Лавена баюкала на руках славное человеческое создание. Она пела о тех временах, когда было только одно Ничего, как оно выросло в Хаос, о том, как были сотворены из Света первые Звёзды, об их восхитительной жизни и сокрушительно прекрасном конце.

Ведьма баюкала на руках маленького дракончика, только проклюнувшегося из яйца, но уже познавшего горе утраты. Бедное дитя, считай, родилось сиротой… И могло последовать вслед за семьёй, если бы не одно но.

Наследница Драконьей планеты с удивительно воздушным, по мнению Лавены, именем — Дафна, — хотела, дабы второе дитя её родителей оказалось в самом безопасном месте во всем измерении, и её предсмертное желание было исполнено. Не сыскать места покойнее и безопаснее совершенного, абсолютного Нигде. Жаль только, долго пребывать в нем было чревато.

Младенец сонно опускал веки, поглядывая на ведьму голубыми очаровательными глазками, и Лавена думала, что девочку должны звать не иначе как Блум*. Мысль превратилась в желание, желание — в волю, и вот уже девушка и не сомневалась, что, кем бы ни были люди, которых выберет для ребёнка судьба в качестве приёмных родителей, назовут они её именно так. Вместе с именем Лавена подарила ребёнку листик ясеня из собственного венка — высшее благословение, на которое ведьма сейчас была способна. В следующее же мгновение рыжее пламя заплясало на расшитых узорами рукавах и перекинулось на ребёнка. Дракон устал ждать. Впрочем, они никогда не отличались любовью к задержкам и расшаркиваниям. А этот ещё и волновался за свою подопечную, которую почти не чувствовал, покуда она была в Нигде. Растворяясь в безопасном для неё жаре родной стихии, Блум наконец смежила веки…

И Лавена вновь оказалась одна. Огонь стих, на мгновение мазнув языком по её щеке в своеобразном жесте извинения за переросшее в раздражение нетерпение. Но ведьма и не злилась, хотя обида и кольнула ежиком в районе сердца. Но негоже смертному таить обиду на дракона.

Лавена потерла меж пальцев ещё один листик ясеня из своего венка — тот впитал обиду и сердце вновь спокойно забилось в груди, отпуская ненужные эмоции**. Листик осыпался рыжим прахом, растворяясь в полете.

Лавена задумчиво глянула на оставшиеся на ладони хлопья жухлого листа. Недавно полученные ей раны уже исцелились, но все ещё горели пламенем предательства, плавя кожу.

Кто мог подумать, что в самый важный день в жизни народа Сильгара— в её жизни– священный обряд Проявления*** прервут не варвары Нагих Пустошей****, а феи!

Сегодня — сегодня только для Лавены, для жителей её мира могло пройти как несколько часов, так и несколько столетий, — ей, как последней наследнице ведьмовской силы предстояло проявить свою природную или же стихийную ипостась. Лавена и не сомневалась, что будет именно первый вариант! И оказалась права.

Когда возбужденное радостью оправданных надежд сердце стало успокаиваться, уже одеревенела вся нижняя половина её тела. Проявление длилось ровно три луны, именно столько Лавене предстояло простоять, обратившись деревянной статуей из так любимого ею ясеня. Но тут ещё дышащую лёгкими грудь проткнуло страшным в своей смертоносности оружием— Зеркальным Правосудием. Именно им феи уничтожали своих обидчиков, им карали и им выносили приговор. То было оружие возмездия и справедливости, но карать Лавену или мстить ей было не за что. Потому и на лезвии кровь была алая, а не черная– ведьма не несла на себе вины перед феями. Ни перед кем.

Впрочем, ей в голову быстро пришла ужасающая в своей правоте мысль: рождённые от Света феи посчитали себя выше сотворенных Хаосом ведьм, посчитали их правление над собой самодурством, потому и решили усадить на мраморный трон своего сородича.

Ведьмы древнее, их сила ближе всего к первозданному Хаосу и поэтому они властвовали, а не подчинялись. Но среди самих ведьм не было никого выше или ниже — все, прошедшие Проявление, считались равными и бразды правления делились поровну между теми, кто мог и желал взять на себя это бремя. Но ведьмы стали вырождаться. Для многих это стало знаком, что их время подходит к концу. Вот и убили последнюю ведьму в самый уязвимый момент.

Неприятная история. Лавена надеялась, что в ином мире, в который её выведут пути из Нигде в куда-то, доля подобных ей была менее тяжела.