В своей жизни, помимо брата, Кристина встречала различных потусторонних созданий. В какой-то момент она даже начала вести их учёт, пытаясь хоть как-то упорядочить известную информацию. Эрик считал, что это вряд ли возможно и вообще, лучше было бы ей сосредоточиться на налаживании контактов с живыми, а не мёртвыми, но девушка так просто сдаваться не собиралась. В конце концов, умение предсказывать, порой абсолютно неадекватное, поведение призраков стало жизненно важным. Чего им только стоил тот поджигатель. С виду просто милый ребёнок, но боже… После этого случая Кристина для себя уяснила, не зря иногда матери называют своих детей демонами.

Опера была введена в эксплуатацию всего пять лет назад, но уже обросла покойниками. Впрочем, это не удивительно, учитывая то, сколько лет она строилась, что переживала военные действия и народные волнения, успела попробовать себя в роли полевого госпиталя и не раз оказывалась в центре всевозможных драматических событий ещё до торжественного открытия. Новым зданием оперу Гарнье можно было назвать с большой натяжкой.

Это вело к ещё одному интересному факту: «Новизна здания — не гарант того, что там обитают только живые люди». Должно быть именно поэтому Дае и не удивились, когда буквально в первый день работы Кристину посвятили в историю о «Призраке» с большой буквы.

Правда закатывать глаза по ходу рассказа хористок им пришлось часто. Казалось, девушки просто свалили в одну кучу вообще все рассказы о призраках, которые слышали в своей жизни. Лишь бы добавить эффектности своим словам.

Хотя, если подумать, должно же было быть хоть что-то, что привело к такому количеству сплетен юных и впечатлительных девушек. Какая-то причина их абсолютной уверенности в том, что в театре обитает злобный, мстительный и властный дух. Должно же было быть хоть что-то.

«Любопытство не доведёт до добра» — заметил Эрик.

— Это значит, что мы никуда не полезем? — уточнила Кристина шёпотом во время перерыва, хотя уже прекрасно знала ответ.

Как позже выяснилось, в этом здании свой «дом» нашли покойники на любой вкус. Среди них было много теней прошлого, застрявших в отрицании собственной смерти и месье Жак был их характерным представителем. Он торчал на уровне третьего подвала и был твёрдо уверен в том, что сейчас шестьдесят первый год. Долго возмущался тем, что юной леди на стройплощадке не место, велел Эрику немедленно её увести, а после приказал кому-то невидимому следить за какими-то насосами. Кажется, он вообще не видел никаких изменений во круг с самого начала строительства и даже вид Кристины и Эрика не навёл его ни на какие мысли. Странно что он вообще заметил их присутствие.

На одной из ярмарок, когда они были ещё детьми, старый индийский факир рассказал им о «Колесе Сансары», замкнутом круге одного и того же. О существовании в повторении всех своих действий, ошибок, боли и страхов. Этакой прихожей христианского ада. Однако, с течением времени, они оба стали задаваться вопросом, что же всё-таки считать худшим наказанием: вечность боли или вечное повторение одной и той же собственной рутинной ошибки, что приводит к вечности боли?

Фигура потрёпанного рабочего исчезла в темноте, там, где лампа Кристины уже не могла осветить огромное, заставленное старым реквизитом помещение.

Его крик, смешанный со скрежетом металла, заставил девушку невольно съёжится. Холодок пробежал по спине при мысли о том, как же легко человека может уничтожить вышедшая из строя машина и на сколько бесконечно долгой сделать его предсмертную агонию.

***

Однажды на карнавале в Англии, куда они с отцом отправились на пару недель на заработки, Кристине посчастливилось поговорить с одной крайне интересной, пусть и немного нервной, старушкой, которая поведала ей о том, кто такие банши. История о плакальщицах ей крайне не понравилась сразу, а встречать их было сродни наказанию для слуха. Ещё обиднее было узнать, что одна из них поселилась на крыше здания в котором ей предстояло работать.

— Изо дня в день приходят сюда и хвастаются своим счастьем! Ненавижу! Малолетние ублюдки! — ревела женщина, проклиная каждую актрису, хористку и балерину в театре. Прошлась она самыми скверными словами по их ухажёрам и поклонникам, по дирекции, по зрителям, по билетёршам и даже по машинистам сцены, кочегарам и «закрывателям дверей». Кажется она питала самую лютую ненависть ко всем представителям рода человеческого, а не только к тем, кто работает в её последнем пристанище.

К сожалению эта дама прекрасно осознала свою смерть, однако приятнее этот факт её существование не делал. Поговорить с ней спокойно не было ровно никакой возможности. Истерика следовала за истерикой и кричать она была готова всегда. Постоянно. До хрипоты срывая голос. От любой темы, от каждого слова, сказанного не с той интонацией она вспыхивала как стог сухого сена, утопленного в керосине. Однако, Кристина обладала во истину терпением Иова, раз даже из малосвязанных истерик ей удалось выяснить, что она была одной из бывших дублёрш дивы, что решила свести счёты с жизнью в порыве чувств спрыгнув с крыши по причинам весьма прозаичным.

— Специально приходите и тычете мне в лицо своё счастье! Балетные крысы! Грязные шлюхи и их любовники! Да будьте вы прокляты со своей любовью!

Густая туш и грим чёрными слезами текли по её опухшему лицу, губы были искусаны в кровь и помада размазана по щекам. Волосы, некогда собранные в высокую причёску растрепались и свалялись неприятными комками. Всё это было лишь следами её последней и самой страшной прижизненной истерики. Она до сих пор продолжала рвать на себе сценический костюм Джульетты, а после бессильно оседала на посыпанную галькой крышу, продолжая в голос реветь от осознания того, что застряла в ненавистной и издевательски ироничной роли на остаток вечности.

— Она может столкнуть кого-нибудь с крыши, — заметила Кристина, кое-как перекрикивая рёв банши.

«Скорее напугать до полу смерти», — ответил ей Эрик.

***

Некоторые призраки были на удивление тихими и полезными. Маленькие привидения прятались ото всех, не особо жаловали компанию даже себе подобных и жили только за счёт того, что о них помнил ещё хоть кто-то из живых.

То, что Карлотта далеко не такая бессердечная и самовлюблённая дива, как о ней говорят хористки было для Дае очевидно. И по тому их особо не удивил тот факт, что прима периодически возлагает скромный букет цветов в память о бывшей дублёрше у входа на крышу. Видимо какое-то суеверие или же просто банальная боязнь высоты не позволяли ей выходить на открытую площадку и она просто оставляла букет ромашек на последней ступеньке. В этот день плакальщица в обязательном порядке находилась на лестнице. Необычно тихая, она лишь изредка всхлипывала, вытирая чёрные подтёки грима на лице подолом своего платья, и в оцепенении смотрела на букет до тех пор, пока он не начинал засыхать, а после уходила обратно на крышу. Иногда случалось, что один из машинистов сцены избавлялся от цветов задолго до того, как они начинали умирать и тогда… вопли банши Дае слышала даже у самого входа в оперный театр.

Однако мёртвая дублёрша была определённо не единственным привидением, которого дива поминала как умела.

Потребовалось время чтобы узнать, что мадам Гудичелли оставляет перед своим уходом из гримёрной одну маленькую конфетку рядом с вентиляционной решёткой в своей гримёрной. Эрик заметил это абсолютно случайно, когда они вновь задержались после репетиции. Кристина вежливо поздоровалась с примой, получив в ответ усталый небрежный кивок, а Эрик украдкой заглянул за закрытую дверь.

Маленькая и невероятно грязная ручка ловко подцепила конфету и скрылась за кованными прутьями решётки, едва слышно шурша фантиком.

— Зачем мёртвому конфеты? — спросила Кристина скорее саму себя, чем Эрика, когда ждала за кулисами своего выхода.

— Не за чем, — ответил ей из-за спины бархатный и безупречно поставленный голос дивы. — Сладости — всего лишь знак внимания.

— Вы часто оказываете покойникам знаки внимания? — спросила она, стараясь не вспугнуть неожиданно удачное начало диалога. Карлотта не отличалась особой любовью к болтовне и даже просто светским беседам.

— Только тем, кто по моему мнению не заслуживает забвения, — отрывисто ответила она, явно дав понять, что на сегодня их разговор окончен.

Дае стало любопытно и они начали иногда задерживаться в театре, чтобы попробовать приманить конфеткой скромного маленького духа. Ждать пришлось не долго. Любопытный ребёнок не сразу понял, что распевающаяся девушка его видит. Про привычке потянувшись за сладостью из вентиляционной шахты неподалёку от гримёрной дивы, он тихо зашуршал обёрткой, пытаясь протащить конфетку через прутья решётки.

— А ты знаешь, что много сладостей — это вредно? — спросила Дае, оборачиваясь к чумазому ребёнку.

На вид ему можно было дать от семи до десяти лет. Точнее судить было сложно из-за того что маленькое скуластое лицо было до черна покрыто сажей и лишь светлые огромные глаза несуразно выделялись на фоне своей чистотой. Худощавость и характерный запах гари подсказывали, что умер он у печи и, возможно, относительно безболезненно.

— Мне-то это уже без разницы, — заметил ребёнок неспешно отступая назад к вентиляционной шахте. — Почему ты со мной говоришь?

— Просто так, — ответила девушка. — Хотела узнать, кое-что...

— Вы будете меня ругать, из-за батарей? — спросил он, внезапно погрустнев и опустив взгляд в пол.

— Нет, с чего ты это взял? — Кристина опустилась на пол, аккуратно пряча лодыжки в складках юбки. В этой части театра не осталось никого кроме них, но это ведь не повод не соблюдать хоть какие-то приличия.

— Меня за это все ругали, — ответил он. — За это и за то, что уходил от печей не вовремя. Только она не ругала.

— Мадам Гудичелли? — решила уточнить Кристина. Эрик предпочитал всегда оставаться в стороне, полностью доверяя все душевные беседы сестре.

— Да, — немного оживился ребёнок. — Она даже угостила меня один раз настоящим шоколадом, когда я ещё был жив.

— Оу, наверное было не просто с ней подружиться, — с улыбкой заметила Кристина, переходя на доверительный шёпот. — Мне сказали хористки, что она всех в этом театре презирает.

— Они всё врут! — возмутился ребёнок, резко вскинув голову из-за чего кепи с засаленным козырьком съехало немного набок. — Они всегда врут, потому что завидуют. Не слушай их! Мадам хорошая, просто ни с кем не хочет дружить после того как Анабель спрыгнула с крыши.

— Должно быть они были близкими подругами, — тихо произнесла Кристина. Слёзы банши мог успокоить только небольшой букет и обязательно из ромашек. Другие цветы нечисть попросту игнорировала, либо в сердцах скидывала с крыши. — Скажи, как тебя зовут?

— Антуан, но все обычно звали просто Туан, — ответил мальчик вежливо. — А вас, мадемуазель?

— Кристина, — ответила девушка, с улыбкой протягивая руку. — Очень приятно.

Мальчик невесомо коснулся её ладони, обдавая кожу жаром печей и пачкая сажей белую перчатку. Создавалось впечатление, что он состоял из облака гари и подвальной грязи, осевшей в его лёгких незадолго до смерти.

— Скажи, — попросила его Кристина, — Говорят, что мадам Карлотту ненавидит «Призрак оперы». Ты не знаешь, кто бы это мог быть?

— Я знаю много кого, кто бы мог так называться, мадемуазель, — растерянно ответил Туан, внимательно всматриваясь в её лицо. — Здесь много мертвецов и мадам нравится далеко не всем.

— Да, и правда, — Дае неловко отвела взгляд. Даже покойники не в курсе о ком же точно живые вечно травят байки. Неловко накрутив на указательный палец один из локонов растрепавшейся за день причёски, девушка грустно вздохнула. — Это был глупый вопрос.

— Лучше спросите директоров, — посоветовал ребёнок. — Когда они в последний раз спускались в подвалы, то только о Призраке Оперы и говорили. Обычно я не поднимаюсь выше первого этажа, но похоже, что о вашем «Призраке» на верху знают больше.

***

Разговор с Туаном занял больше времени, чем Дае планировали. Очаровательный ребёнок пообещал, что, когда ей выделят гримёрную, то в ней обязательно будет тепло. Не удивительно, что такое светлое создание в своё время очаровало даже чёрствую примадонну.

Кристина на ходу застёгивала своё пальто и кое-как заматывала шею в шарф. «Ещё не хватало тебе простыть», — ворчал Эрик, легко передвигаясь рядом с ней бесшумной тенью. Девушка не отвечала, не считая нужным комментировать каждое его подобное недовольство.

С тех пор, как они получили себе место в оперном театре, прошёл почти год. Её работой все, или по крайней мере большинство, были довольны и девушка получила свои первые роли в грядущем сезоне. Довольно руководство оказалось на столько, что ей пообещали выделить личную гримёрную к новому сезону. Отдельному помещению Кристина радовалась скорее, как возможности уединиться и более свободно общаться с братом, чем как к искренней награде за способности. С недавних пор она стала мечтать о тишине в антрактах и о возможности запирать дверь на засов покрепче. Её радовало искусство и возможность играть на сцене, однако раздражающие «поклонники» выводили из себя, а порой и пугали. Взять хотя бы того сумасшедшего, который подписал карточку на букете кровью. Мэг утверждала, что это всего лишь красные чернила, просто чтобы карточка выделялась среди прочих, но Дае умела отличать кровь от прочих способов испачкать бумагу. Возможно даже слишком хорошо.

Всё же, если подумать, общество мёртвых ей было ближе и понятнее общества живых.

— Эрик? — позвала она внезапно притихшего брата.

«Этот человек дальше по улице», — предупредил он её, аккуратно положив прохладные руки на плечи. Под «этим человеком» — он подразумевал любителя подписывать открытки ненадлежащими материалами. Не в первый раз он поджидает её после окончания репетиции, из раза в раз становясь всё более настойчивым.

«Может избавиться от него?» — предложил Эрик. Он всегда предпочитал решать проблемы радикально, но Кристина упрямо замотала головой. Она применяла силу только в случае реальной угрозы, а не для того чтобы просто отвадить назойливых кавалеров.

«Тогда можно найти тебе сопровождающего», — предложил братец. «По близости как раз есть тот, у кого можно позаимствовать тело».

— Ты уверен, Эрик? — переспросила она с сомнением. Братец умело заставлял двигаться по своему желанию не только деревянных кукол на шарнирах, однако с людьми этот фокус выходил не всегда. Он мог дотрагиваться до них, мог двигать предметы и даже причинить вред, но сломать чужую волю на столько, чтобы управлять телом даже для него не просто.

«Он впечатлителен и слаб. Даже ничего не вспомнит», - заверил её братец, будничным тоном.

Кристина колебалась. Он может сильно измотать случайного незнакомца, если тот окажется слаб не только волей. Но с другой стороны…

— Только не пугай его, — попросила она, глядя как брат исчезает в стене здания оперы. Для него никогда не существовало серьёзных преград.

— Простите нас, — тихо прошептала девушка вышедшему из тени высокому человеку в чёрном, взяв его под руку. — Мы вернём вас обратно, даже заметить не успеете, — пообещала она, ласково поглаживая его плечо. На вид он был худ и измождён, однако осанка всё ещё сохранила былую статность. Светло карие глаза подёрнулись мертвенной пеленой и стали казаться почти жёлтыми в свете уличных фонарей. Он смотрел прямо перед собой не опуская на девушку, идущую рядом, головы, а широкополая шляпа отбрасывала густую тень на его лицо.

Кристина заметила протез на его лице лишь когда по подбородку незнакомца и плотно сомкнутым губам скатилась тонкая струйка крови от перенапряжения.