Он никогда не представлялся ей лично, хотя, вероятно, она просто не запомнила этот момент. Но от чего-то никогда не сомневалась в том, что его зовут Эрик.

Они всегда были вместе. Сколько Кристина себя помнила, её дорогой «ангел» был рядом: играл с ней, гулял, ловил для неё самых красивых бабочек и развлекал театром теней долгими зимними вечерами, когда ей случалось заболеть.

Долгое время она называла его братом, действительно считала его таковым. Однако родителям это от чего-то приходилось не по душе. Её бедная мать и вовсе принималась горько плакать, запираясь у себя в комнате каждый раз, когда она говорила, что идёт на речку с «братом». После того, как очередная истерика матушки стала для отца последней каплей, Кристину наказали и велели больше не общаться с ним.

Отец не знал, что она не могла выполнить его требование. Даже если бы захотела, не смогла бы.

Они шептались ночами, забираясь под одно одеяло. Прятались на чердаке, чтобы вместе поиграть в тёплом доме зимой. Он часто забирался в шкаф или под кровать, когда родители заглядывали в комнату во время их игр.

Жаль, конечно, но соседские дети не хотели с ним играть, упорно игнорируя его появление, делая всё что в их силах, чтобы не брать его в игру и сама Кристина не сразу поняла причину такого отношения. Само собой, Эрик всегда был этим недоволен. Отбирал у детей игрушки, пряча их туда, где никто не мог уже найти, ломал песчаные замки, гремел деревянными ставнями ближайших домов. Разумеется своими действиями он лишь пугал всех. Кто-то однажды даже назвал его «ручным монстром Кристины». Именно в тот день они в первый раз действительно серьёзно поругались.

Оглядываясь назад, Кристина признавалась что, в какой-то степени, скучает по тем временам. Они не ценили того, что у них было до смерти матушки. В конце концов, обидные клички — это не так уж и плохо.

Отец решил покинуть родную деревню, когда Кристине исполнилось семь. Она до сих пор помнила слово «ведьма», которое кто-то выкрикнул вслед их уезжающей повозке.

Эрик увязался за ними незамеченным. По крайней мере, им обоим так казалось.

На ярмарках Франции их никто не знал. Отец играл для посетителей на своей старой скрипке, а Кристина пела. Всем нравился очаровательный белокурый ангелок, однако многие из тех, кто приходил поглазеть не нравился Эрику. Она знала, названный братец видит людей насквозь и эта способность доставляла ей самой немало проблем во время их выступлений. Тяжело было сосредоточиться на пении, когда тихий шёпот из-за декорации вел ей держаться подальше «от того типа справа у самой сцены».

Он был слишком внимательным и порой это даже походило на паранойю. Она знала, он не хотел её пугать — просто предупреждал, чтобы она не набрела на неприятности. Однако разбитое лицо одного господина, что имел неосторожность положить руку на её маленькое колено, стало для них событием, после которого назад для Эрика пути уже не было. Тот человек был слишком пьян и настойчив, но Эрик оказался сильнее. Он ударил его головой о деревянную столешницу так сильно, что переносица человека буквально сложилась пополам и казалась вдавленной в его широкое лицо. От удара на барной стойке из тёмного дерева остался кровавый отпечаток его лица вместе с парой сколотых зубов.

«Нам никто не поможет кроме нас», — в сердцах сказал Эрик тогда, в ответ на замечание о том, что негодяев должны карать жандармы, а не он.

Кристина слишком хорошо запомнила эту фразу. Возможно из-за того, что Эрик оказался прав, в какой-то степени.

Им повезло, что до смерти её отца они нашли приют у одной замечательной леди, которую «братец» ласково прозвал матушкой Валериус. Очаровательная женщина не запрещала им общаться, как делал это отец. Благодаря её покровительству они окончили консерваторию и смогли, наконец, забыть о грязных ярмарках и кабаках, в которых им приходилось развлекать посетителей надоевшим трюком с куклами, что движутся сами по себе, без лесок и кукловода.

***

«В хоре на испытательный срок» — радостно прокручивала Кристина в своей голове слова концертмейстера по пути домой. Их приняли в театральную труппу и от осознания этой маленькой победы кружилась голова. Хотя вернее было бы сказать «её приняли», но какая разница? Все успехи они уже давно делили поровну.

«Теперь нужно ещё лучше стараться, чтобы ты получила свою первую большую роль», — шепнул ей на ухо Эрик, незаметно для всех.

— Да, у нас всё получиться, — как же тихо ответила она, выходя из оперного театра.

На улицах Парижа уже стемнело. Фонарщики зажигали последние огни на ночных улицах, чтобы осветить дорогу запоздавшим прохожим. Прослушивание заняло больше времени, чем они планировали.

— Эрик, только пообещай мне, что больше не будет фокусов как в консерватории, — погрозила она ему шутливо пальчиком.

Он смущённо отвёл взгляд на мгновение, а после торопливо зашептал ей на ухо, схватив холодными руками за локоть. Дурацкая привычка, со времён их детства, которую Кристина всё же находила очаровательной вопреки всему.

— Какой же ты пессимист, — буркнула она в ответ, поворачивая на их маленькую тесную улочку и начав искать ключницу в кармане.

Однако искомого предмета на месте не оказалось, когда они подошли к запертой входной двери дома.

«Может в муфту положила?» — спросил Эрик, оглядываясь на улицу.

Он решил проверить, не выпал ли ключ по дороге домой, пока Кристина перепроверяла карманы и содержимое сумочки с маленькой дырой в подкладке, зашить которую всё никак не доходили руки.

Однако нашёлся ключ совершенно в другом месте.

— Красавица, не это ищете? — окликнул девушку незнакомец, позвякивая ключницей в руках.

— Ох, это так мило с вашей стороны, — улыбнулась девушка сдержанно. — Спасибо что нашли.

— Только спасибо? — спросил незнакомец лукаво.

— Этого недостаточно? — наивно поинтересовалась девушка, по-детски склонив голову на бок. Она знала ответ, но всё же надеялась, что ей удастся выйти из ситуации мирным путём. Конфликты она в душе никогда не любила, хоть и не раз в жизни встречала людей, которым они в удовольствие. И этот мужчина был одним из таких.

— Я рассчитывал на благодарность несколько иного рода, — с нахальной улыбкой ответил незнакомец, пожав одним плечом.

— Так значит, не отдашь? — уточнила Кристина и незнакомец отрицательно покачал головой в ответ. — Какая жалость…

***

— Ох, Господи! Чертовщина какая… — воскликнула мадам Валериус, читая утреннюю газету за чашкой чая.

— Что такое, матушка? — спросила Кристина, отрываясь от утренней распевки.

— Представляешь, какой ужас, — вздыхала старая женщина. — В лавке мясника на соседней улице, вчера поздно вечером случилась неприятность. Какой-то несчастный начал биться о входную дверь головой. Да не останавливался, пока всё лицо себе не расшиб. Говорят, что он чуть не пробил дверь насквозь, а ты же помнишь какая она там добротная.

— Ох, глупости, — отмахнулась девушка. — Должно быть, просто какая-то драка вышла, а журналисты опять всё переврали. Паб по соседству никогда не посещали приличные и мирные люди.

— Но, родная, в газетах пишут, что он был на улице один, — возразила матушка Валериус. — Зачем бы им врать?

— Веселья общего ради, — с улыбкой ответила Кристина и, поцеловав опекуншу в седой висок, вернулась к нотам.

Они всегда были вместе. Кристина ласково называла его «мой ангел» и была искренне уверена в своих словах. Просто её «ангел» не из числа тех, кто всегда жил в раю.