Когда почти забытый всеми Бруно вернулся в семью, Камило принял это без особого энтузиазма. Как бы грустно то ни было, но родной дядя для него — практически чужой человек. Они большую часть жизни Камило толком не общались.
Камило сам не помнил, но все же знал, как выглядит дядя Бруно по многочисленным изображениям их семьи. Но в собственных воспоминаниях у него были лишь колючие щеки, грубые, мозолистые руки, и страшные крысы. Это все сложилось в сознании ребенка в пугающий образ, который в один момент стал явью, с которым теперь нужно учиться ладить.
Сделать первый шаг самостоятельно Камило не решался. Пугающий дядя сам неуверенно искал подход к племяннику, искал любой способ восстановить тонкую нить, связывающую их. Камило лишь, как мог, старался ему не мешать.
Бруно быстро понял, что лучший способ подружиться с Камило — это подкупить чем-то вкусным. Он быстро приноровился незаметно отдавать племяннику половину собственного обеда, а иногда и ужина. Бруно, по возвращению домой, все старались кормить гораздо больше, чем тому было нужно. А для Камило еды много не бывает.
После того, как Бруно выловил Камило с сигаретами, и сохранил все в тайне, доверие между ними значительно окрепло. Камило стал доверять дяде все, чего другие взрослые не понимали, за что другие взрослые могли наказать. Бруно никогда не ругался на него, ни разу не ударил, и не кричал. Он мог со всей серьезностью выслушать все беды, с которыми столкнулся маленький племянник, ведь сам в душе оставался ребенком.
Камило неплохо общался с дядей, хотя и по возможности, избегал оставаться наедине. Ведь после того самого случая, если они останутся наедине, дядя, в приливе странной нежности, лез его тискать. Он не понимал дядю, этих взглядов, этих касаний, от того и побаивался его.
Подобное случилось сегодняшним воскресным утром, прямо после завтрака. Пока все собирались в церковь, Камило использовал это время, чтобы поискать на кухне какую-нибудь еду. По дому бродили родственники, поэтому за свою неприкосновенность полуголодный ребенок был спокоен.
Из-за того, что Камило слишком интересовало припрятанное в шкафу печенье, он совсем не обратил внимания чьи-то шаги за спиной. Едва потянувшись к желанной находке, он почувствовал чужие руки на своей талии.
— Дядя… — безошибочно определил Камило, закатывая глаза. Только он в этом доме настолько тихо ходил.
Не успел Камило даже дернуться, как Бруно тут же прижал племянника к себе. Провидец нежно целовал недовольное личико куда попадет, зная, что племяннику не угодить. Когда Бруно целовал его прикрытые веки и сомкнутые губы, Камило было колюче, а когда чмокал щёчки и шею — щекотно.
— Не надо, дядя, меня так муслякать. Одного поцелуя вполне достаточно. — уворачиваясь от поцелуев, недовольно бурчал Камило, все пытаясь вывернуться из объятий.
Поняв, что отпускать его не собираются, единственным выходом было звать маму. Благо Пеппа, судя по громким раскатам грома, ходила где-то неподалеку.
— Ма-ам, скажи дяде Бруно, чтобы он от меня отстал! — громко крикнул Камило. Пеппа быстро пришла на кухню и застав на месте своего сына в объятиях брата, расплылась в умилении. Серая тучка над головой мгновенно растворилась. Увидев сестру, Бруно сразу отпустил племянника.
— Эм, Пеппа, я тут…- Бруно тут же стушевался, отпуская недовольного племянника. Но Пеппа перебила его, обращаясь к Камило.
— Камило, ну зачем ты так? Дядя Бруно так давно вас не видел, он просто тебя сильно любит. Прямо как я. — Мамочка сама поцеловала несчастного ребенка в щеку, после чего крепко обняла.
— И ты туда же, мама. — пробурчал еще более недовольный Камило в плечо матери. Было обидно, что мама не заступилась за него.
— Не сахарный, не растаешь! — сказала Пеппа, отпуская Камило. Малец выскользнул из объятий матери и побежал прочь с кухни, пока еще кто-то из семьи его не выловил, оставляя ее и Бруно на кухне.
— Он, как подрос, уже не особо даёт себя целовать. — обратилась женщина к Бруно.
— Совсем не понимают, что для нас они всегда дети. — ответил ей провидец. На этот раз пронесло, но нельзя было допустить, чтобы Камило повторил это.
***
Вечером того же дня, после ужина, Бруно на пару с Камило должны были остаться убирать со стола и мыть посуду. Бруно эта участь выпала за то, что солью мусорил, а Камило за то, что уснул на проповеди отца Хосе. (Он сладко спал до момента, пока не почувствовал чужую ладонь на своем колене.)
Но Камило решительно не хотел оставаться наедине с дядей и, под предлогом позвать кого-то из сестер на помощь, улизнул в комнату к Изабелле. У нее в тот вечер собрались все сестры Мадригаль. Девушки громко смеялись, пели песни и делали друг-дружке макияж. Камило надолго пропал у них, оставляя Бруно наедине с посудой.
Как все закончилось, посуда была уже домыта. С Камило сестры тоже закончили, так что он поспешил показать всем, (первым делом дяде) что с ним сделалось. Когда Бруно, закончив уборку, уже собирался к себе, перед глазами возникло разукрашенное лицо племянника.
— Смотри, дядя, как я тебе? — улыбаясь спросил Камило. Ему в волосы повязали какой-то желтый бант, губы измазали красным, а глаза темным. Так что теперь Камило был очень похож на Долорес, когда та была младше.
— Слов нет. — равнодушно сказал Бруно, стараясь вложить в эти слова все недовольство. Его сильно расстраивало, что племянник их общие обязанности сбросил на плечи немолодого дяди.
— О, смотри, abuela идет. — заметил Камило, глядя в окно. В его голове моментально возник план небольшой мести за утро. Хитро сщурившись, Камило подошел к дяде и шепнул удивленному Бруно на ухо: «иди ко мне, дядя.»
Хитрый пакостник расцеловал лицо дяди, оставляя всюду красные следы, запачкал и усы с бородой и шею и все, до чего достал. Услышав, как хлопнула входная дверь, как в сторону кухни послышались шаги, Бруно в панике бросился к умывальнику. Не хватало только, чтобы abuela это увидела.
«Что бы она подумала?» — этот вопрос Камило себе не задавал, но он знал, как Бруно боялся того, что их могли заметить.
Младший Мадригаль просто сидел и, заливаясь смехом, наблюдал, как дядя судорожно пытался отмыться. Войдя на кухню abuela изумленно посмотрела на Бруно, усердно натирающего в умывальнике лицо, и разукрашенного, надрывно хохочущего Камило. Младший Мадригаль, кажется, совсем не удивил ее своим видом, а вот действия Бруно казались ей странными. Он не заметил того, что она вошла, и продолжил полоскать лицо.
— Брунито, что ты такое делаешь? Вы с посудой закончили? — услышав голос, Бруно развернулся к матери настолько резко, что пара капель воды прилетела ей на платье.
— Да, вот просто решил умыться — неловко улыбаясь, сказал провидец. На это Камило засмеялся ещё громче прежнего. Альма явно ему не поверила.
— Камило, ты опять что-то натворил?
— Нет, что вы. — ответил Камило, давясь от собственного смеха.
— Ты помогал Бруно с посудой?
— Конечно помогал — с улыбкой ответил младший. — Дядя вам все подтвердит.
— Вообще- то… — едва Бруно хотел что-то сказать, его перебили.
— Abuelita, как вам мой новый образ? — Камило улыбнулся, перетягивая внимание на себя. Альма придирчиво рассмотрела внука, стараясь аккуратно подобрать слова.
— Очень необычно, Камило. — с натянутой улыбкой проговорила она.
— Только на улицу так не выходи. — уже более строго сказала abuela.
— Надеюсь вы оба поняли, чего не должны делать в стенах этого дома…- Альма грозно посмотрела на Бруно
— …и за его пределами. — abuela взглянула не менее строго на Камило.
Как только оба кивнули, Альма удалилась к себе.
Выдохнув после такого разговора, Камило расслаблено уселся за стол, налил себе молока, и отпил, пачкая чистый стакан остатками помады. Над его довольной улыбкой появились белые молочные усики.
Бруно молча стоял на том же месте, наблюдая за племянником. Его всегда было тяжело, да практически невозможно, разозлить. Но этому мальцу удалось. Они молча смотрели друг другу в глаза, пока на втором этаже не хлопнула дверь. Теперь Альма их не услышит.
— Не делай так больше! — Бруно тогда сильно разозлился. Не проконтролировал свой голос и, сам того не желая, прикрикнул на племянника. Камило впервые настолько разозлил дядю, что тот начал кричать на него.
— Не делать как, дядя? — мелкий чертенок тщетно пытался спрятаться за стаканом молока. От испуганного взгляда племянника Бруно стало не по себе. Он, пытаясь себя успокоить, старался глубже дышать, при этом крепко сжимая кулаки. От такой реакции дяди Камило было действительно страшно. Бруно понимал, что теперь уже племянника не за что ругать, ведь мама ничего не заметила, и ничего странного не заподозрила. А за пропущенную уборку Камило еще отработает.
— Не пей холодное молоко. — уже расслаблено сказал Бруно. — А то горло разболится.
Камило удивленно смотрел на дядю, медленно отодвигая от себя наполовину опустошенный стакан молока.
— Давай лучше сделаю тебе какао. Хочешь какао? — неожиданно спросил Бруно. Что ребенку надо для счастья, кроме поощрения его пакостей? Камило кивнул, понимая, что на него уже не злятся.
«Скорее всего дядя снова решил серьезно поговорить.» — подумалось тогда Камило. Бруно любые разговоры старался вести самым приятным для племянника образом, то есть с какой-нибудь вкусняшкой.
— Сходи только сначала умойся. — с улыбкой сказал Бруно.
— Ладно, но тогда я еще буду печенье. — набравшись наглости выдал Камило.
— Ну печенье, так печенье — Бруно знал, что только так может заставить несносного ребенка слушаться. — Ну давай, беги умывайся.
Только сейчас Камило стал понимать, к чему все идет. Он, словно ребенок, повелся на какао с печеньем, собственноручно обрекая себя на эти странные колюче-щекотные дядины поцелуи. Отказываться было уже поздно, поэтому Камило побежал умываться, оставляя Бруно на кухне, наедине со стаканом, на котором остатки красной помады сохранили следы губ.