Месяц прошёл быстро. И однообразно.

По утрам Матвей сражался с собственными естественными реакциями. Упражнялся в управлении когтями и по несколько часов общался с лекарем, «вспоминал». 

Весть о потере памяти быстро разлетелась по деревне, не сразу, но присмотревшись к нему, поверили. В основном из-за разительной перемены в поведении. Как и Зу-Пенга в первую очередь удивило обращение «на вы» и внезапно проснувшаяся хозяйственность. Кажется Мат-Вэй был тем ещё мудаком, что элементарная вежливость была воспринята как доказательство неполадок с головой. 

Ну и ладно, хоть относиться к нему стали более доброжелательно. Охрану не сняли, конечно, зато она стала не такой демонстративной и количество соглядатаев уменьшилось до указанной тройки.

Паёк вернули в полноценную норму. Опять же лекарь настоял, мотивируя необходимостью нормально питаться для выздоровления. Теперь его доля состояла из обязательного зайца или куры, пары яиц, овощей типа штуки лука, кабачка, моркови, и иногда рыбы. Фруктов своих было много – за домом обнаружился приличный садик с яблонями, грушей и различными ягодными кустами. У всех так росло, насколько Матвею было видно со своего двора.

За заборчик он так и не выходил. Решил не провоцировать, подождать официального решения от властей. В благополучном исходе дела больше не сомневался. Лекарь за возможность осматривать его был готов грудью встать на защиту и постепенно склонял население на свою сторону. Мол, видите, как изменился, совсем другой человек. В смысле - кот.

Знал бы он, насколько близок к правде.

Днём было скучно.

Зу-Пенг уходил по своим делам, а Матвею оставалось торчать на порожке, рассматривая соседей.

Первую неделю он этого не делал из принципа – его воротило пялиться на мужиков, обладая знаниями что тут и как устроено. И он с энтузиазмом занялся ремонтом всего, что было под рукой. Поднял заваливающийся сарай, прочистил трубы в доме и в бане, прополол какие-то заросшие грядки, убедившись, что ничего кроме сора на них не росло, выкинул совсем бесполезный хлам, то и дело попадающийся везде.

И делать стало больше нечего, только играть в гляделки.

С левой стороны от его дома жила пара среднего возраста с кучей детей. Здоровый альфа, поменьше омега и четыре котёнка. На самом деле котёнка. Хвостатые каракалы носились по двору как угорелые, катались, вопили, грызлись. Изредка их можно было увидеть в образе мальчишек от трех до десяти лет и большой корзины, накрытой полупрозрачной тканью – четвёртый. Это было связано с тем, что новорожденные младенцы до года существовали практически во сне. Потом оборачивались в-зверя и выпускали накопленную энергию в безумных игрищах. 

За выводком никто не смотрел, но за границы своей территории они ни разу не заходили, и если по улице кто-то приближался к дому, сразу сбивались на пороге, громко шипя, скалясь и пуша на спине шерсть. 

Реально дикие звери.

В избе напротив обитал альфа-одиночка. 

К нему периодически захаживала пара омег. Все в разное время, по ходу друг о друге ничего не зная. Поначалу цыкая на это блядство, Матвей к концу месяца уже с нездоровым интересом наблюдал, ожидая, что же будет, когда кто-нибудь из них пересечётся со своим конкурентом. 

С другой стороны жили два брата. Рю-Юки, тот, кто на него постоянно таращился. И Рю-Ран, тот, кто, замечая это, загонял младшего домой. Где их родители Матвей не уточнял. Живут отдельно, и фиг бы с ними. Омега только напрягал. Пусть, смотрит, конечно, не жалко, но от этих откровенно раздевающих взглядов было не по себе.

С отсутствием женского пола смириться было сложно. 

Может, если бы омеги были хоть чуток менее мужественными, ещё худее, или волосы отрастили длиннее, Матвею было бы проще принять это. А то что-то совсем желания доканали. Утренние развлечения с кулаком не особо спасали – так, чисто напряжение сбросить. Вот Зу-Пенг говорил, что мелкие кошачьи породы совсем хрупкие, изящные, глазастенькие. 

На безрыбье, как говорится?

Представил. Да, ну нафиг! Живут же как-то в монастырях в закрытых или отшельники, например. Никто от спермотоксикоза не помирал.

Он первый будет.

****  

По вечерам накатывала тоска. 

Ни телека тут, ни телефона, даже радио нет. Чем развлекаются-то? 

Весь досуг проходил пока мимо него. За окнами от центра деревни периодически были слышны и песни, и музыка, но туда он пока не совался, опять же ждал возвращения старейшины. И от безделья зевал на подоконнике. 

Мелькнувшую у стены фигуру заметил сразу. Кто-то крадучись пробрался к его двери и замер нерешительно.

Ну, хоть что-то происходить стало. Настолько скучно, что даже не страшно. Мало ли кто и что задумал.

- Заходи, чё пришёл? – гаркнул, обозначая, что прекрасно видит непрошенного гостя.

Дверь тихонько скрипнула, и в неё ввалился сосед. Младшенький. Закрыл её и спиной подпёр. 

Странный у него был вид. Матвей не мог понять что именно, пока тот не поднял глаза. Замыленные и нездоровые какие-то. Видел уже такое не раз в сочетании с неконтролируемой дрожью и другими явными признаками употребления наркотических веществ.

Юки нервно облизнулся, сфокусировал на нём мутный взгляд. Точно обдолбанный. И что теперь с ним делать? Сдать брату или охранников своих позвать, пусть сами разбираются? Омега хоть и мелкий, а если под воздействием чего-то, может стать существенной угрозой. Тем более, что когтями Матвей только продукты резать виртуозно научился.  

- Вэй, – слегка хриплый голос вдруг пробрал до костей, – я к тебе убежал.

- Вижу…

Собственная реакция напугала больше, чем сама ситуация. От гостя пахло вкусно и сладко, куда сильнее, чем обычно, так и хотелось облизать. Моментально набрался полный рот слюны.

Что за фигня!?

- Вэй, - повторил тот, улыбаясь.

Такого диссонанса он ещё не испытывал: член заинтересованно наливался, а в мозгах так и подмывало отвесить леща, чтоб пацан кубарем катился отсюда.

Промедли Юки немного и оказался бы во дворе с фингалом под глазом – Матвей бы смог взять себя в руки. Но омега быстро шагнул навстречу, прижался дрожащим телом, зашарил руками, оглаживая пах.

Матвей двинулся назад, внутренне воя от раздирающих противоречий. И так некстати попалась под ноги лавка. Запнулся, уселся на неё, спина жестко ударилась в край стола. Юки не растерялся, развязал на шароварах поясок, выпростал из них восставший орган и, лизнув по всей длине, насадился на него ртом.

Первой реакцией Матвея было схватить того за короткие каштановые волосы и оттащить нахала. Он замер с поднятыми руками, растопырил пальцы и зашипел, ничего не сделав. Потому что так ему никогда не отсасывали. Агрессивно, страстно, пропуская до самого горла, и откровенно этим наслаждаясь. Без тени жеманства или смущения.

Кончил Матвей бурно, расплылся, машинально поглаживая по голове усевшегося в его ногах Юки. Это всё от недотраха – пытался убедить себя, пока тот стаскивал с себя рубаху и штаны. Противиться природе больше не пытался, член продолжал стоять и однозначно ожидал большего. Сплюнул в сердцах, умышленно не опуская взгляд ниже лица пацана. 

Мальчик, девочка, какая в … принципе разница? Потом порефлексирует.

- Поворачивайся, – лицезреть перед собой чужой член всё же не хотелось, а так хоть можно будет нафантазировать себе чего-нибудь приятного.

Юки заметно посмурнел:

- Ты его будешь представлять? – шёпотом спросил он

- Кого его?

- Ли-Тоши.

- С чего бы?! Нет! – Матвей скривился. – Думал, удобнее будет.

Омега кивнул, удовлетворённый ответом. Не таким уж и лживым, о сынке старейшины Матвей точно не собирался думать.

Юки залез на стол. Улёгся, устроив зад на самом краю, развёл ноги, подхватив их под колени. Не слишком большой орган, как ни странно, отвращения не вызвал, а вот напряжённые круглые ягодицы с блестевшим между ними сжатым отверстием, наоборот, внимание притягивали. 

Шустрый какой, смазался уже. Матвей осторожно дотронулся пальцами, было скользко и горячо. 

- Я это… ни с кем ещё, – судорожно выдохнул омега.

- Ну, так и я тоже, получается…

Дурацкое дело нехитрое. А весьма приятное. Юки стонал под ним, извивался и ластился, сжимал в себе до мерцания перед глазами. Предложение перебраться в более удобное место, когда оба отдышались, воспринял с энтузиазмом. Узкая кровать не помешала Матвею нагнуть омегу в изначально желаемую позу. 

Здесь он оторвался по полной, за весь месяц вынужденного рукоблудства. Омега таким аппетитам только рад был. Крутился и охал как заведённый, бормотал что-то неразборчивое, глаза закатывал и губы себе все искусал. 

На четвёртый раз Матвей чувствовал себя половым гигантом. То, что это явно не было пределом воодушевляло и заставляло забыть, что трахался он, если продолжать мерить понятиями родного мира, с представителем своего пола. 

И, блин, нравилось же!

Немного раздражающе тянуло к шее пацана, вздувающаяся венка, акцентировала внимание, билась навязчиво. Матвей чётко понимал, что именно хочет сделать – перекинуться в свой второй вариант, тот который с клыками, и впиться ими, укусить. Отнюдь не игриво, по настоящему, чтобы тёплое и солёное в рот побежало.

Изо всех сил пытался сдерживать это дикое желание. Трахал и рычал в унисон скулежу омеги, остервенело, с упоением вылизывал манящее место, ощущая, как тот замирает и дрожит мелкой дрожью. 

Боялся Юки, понятное дело, ещё бы не было страшно, когда над ухом зубами лязгают. Полу-форма довесок имела в виде изменяющегося члена, становившегося жёстким и шершавым, совсем как у животного. Заполучить такое, пусть и в обильно смазанную задницу, удовольствие сомнительное.

Сумел пересилить себя, не покалечил, не укусил. Из лап ненасытных выпустил только под утро. Юки соскользнул с наконец опавшего члена, скатился с кровати, освобождая место.

Матвей блаженно откинулся на тощую подушку.

Отлично потрахался!