Сделав какао, Бруно сложил немного печенья в миску, уставил все на поднос и понес в комнату Камило. Проходя мимо комнаты Изабеллы, он прислушался: судя по громкому смеху, все девушки все еще были там. Все, включая Долорес. С ней стоило быть особенно осторожным.

В семье Мадригаль было не принято таскать еду в комнату. Abuela всегда настаивала на том, чтобы все всегда и главное вместе кушали на кухне. Но Бруно не мог отказать Камило (да и себе зачастую тоже) в этой будничной радости. Хотя незаметно пронести вкуности в комнату было нелегко, но за годы, проведенные в одиночестве, Бруно научился быть тише крыски.

— Камило, это я. — войдя в приоткрытую дверь, Бруно подтолкнул ее ногой, чтобы захлопнуть. Камило сидел на постели с книгой, уже умытый, в домашней рубашке и коротких шортах. Видимо планов на этот день у него более нет.

— Принес тебе вот. — Бруно поставил поднос на прикроватную тумбу. Впервые принесенная еда интересовала Камило меньше, чем пришедший дядя. Бруно спокойно присел на кровать, после чего совершенно непринужденно уложил тонкие ножки племянника поверх своих. Почему-то раньше подобные вещи никогда не казались Камило странными. Что изменилось теперь?

— Спасибо. — серьезно сказал Камило, захлопнув книгу. Он обычно старался не смотреть на дядю, когда они оставались одни, однако сейчас пристально следил за каждым его движением. Видимо дожидался, когда Бруно сам начнет говорить.

— Камило, вообще я бы хотел…

— Поговорить со мной? — неожиданно перебил старшего Камило, Бруно кивнул.

— Да, я знаю, что ты скажешь. Я поступил гадко. Да, я не должен был оставлять всю уборку на тебе. И перед бабушкой подставлять тоже. Прости. — за этим серьезным тоном скрывалась грусть. Камило виновато отвел глаза. — Прости, что огорчил тебя.

Провидец совершенно не умел долго злиться, особенно на племянника. Было видно, что Камило действительно стыдно за то, как он поступил с дядей Бруно, с человеком, что действительно изо всех сил старался, делая все что можно для своего племянника.

— Все в порядке, mi amor. — Бруно нежно гладил голые, чуть пушистые колени Камило, стараясь успокоить и расслабить нервного ребенка.

— А вообще ты сам виноват. Не надо было утром меня слюнявить. — уже тише добавил Камило, после чего взял печеньку и надкусил. Не сказать, что Бруно удивили эти слова и эта реакция. Провидец понимал, что воспитать правильное отношение к ласкам и поцелуям быстро не получиться. На все требуется время.

— Sobrino, я совсем не могу понять, почему ты так плохо относишься к тому, что я проявляю к тебе свою любовь? — мягко спросил провидец.

Камило задумался. Воспоминания о поцелуях в губы с родным дядей смущали. А все эти взгляды и прикосновения… Это все казалось совершенно неправильным, но в то же время оставляло после себя такой приятный осадок. В целом Камило нравилось, когда его целуют и обнимают родственники, но почему-то именно с дядей все это становилось как-то странно. Он думал, как лучше донести до старшего свои противоречивые мысли, но выдал лишь скомканное: «Мне просто не по себе от этого.»

— Мама говорит, что ты так делаешь, потому что долго нас не видел и скучал, все такое… Но мне так не кажется. — Он виновато опустил взгляд, вспоминая, как сам лез к своему дяде и сам позволял себя трогать.

— Наверное нам не стоит больше так делать.

Бруно коротко кивнул, давая племяннику понять, что он его услышал, одновременно поглаживая ножки от бедра до щиколоток.

— Ты, вижу, начал думать обо мне совсем не те мысли, воспринимать все, что я делаю неправильно. Но скажи, что плохого в поцелуях? В заботе? — Камило молчал, опустив взгляд жевал печенье.

— Наверное только то, что я все запреты в доме ради тебя нарушаю. — сам себе ответил Бруно.

Камило не знал, что возразить. У него не было аргументов, кроме чувства собственного дискомфорта. Но это же уважительная причина, верно? Оставалась только надежда на то, что дядя сможет это понять.

— Я не хочу тебя обидеть. Мне просто немного неприятно, когда меня так трогают. — тихо сказал Камило, делая глоток какао. Как и ожидал младший Мадригаль, Бруно это обидело.

— Наверное тебе просто неприятен я. — сказал Бруно, легко играя на чувстве вины племянника. После этих слов Камило отложил чашку и уставился на дядю.

— Что бы я для тебя не сделал, я буду тебе неприятен. Если ты меня так не любишь, то я готов обещать, что больше тебя не коснусь. — на Камило в этот момент смотрели самые печальные глаза, которые он когда-либо видел в своей жизни. Ему было ужасно жаль пророка, на плечи лег невыносимый груз собственной вины перед ним.

— Просто хочу, чтобы ты знал, что я тебя очень-очень люблю, Камило. — с печальной улыбкой сказал Бруно.

Чувство вины не угасало. После всего того, что Бруно пережил, после всего, что сделал для семьи, Камило продолжал поступать с ним так гадко, отказывая в своей любви.

— Что ты, дядя… — эта грусть, застрявшая комом в горле, заставила голос немного дрогнуть — Я тоже люблю тебя. Ты так заботишься обо мне. — Камило крепко обнял Бруно, укладывая свою кудрявую голову тому на плечо.

— Ну же, обними меня. — Камило было невыносимо стыдно за все, что он сказал до этого. Бруно, не в силах отказать просьбе, прижал племянника к себе, и обнимал так долго, пока оба не успокоились окончательно. Провидец понимал, что это последний раз, когда Камило ему возразит.

Зная, что бедняжка чувствует себя очень виноватым, Бруно не мог оставить его без шанса загладить вину.

— Поцелуй меня сам разок, чтобы я точно убедился, что ты меня тоже любишь. — чуть ослабив объятия сказал Бруно. Камило смущено опустил взгляд. Всего один поцелуй, чтобы дядя не обижался — это ведь так просто. Камило сделает это для него.

— Ну же. Мы же уже столько раз это делали… — ласково сказал Бруно. Он знал, что Камило бывало тяжело справится со смущением в некоторые моменты. (В такие, как этот, моменты). Стараясь не думать о происходящем, Камило уложил руки на плечи дяди, в точности как в первый раз, неуверенно приблизился и легонько коснулся своими сладкими, чуть дрожащими губами чужих, и быстро отстранился, виновато смотря на провидца. Такой легкий и почти невинный поцелуй. Бруно улыбнулся, глядя на смущенное лицо племянника.

— Не так, mi amor. Давай я покажу. — Бруно легонько надавил на плечи племянника укладывая в постель, и сам устроился сверху. Подминая под себя фарфоровой хрупкости тело, он аккуратно развел тоненькие ножки в стороны, удобно устраиваясь между них. Чуть надавив на подбородок, заставляя открыть рот, поцеловал племянника, на этот раз по-взрослому. Когда горячие губы соприкоснулись, это было так сладко, и так приятно для них обоих. Камило неумело пытался вторить движениям дяди, стараясь научиться целовать также умело. Казалось прошла вечность прежде чем провидец отстранился.

— Ты у меня такой сладкий. — Бруно провел пальцем по влажным губам племянника, с нежной улыбкой рассматривая раскрасневшееся лицо. Решив долго не ждать, он снова поцеловал, только уже шею. Камило наслаждался этим, пока не почувствовал, как чужие руки потянулись к вороту рубашки и принялись расстегивать пуговку за пуговкой. До этого момента дядя ни разу не пытался его раздеть. Зачем это было нужно?

— Не надо, дядя. Мне так стыдно. — тонкими пальчиками Камило сжал чужое запястье, стараясь отвести руку от себя. Бруно наклонился к нему, шепча на ухо: «Перед родным дядей не может быть стыдно.»

Все происходящее становилось пугающе непонятными, но в тоже время почему-то оставалось приятными. Такое странное наслаждение, помешанное со страхом и отвращением. Уйти от этого не получиться, поэтому Камило сдался, стараясь не думать о том, что это все с ним делает такой близкий, родной для него человек.

Все внутри трепетало от страха и волнения. Бруно чувствовал, как Камило под ним дрожит, как сжимает своими тонкими ногами его бедра. Эти долгие горячие поцелуи… Что они сделали с ним, с человеком, который с десяток лет никого не касался? Бруно сам не заметил в какой момент возникло это мучительное напряжение внизу живота.

Едва справляясь с этой приятной дрожью, Бруно кое-как расправился с пуговицами рубашки. Расправив её края, наконец мог насладиться этой дьявольски прекрасной картиной: Камило лежал под ним такой смущенный и беззащитный, почти раздетый. Провидец, более не сдерживаясь, жадно расцеловывал тонкие ключицы, опускаясь к груди, в которой трепетало невинное сердце. Плоский животик, от прикосновения к которому Камило раньше заливался смехом, от поцелуев просто напрягся. Бруно чувствовал, как напряженные колени все сильнее сжимали его бока, в своеобразном протесте.

Не став опускаться в ласках ниже живота, Бруно потянулся к сладким губам, целуя неопытного племянника со всей страстью, на какую был способен. Не разрывая поцелуя, сжал упругую попку (довольно больно для Камило), прижимаясь собственными горячими бедрами к нежному месту. От прикосновения разгоряченного паха с упругой попой, провидца будто ударило молнией. Почувствовав на себе напряжение дяди, Камило дернулся, испугано мыча тому в губы. Бруно, напоследок грубо прикусив нижнюю губу племянника, разорвал поцелуй. Казалось лицо Камило стало даже более красным, чем до этого, влажные ресницы чуть слиплись, а распухшие губы дрожали. Бруно едва мог сдерживаться, глядя на это. Ему безумно хотелось большего. Гораздо большего…

Сейчас провидец думал лишь о том, как справиться с собственной, болезненно ноющей внизу живота, проблемой как можно аккуратнее, не нарушая нежной невинности племянника. Последней здравой частичкой собственного сознания Бруно понимал, что Камило еще совсем не готов расстаться с детством и разделить с ним все радости взрослой любви. Нельзя было продолжать его трогать. Понимая это, выход остается только один…

— Камило, не смотри пожалуйста. — ласково шепчет Бруно, прикрывая своей ладонью глаза племянника. Лишенный возможности видеть Камило не понимал, что собирается делать дядя. Неведение порождало это пугающее и неизведанные чувство. Страх, заставляющий замереть на месте, забыться, на время оставляя собственное тело в чужих руках.

— Не бойся, cariño mío. Я ничего плохого тебе не сделаю. — Бруно, чувствуя страх племянника, старался успокоить его.

Камило слышал и чувствовал, как дядя свободной рукой возится внизу со своими брюками. Он даже на секунду испугался, что дядя решит стащить с него шорты и потом… Но нет. К нему более не прикоснулись.

Посмотреть, что конкретно делает дядя было невозможно. Чужая мозолистая ладонь все еще прикрывала его глаза, и при этом неприятно давила на нос, отчего стало труднее дышать, но достаточно хорошо скрывала то, что Камило точно не хотел бы увидеть.

Бруно уже не целовал его, просто навалившись сверху, неприятно придавил. Провидец едва сдерживал собственные стоны, наслаждаясь этим грехом. За напряженным дыханием дяди над своим ухом, Камило различал ужасное мокрое хлюпанье внизу, прямо меж собственных бедер. Он чувствовал, как дядя дергает правой рукой, так резко и быстро, что трясло самого Камило. От невозможности нормально вздохнуть, от горячего дыхания дяди становилось дурно. Камило старался все это вытерпеть, не двигаться, не дрожать и не дышать.

Камило не знает сколько времени прошло до момента, когда это кончилось. Но тогда он почувствовал, как теплые влажные капли упали ему на живот и немного на грудь. Они быстро остыли и по консистенции напомнили сопли. К горлу подступала рвота. Ничего приятного уже не было. Это до невозможности противно.

Все еще отходя от яркого оргазма, Бруно убрал свою дрожащую руку с глаз племянника, но Камило все также лежал, крепко зажмурившись. Почему-то было страшно открывать глаза. Он чувствовал, как его неумело вытерли какой-то тканью, часть капель стерлась, и часть размазалась по животу. Бруно все еще тяжело дышал, отходя от пережитого. На этом все закончилось.

— Дядя, зачем ты это… — дрожащими губами, запинаясь, шептал Камило. Он ничего не увидел, едва ли понял, что именно произошло, но от случившегося никак не мог оправиться. Это просто не укладывалось в голове. Камило ведь не пострадал и ему не было больно. Но почему-же от произошедшего надломилось что-то внутри?

Бруно не услышал дрожащего лепета племянника, либо просто его проигнорировал. Как только он пришел в себя, как только взглянул на то, что сделал и увидел испуганное лицо Камило, понял, что должен сейчас просто его успокоить.

— Все хорошо, родной. Твой дядя тебя не обидит. — Провидец улыбнулся, рассматривая смущенного, чуть подрагивающего под ним племянника.

Бруно поднялся сам, и помог подняться племяннику, придерживая все еще дрожащего ребенка за плечи. Камило совсем не мог смотреть на дядю, поэтому просто отвернулся, пытаясь застегнуть рубашку. На глазах застывали слезы, изящные ручки дрожали, в который раз не попадая в дырочку пуговкой.

— Ты сильно испугался? — обеспокоенно спросил Бруно. Ему не ответили.

Камило неплохо умел контролировать свою силу даже в стрессовых ситуациях. Но сейчас, не справляясь с переизбытком противоречащих друг другу эмоций, не совладал с собственным даром. Он превратился в самого себя, но совсем маленького, пятилетнего. Этим Камило выдавал все те странные чувства, переполнявшие его. Видя это, Бруно понял состояние племянника. Его могло описать всего одно слово — беспомощность.

Бруно тепло обнял маленького, смущенного и растерянного Камило, пересаживая плачущего ребенка к себе на колени.

— Прости, родной. Прости, что напугал. — вид плачущего пятилетнего малыша просто разбивал сердце. Бруно невольно вспомнил, как совсем маленький Камило безутешно рыдал при виде него. От этих воспоминаний больно кольнуло где-то под ребрами.

— Больше никогда так не делай. — хлюпнув носиком прошептал Камило. Бруно молча кивнул в ответ, прижимая племянника к себе, укачивая, словно малыша, одновременно с этим успокаивая себя самого.

— Я очень люблю тебя. — Бруно нежно поцеловал кудрявую макушку, думая о том, что должен сказать в будущем. Чуть позже Бруно снова вернется к попыткам договориться с собственной совестью, но сейчас гораздо важнее договориться с племянником.

Скорее всего, как только испуг пройдет, Камило разозлится на него. Будет пакостить, или наоборот начнет игнорировать, надолго обидеться, или станет бояться дядю. Но, что бы не произошло, Бруно точно знает, что сможет с ним помириться. Однажды ключик к сердцу мальца уже был им найден. Пройдет время и все придет в норму.

— Может хочешь чего-нибудь? Я могу принести тебе. — Камило отрицательно мотнул головой, но Бруно увидел только как пушистые кудри качнулись туда-сюда.

— Главное не говори об этом никому, особенно маме. Не надо ее расстраивать, хорошо? — спросил Бруно, понимая, что реакция родственников, если те все узнают и поверят, травмировала бы Камило даже сильнее, чем эта странная неродственная любовь. Камило в ответ коротко кивнул, на что Бруно шепнул ему на ушко тихое «Вот и умничка.»

Камило никогда и никому об этом не скажет. Не столько потому, что Бруно его просил, или из-за собственного стыда и страха. Нет. Это мерзкое воспоминание, это событие, упомянуть о котором не повернется язык, Камило хочет просто забыть. Стереть из памяти, чтобы ничего уже об этом не напоминало и просто надеяться, что его слезы высохнут и никаких следов этой встречи не останется. Но молчание обходится дорого и еще принесет свои плоды. Камило потом еще не раз вспомнит эти странные дядины поцелуи со вкусом какао.