— М? — старик протянул нечто невразумительное для окружающих, но по давнему знакомству дерганье плечом и уныло-вопросительное мычание означало вопрос, который примерно можно было перевести как «Ну что, не померла?» или «Как жизнь, болезная?».

      — Разлагаюсь, — честно ответила ему и наигранно покряхтела, посильнее припадая на ногу.

      Средиземский друид хмыкнул на этот жест и явно с намеком осмотрел меня с ног до головы.

      Двадцать лет как в этот мир провалилась и хоть бы волосинку седую приобрела. А так, как была двадцатилетней девчонкой, так и осталась. А ведь мне уже сорок два.

      К слову сказать, процесс моего разложения действительно имел печальную подоплеку. Разлагалась я исключительно морально. Я умирала. От скуки, от тоски и просто дичайшего одиночества.

      Когда твое одиночество ограничено стенами собственной квартиры — это одно. А вот когда во всем мире нет ни одного существа, с которым ты мог бы поговорить на родном языке и банально обсудить сказку про колобка и репку, то тут хоть вой. Писание стихов, игра на музыкальных инструментах, рисование, вышивание и шитье. Бесконечные хомячьи заготовки трав, зелий и мазей. Книги в Средиземье — это дефицит, как и бумага. Простые карандаши и краски — та же песня.

      Раньше я не задумывалась о том, почему попаданки в другие миры резво находили себе занятия, забывая про такую вещь, как интернет и банальная ломка от недостатка информации? Теперь в какой-то степени я понимала, когда у тебя резко отбирают интернет, у тебя появляется очень много свободного времени, которое надо куда-то деть.

      У меня его было вагон и маленькая тележка. Аж триста лет в запасе. Которые мне было некуда деть. Я упахивалась. Иногда могла днями лежать в кровати, укурившись в хламищу — лишь бы не думать. На следующий день свалить на робинзонщину в леса за травами, на пару месяцев превратившись в черта болотного.

      С местными людьми поговорить было не о чем, да и опасно. К аристократам, которые могли бы вести высокоинтеллектуальные беседы, было особенно страшно соваться. А уж если свое экзотичное лицо засветить и «очаровать» по-ведьмински… Не дайте местные боги такого счастья. Аутодафе-дубль два совсем не хотелось повторить.

      Эльфы? Нет. Спасибо. Приступов депрессивной меланхолии мне и так хватало. Был Беорн, но он тоже не такой уж дружелюбный оборотень. Он давал мне мед, я же оказывала помощь его живности. И то только потому, что с Радагастом они были знакомы очень хорошо, пусть и друзьями назвать их было решительно невозможно.

      Радагаст… он здорово научил меня местной ворожбе и лекарскому делу. И даже объяснил основы местной магии, базировавшейся на пении, но магия была слишком эфемерным понятием, и в само пение нужно было вкладывать душу. Искреннее желание помочь. А я эгоист с отсутствующим человеколюбием и вообще любовью к миру. Да и был этот навык на один раз. То ли ты рану заштопал нитками, да еще и на пяти пациентах, то ли ты напел заклятье и свалился рядышком. Пациент здоров, вот только ты сама встанешь только дня через два после таких манипуляций.

      Жить было решительно невозможно. По большей части просто не хотелось. Иногда накатывало такое, что нет-нет да мысли нехорошие лезли в голову. В привычку вошло пение на родном языке за любой работой. Разговоры с самой собой так вообще пошли на «ура». Стихи и песни собственного авторства, великие классики.

      Медленный отрыв от мира. С кем поведешься, от того и наберешься. Радагаст и его образ жизни были очень заразны.

      Можно было научиться лихо махать оружием, но объективно, кому надо — толпой запинают. Одинокая баба с мечом. Смех и грех, блин. Те же разбойники в количестве пятнадцати неблагородных последователей Робина Гуда — и все. Была Оленька, и нету больше Оленьки.

      Да и откровенно говоря… не любила я людей. Боялась. Вонь, вши, блохи, крысы. Воры, разбойники. Куда уж мне, моралистке, которая привыкла, что и пальцем никто не коснется, жить среди людей, что такой моралью явно не страдают. Если девка ничейная, на плечо, попортил и все. Считай жена. А если не жена — значит шлюха.

      В больших городах, правда, за это могли и руки поотрубать или вздернуть. И уж точно приятного мало — смотреть на висельников. Привыкаешь, конечно, но то еще зрелище.

      Поговаривали, за Мглистыми горами было как-то поспокойнее. И поцивилизованнее. Но идти туда через горы? Пожалуй, лучше я уж помру от передоза, чем буду сожрана орками и гоблинами. Они страсть как любят человечинку. Правда, самый шик — это эльфятина по особому рецепту запекания. А можно и сырым. Возможно, даже живьем.

      — Так зачем приехал, дед? — распахнула двери, впуская в домишко, который строить он тоже мне помогал.

      — Времена нынче неспокойные.

      — Пауки?

      — Некромант из Дол-Гулдура.

      — М-м-м, — покачала головой. — Ну, а я-то тут причем? У меня позиция невмешательства. Особенно сейчас, когда я в завязке.

      В смысле не укуренная и не рассекающая на санях с кролями, ловя радости жизни и шугая кочевников Рохана. Они, кстати, храбрые. Повадились ко мне периодически ходить и о помощи просить. Иногда по мелочи. Но один раз прискакал местный витязь, весь порог истоптал, привезя мальчишку, больного воспалением легких. Честно? Думала — помрет. Шансы были невысоки. У нас-то такое антибиотиками лечили, а тут… ну мед как природный антибиотик. Зверобой.

      Воспаление легких — это такая болезнь, коварная. Не угадаешь. То ли ни в коем случае не греть, то ли наоборот.

      Отец мальчишки был припахан к заготовке дров и топке печи с тасканием воды. Как-то давно бабушка в детстве меня одним интересным способом лечила. Ничего не помогало, в больнице тоже сделать ничего не смогли. Мальчишка закашливался и задыхался. Свистел и хрипел. Прям как я.

      Рискнула. Уложила на лавку. Нагрела горячей воды, соли — а она была дорогой — от души сыпанула и льняные отрезы ткани, обжигая пальцы горячей водой, отжала, мальчишку обернула и еще в одеяла укутала. Отварами, медом, молоком. Всем чем можно отпаивала. Маслами разных трав, которые я наловчилась делать, заставляла дышать как ингаляцией. Да прогревала горячими обертываниями. Мальчишка выжил. Долго лечился, правда, месяца два, наверное, он у меня жил. Его отца я, кстати, выгнала и сказала, чтоб только летом возвращался.

      Кочевника я сразу же предупредила, что акция разовая и у своего порога толпу нуждающихся не потерплю. Лекарствами за плату определенную обеспечу, а чужаков на своей земле мне не надо.

      На диво понятливым мужик оказался. А за лекарствами ко мне ездить парламентером как раз таки мальчишка, Берген, и стал. Который рос очень быстро, когда я как была, такой и осталась.

      — Война будет, — старик резво начал нарезать круги по помещению, грозя сшибить все что можно. — Я был там! В Дол-Гулдуре!

      То-то ты покоцанный. Вломили, да?

      Вздохнула. Вот я-то тут причем? Живу себе, никого не трогаю…

      — А я причем?

      — Ты — лекарь.

      Ну приехали.

      — И что?

      — Надо спасать!

      О. Ясно, Грин Пис и взыгравшее человеколюбие. Вздохнула.

      — Не хочу, — честно ответила, растекшись по дубовому столу, апатично взглянув на волшебника снизу вверх.

      — А надо.

      — Не надо.

      — Надо.

      — Не хочу.

      Острый и максимально трезвый взгляд волшебника прошелся мурашками по загривку.

      — Орлы заберут тебя.

      Проводила его взглядом. Дед решительно вылетел из дома, оступился на ступеньке и замахал руками. Удержался. А нет. Нет, все же удержался.

      — Ну уж нет! Лучше я на кроликах, своим ходом! — выскочила вслед за ним на крыльцо. Ступенька угрожающе скрипнула.

      — Не успеешь! — Радагаст подпрыгнул и махнул рукой. — Нужно выезжать уже сейчас!

      — Никаких орлов! И я там как лекарь, а не воин!

      — Они придут за тобой. Они уже близко, Ольга!

      — Кто? — прищурилась настороженно.

      — Отряд орков верхом на варгах! Они придут за тобой! — дедок резво вскочил на сани. — Торопись! До темноты уезжай отсюда! Не поспешишь — погибнешь!

      Я замерла, чувствуя, как мне резко становится плохо. Радагаст, скотина?! Ты их что, ко мне привел, так еще и засветился специально в моих краях?!

      Но старикан уже ломанулся сквозь лес.

      Сглотнула.

      Итак. Средневековая бойня.

      Где там моя настойка и курево?

      У меня тут скоро гости! Может, орлы? Хотя… нет. Никаких орлов! Те самые разумные, говорящие орлы. Мой сюрприз-инфаркт от Радагаста. Гигантские орлы, с которыми он меня познакомил, оставили просто неизгладимое впечатление.

      Я, между прочим, высоты боюсь.

      До истерики, если что.

      Пора собирать манатки и сваливать. В сторону Одинокой горы, о которой уже все кому не лень знают. Уж больно Торин Дубощит прошелся громко по этим землям.

      От Армии убежать можно. Они идут медленно. А вот от отряда охотников… я не Радагаст, местечковый маэстро, что на своих росгобельских кроликах словно на стритрейсинге. Только его и видели.

      Варги-охотники — очень неприятная новость. Максимально неприятная. От армии сбежать проще, она медленная, а от отряда, натасканного на кого-то, как я, догнать и прикончить…

      Оля, шевели булками. Ты не главная героиня, да и эта история — не хеппи энд. Свою бы задницу спасти.

      Засуетилась.

      Мои шаровары, ака казак Запорожья. Ни штаны, ни юбка, вызывающие у местных много вопросов. Рубашка, расшитая от скуки и тоски по родине красными узорами. Пояс вокруг талии. Сверху еще один с кармашками, подвесками для того, что под рукой нужно. Склянки, банки.

      Сапоги натянуть. Предварительно ноги в портянки замотать. Вот уж где полезный навык!

      Сундук в сани и закрепить. Туда сменную одежду. Склянки, чугунки, травы. Мази, порошки. Все уложить так, чтобы не побить в своем диком заезде. Соломы напихать. Одного сундука мало. Надо второй…

      Отросшие волосы, тяжелые, зараза, стали только гуще на экологически чистых продуктах и кое-чем еще, собрать в косу и на затылке стянуть, спицами железными закрепить в тугой узел. Сверху потрепанный плащ в заплатках. На лицо боевой раскрас. Уголек под глазом, над веком. На щеки и лоб линии. На подбородок. Размажется — так вообще страхолюдина буду.

      Где там зеленуха была? Красить зубы — кто бы только знал. Но времена меняются. В моем мире их белили, а я вот, извращаюсь. Ярко-зеленая субстанция покрыла зубы. Дня на три хватит.

      Так. Масло, вонючее. Запах дыма. Сейчас накуримся — все это будет. Бурдюк с уникальным бодрящим составом на пояс. Глотнем.

      Бодри-и-ит.

      — Эй, ушастые! Едем быстро, но не спеша. Вы же не хотите быть как жаркое? Так что не торопитесь. Они там друг друга перебьют, а мы уже в конце появимся. Нечего нам в эту заваруху влазить. Сейчас должок старику отдадим и дальше будем морально разлагаться, — запрыгнула на сани и моргнула. — Так. Север. Север? Значит, туда…

      Меньше часа спустя я остановила свою упряжку, чувствуя что-то неладное. Местность была довольно-таки равнинная и каменистая. От Дол-Гулдура я жила не так уж и далеко. И даже больше. Обо мне знали. Но не лезли, и это было взаимно, уж не знаю почему. У них там своя тусовка, которую, видно, сумасшедшая бабенка, живущая на отшибе, не волновала.

      Нехорошее у меня предчувствие.

      Оставив беспокойных кролей переводить дух, ползком забралась на камень повыше, прижимаясь, не рискуя вставать и тем самым быть легкой мишенью.

      На горизонте появились варги. Не отряд, но…

      Твою же мать!

      А они-то за мной, видать. Что там Радагаст говорил? Спешить?

      Раздался вой. Кроли встрепенулись. Пугливые животные явно учуяли предстоящий забег. Скатилась с камня, рухнула в сани и дернула поводья.

      — Валим, братва! Валим, пока не почуяли!

      Поздно!

      Вой послышался с определенными интонациями. Заметили, падлы. Вражины подлые. Кроли рванули. Непроизвольно переходя на русский, вцепилась как можно крепче, уперлась ногами. Рискнула обернуться.

      Первый раз насчитала трех.

      Второй раз было уже семеро.

      Третий раз — десять…

      Те, кто с наездниками, медленнее. А те, кто нет… Вот от них нужно ждать самого жару.

      — Ходу, ходу, ходу! Двигайте своими пушистыми задницами, ушастые, иначе нас сожрут! — кролики неслись с невиданным ранее энтузиазмом. Как там говорил Джек Воробей? Завяжем бой, а потом сбежим. — Нас не догонят! Нас не догонят! Нас не догоня-я-ят!