Страх. Он сковывал и холодил кончиком эльфийского меча кожу беззащитного горла.

      — Кто ты? — кто же знал, что встреченный мной странник, скрывающий лицо в тени капюшона, не видимый в темном углу таверны, окажется эльфом. — На твоем лице чешуя и от тебя несет Темным Валар. Кто ты?

      — Отпусти, — попросила я, и это было моей ошибкой, так как в грудине завибрировал мой Огонь и его беспокойство сорвалось с губ, прокатившись рокотом и обдав эльфа жаром, грубым рычащим звуком, переходящим в шипение.

      Он отшатнулся от меня, с ужасом и страхом взирая, сжимая в руках свой меч.

      Он напал, и, когда смерть пронеслась слишком близко, мне не оставили выбора. Полыхнуло Пламя, переливаясь развернулись чешуйчатые яхонтовые крылья, слепя острый эльфийский взор драгоценным отблеском, прожилками огня.

      Звериная ярость — темное начало, данное Создателем, что сотворил драконов для войны с детьми Илуватара, — вырвалась на свободу.

      Он не умер. Зазвенела высокая нота, пронзив предупреждающе небосвод, скрывшись в грохоте грозы и потонув под потоками ливня. И ярость, темная и жгучая, защищающая мою жизнь, утихла. И потянула меня в небеса, прочь.

      Выше и выше, к горам, за темные тучи, с глаз долой.

***

      Эльф боялся. Боялся так сильно, что страх сковал его тело и он не смел тронуться с места, замирая в ожидании смерти.

      Эльф долго не верил, что выжил, избежал смертоносного огня и ярости порождения Мелькора, замерев на месте. Юного и пока еще слабого, но все еще смертоносного творения Темного Валар. Он нес весть своим родичам так быстро, как только мог. Молодой, еще неопытный дракон, в котором пылало Пламя, способное сжечь весь мир.

      Эльдиэля гнал ужас.

      А люди Рохана говорили, клялись, что в бушующую грозу в отсветах гневающегося неба они видели самого настоящего Дракона. Кто-то говорил, что это Смауг выполз из Эребора. Кто-то предвещал пришествие великого зла.

      Сбросили леса сонную одурь. В Ривенделл пришли дунэдайн со стороны Серых гор, неся тревожные вести.

***

      — Дракон. Юный дракон. Разумный и способный принимать другой облик, — Элронд опустился на резную скамью, чувствуя, как скуку и усталость многих лет, свойственную долгоживущим, вытесняет тревога.

      — Мы сами долго не верили. В тех местах дикие люди, и их словам верить полностью не приходится. И всем было известно, что Смауг обитал где-то в той стороне, да неразумные потомки Первоначальных там нередко встречаются. Полно смельчаков, что ходят в походы и охотятся на потомков Первородных Драконов. Мы тоже считали сказками растопленную Драконью гору, на вершине которой родился новый дракон несколько веков назад.

      — Но он родился.

      — Она. Это самка, что удивительно. Молоденькая, маленькая и неосторожная. Слишком юная. Пока там был Смауг, все знали, кто властитель тех земель. Но Смауг покинул их и занял Эребор. Прошло сто лет, все было тихо. А потом мы увидели дракона, что летел в сторону Мглистых гор. Она бежала, видимо, в спешке. Мы потеряли ее след у горного хребта, долго искали, пока не наткнулись на упоминания о девушке-чужачке, говорившей на чуждом языке. С повадками звериными. Далее след был утерян нами, как мы подозревали, окончательно.

      А теперь нашли.

      Следопыт отпил вина и выдохнул устало. Седой воин с острым, стальным взглядом хмуро смотрел на искрящийся радугой водопад. Долина вечного лета была непривычна для жителя суровых краев.

      Или, может, он слишком давно здесь не был?

      — Мелькор всегда был коварен. И его ученик тоже был хитер, — эльф прикрыл глаза. — Эльдиэль видел ее. Он же и спугнул.

      — И что же?

      — Остался жив, — Элронд потянулся к пергаменту, лежащему на скамье, и поднял листы, протягивая дунэдайн. Человек взял и, хмурясь, внимательно изучил.

      Из-под руки художника вышли картины. Четкие, ужасающие. Огромные крылья, танцующее пламя. Рамалок. Далеко не так грозен и ужасен, как Смауг, но схожесть есть. Хрупче, изящнее, моложе.

      Человек листал рисунки, вглядывался, останавливаясь.

      Очередной момент запечатлела кисть художника. Напуганный взгляд чуть раскосых глаз, растрепанная коса, россыпь веснушек на носу. Острые, но изящные, присущие эльфам черты лица. Хрупкий, маленький, напуганный юнец. Девчонка. Под рубахой которой вспыхивает Пламя, вырываясь из-под кожи, оборачивая обманчиво хрупкую оболочку непробиваемой броней, порывом обжигающего ветра раздувая потрепанный плащ.

      — Если она заматереет…

      — Этого нельзя допустить. Смауг Ужаснейший уже напомнил о себе сто лет назад. Нельзя, чтобы Тьма подняла голову.

      Драконы. Существа, порожденные Тьмой, созданные для войны с эльфами. Воплощения огня, тьмы и жестокости.

      Кошмар детей Илуватара.

***

      — Откуда это у вас? — глубокий голос этого величественного гнома с поистине королевской статью отозвался в Бильбо волной страха, но стоило ему только увидеть в руках незваного гостя предмет, которого, в общем-то, и касался вопрос, как он гневно поджал губы и решительно выступил вперед, протягивая руку.

      — Верните.

      Вероятно, он выглядел крайне смешно и нелепо, воинственно надвинувшись на гномьего короля, но решимости от этого осознания, что удивительно, у него не убавилось.

      Самая любимая, изученная до малейшей царапины и скола игрушка из детства в руках гномьего короля смотрелась слишком неуместно. И Бильбо протянул к вырезанному из дерева дракону руки, требовательно посмотрев на незваного гостя.

      Тот, впрочем, возвращать фигурку огнедышащего ящера не спешил. На суровом лице была хмурая тень, а грубые сильные пальцы скользили по искусно вырезанной чешуе, цепко выхватывая потускневшие от времени, разрисованные краской огненные прожилки на груди змея.

      Слишком детально, пугающе подробно. Для того, кто видел это чудовище слишком близко, — ужасающе.

      На полке над камином так же в ряд стояли и другие фигурки разных ящеров. В разных позах, разных размеров и расцветок. Что Бильбо, что его кузены с кузинами любили эти фигурки. Столь искусными и правдоподобными они были, столь ясно передавали характер и образ существ из древних легенд, что не любить их было невозможно. Во всем Шире и Хоббитоне не было больше подобных фигурок, и в детстве ему едва ли не завидовали все маленькие хоббиты Шира.

      Детство прошло. Многое изменилось, а фигурки остались. Пять лет назад друг Бильбо и его кузен сгорел в лихорадке, как и его жена, оставив после себя сына, что забрала на попечение семья жены брата, боясь, что сумасбродный Бильбо будет плохо на него влиять. Наследства они, естественно, не получили, а Бильбо устраивать скандал не стал, просто позаботившись о состоянии друга так, что при всем желании никто из них, кроме племянника, не сможет его получить. Видеть его близ племянника не желали, да он и не настаивал. Пусть так. Придет еще время.

      Как-то раз, разбирая вещи в доме, он случайно наткнулся на сундук с детскими сокровищами и не смог задвинуть его в дальний угол. Слишком много было воспоминаний, и спрятать фигурки казалось неправильным. Поэтому Бильбо выставил их над камином и вечерами предавался теплым воспоминаниям.

      — Это подарок, — недовольно говорит Бильбо и выхватывает фигурку дракона, осторожно водружает ее на полку. — Мне и моему кузену подарили их в далеком детстве. Мы выросли на легендах о драконах и, будучи детьми, мечтали когда-нибудь увидеть их. Подруга моих родителей очень много знала легенд о драконах и сделала нам с братом эти игрушки.

      Двое братьев, Фили и Кили, любопытно оглядывали фигурки, но трогать не спешили.

      — А разве бескрылые драконы бывают? — удивленно спросил Кили.

      — Они вообще разные бывают. Это Смауг Ужасающий из Рамалоки. Это Лингвилоки — драконы глубин. Чудовища морских бездн, — Бильбо указывает на бескрылого дракона. — Это Феалоки. Искрящийся дракон. А это Холодные драконы, самые слабые из всех. Они не умеют извергать огонь, у них железная чешуя. Говорят, они до сих пор обитают в Серых горах и…

      — А вы весьма сведущи в драконах, мистер Бэггинс, — хмыкает седой гном.

      — Скажи-ка, Бильбо, — Гэндальф, рассматривающий драконов, хмурился. — А из каких мест была эта подруга?

      Бильбо морщит лоб, пытаясь вспомнить, но позже разводит руками.

      — Не знаю. Из далеких, видимо. Уж слишком странен был для здешних мест у нее говор. Северный. Такой же грубый и отрывистый, как и ваш, господа гномы. Да и слишком малы мы были, когда она пропала. Но сказки про Анкалагона Черного, про Глаурунга…

      Гэндальф вздрогнул и посмотрел на Бильбо хмуро, но хоббит не замечал напряжение майар, который, заслышав столь неосторожное упоминание древних ужасающих имен, забеспокоился не на шутку.

      Трещал камин, хозяин, утомленный долгим днем, давно уже спал. Большинство из гномов тоже уже спали, тогда как Торин Дубощит ложиться не спешил. Он курил трубку вместе со своими друзьями, Двалином и Балином, и бросал мрачные взгляды на каминную полку. Рядом, задумавшись, сидел Гэндальф.

      — Что за безумец отважится подойти к дракону столь близко, Гэндальф? Да еще и остаться в живых?

      — Быть может, эта неизвестная подруга достопочтенных родителей мистера Бэггинса родом с Севера, а там довольно часто устраивают охоту на неразумных потомков драконьего рода, — выдохнул Волшебник. — Дикие и храбрые там племена. Слишком суров тот край, и северяне в нем живут совсем иначе, чем в этих краях. Но даже если это и так, слишком мало осталось в Средиземье тех, кто помнит, что драконы делились на несколько видов. Их имена тем более уже должны были забыться и не упоминаться всуе. И это, признаться, заставляет задуматься.

      Постепенно разбрелись спать и гномы, тогда как Гэндальф остался сидеть у догорающего камина.

      — Рамалоки, Лингвилоки, Феалоки и Холодные драконы. Хм… — истари выдохнул дым. — Случайность? Случайности не случайны…

      Такого рода случайности — уж точно.

***

      Холодно не было.

      Во власть уже вступила ранняя весна, отвоевывая свои права у зимы, но мне холод был не страшен. Расстегивая пряжки ремней, стягивая с головы повязку, что прижимала острые уши к голове тканью, пряча от любопытных глаз, я все еще настороженно прислушивалась. С заминкой стянув рубаху и штаны, поспешила к воде, тут же ныряя на глубину.

      Огненные прожилки на груди скрыла вода. Как и бесцветную чешую на сгибах локтей и колен. Чешуйки на висках были не видимы для человеческого глаза, но вот эльфы их отличали прекрасно. Насчет гномов уверенности не было.

      С каждым годом черная чешуя все светлела и светлела, наконец приобретя янтарные переливы. Где-то темнее, где-то светлее. Горячая, обжигающая и невероятно прочная броня.

Было ли это оттого, что драконий облик мною принимался редко и большую часть последних лет я проводила в человеческом? Не знаю. Ответ мне неведом.

      Волосы намокли и, ведомые течением, темными зловещими лентами потянулись по воде. Набрав воздуха, нырнула, опускаясь на самое дно. Темную воду пробивал красноватый свет огненных жил на груди. Огонь горел ровно, дышал и шевелился, недовольно шипел на воду. И грел. Согревал, не давая почувствовать холод.

      Меня унесло течением. Пришлось грести к берегу, сопротивляясь быстрому бегу Брандуина. Но это не заняло у меня много времени.

      Стоило выйти на берег, как от кожи потянулся пар, и волосы, прилипшие к спине, тут же начали завиваться жесткими темно-рыжими кольцами. Одежда из сумки приятно прилегала к чистой коже. Грязную тут же застирала и развесила на ветках. Хворост собрался быстро. Достаточно было в лесу сухостоя. Сложив руки лодочкой, тихонько подула на содранную кору для розжига костра. Язычок пламени скользнул по пальцам, и костер разгорелся. Огонь игриво потянулся за рукой, лизнул запястья и заплясал вместе c примчавшимся ветерком в паре под мою усмешку.

      В котелке закипала вода. Пойманный в силки кролик был ловко разделан и отправлен вариться. Соли у меня не было, так что на нормальный ужин надеяться не приходилось. Жуя безвкусное мясо и запивая таким же бульоном, устало смотрела в небо. Звездное, далекое. Полетать бы…

      Ветерок толкнул в спину, дунул в лицо, рассмеялся и игриво потянул.

«Пойдем, пойдем! Ну же, давай полетаем!»

      Я покачала головой в отрицании.

      Ветерок затих, а потом резким порывом взметнул затухающий костер, поднимая огненные искорки в небо, к звездам, и умчался куда-то далеко по своим делам. Я же свернулась клубком, подтянув к груди колени, и, накинув сверху плащ, попыталась уснуть. Но не спалось.

      Рука сама потянулась к рюкзаку, нащупывая сорванную когда-то давно листовку. Потертый пергамент уже имел дыры, но все же был читаем.

      «Существо женского пола. Рост невелик. Волосы рыжие, глаза зеленые. Уши эльфийские. Речь грубая, чужеземная. Не гном. Не человек. Не эльф. 1000 золотых».

      Тридцать лет уж прошло, а все еще вздрагивала. Как быстро меня научили тогда держать язык за зубами и молчать. Притвориться немой, прятаться и скрываться. Сражаться. Изворачиваться как никогда, а по итогу, после долгой охоты, где я была жертвой, обернуться охотником и, заманив Следопыта с Севера, дунэдайн, в ловушку, покончить с ним.

      И рада была бы вернуться в Хоббитон после тех тяжелых лет, да только за собой вести беду совсем не хотелось.

      Охочих до денег много. До чужой головы тоже. До моей — особенно.

      Меня искали. Эльфы, люди, дунэдайн-следопыты. Рыскали, словно гончие, выслеживали. Все чаще стали встречаться эльфы далеко от своих лесов. От них я держалась подальше. Потому что они меня чуяли. Видели, ощущали и упорно искали создание Моргота, если оборот в драконью сущность был недавним.

      Да только мало кому в голову взбрело бы искать меня в такой глуши, как Шир. Драконам там делать нечего.

      Сон так ко мне и не пришел. Занимался рассвет. Листовка, старая и потертая, отправилась в костер. Приладив стрелы и лук, закрепив кинжалы на поясе да за сапогом, провела раскрытой ладонью над остывающими углями. С тихим шепотом угасли искры огня, тут же превратившись в холодные угольки. Присыпав их пожухлой травой так, чтобы казалось — стоянка была несколько дней назад, собрала еще чуть влажную одежду.

      Время зря терять не хотелось.

      К полудню вышла к Бри. Проскользнула в толпе людей и хоббитов, сонных, разморившихся на ласковых лучах солнца, что скоро уже будет радовать летним теплом, и направилась искать себе постой.

      Свободная комната нашлась быстро. Заведение было не очень чистым, но вопросов ко мне не возникло, да и я не привереда.

      — Скажите, уважаемый, а где у вас можно приобрести пони? — тихим, едва слышным шепотом спросила. На стол перед трактирщиком легла монета. Человек глянул косо и резво смахнул деньги себе под столешницу.

      — Так-то на рынке. Но коли вам не с руки, есть у меня тут пони. Без дела в стойле стоит. Отдам за золотой.

      — Много хочешь. Давай меньше. Я еще твоего товара не видел.

      — Мил человек, это грабеж! Пони просто загляденье! — человек возмущенно вскинулся, но в глазах мелькнула алчность. — Золотой!

      — Товар покажи.

      Человек замялся на секунду, а после повернулся и окликнул мальчишку, видимо сына.

      — Ольхо! Подмени!

      В стойле стоял пони. Быстрой оценки хватило, чтобы понять, что за такой товар золотой давать точно не стоит.

      — Пятнадцать серебряных, — тут же назвала я максимум, который готова заплатить.

      — Грабеж! — охнул хозяин животного.

      Тем временем я шагнула ближе. Пони раздул ноздри и заволновался. Занервничал. Тут же сделала шаг назад. Пугливый.

      — Раз грабеж, пойду ограблю другого. Более сговорчивого, — развернувшись, направилась прочь, в сторону рынка.

      — Мистер! Стойте, мистер! Я согласен! — запричитал мужик.

      — А я уже нет, — отмахнулась от неудачливого торговца. Обдумав покупку, пришла к выводу, что проще переплатить и купить доброго коня, чем мучиться с клячей.

      Мужик возмущенно запыхтел.

      На площади пахло навозом, потом и выпечкой. Из кабака несло хмелем, кричали зазывалы.

      Поправив повязку на голове, что плотно обхватывала голову, закрывая уши и виски, направилась к ряду торговцев, оценивая выставленный товар. Наметанный глаз подмечал детали. Наконец выцепив из ряда предложенного товара заинтересовавший, не спеша направилась к пони. Аккуратно положив на морду свою ладонь, в которую гнедая тут же фыркнула недовольно, улыбнулась. Не пугливая.

      — Сколько?

      — Три золотых, — отозвался торговец. — За меньшее не отдам.

      — Не отдашь, говоришь? — хмыкнула, после чего наклонилась к уху пони и едва слышно для человеческого слуха прошипела слова на черном наречии, вкладывая в них магию. Пони вздрогнул, но не взбесился. Лишь настороженно замер. Добрая кобылка. Храбрая. Подойдет. — С седлом отдаешь?

      — Отдаю.

      Три золотых монеты перекочевали к торговцу. Узда легла в руку, и конь послушно последовал за мной.

      Закупилась сухарями и вяленым мясом, бродя по рынку, обращаясь то в кузницу, то заглядывая к кожевнику, так и не заметила, как весь день и прошел.

      На деле пони мне нужен был лишь для поклажи. Не любила я верхом ездить, да и чего зря животных нервировать? Чуяли они меня, боялись инстинктивно, поэтому в основном путешествовала я пешком, лишь поклажу перекладывала, чтоб на себе не тащить.

      Похлопав по крупу животину да скормив яблочный огрызок, оставила пони в стойле. А поутру, стоило только поблекнуть горизонту, мы отправились по Восточному тракту.

      Путь предстоял неблизкий, да и опасный. Пересекать Мглистые горы было рисковым делом, но это самый короткий путь, напрямки. Опасно, кто же спорит, но мне нужно было поспешить. Неладно было в Средиземье. Нехорошие слухи долетели до моих ушей.

      Как бы ни сковывал меня страх, но стоило признать, что мне нужно встретиться с тем, с кем встречаться вовсе не хотелось.

      Видимо, я достаточно набралась и храбрости, и глупости, чтобы идти в пасть к Смаугу Ужасающему, в поисках ответов и советов.

      Опять же, слухи пошли, что дракон издох и Одинокая Гора пустует.

      У меня в это веры не было.

      Алчных глаз, следивших за мной из дальнего угла таверны, я не заметила.