, что осталось, это его крошечное тело. Тот Чуя, которого знает Дазай, уже сломал бы этому парню коленные чашечки, но этот Чуя не выглядит способным на такой поступок. Дазай чувствует прилив гнева из-за того, что этот незнакомец думает, что он имеет право даже бросить взгляд в сторону рыжего, не говоря уже о той отталкивающей улыбке, которая, кажется, с каждым мгновением вырезает из Чуи по куску.

Он чувствует иррациональную потребность в том, чтобы Чуя был рядом с ним и вне поля зрения этого ублюдка, чтобы напомнить ему, что не нужно стоять там и позволять себя принижать. Почему-то Чуе нужно напомнить об этом, а взгляда своего напарника он не понимает, чтобы исправить ситуацию.

Дазай снова смотрит на свой телефон, чувствуя, что зрительный контакт с этой версией Чуи сделает их обоих слишком незащищенными.

— Чуя, — он видит, как вспышка огненных волос попадает на солнечный свет, когда Чуя удивленно вскидывает голову, — Чем ты занят всю дорогу?

Он ожидал, что его партнёр воспользуется моментом, чтобы понять смысл этих слов, но, к его удивлению, костлявое плечо впивается в его плечо. Их ноги также прижаты друг к другу, как и бедро Чуи прижато к его собственному. Дазай чуть не рассмеялся от удивления. Как будто под его кожей включили мощный чиби-магнит, и теперь они слиплись.

Он чувствует, как на его лице расцветает мягкая улыбка, которую, что понятно, Чуя не может видеть, но он надеется, что этот ублюдок сможет. Теперь он чувствует на себе два взгляда, но решает, что ему не нужно отрываться от телефона, поскольку он уже показал свою точку зрения. Вместо этого он наблюдает, как нога Чуи плотно прижимается к его собственной. Чуя такой не милый. Ни капельки. Через мгновение он чувствует, что взгляд мужика отрывается от них, и уже почти чувствует удовлетворение, когда совершенно неожиданное слово проносится в его голове, за которым следует всплеск замешательства.

Мой.

Что за чёрт? Мой? О Господи, это же смешно. Чуя, должно быть, почувствовал внезапное напряжение, потому что его маленькое тельце, прижатое к нему, тоже напряглось. Дазай этого не хотел, хотя должен бы. Он должен высмеивать его нужду, отталкивать и говорить, чтобы он пошел вздремнуть в горящем здании.

Мой?

Да не смешите.

Лифт наконец-то останавливается, и мужчина выходит, не оборачиваясь. Как только двери закрываются, Дазай чувствует, как в боку вдруг становится холодно, когда Чуя делает шаг вперёд и ждёт, повернувшись спиной к парню. Его тело опять охвачено всей его обычной нетерпеливой энергией, запертой внутри. Дазай чувствует необходимость что-то сказать, но прежде чем он успевает сформулировать хоть что-то, открываются двери лифта, Чуя уходит.

***

В течение следующих нескольких дней Дазай отчетливо осознаёт, что его избегают. Его это не беспокоит. Вообще ничуть. Помещение, которое они вдвоём разделяют, состоит из двух спален, большой гостиной, ванной комнаты и кухни. Принуждение их к совместному проживанию является либо частью какого-то грандиозного плана со стороны Мори, либо новой формой пытки. Возможно, сразу оба варианта. Помнится, Босс сказал Коё что-то о полировке алмазов, но Дазай тогда не обратил на это внимания, потому что был занят ссорой с Чуей.

Обычно, когда Дазай просыпается, Чуя уже находится в гостиной или на кухне, кофе уже заварен, и того, что он приготовил на завтрак, всегда хватает на двоих. Судя по всему, опека Коё крепчает, потому что, несмотря на его обычно вспыльчивый характер, Чуя сохраняет даже такую элементарную вежливость. С другой стороны, Дазай не знает, как давно он научился готовить? Возможно, с тех пор, как присоединился к мафии, а возможно и раньше. Дазай никогда не удосуживался спросить. И он никогда не спрашивал о чём-то личном. Интересно, почему?

Сегодня, когда он входит в гостиную, Чуи нигде не видно. На кухне стоит горячий кофейник, но никаких следов еды. Дазай вздыхает и без стука идет прямо в комнату Чуи, его собственная «элементарная вежливость» отсутствует. Шторы открыты, пропускают утренний свет, а кровать аккуратно заправлена, но самого Чуи нет. В тренировочных залах тоже нет Чуи. Нет Чуи и на этаже Коё. Никакого Чуи на этажах архивов или в комнатах для допросов. Маленького ублюдка нет нигде. Не то чтобы Дазай прям сильно смотрел. Очевидно, что это совершенно не так. Он определенно не заглядывает за каждый угол в надежде хотя бы мельком увидеть знакомую рыжую шевелюру.

Дазай мог бы подумать, что Мори послал его на какое-то задание, но в последнее время Босс заставляет их везде ходить вместе, так что это маловероятно. Он проводит день, делая свою собственную работу, и его даже не прерывают всякие там надоедливые рыжие, кладущие ноги на его стол. Когда он возвращается в их дом вечером, Чуи всё ещё там нет.

***

На следующее утро Дазай даже ожидает, что его вызовут в офис Мори, чтобы объяснить исчезновение его напарника, но когда он входит в гостиную, то слышит знакомые звуки, доносящиеся из кухни. Его появление встречает тишина, и брюнет безошибочно видит напряжение в плечах парня. Он явно не собирается заводить разговор первым.

— Чуя! Ты здесь! — Рыжий как будто ощетинивается от чересчур громкого приветствия Дазая, но так и не оборачивается. — Вчера я даже подумал, что, может быть, чиби стал ещё меньше, и из-за этого я не смог его разглядеть! Я уже собирался купить увеличительное стекло!

— Зато я не настолько мал, чтобы не перерезать тебе твою грёбаную глотку, если ты не перестанешь орать, кусок дерьма!

Дазай подносит руку к груди, его лицо выражает абсолютный шок.

— А я-то тут целый день ходил, скрепя сердце, волновался!

Чуя едва ли не бросается на него, сдерживая желание того, чтобы ударить ложкой по лицу.

— Ты бы просто сел и заткнулся!

У Дазая тут же становится более спокойное выражение лица с мягкой улыбкой, на которую Чуя почти не смотрит. Чуя ужасно выглядит, но Дазай об этом не упоминает.

— Ты имеешь в виду, что я могу сегодня позавтракать? Я вчера чуть не умер с голоду.

— Тогда научись готовить, тупая забинтованная скумбрия.

Чуя возвращается к плите, и Дазай наливает себе кофе, прежде чем сесть. Даже если Чуя чувствует, как чужой взгляд сверлит его затылок, он предпочитает промолчать.

Пока они едят, Дазай разглядывает красные глаза своего партнёра, задаваясь вопросом, просто ли он устал или плакал. Если судить по темным кругам то, вероятно, первое.

Они тихо едят, прежде чем Чуя заявляет, что у него есть работа, и уходит, не сказав больше ни слова.

К тому времени, когда он возвращается ночью, Дазай уже лежит в своей постели.

Он внимательно слушает, как закрывается дверь спальни Чуи, прежде чем окончательно провалиться в сон.

***

В течение следующих нескольких дней у них происходит следующая рутина: молчаливый завтрак, после которого Чуя так же тихо уходит. Когда Дазай следует за ним, он обнаруживает, что Чуя проводит свои дни либо в спаррингах с Хироцу, либо сопровождая Коё на собраниях. Он часами прячется в архивных залах вместе с персоналом, делая бог знает что, и добровольно едет в доки, когда приходят грузы.

Дазай хотел бы, чтобы Мори поручил им что-нибудь, но он не собирается об этом просить. Всё это не имеет никакого смысла.

Логическая часть его мозга подсказывает ему, что Чуя смущён, потому что что-то в том лифте в нём треснуло, и они оба почувствовали, как уязвимость, его слабая сторона, вырвалась наружу.

Но они ведь всё равно напарники.

Верно?

Проведение времени со всеми этими людьми помогает ему чувствовать себя лучше? Все эти люди, которые не Дазай?

***

На четвертую ночь Дазай слышит обычный звук возвращения Чуи — щелчок закрывающейся двери. Только тогда он засыпает.

***

Небольшой стук, вероятно, не разбудил бы подавляющее большинство людей, но почти любой человек, работающий с мафией, от природы чутко спит. Дазай думает, что любой, кто когда-либо проводил время с Мори, наверное, проснётся даже от звука падающей булавки. Он смотрит на часы и хмурится из-за смехотворно позднего — или наоборот раннего — часа, и ему почти кажется, что стук он себе вообразил, прежде чем он раздаётся снова, так же тихо. Дазай приподнимается на локтях и долго ждёт. Опять эта глупая элементарная вежливость.

— Заходи.

Дверь приоткрывается, но Дазай ничего не видит в темноте от силуэта Чуи, но затем парень слегка двигается, и Дазай может увидеть отражение медных волос в лунном свете. Он ждёт, когда дверь полностью откроется, ждёт, пока Чуя что-нибудь скажет, но между ними повисает неловкая тишина. Через некоторое время Дазай снова ложится на кровать и отворачивается. Может быть, будет легче, если он не будет смотреть.

Через мгновения он слышит, как дверь открывается дальше, а затем закрывается со щелчком. Совершенно не задумываясь, а это безнадёжно плохо с его-то работой, он пододвигается на кровати, приподнимая угол одеяла. Почти сразу же на кровать опускаются, и он смотрит направо, чтобы увидеть фигуру своего напарника, свернувшегося калачиком и отвернувшегося от него. Он снова кажется таким маленьким. Дыхание становится ровным, но Дазай замечает случайные небольшие вздохи, слишком громкие в тишине комнаты. Он протягивает руку, чтобы положить ее на плечо Чуи, но останавливается на полпути, когда понимает, что именно делает. Кладёт её обратно на кровать и поворачивается на бок лицом к Чуе.

— Что же? — Тишина. — Тебе придется что-нибудь сказать, иначе я больше никогда не смогу уснуть.

Он пытается говорить своим обычным дразнящим тоном, но почему-то у него совершенно ничего не получается. Чуя выдыхает, что звучит почти как смех.

— Я подумал, что тебе не помешала бы компания.

— Ах, да?

— Угу.

— И почему? — Дазай всё-таки отказывается от дразнящего тона окончательно.

— Потому что тебе приснится кошмар.

Голос Чуи еле слышен, и Дазай чувствует, как его рука, ближайшая к спине рыжего, жаждет прикоснуться и закрыть эту пропасть.

— В последнее время мне снилось много кошмаров, не так ли?

— Да.

— Мне стоит о них говорить?

— Нет.

И фраза заканчивается, Чуя задерживает дыхание, а Дазай движется вперёд. Как только его рука ложится на талию Чуи, парень тут же поворачивается и зарывается лицом в рубашку Дазая, аккуратно спрятав голову под чужой подбородок. Дазай чувствует, как маленькая ладонь держит его сзади за рубашку, и две слишком холодные ступни упираются в его собственные.

Дазай знает, что должен что-то сказать. Ему следовало бы пошутить о ракушках, осьминогах или слизняках, но впервые это кажется неуместным. Он вдруг забеспокоился о том, что быть вот таким тихим и теплым с Чуей в его объятиях кажется совершенно естественным, просто чуть отличающимся от повседневности. Он решает, что слишком устал, чтобы попытаться сориентироваться в этой странной ситуации, поэтому вместо этого он поднимает руку, чтобы погладить огненные волосы своего напарника. Когда он проводит пальцами по мягким прядям, маленькая фигурка в его руках медленно перестаёт дрожать.

Неглубокие вдохи постепенно выравниваются, и напряжённые острые линии тела Чуи превращаются во что-то более мягкое и податливое. Дазай утыкается носом в голову Чуи и вдыхает запах его волос. Пахнет цветочным шампунем и чем-то ещё, что, наверное, просто настоящий Чуя. Мило. В лифте от волос Чуи пахло потом после тренировки и чуть-чуть сигаретным дымом Хироцу. Это неприятные запахи, но волосы Чуи всё равно всегда приятны. Дазай ненадолго задумается о различных видах болезней, которые могут испортить обоняние, и это вдруг невероятно отвлекает от всего того неприятного, что произошло в последние дни.

— Мне очень жаль.

Когда Чуя это говорит, Дазай чувствует тепло его дыхания на своей груди, но хмурится от неожиданных слов.

— За что?

— За это. — Его голос такой тихий, что Дазай едва может его разобрать. — И то, что было раньше. В лифте.

Несмотря на своё любопытство, Дазай принял решение не подталкивать партнёра к этому вопросу. Чуя, которого он видел в тот день, тот, от которого пахло потом и дымом, не хотел говорить об этом, но Чуя, мягкий, теплый и пахнущий цветами, возможно, скажет сам.

— Это всё из-за того мужика, да?

— Да. — Дазай продолжает гладить волосы, словно успокаивая пугливого котёнка. — Мне не нравится, когда на меня так смотрят. Это… это делает меня, я не знаю… Слабым, я думаю. Я знаю, что это жалко.

— Это не так.

Тишина затягивается, и на мгновение Дазаю даже кажется, что Чуя заснул, или, может быть, он так же ошеломлён, как и Дазай, странными поддерживающими словами, сорвавшимися с языка.

— Люди часто так на меня смотрели. Ещё до мафии. Этот случай напомнил мне всё, и я не мог перестать думать про это.

— Это то, о чём были твои кошмары?

Чуя ничего не говорит, но Дазай чувствует лёгкий кивок под подбородком, напряжение постепенно возвращается.

Невозможно представить Чую ещё моложе, чем сейчас, ещё меньше, живущего на улице и, наверное, не осознающего всей полноты своей силы или не контролирующего её. Возможно, теперь такая безупречная динамика между Арахабаки и Чуей начиналась не так. Или, может быть, были использованы какие-то рычаги, может быть, какое-то «аннулирование» способности. Дазай действительно не знает, потому что Дазай ни о чем не спрашивает Чую, хотя узнать хочется многое. Тем не менее, когда он вспоминает, как его партнер реагировал в лифте, становится очевидным, что беспомощность не является новым или незнакомым чувством для него. Это чересчур мощно, что даже парализует. Он крепче сжимает талию Чуи и чувствует, как тот снова расслабляется.

— В следующий раз, когда это случится, просто заходи сюда, ко мне.

Чуя фыркает, но зарывается носом ещё ближе.

— Отвали. Мне не нужно, чтобы обо мне заботились всякие отвратительные скумбрии в бинтах.

— Ой, а ведь я решил, что приятно спать с маленьким осьминогом.

За это он получает несильный удар под рёбра, но Чуя переплетает свои ноги с ногами Дазая, как будто хочет подчеркнуть его слова, а Дазай утыкается носом в его голову, улыбаясь в мягкие мёдно-медные волосы, пахнущие цветами. Он проводит пальцами по затылку Чуи и получает в ответ лёгкое довольное мычание.

Он закрывает глаза и пытается совершенно очистить свой разум. Лёжа вот так, кажется, что всё вокруг имеет свой смысл. Он сформировал внутри что-то твёрдое с Чуей, к которому он привык, что-то воинственное и знакомое. Чуя из лифта же заставлял его чувствовать себя бессвязным, как будто его уязвимость каким-то образом передалась и ему, его беспомощность в тот момент впилась в него.

Чуя в его руках теперь абсолютно всё это распутывает и осторожно протягивает Дазаю на раскрытой ладони. Как будто он несколько дней был в сотрясении, и его разум, наконец, прояснился. Это всего лишь Чуя, его сверкающие осколки, и сейчас только Дазай может видеть их все. Чуя показывает ему каждый из них, и все они принадлежат ему, Дазаю, потому что они даны ему совершенно добровольно и мягко, понемногу. Все части хрупкие сами по себе, и Дазай понимает, что он с радостью будет держать их и оберегать.

На этот раз, когда слово приходит ему в голову, оно удобно укладывается и переплетается со всеми событиями.

Мой.

Когда Дазай начинает дремать, его рука падает с волос Чуи, и он слышит сонный возглас протеста. Он тихо посмеивается и возвращает пальцы к шелковистым прядям. Может быть, и это тоже его?

***

Завтрак на следующий день не такой тихий, как предыдущие. Они получили задание от Мори, и Чуя дрожит от волнения, но у Дазая абсолютно другие планы.

— Думаю, мне следует пойти и пристрелить того парня из лифта. Хочешь посмотреть?

Чуя отстранённо фыркает.

— Не смеши меня. Я уже сломал ему колени. Он может пялиться на персонал больницы сколько угодно, блять. — И Дазай улыбается в свой кофе.

Его чиби такой милый.