Если в этих шахтах и была когда-то жизнь в привычном понимании, то она уже давно отгремела.

      Здесь чуть ли не с самого основания Арка добывали медь, как с заметной охотой рассказывал Логен. Жила уходила глубоко в гору, ветвилась, игриво расстилала поля лазурных цветов, отвлекала колючими, малахитовыми шапками. Скальная порода иссыхала, ослабевала, и горнякам приходилось спускать с поверхности дерево — укреплять бессчётные переходы и тоннели. Люди основательно вгрызались в скальную плоть. Тогда они были свободны, а Подгород ещё не превратился в отстойник человеческой пены. Тогда им было ради чего гибнуть в темноте, оставляя, зачастую, лишь слёзы близких и запись в учётной книге.

      Со временем до поверхности стало так далеко, а лес столь испуганно отступил от разрастающегося над и под землёй города, что кто-то из рудокопов выступил с дельным предложением. Если дерево не удаётся доставить сверху, то почему бы не выращивать его снизу? Пусть это и не совсем дерево, а исполинские грибы, твёрдые как дубы, долговечные, как память о солнце. Логен клялся, что то был его с Аеревом предок. Вышагивающий рядом Недга предположил, что неизвестный предок был, вероятно, весьма плодовит и любвеобилен, ведь слышал он эту историю не только от мальчишки, ни разу не бравшего кайло в руки.

      И верно: каким бы великим не был тот самый прадед или прабабка, но их кровь не одарила Логена чувством камня. Он то и дело останавливался: на развилках, у сохранившихся крепей, на поворотах, — приближал светильник к стене и, шевеля губами, хмуря брови, что-то искал. Один раз Гал’Тор успел заметить цель интереса — присыпанные светлым пигментом зарубки.

      Рассказ мальчишки всё не кончался. Гал’Тор для себя решил, что остановит своё спонтанное образование на грибах, и перевёл внимание внутрь себя. Поразмышлять сейчас казалось более правильным, чем настораживаться от любого звука, как он делал, едва переступил отделяющую Подгород от внутренних пустот черту.

      Всё равно от него, привычного к диким просторам, толку не было никакого. Логен вёл их маленький отряд, Аерев первым вычленял из однообразного шума нужные нотки и предупреждал: вот эту галерею облюбовал старый паук, вон там крепи устали, а ещё дальше брели, хоронясь, какие-то люди. Бойкий парень понимал гору так же, как Гал’Тор понимал лес, и в лесу Аерев наверняка разглядывал бы выворотни и цветы, а не искал в каждом кусте медведя. Но правильной мысли мешала уязвлённая гордость. Да чтобы он уступил мальчишке?!.

      И уступишь, твердил внутренний голос, и заткнёшься, и командовать не станешь. Ты сейчас навроде сундучка с ножками — твоя забота хозяйское добро донести. Погеройствовал уже в Златолесье, достаточно.

      По первости Гал’Тор, как только тоннель выпустил их крошечный отряд в темноту пещеры, постоянно дёргался. Шорох каменной крошки под сапогами, неумолчный гул ветра и капель, дробящийся перестук неспокойного булыжника — всё это превращало человека в почуявшую опасность собаку. Он шикал на тараторящих спутников — его поднимали на смех. Он указывал топором на тени, скользившие по грани восприятия и морока — гадёныш Аерев с громкими возгласами швырял в ту сторону камни.

      А ведь над ними — тонны и тонны горной породы, скрепленной клятвой первых вассалов этой земле.

      Чем бы они не были, эти тени, к свету они не выходили. Логен крутил фонарём и так и эдак, будто желая напугать непрошенных гостей или красуясь перед ними. От резких движений пламя, с одной стороны не защищённое стеклом, стелилось почти по низу, метались по стенам и блестящим, точно слюда, постройкам отсветы, далёкие блики рассыпались звёздами и тут же гасли. Гал’Тор в один шаг нагнал Логена и придержал его руку. Тот недовольно обернулся:

      — Ты боишься этих? Это не звери, не люди, не заблудшие — так, падаль.

      — Тогда кто они?

      — Что-то вроде слизняков. Копошатся там, в нижних ходах, наверх почти не выходят, — с видом человека, вынужденного объяснять очевидное, вздохнул Логен; однако, с каждым произнесённым словом он оживлялся всё больше. — Вы ссылаете провинившихся в Подгород. Подгород избавляется от них по-своему. Эти держат крысиные фермы и выращают те самые грибы-переростки. Ещё зачем-то панцири крабов собирают. Будто бы кристаллы на них выращивают, но… как по мне, это сон пыльника какой-то.

      Вот оно значит как. Остиан, оказывается, был почти милостив к отверженным — для них последним прибежищем становилось море. А тут есть куда закапываться человеку, и он продолжит копать и швырять себе под ноги неугодных.

      Итак, Гал’Тор думал.

      Вспоминал совсем недавний разговор. Сначала Логен и Недга убеждали его в верности выбранного пути. Так быстрее, мол, и совсем не опасно — вон подросток тщедушный ходит тут каждые четверть оборота (раз в неделю, значит), и ничего с ним за всё это время не случилось. И ведь он согласился. Позволил себя уговорить. Совсем размяк на хозяйских харчах, отвык от ударов в челюсть. Такое всегда случается, стоит позволить себе неосмотрительность.

      Но что-то так хорошо стало. Такая уверенность в груди воспряла, такая жажда жить наконец-то. Нет, не прямо сейчас. Может, через полгода-год, пока убедится в неподвластности старым порокам, пока бока залоснятся, пока… Да мало ли из-за чего стоит откладывать столь важное решение. Решение — его, и жизнь тоже — его. Пока у Даль’Лорана ест, никто его за шкварник цапать и в Подгород швырять не будет. Туда выкидывают преступников всяких. А он-то умнее, он-то закона не переступал. Ну, очевидную часть. Есть у закона и бюрократическая сторона, бродяжничество там, условия найма на работу, разрешение посещать иные городские кварталы, кроме чужеземного и торгового, количество окон в доме. Следуя Пути жить в Арке безопаснее, чем оставаться беспутным.

      И вид Подгорода подстегнул волю. Надо скорее покончить со всем этим, отдать деньги, отдать мешочки с алхимическими ингридиентами — и доказать Даль’Лорану свою преданность и честность. Там уже пойдёт по накатанной. Одна маленькая победа за другой. Тут шажочек, там прыжочек — и прошёл год, и пора заводить разговор с мастером о принятии ответственности большей, чем за деньги и имущество гильдии.

      Ответственности за себя?..

      Или рано или поздно какая-нибудь глупость приведёт его в Подгород. Он выживет здесь, Гал’Тор был уверен в этом. Выбьет себе местечко получше, может, даже шайку сколотит и будет промышлять тем же, чем и прочие. И даже ниже не падёт — туда, где бесплотные тени разводят на трупах крыс и обдирают с крабов панцири.

      Физически не падёт. Удержится. А душевно?

      Гал’Тор встряхнулся. Пятно света кралось понизу, поднимало от пола до верха чудные фигуры, похожие на оплывшие свечи, выхватывало из темноты перекрытия с белыми нитями плесени, где кормились погасшие слизни и шустрые многоножки. Шуршала под ногами каменная крошка, сапоги то и дело проваливались в вязкую кашицу из боги знают чего. На стенах нет да нет встречались выведенные поверх копоти бесстыдные рисунки.

      Он уже несколько раз спрашивал, далеко ли до апотекариев. Логен отвечал, что намного ближе, чем было. Время, объяснял уже Недга, ощущается под землёй не так, как под солнцем, и четверть часа растягиваются до истязающего ожидания. Похоже, так оно и есть.

      Дикарь в нём привык к звукам. Они вели его в лесах и горах, предупреждали о погоне и говорили столь многое, что Гал’Тор не избавился от привычки прислушиваться и в городе. Здесь же она оказалась бесполезна. Чтобы сохранить остатки самообладания, он постарался представить, как же выглядели когда-то эти извитые, стеснённые, прорубленные на невероятном расстоянии от воздуха и света ходы.

      Не слышно стало тюканья кирок и визжащего дребезга ломов, затерялись эхом в перечёркнутых друг другом штольнях и штреках окрики штейгеров, некому смеяться над грубыми шутками забойщиков, не грохотали больше гружёные тачки, не скрипели воротки и подъёмные механизмы, не сновали по верхнему уровню вагонетки. И пространства стало меньше. Раньше наверняка на каждом подходящем уступчике чадил светильник, а то и сидел магический огонёк.

      По рассказам Логена выходило, что место это было раньше нужное и уважаемое. Наверняка Орден готов был отрядить пару-тройку провинившихся чародеев-остолопов для магического вспоможения.

      А что они освещали? Деревянные перекрытия, теперь уже настолько прогнившие, что пальцем ткни — уйдёт вполовину? Драгоценную зелень, искрящуюся нутряным небом синь?

      — Кстати, мессир, — обратился к нему Логен, разорвав очарование фантазии, — вам, быть может, повезёт и вы даже увидите те самые грибы. Их мякоть на крепи пускали. Видок тот ещё.

      — Они ведь внизу, не на этих уровнях?

      — Да. Хотите, на обратном пути…

      — Не хотим. Веди давай.

      У Гал’Тора за спиной хмыкнул Аерев. Несносный щенок всю дорогу наступал ему на пятки, передразнивал, пару раз преувеличенно жалобно просил потрогать топор. Защитник гильдии ему отказал. И так дышится в этих забытых переходах с трудом, воздух затхлый какой-то и тёплый, как на болотах в жаркий день, за шиворот то и дело сыпется труха, огонь фонаря уже трижды гас — и они оставались в кромешной, осязаемой тьме. И вот сейчас — отвлекаться на самодовольного щенка? Много чести.

      А если честно, Гал’Тор опасался рассвирепеть и проломить тупую его черепушку. Много силы-то не надо. Все они тут малахольные.

      Логен остановился у очередного перекрёстка. Фонарь позволили заметить два высоких, просторных тоннеля, уходивших под уклон. Один из них был заперт обвалом. Логен указал на третий путь — низкий, с арочным верхом, укреплённом поверху чем-то вроде кирпичей.

      — Вот тут пройдём, на той стороне вывалимся почти сразу в Подгород, недалеко от рынка. По улочкам-то всяко веселее ходить, а? — улыбнулся мальчишка.

      — Вот и хорошо. Правду говорил Гал’Тор, время тянется как смола, я отвык уже от такого… — выдохнул сбоку Недга и похлопапал напарника по плечу.

      — Погоди, что значит — вывалимся?..

      Логен приостановился. Может, фонарь в его руках качнулся сильнее обычного, а может и правда по лицу пробежала тень.

      — А… я не говорил?

      — Не говорил, не говорил, — гоготнул над ухом Аерев. — Ладно, я расскажу мессиру. Выход там над полом где-то в рост человека, так что, мессир, придётся именно что вываливаться. Береги башку, мессир.

      Это всё мелочи. Главное — ещё чуть-чуть, и он выберется из-под давящей угрозы горы, больше не придётся стукаться лбом о низкие крепи, не ловить носом полотнища старой паутины с твёрдыми кусками непонятно чего или кого, не проталкивать в грудь спёртый воздух. Пещеры Подгорода вдруг показались луговым простором в ясный летний день, а поверхность — так и вовсе чем-то немыслимым.

      Ощутив прилив лёгкости, Гал’Тор развернулся к нахальному парню и сильно и быстро толкнул его в темя пятернёй. Тот от неожиданности чуть не пропахал лицом муть гнилых досок под собой, против воли пробежав вперёд несколько шагов.

      — Айда, айда! — рявкнул развеселившийся защитник гильдии; целую жизнь назад он именно таким возгласом понукал корову. — Логен, не торчи как заноза, веди давай.

      Ребята вдвоём пошли спереди. Логен — с фонарём, чей трепещущий свет выхватывал из мрака провалы рудоспусков по бокам и груды отслужившего своё дерева, через которые приходилось перелезать. Аерев — странно расслабленный, довольный даже. Вернее подумалось, что он с кулаками кинется или примется упражняться в зубоскальстве, но нет — прыгает через препятствия что твой кузнечик, руками размахивает.

      Гал’Тору смутно припомнились драки с папашей. Воспитание тумаками растило в нём уважительность не к родителю, а к собственной силе: не сломался, выдержал удар, достал его, сукиного сына, такого здорового и взрослого.

      Он проверил топор на перевязи и мешочек с деньгами. Всё на месте. Это важнее воспоминаний.

      — Когда мы вернёмся на поверхность и доложимся Даль’Лорану, он поймёт, что сделал верный выбор, — негромко произнёс над ухом Недга. — Мастер, не смотря ни на что, любит людей и всегда ожидает от них лучшего. Я и Родас тому подтверждение.

      Гал’Тор молчал, гадая, к чему клонит напарник на этот раз.

      — Знаешь, я видел твоё стремление защищать нас и хозяйский долг. Пусть пещеры и не так опасны, как их, знаю, знаю, расписывают под небом, но ты всё же готов был встретить любую опасность лицом к лицу, так ведь? В первый раз быть здесь, внизу, в стеснённости горной утробы, это… страшно. — Видя возмущение на лице Гал’Тора, Недга остановил его жестом. — Не оправдывайся. Я догадываюсь, с какими монстрами внутри себя ты боролся всё это время. Не будет особого обмана, если твой покорный слуга, допустим, материализует этих монстров в докладе для нашего мастера.

      — То есть?.. Говори ты проще, просил же.

      — То есть, я расскажу о твоей славной битве против ватира. Или жуков — тут водятся громадные хищные жуки, снабжённые самим Чёрным Стражем ядовитыми мандибулами. Страшные противники.

      Мальчишки развернулись и зашикали на защитников гильдии.

      — Суеверия, которые я уже позабыл и к которым, признаться честно, испытываю некоторое презрение… — покровительственно шепнул Недга; неясно зачем, ведь любой звук в этих проклятых тоннелях разносился далеко в стороны. — Ну так как?

      Что такое мандибулы Гал’Тор не знал. Возможно это хвосты — значит, невиданные жуки походили на скорпионов, что так любили прятаться в складках ткани и обуви и уязвлять насметь. Опасные твари. А если ещё и громадные…

      — Валяй, я не против.

      Разве не захочет мастер приблизить к себе не только верного, но ещё и сильного воина? Разве это не сыграет на руку? Разве не сможет он, Гал’Тор, вскоре проходить в любой район города без сопровождения правоверного и без грамоты? Разве не…

      — Понимаю, — выдохнул Недга, и отчего-то в его словах почудилась грусть. — Меня восхищает твоя готовность идти по общему с нами Пути. Восхищает и… пугает. Когда-то я не считал себя достойным такого. Рудники я покидал, терпя стеснение в груди и рой мыслей в головах: смогу ли я? не подведу ли других путных? не украду ли доверие тех, кто счёл меня готовым?

      — Жизнь мне показала, что человека сначала нужно кормить, а потом отправлять на тяжёлый труд, — ответил Гал’Тор, с тревогой наблюдая за мечущимся пятном света спереди. — То есть, сначала я перестану трястись за завтрашний день, а потом пойду общаться со жрецами. Основные ваши законы я знаю. Не хочу влипнуть на мелочах. Путному за такое выговор светит, а беспутного отправят с глаз долой. В Нериме мне делать нечего. Здесь вот… тоже.

      — Понимаю, всё понимаю.

      — Вы масла с мышиную ссанину отмеряли, что ли?! Сейчас без света останемся! — крикнул кто-то из ребят.

      Свет погас — и со всех сторон навалилась тьма, погребла под собой, стала осязаема и ощутима, сдавливала медными пальцами горло, затекала в грудь, нежно обволокла сердце. Гал’Тор замер посреди шага. Спина мигом взопрела. Насмехались над глупыми детьми солнца мальчишки, парировал дурацкие шутки Недга, капала вода. Но где, с какого боку?

      — Да прекратите вы ржать! В телегу бы вас! — рявкнул Недга; оглушительный звук грохотал везде и нигде. — Тут недалеко. Эти… сгригунки отлично себя чувствуют и в полной темноте, они нас выведут. Иди на голос.

      «Куда?» — чуть было не всхлипнул Гал’Тор.

      «Топор почисти хорошенько и продай, говна кусок», — ответил тут же сам себе.

      — Иди, иди. Сейчас правее бери, а не то споткнёшься.

      — Верёвка, Недга, ты брал с собой верёвку!

      — Я её дольше разматывать буду, чем нам до выхода идти. Ребята уже вперёд ускакали. Не зевай.

      — Что значит — ускакали? Они проводники или как?!

      — Ох, дружище, лучше бы тебе не знать, какие гнусные шуточки они тебе в лицо бросят, когда из шахты выйдем.

      И тут в умиротворённой обществом напарника душе родился вопрос: а где масло? Не мог же он взять лишь одну унцию. Это смешно. Они спускаются под землю, пусть и в город, но всё-таки под землю, где ждать их может всё что угодно. И какие-нибудь кривозубые головорезы или культисты не казались рядом с многочисленными вероятностями такими уж и страшными. Против них хорошо оружие. А с тьмой что делать? Что сделаешь с тоннами и тоннами породы над головой?

      — А вот тут — слева обойди. Справа какая-то ямка, что ли. Не нравится она мне.

      Гал’Тор не успел спросить про масло. Он, послушный голосу напарника, прижался к левой стене, и под ногой прогнулись, надсадно застонав, доски. Следом раздался хруст. Из груди чуть не выпрыгнуло сердце, во всём теле стало вдруг легко и пусто, и пустота эта как будто хотела собраться в комочек и улететь из проклятого подземелья как можно дальше.

      Резкий выдох — и Гал’Тора утянуло, приложило головой, он бочонком покатился вниз. Спустя бесконечный миг он пробил спиной гнилые деревяшки и рухнул на груду битого камня. Провал кашлянул ему в лицо облаком вонючей трухи, и всё стихло.

      Гал’Тор осторожно пошевелился. Руки-ноги целы, висок точно рыболовным крюком зацепили, неловко выставленные ладони саднят. В остальном всё было терпимо. Главное — без переломов, иначе возвращение в Арк окажется не самым приятным.

      Он попытался позвать напарника, но горло забило пылью. Он схаркнул.

      — Как ты? — донёсся сверху глухой, как из колодца, голос.

      — В порядке. Ты право и лево путаешь, что ли? Не мог бы ты…

      — Нет, дружище, не могу.

      Гал’Тор рассмеялся.

      — Эй, шутник, пускай твои парни меня вытащат.

      — Возможно, однажды ты преисполнишься смирения. Перед нами, перед порядком, перед богами. А пока я буду молиться о снисхождении просветления на твою душу, о твоей физической полноте, о… о многом.

      Звук дробился на осколки, и каждый, теряя ценность и форму, больно бил в грудь. «Смирения, смирения» — безжалостно ввинчивался крючок. «Перед, перед» — леска натягивалась, лишая способности мыслить. Билось вокруг в темноте, похожей на топкое болото: «молиться, молиться» — и Гал’Тор не понимал. Речь лилась на него, обнимала, как тьма, но не несла никакого смысла. Что-то он там разболтался наверху, Недга этот. Сейчас закончит, удостоверится, что шутка пробрала его напарника до самых костей, и позовёт парней. Втроём они или вытащат Гал’Тора верёвкой, или, если такое невозможно, будут вести указаниями по штреку.

      — Да кончай ты языком молоть! Ты!

      — Я надеюсь увидеться с тобой в «Танцующем кочевнике» и рассказать всё, что хотел, но не успел. До встречи. Или — прощай.

      В кратких перерывах смеха, визгливого и захлёбывающегося, послышался удаляющийся шорох шагов и негромкие речи. Глухо ударил в перегородку булыжник, пущенный злой рукой. Гал’Тор схватил твёрдое и угловатое, метнул вверх, поднял ещё, снова кинул, и ещё раз, и опять, не обращая внимания на режущую боль в ладонях. Он ревел так, что собственный вой оглушал. Обрушивались на предателя слова, ранее позабытые, проклятия, ранее немыслимые, и обещания — невыполнимые, пустые, как выработки вокруг. Вскочив и тут же повалившись на пол, он полз к провалу. Или думал, что туда. Рывком, вцепившись за щербины на стене, вздёрнул себя вверх — и чуть не проломил голову о каменный выступ.

      Прошелестела каменная крошка. Под подошвами скрипнул песок.

      Отчаяния не было — только гнев, кипучей волной поднимавшийся внутри, раскалённый, распирающий, простёршийся далеко за пределы тела, незримым мечом казнящий и виновных, и невинных, — и совсем беспомощный. Заиграли на сырых обломках острые искорки. Его ли внутренний свет зажёг их?

      Гал’Тор скосил глаза на правую руку и заметил, сколь уверенно и безмятежно изливается из-под наруча почти прозрачная змейка.

      Он упал на колени, стиснув запястье и навалившись на него всем телом. Пахло плесенью и мертвечиной. В щёку, рассаженную приземлением, впивались камушки. Разум требовал дисциплины и самоотверженности, однако какая-то его часть вкрадчиво, постреливая язычком, обещала помочь прямо сейчас, быстро и совсем безопасно.

      Никакой платы. Никаких последствий. Всё будет так, как должно быть: виновные — наказаны, он — спасён, деньги — вручены, кому следует, а потом… потом…

      В глаза плеснуло ярким светом — почти солнечным, таким, каковой прорывается в разрывах туч и ластится к благоухающим травам, резвится на чешуйчатых спинах рыб на мелководье, окутывает жаром пребывающей в истоме земли. Только не сопротивляйся. Прими дар, примирись с ним.

      Гал’Тор всхлипнул. Змейка спряталась. Но не ушла, нет: похоже, это искушение, этот порок останутся с ним до самого конца и не прекратят терзать душу ни через год, ни через десять лет. Опять сомкнулась чернота, но и она была желанней непонятной и нежеланной милости. То, что ждёт в ней, материально. То, что таится внутри, намного страшнее.

      И всё равно он закрыл глаза. Темнота под веками — своя, знакомая с рождения и до сего дня. Он не знал, сколько наслаждался ею — нет череды мгновений и минут. Время от века отмерено солнцем. Любые часы и колокола лишь отражают его ход по небосклону и под ним. Но уж впору было думать, что незнавшим солнца недрам горы не ведомо и само время. Поэтому деревянные конструкции, уложенные несколько сотен лет назад ещё при первых опасливых попытках познакомиться с эндеральской землёй, ещё держат своды пещер, поэтому обитатели этой клоаки до сих пор сохранили дикарские верования и, подобно идолопоклонникам, не торопятся обратиться к Пути. Потому что некуда торопиться. Потому что время поймало всех их — и его — сродни смоле.

      …Сверкает на солнце, как исцеляющая слеза самой земли.

      Похоже, придётся здесь умереть. Ну да ничего — возродится из праха, и умрёт опять, и снова поднимется как ни в чём не бывало. Не найти дороги в посмертие, не отпустит проклятое подземелье, не…

      Гал’Тор открыл глаза и заставил себя подняться так, чтобы не стукнуться снова. Тело отозвалось с готовностью. Значит, не так уж долго снедала его слабость — руки-ноги даже не занемели. Он ощупал провал самыми кончиками пальцев — высоко, ой высоко неизвестные рудокопы прорубили эту выработку. Размягчённые гнилью доски под углом уходили вверх и вглубь — похоже, это и правда рудоспуск, только расширенный намеренно или случайно, просадкой породы, чуть ли не до середины проходящего выше штрека. Если перетаскать кучу, так приветливо встретившую чужака, то вполне удастся влезть в провал, а дальше — как пойдёт.

      Но прежде, чем начать, Гал’Тор осторожно осмотрел — ногами и руками, разумеется — всё то непритязательное пространство, что, в случае неудачи, станет ему гробницей. Двадцать неуверенных, как у стреноженного мерина, шагов в одну сторону от отверстия, почти столько же — в другую. И обе они заканчиваются обманчиво неподвижными обвалами — даже с фонарём ноги сломать недолго. С одного боку, как плказалось, тянуло сквозняком. Тёплым, затхлым, едва ощутимым на потной шее, но всё-таки движение воздуха было.

      Если прекрасный план по переброске груды битого камня под провал, а себя — внутрь его, результата не даст, то всегда можно вернуться в тупик. И разгребать уже его, рискуя обвалить оставшиеся крепи.

      А вдруг не придётся натруживать мышцы, бродить наобум, искать выход, стрельнула гадкая мыслишка, а вдруг они вернутся и потребуют… что? И кто потребует?

      Гал’Тор сел на особенно крупную глыбу и крепко задумался, подперев кулаками бороду. А потом поднялся и принялся ворочать тяжеленные камни — их он собирался утвердить в основе своей рукотворной лестницы. Думать у него всё равно не получалось, как доказала прошлая попытка. Распустил нюни, размечтался, видишь ли, бдительность потерял. Уже приготовился сладко, как урождённый гражданин Эндерала, почивать на мягкой перине после дня, полного праведных трудов во имя Мальфаса, масло на хлеб намазывать, получить разрешение на ловлю дичи в лесах. Не настоял на своём, когда следовало, хотя вся его прежняя натура криком кричала не сметь менять маршрут, не уходить непонятно куда. Надумал себе, дубина, будто раз в Арке все песенки тоненькими голосами о Мальфасе поют, то нет тут ни вероломства, ни предательства, ни подлости, ничего нет.

      Вот выберется и найдёт Недгу хоть в таверне, хоть у Даль’Лорана из-за пазухи вынет и такому смирению научит, что тот ни говорить, ни мыслить не искусится больше. Ибо нечем станет.

      А потом отправится в Подгород, только уже без броши гильдии «Золотого Серпа». И пойдёт по своей, проторенной дорожке, а уж та с Путём не пересекается никак.

      Следующий камень Гал’Тор придвинул с такой силой, что высек искры. Сказал же, не думать. Не твоё это. Не время. Надо выбраться. Он попробовал всход — вроде не ходит ходуном под ногами, и начал прыгать. Некоторые прыжки были настолько неудачны, что Гал’Тор, напрочь потерявший чувство верха и низа, опрокидывался навзничь и некотрое время лежал на полу, переводя дух. Другие давали ему уцепиться за что-нибудь — и безрезультатно. Всё больше он стоял, перебирая пальцами поднятых рук по краю спуска, и с холодной ненавистью посматривал на слабое облачко света, обнявшее его запястье. Даже лучина в зимнюю пору дала бы глазам больше радости.

      И всё-таки…

      Его сомнения прервал звук торопливых шагов: стук ещё не износившихся башмаков и мягкая поступь кожаной обувки. Недга обут в хорошие сапоги. Заказывал у того же сапожника, что и Гал’Тор. Это не напарник вернулся — не его поступь.

      — Эй, дитя солнца, ты жив там? — чуть ли не хором крикнули два знакомых голоса.

      Облачко опять оформилось в глазастого червяка. Гал’Тор покачал головой. Хорошо иметь волшебное всеразящее оружие или могущего союзника, но в настоящей жизни, а не в сказках, это всё было не таким уж светлым и благородным, как хотелось бы.

      — Допустим, — ответил он, и голос унёсся в темноту провала.

      Гал’Тор спустился с подставки и сделал несколько шагов назад. По ту сторону провала показались два очерченных сильным, прекрасным, согревающим светом фонаря силуэта.

      — Я сейчас скину верёвку — ты примотаешь к ней деньги! — спустился вместе с эхом приказ. Аерев, что ли?

      — Что, по монетке привязывать?

      — А ты смешной, пусть и тупой. Посиди ещё, голова зар… — Аерев осёкся, Гал’Тор явственно различил смачный шлепок и возню. Наконец, право слова перехватил Логен:

      — Привяжи кошель, что тебе стоит?

      — А потом что?

      — Мы оставим верёвку, и ты поднимешься.

      Что-то не похоже на привычный грабёж. Парень комплекции и умения Аерева вполне мог огреть его, взрослого мужика, чем-нибудь по затылку и быстренько обчистить карманы. Сам так делал в далёкой молодости пару раз. Зачем-то мальчишкам понадобилось ронять защитника гильдии в яму в богами позабытых выработках, а напарнику — читать скорбную отповедь о смирении. Не складывалась картинка. Подумает потом. Или спросит участников напрямую.

      — И вы что, дождётесь меня, сунете фонарь в зубы и проводите до Лаза?

      Вместо ответа по рудоспуску скатилась, разматываясь на ходу, верёвка и призывно мотнула свободным концом.

      — Цепляй!

      …В общем-то, если прыгать не как он прыгал в кромешной тьме, а немного иначе, и ухватиться вот здесь, да если ещё и за верёвку держаться… почему бы и нет?

      Стараясь не шуметь, Гал’Тор занял удобную позицию, согнул ноги, покачал и чуть натянул верёвку — смотрите, мол, какой дядька послушный, всё привязал, всё отдать готов. И подёргал. А потом подпрыгнул. Ему бы даже удалось удержаться и, более того, раскорячиться в скользкой выработке, но в него полетели камни. Один ударил в плечо, второй проскочил мимо, третий царапнул лоб. Четвёртый и пятый дали понять, что мальчишки набили руку, шестой и седьмой — что ловить тут нечего, кроме весьма болезненных снарядов, и Гал’Тор вывалился обратно.

      Сквозь звон в ушах ему почудилось, будто Логен костерит Аерева: «…не трогать просил, огузок ты слизнячий!»

      — Слыш, ты! Мы заберём всё сами, через полоборота, когда кончишься! — Пытаясь звучать грозно, Аерев только раззадоривал себя, и сквозь рычание то и дело прорывались визгливые нотки.

      — У тебя есть деньги, у нас — верёвка, дитя солнца. Обмен. Сторгуемся. Ну?! Мы очень хотим помочь тебе, правда-правда.

      Гал’Тор молча поднялся на четвереньки, тряхнул гудящей головой и пошёл на приступ. Кровь из рассечённой брови залила глаза, и мрак снова накрыл его.

***

      На поверхности этот вяз считался бы проклятым.

      На поверхности любое дерево, отжившее срок, стало бы сперва кладовой для красноголовых дятлов, затем — нескончаемым пиром для быстроногих жуков и червяков, муравьиным домом, и только в самом конце усталые корни отпустят крепкое некогда тело на покой. Но то, что росло под землёй, точно магической стихией вырвало из природного цикла. Оно не жило: соки не гнали к небу новые побеги. И не могло умереть: некому было точить его плоть.

      Покачивались на ветвях записки. Кожа, дерюга, даже слюда и железные пластинки — листья, которым позавидовал бы любой сородич. Невозможна, как у Подгорода, ни жизнь в привычном понимании, ни гибель.

      Больно ли корням дробить плоть скал?

      Позади дерева, увешанного мольбами и проклятиями, голубел под «ведром» вход на арену. Вот уж где никакие слова не помогут. Только старая добрая сила: бей или будь бит. Так понятнее. Проще. Ясней, чем воззвания к богам или иным сущностям, населяющим гудящие от глубинных ветров горные пазухи. До этих ещё дозваться надо, речь правильно построить, а то и вовсе надеть особые одежды, чтобы зоркие высшие существа не спутали тебя с презренным мирянином.

      Судя по ветхости записок именно так размышляли обитатели Подгорода. Так бы думал несколько лет назад и Гал’Тор — но не теперь. Его, лишившегося в одночасье денег, топора, кольчуги, пошатывало от голода — милые детишки вынудили посидеть в запертом обвалами штреке неизвестно сколько времени. В голове точно билось второе, похожее на плод каштана, сердце.

      И всё-таки даже испытывая глубочайшее презрение к маловерным беспутным, по недомыслию ведущим своё начало от Первых, он решил запомнить дорогу к вязу. На всякий случай. Вдруг отвернётся от Семерых и пойдёт на поклон к местным божкам?

      Вот как чуть раньше, когда у Лаза выверенным ударом пятки копья в живот его принудили принять молебную позу. На часах стояла не виденная прежде грамотная стражница, а мужчина примерно его лет. Гал’Тор уверял его, что перед ним — грязный, оборванный, в кровоподтёках — тот самый защитник «Золотого Серпа», всего лишь сегодня утром спустившийся в Подгород вместе со своим напарником. Стражник спросил про бумагу с печатью — и только. Но всё-таки добавил негромко: «Два дня назад и правда по делам спускались люди гильдии».

      Гал’Тор дрожащими пальцами вынул из-за голенища сапога латунную брошь с серпом, пожинающим колос. За это вновь прилетело копьём, и охранник врат, вмиг поменявшись в лице, прогнал его. Но не на поверхность, струящую тёплый воздух и солнечный свет за тёмным силуэтом, а обратно.

      Связываться не захотел, решил про себя Гал’Тор. Брошь — поднятая с трупа, легенда — придуманная, обувка вот тоже небось не его. Ну как есть каторжник, решивший скостить отбываемый на благо общества срок. Город, пусть и такой сытый, охраняют совсем не легковерные дурачки. Много ведь кто пытался процарапать, а то и вынести эти незнающие милосердия ворота.

      А вдруг одумается? Обратится в гильдию, уточнит, все ли её члены на месте, не было ли убытия? И рассмеялся над собой. Конечно, станет стражник тратить свободное время, даденое рабочему человеку для семьи и увеселений, на такую-то чепуху. Не он, Гал’Тор, первый, не он и последний. А Недга не пальцем делан — не зря провернул неожиданное исчезновение напарника. Есть ему в этом какая-то выгода, определённо есть, а раз так, то он уж наверняка рассказал Даль’Лорану какую-нибудь слезивую историйку.

      Помощи извне ждать не приходится. Нужно, конечно, обратиться к апотекариям, но что-то подсказывало Гал’Тору первоочерёдно взять себя в руки, ни на кого не надеяться и снова, как однажды уже было, самостоятельно выдёргивать себя за бороду из дурнопахнущей вязкой жижи.

      Итак, он опять спускался в зловонную пасть, и на этот раз — как имеющий все шансы быть схваченным, пожранным и переваренным выжидающей, неспешной тварью-городом. До апотекариев он дошёл незнамо когда. Где-то шёл сам, по наитию, где-то под настороженным прищуром обитателей его сопровождали добрые душой проводники. Заложил пару крюков, завёл три не самых полезных знакомства: с самодельной заточкой, с острыми, как слепые шершни с налёту, костяшками кулаков и с вонючей протокой — туда его свалила подножка благостной на вид старушки. Нахлебавшись мутной, отдающей рыбьими потрохами воды, Гал’Тор поклялся, что, если апотекарии ему и не помогут, то уж еды он с них стрясёт точно.

      В этот раз он выбирал, или ему показывали, не широкие безопасные улицы, а какие-то вонючие задворки. Он попал в трущобы и без того бедного квартала. Никто тут не прогуливался, точно сытый кот по парапету набережной, не слышно было бойкой торговли или, пусть пропитанных бессильным возмущением перед судьбой, но всё-таки песен. Тихо как в крипте. И заметно темнее.

      И сложенные из досок или даже цельных брёвен дома давным-давно пропали, уступили место выбитым в горе пещеркам с пустыми провалами окон и дверей — точно осиные ульи. Всё чаще сквозь полумрак светлели здания. Гал’Тор дал передышку ногам около одного такого — харчевня не харчевня, питейная не питейная.

      Одинокая хозяйка счищала со столешницы прескверного вида пятно, оставленное, как подозревал Гал’Тор, чем-то из её кладовой. Он сплюнул на ладонь монету, заранее вытащенную из распоротого пояса и припрятанную там, куда уж точно ни один бугай не полезет, и обтёр её об штаны. Наверное, не стоило этого делать. Штаны после всех его злоключений и купания в канале уж точно были не чище слюней. Он попросил что-нибудь перекусить и воды, обязательно — горячей.

      Но хозяйку всё устроило. Она забрала деньги и через некоторое время положила перед ним какую-то бурую гадость на вялом капустном листе и, что намного важнее и желаннее, кружку крутого кипятка. Как называлось изысканное блюдо, не ведомое поварам «Танцующего кочевника», он не знал. А что исходящую паром воду тут пили не просто так, он уже видел. Кто-то заваривал высушенные грибы, кто-то — подливал настойки. У Гал’Тора не было ни одного, ни другого. Лишь голод, жажда и нищенская, чуть получше существования вокруг, жизнь за плечами, так что он заглотил всё одним махом.

      С благодарностью стукнув кружкой перед хозяйкой, он двинулся дальше. Пока ел, успел и разглядеть, и потрогать невиданный ранее материал, из которого была построена жральня — сухой, плотный, разваленный щелями, без следов плесени, грибка или разрушительного мха. Гриб! Неужели и правда растут в глубинах Подгорода на специальных фермах вот такие вот исполины?

      Хотелось бы не знать и уж точно не видеть те чудо-грядки, где растут высоченные дубы со шляпками.

      Гал’Тор, потирая ушибленное в недавной драке бедро, искал очередную сговорчивую душу, могущую указать ему дорогу. Ни спереди, ни сзади никого не было. Обнаглев, он заглянул в ближайший барак — всё равно дверь снята, заходи не хочу.

      По вони и удушливой жаре сразу стало понятно, что обиталище жилое. В скупом освещении взгляд выловил сгустки теней, сгрудившихся в ближнем углу. Скрипнула под весом Гал’Тора половица, по куче прошла рябь движения, и он с омерзением понял, что перед ним. Испарения немытых тел и нечистот, дыхание нескольких глоток, запах болезни настолько закореневшей и разросшейся, что давно уже вытеснила самую человеческую сущность — оставила только страдающую оболочку.

      Он хотел выйти, но его окликнул слабый голос:

      — Кто ты? Чего тебе надо? Ты принёс?..

      Раз уж неизвестный поднялся ему навстречу, то почему бы не попытать удачу.

      — Я ищу дорогу к «дому синих огней», — опустив прозвучавшие вопросы, ответил Гал’Тор. — Указания другого привели меня до сюда, но…

      Человек не рассмеялся — он захрустел грудью, всем телом, как будто этот вопрос переломал ему кости.

      — Ищет он… ищет… ну ищи, ищи, встретимся там, ха-ха-ха.

      Груда теней встрепенулась, как единая и ужасающе уродливая туша, кто-то охнул, кто-то застонал, неразличимый среди прочих хохотун опустился до клокочущего сипения. Под эту разноголосицу Гал’Тор выскочил в пещеру и, не отдавая себе отчёта, завалил проход попавшимся под руку хламом. Очнулся он от покашливания за спиной.

      Встретить грудью удар в воинском поединке — славно, уйти тихо и мирно от старости — почётно, мало кому боги даруют столь лёгкую смерть. Но заразиться неизвестно чем и подыхать вот так, как паршивая псина?!.

      Гал’Тор отшатнулся, крутанувшись на пятках, и только тогда разглядел оранжевые одежды.

      — Ничего страшного, — с тихим смешком произнесла хозяйка одежд. — Так даже лучше. Они бы не заметили ни моего прихода, ни действия снадобий — у них свои лекарства, утешающие предсмертные нужды.

      На осунувшемся лице лучились искорки глаз, и эти-то искорки несколько присмирили Гал’Тора.

      — Ты апотекарий? Из «дома синих огней»?

      — Синих огней, сказал ты? Ну и ну! — рассмеялась она чисто и весело. — К нам частенько забегают девочки из «Серебряного облака», а его, так уж вышло, называют «домом красных огней». Он недалеко, всего-то в соседнем квартале. Быть может, ты его ищешь?

      Гал’Тор пожевал бороду, поняв, что попал впросак. Есть же у этой лечебницы всем известное название, но нет, привязалось к языку трепотня мальчишечья.

      — Нет, ищу апотекариев. Я…

      — Хорошо, поговорим по дороге, — мягко прервала она и поманила за собой. — Всё равно этот барак, который ты так предусмотрительно забаррикадировал, был последним в моём списке. Итак, ты искал нас?

      — Да. Я — защитник «Золотого Серпа». Мне недавно дали работу. Утр… Дня два назад мы с напарником должны были передать вам деньги и какие-то травки.

      — Всё верно. Только не «какие-то травки», что за неуважение к собственной работе! Спасибо вашему мастеру, нам приносят очень редкие…

      — Мне плевать, — довольно грубо и нетерпеливо остановил словесный поток Гал’Тор; женщина вздёрнула подбородок. — Травки нёс мой напарник, Недга его зовут. Знакомо имя? Я должен был отдать деньги, но…

      — Но ты бросил своего доброго товарища, украв кошель, а теперь раскаялся и вернулся сказки рассказывать. Так? Или и вправду дома перепутал?

      Удивительным образом невысокая, в общем-то женщина, смотрела на оборванного дикаря рядом с собой свысока. Даже заберись Гал’Тор на гору, подпирающую облака, он не сравнялся бы с апотекарием ни на ладонь.

      Он возмущённо оскалился, готовясь в пух и прах разнести эту глупость, но охолонился. Кто он такой, собственно? Беспутный, незаконно проникший на корабль до Эндерала, чужак с непонятным и режущим слух выговором, симпотяга тот ещё — хоть сейчас рылом брёвна ошкуривай. Всё, что его — доверие Даль’Лорана и собственная добропорядочность, которую ещё плавить и ковать, плавить и ковать, и в стылую воду, чтоб закрепились уроки…

      Значит, вот что Недга удумал. Решил очернить иноземца перед мастером, решил не оставить ему ни единой возможности ступить на избранный Путь и жить себе как порядочный гражданин Арка. Почему? Зависть, ревность? Что-то другое?

      Как бы то ни было, об этой их маленькой тайне знали только они с добрым товарищем и ещё, похоже, братья.

      — Молчишь. Ты первый на моём веку, кто предал доверие Даль’Лорана, обокрал и его, и нас… — Она говорила скрипуче, с непритворной, к недоумению Гал’Тора, печалью. — И всё-таки, зачем ты пришёл?

      Что стоит здесь и сейчас поглотить её душу, поднялся из дурнопахнущей жижи и лопнул первый пузырь, поглотить и узнать, где взять нужную тебе грамоту. Никто не узнает. Разве погибнуть одинокой женщине на обходе пациентов — так уж необычно?

      Или нет, или нет, булькнул второй, сперва подкрепись, а потом — как крысу, помнишь? Влезь в её голову, заставь написать бумаги.

      Подёрнутые ряской мутные воды заволновались, под ними перекатывалось с боку на бок нечто громадное, немыслимое, извечно голодное. Пойди на сделку — будет тебе и свобода, и солнце над головой, и даже Трибунал введёт в иерархию быстрее положенного…

      Над густой зеленящейся поверхностью показалась змеиная головка.

      Чтоб ты утонула, паскуда!

      — Ответь! Что с тобой?

      Гал’Тор открыл глаза. Он стоял привалившись к каменному заборчику, почти повиснув на нём. Дар искушал его много раз, но никогда — так сильно. Как она назвала место, откуда «прибегают девочки»?..

      — Ничего. Это неважно. Перебрал дроге в «Облаке», — развёл он руками и почувствовал, как бы в подтверждение своих слов, что съезжает на землю.

      Апотекарий пристально смотрела на него. Не спросив разрешения, ощупала его шишковатый после многих знакомств лоб, коснулась щёк. Искорки в глазах не погасли, но замерцали острее, подобно хирургическим иглам. То была не обычная проверка телесных немощей — пальцами женщина прикасалась отнюдь не к коже. Странное чувство. Всё равно как если бы его за волоски дёргали — та же щекотная боль, то же чувство, что вот-вот от тебя оторвётся нечто крошечное и незначительное, и всё же это нечто — часть тебя.

      — Очень хорошая дроге, которая открывает магические таланты. Ты ещё и дикий маг? — без особой вежливости заключила апотекарий, позволив ему отстраниться. — Я не стану рисковать своими пациентами и впускать тебя в курарий.

      По глазам Гал’Тор понял, что его не удостоили ещё нескольких невысказанных мыслей, которые, вероятно, очень и очень ему не понравятся. Незачем откровенничать с ещё одним преступником, всё правильно. Не он первый, не он последний, а доктор — драгоценнее многих. Немало потеряет Подгород, когда один из подобных Гал’Тору взбеленится и занесёт пудовый кулак.

      Потому место таким — в тюрьме. Пусть женщина так думает, пусть уверится в искренности его желания понести справедливейшее наказание за содеянное. А он уж, оказавшись как можно выше, найдёт способ избежать и темницы, и каторги, и, если особенно повезёт, недовольства мастера.

      — Мне нужно не в курарий, добрая леди, мне нужно на поверхность, — медленно произнёс Гал’Тор, обкатывая губами каждое слово. — Пусть я украл кошель и спустил деньги на запретное, но разве преступлением не должен заниматься Трибунал?

      Женщина молчала долго. Между ногами успела просеменить раскормленная крыса, на верхнем этаже в конце улицы кто-то растворил ставни лбом и извергся на сохнущее бельё.

      — Я согласна принять тебя в нашем доме и в следующем месяце отправить вместе с посыльными гильдии в Арк — если удастся унять лихорадку. Пускай Даль’Лоран решает твою судьбу. Но мы все вернее будем убеждены в твоих добрых намереньях, если отработаешь своё пребывание.

      Сердце, подхлёстнутое противоборством со змейкой, сбавило ход, забилось ровно и сильно. С каждым ударом успокаивались и мысли. Если боги, не давшие ему утонуть сперва в бутылке, а потом — в море, вновь протянули спасительную соломинку, в неё надлежало вгрызаться всеми оставшимися зубами.

      — В счёт украденных денег? Я готов.

      — Да. А теперь идём. Я нечасто позволяю себе беспечные прогулки под грандиозными сводами Подгорода, всё больше приходится работать.

      Гал’Тор покосился вверх. На нижних уровнях потолки галерей едва ли местами достигали двух человеческих ростов. Тяжкие проступки, должно быть, привели под землю столь умелых и образованных людей, как эта женщина.

      Они прошли совсем немного. Где-то апотекарий вела его вдоль жилищ, выдолбленных в толще скалы, — бывшего защитника не оставляло чувство, будто за ним наблюдает сам город. Где-то приходилось перешагивать через болезненного вида людей, набившихся в и без того узких улочках. Гал’Тор уже приготовился защищать свою провожатую, но остатки разума всё ещё позволяли им узнать апотекария, и потому они расползались с дороги, перекладывали руками ноги, оттаскивали, как мешки с песком, своих не вполне живых товарищей.

      От таких и защищать не требуется. Чихни погромче — снесёт. А чихать было от чего. Запах стоял как над растасканным падальщиками могильником.

      — Они сползаются со всего города. Кто-то ищет лекарства от болезни, — бросила через плечо женщина, — кто-то, не найдя его, надеется хотя бы оставшееся время прожить без боли. Мир-трава слишком дорогая и слабая, она больше для души. Им же нужна светопыль, дроге, как ты её назвал.

      — Какая болезнь? Те люди в бараке, где мы встретились, они тоже ею болеют?

      — Пока не все. Хотя не знаю, обстоятельства так и не позволили мне провести причитающийся несчастным медицинский осмотр, — чуть бодрее отозвалась она и бросила через плечо, возвысив голос, как на проповеди: — Хорошо живёт стольный Арк, раз его граждане ничего не знают о море последних времён, что пожинает свою кровавую жатву.

      На поверхности ходили слухи об иной болезни — недавно проявившей себя, заражающей безумием и звериными повадками. Сам он с такими больными не сталкивался, да и рассказы, передаваемые напуганными горожанами из уст в уста, больше походили на обретшие название предрассудки.

      Гал’Тор не стал отвечать. Деланная напыщенность её речей вкупе с неожиданно меняющимися интонациями заставили думать, что перед ним не бывшая послушница горного монастыря, а умалишённая, по злой прихоти судьбы получившая оранжевые одеяния. Украла, убила прошлую хозяйку или хозяина — какая разница? Только теперь в глаза бросилась изношенность платья, его тусклый цвет и невыразительность каймы по краям. Местами полотно пятнали аккуратные заплатки с подобранными в тон нитками.

      Он разных докторов повидал. И трусливых, и разгорячённых ускользающими знаниями, и с помертвелыми глазами, и равнодушных, и тех, кто сутками напролёт стоял в медицинском шатре даже после того, как отгремело сражение. Не все заканчивали курсы. Но никто не выказывал такого легкомысленного отвержения умирающим — всегда придерживались рамок приличий, перед собой ли, перед богами ли.

      И всё-таки?..

      — Хорошо живёте, и правда. Значит, работа наша не напрасна. Вот эти, под ногами, — кивнула она на очередное лежбище наркоманов, — тоже живут хорошо, не жалуются.

      Следующий поворот не показал ничего нового. Всё та же стиснутая выдолбленными в толще горы домишками улица, всё те же редкие существа на земле, потерявшие человеческий облик. Но одно из них ковыляло вперёд, в ту же сторону, куда вела Гал’Тора апотекарий.

      Поравнявшись с неизвестным, апотекарий мягко приобняла его за плечи и развернула к себе. Гал’Тор разглядел серый овал иссушенного лица. Глаза смотрели осознанно и прямо. Худая, узкая, угловатая — едва ли старше ограбивших его братьев.

      — Спустя три дня, девочка моя, три дня. Не могу сказать, что похорошела, однако вернулась сама, — улыбнулась апотекарий.

      — Сил набиралась. Новую друзу только-только вставили, не так уж долго я пропадала, — с заметным усилием выговорила она, ухватившись за руку апотекария.

      — Хорошо. У нас светло наконец стало, тебе это пойдёт на пользу. Дыхание ещё тяжёлое, верно? — спросила женщина, и девочка в ответ кивнула. — Тогда не утруждай себя. Очаровательный юноша поможет тебе дойти. Не так ли?

      Новая попутчица оглянулась на Гал’Тора, явно только теперь его заметив. Он с ухмылкой наблюдал, как гаснет заинтересованность в девичьих глазах, как они распахиваются недоумённо и как их давят перечёркнутые тонкими шрамами брови. Ничего необычного, в самом-то деле. Юные девушки почти всегда смотрели на него с опаской, а дамы постарше — с сочувствием, густо замешанном на отвращении.

      Первые шаги за провожатой она проделала гордо. Полы оранжевого одеяния уже взметнулись из-за очередного изгиба улочки, а девочка, держась за стену, ещё и до следующего дома не добралась. Гал’Тор предложил ей локоть — отказалась. На попытки заговорить не обратила никакого внимания — только губы сжались в нитку.

      Судя по тому, как припустила женщина, «дом синих огней» совсем рядом. Гал’Тор покосился на девушку рядом с собой — в рёбрах ветер свищет, а держится точно золотой венец на голове несёт. Очаровательным юношей его ещё не называли — случались прозвища более меткие и недобрые. Надо же хоть раз соответствовать не злым словам, а хорошим?

      Гал’Тор легко, как котёнка, подхватил девушку и взвалил на плечо. Та придушенно взвизгнула, притихла на мгновение, а потом замолотила острыми кулачками по спине.

      Широкие шаги Гал’Тора вынесли их обоих на расчищенный пятачок последи очередной галереи. Среди домов, сложенных из сероватой и бежевой грибной плоти, подпирало потолок двухэтажное деревянное здание. Ему бы не тут плесень кормить, а наверху стоять, и цветочные горшки бы на подоконники. Странно было встретить на такой-то глубине отзвук поверхности, что-то, что помнило солнце и птичье пение, но ещё необычнее были окна — высокие и широкие, как в домах аристократов, с вставленными в рамы стёклами. Даже не верилось, что взгляд, проникая сквозь окно, не встречал преграды на пути и ясно различал людей и мебель внутри.

      К главному входу вела лестница из четырёх ступеней, украшенная по бокам фонарями. За слюдяными боковинами, скупо цедя синеву, двигались массивные слизни. Гал’Тор различал волны движения на их белёсых подошвах — будто ветряные свеи на песке.

      Девушка, изловчившись, чуть не вывернулась, но Гал’Тор успел перехватить ношу поудобнее. Тут о нём вспомнила апотекарий:

      — Я же ещё не просила не пугать наших пациентов, нет? Так будь добр, поставь мою славную Фелию… или нет, занеси-ка лучше в коридор.

      — Сестра Ринда, сестра Ринда! — надрывно крикнула девушка из-за плеча, и Гал’Тор почувствовал, как заполошно забилось её сердце. — Пусть он меня отпустит!

      Женщина неопределённо мотнула головой и, взлетев по ступеням, открыла дверь.

      «Вот и познакомились», — усмехнулся про себя Гал’Тор, проследовав за ней в плохо освещённый коридор.

      Внутри оказалось тихо и покойно. Горький запах трав смешивался с холодной свежестью кипячёного белья, на выскобленный до белизны пол даже смотреть было страшно — хотелось проследовать за сестрой Риндой, перетекая от шва к шву между досок. Сверху лили тёплый свет заключённые в латунные оправы кристаллы.

      А впереди сидел жук. Таких громадин ещё видывать не приходилось: вытянутое тело, укреплённое наползающими друг на друга пластинами, вздёрнутый кверху зад, — и башка. Оторвать, насадить на руку и вынимать из горна кузнечные заготовки жвалами с локоть длиной — была бы польза. Быстро бегает, наверное, при таких-то размерах. Гал’Тор не успеет апотекария на свободное плечо закинуть и на выход сигануть. Голыми руками уж тем более ничего не сделает, значит…

      Из оцепенения его вывел окрик Фелии:

      — Ну что встал?! Ты меня к косяку прижал! Пусти уже!

      — Так тут это… — неуверенно начал Гал’Тор.

      — Что?

      — Жук.

      Девочка сдавленно всхлипнула и рассмеялась. Когда смех из просто заливистого стал захлёбывающимся, икающим, Гал’Тор спустил Фелию на пол. Может, и не опасная тварь дальше по коридору притаилась, а набитое чучело? Или после последних дней ему видится не то, что должно?.. И в жар как-то неожиданно бросило.

      Фелия, придерживаясь за стену, донесла себя до жука, наклонилась — под худой тканью на спине обозначился острый хребет — и постучала по тёмной пластине ногтем. Звук получился звонкий.

      — Он тут живёт. Мы его Култыхом прозвали — видишь, половины ноги нет. — Выпрямившись, девочка указала на заднюю лапу, лишённую пары. — А из тебя получился бы неплохой подземник… откуда-нибудь с верхних уровней. Ты осторожный, но не трус. И красный, как варёный краб!

      Она смотрела Гал’Тору в лицо. Не как ребёнок, ждущий ласки, или юная женщина, пробующая неумелые свои чары на всём, что не носит юбок, а как стайный зверёныш — с вызовом, открыто, нахально. Гляди, мол, на что способна, чем я лучше, умнее, приспособленней, и я почти готова признать в тебе равного.

      Ей явно хотелось услышать ответ. А потом — осмеять дитя солнца, ввернуть эдакое язвительное, поделиться потом с друзьями. Гал’Тор ничего говорить не захотел. Он ношу донёс — он её поставил. Остальное ждало в комнате, из которой нетерпеливо махала рукой сестра Ринда.

      — Смотри, оттяпает руку — ни один лекарь не пришьёт, — проворчал он, идя мимо Фелии.

      В спину прилетело восторженное:

      — От… что? Оттяпает?

      Чудненько. Теперь ближайшие дружки Фелии узнают не о его сомнительных достоинствах, а о слове с забавным звучанием. Оно, повторяемое на разные лады, ещё наполняло коридор, когда Гал’Тор притворил за собой дверь в кабинет.

      Стол, стул, три кристалла поярче, на стенах — по-прежнему яркие, не знавшие солнца полотна с изображениями человеческих хворей, у стен — многие полки с баночками, скляночками, книгами, флаконами, пирамидами свитков из покоробившегося пергамента. Всё чисто и аккуратно. Совсем так, как представлял себе Гал’Тор.

      И женщина, стоявшая в центре, тоже намного больше соответствовала его представлениям об апотекариях.

      — Сестра Сальвина, это… — поторопилась представить бывшего защитника гильдии уже знакомая ему женщина.

      — Мы обязательно поговорим, сестра, но сперва я вернусь к своей просьбе: не стоит выходить за оберегающие нас стены, — хорошо поставленным голосом произнесла названная сестрой Сальвиной. — Все, кто есть, нужны здесь. Все вы — незаменимы. Мальфас не пожелал бы отпустить вас одних в темноту, без света, без защиты, без возможности вернуться назад.

      Сестра Ринда пожевала губами, отрешённо глядя в сторону. Если Гал’Тор что-то и понимал в людях, то она, верно, вела нелёгкий внутренний диалог. Он почти слышал неозвученный ею разговор, доводы, объяснения, возможно, неуставной спор — так напряжено было её лицо. Без злости, без раздражения — только старание мысли, привыкшей к узде. В конце концов, сестра Ринда ответила:

      — Мой Путь — помогать и облегчать страдания, и изучать мир, оставленный Мальфасом неисследованным для работы нашей мысли. Именно этим я и занимаюсь, сестра Сальвина, — почтительно сказала она и добавила с тонкой улыбкой: — Мои изыскания уж точно не заведут меня в притоны и в шлюхин уголок, как то было с жадным до знаний братом Альбертом.

      — Его жадность не позволила ему дождаться, пока носители знаний сами дойдут до него… или доползут, — согласилась сестра Сальвина. — Ты же слишком сдержана для таких ошибок. Но недостаточно знакома им и с ними, чтобы полагаться на протекцию.

      — Сам Мальфас помог мне в этот раз, сестра, пусть ничего страшного и не произошло, — указала сестра Ринда на замершего Гал’Тора.

      — Число сбившихся с дороги защитников гильдии конечно, — сцепила руки за спиной сестра Сальвина. — Ступай. Я слышала знакомый смех в коридоре. Ступай.

      Сестра Ринда поклонилась и, пройдя мимо Гал’Тора так, словно его там и не стояло, покинула кабинет. Дверь с лёгким щелчком притворилась, сестра Сальвина, вздохнув, опустилась на стул.

      — Теперь я хотела бы послушать тебя.

      Гал’Тор назвался и повторил легенду о воровстве денег у Недги и последующем кутеже, на которую, скрепя сердце, вынужден был согласиться с самим собой. Апотекарий отрешённо слушала историю, молча пощипывая короткими сильными пальцами измочаленное перо. У чернильницы лежало другое, гладкое и свежее, очиненное, — это же больше походило на облезлый заячий хвостик.

      — Недга взял и отдал деньги своего мастера? — прервала она неожиданно рассказ Гал’Тора.

      Тот растерялся лишь на миг: тут и врать почти не придётся.

      — Не совсем. Он доверил мне нести кошель. Где-то в переходах города я и того, убёг.

      Она пропустила перо между пальцами, прижала к носу, зажмурилась и запрокинула голову, словно что-то вызывая в памяти. Гал’Тору сразу вспомнился прошлый его вожак — мерзкий тип, головорез каких поискать. Громогласный, руки распускал, люди для него что стрелы — на один раз. Зато стоило ему задуматься о нехорошем и тяжком, как он казался обманчиво-добродушным. Рыхлил босыми ногами землю и втыкал туда травинки.

      Обычно после этого летели головы.

      Пусть апотекарий и с ним, Гал’Тором, так же поступит, пусть — лишь бы наверх отправила.

      — Позови Логена, — тихо сказала она; приказной тон не оставлял сомнений в том, что сейчас что-то случится.

      Он распахнул дверь и несколько раз гаркнул имя. Из отдалённого помещения донёсся ответ, плеск воды, и вот по полу затопали пятки в грязных обмотках. Гал’Тор вперился взглядом в Логена — того самого, что на пару с братцем швырялся в него камнями, выуживал по монетке и лишил оружия. Маленький гадёныш даже не остановился, увидев обворованного и оболганного защитника, лицо его, странно незнакомое, ничуть не дрогнуло — шёл вперёд как шёл. Но всё-таки по белобрысым волосам до плеч, пружинистой походке и одежде он признал мальчишку.

      Логен прошёл в кабинет, уколов Гал’Тора тощим плечом, и остановился рядом с сестрой Сальвиной и немного позади неё.

      Боится, сучий потрох, всё-таки боится — узнал ведь, не может быть иначе. Вон морда какая напряжённая, вон угол рта дёргается, как у подыхающей мыши хвост.

      Гал’Тор чуть сильнее, чем следовало, прихлопнул дверь — с притолоки посыпалась пыль. Говорить с сестрой Сальвиной уже не хотелось, не видел он и смысла просить помощи у «дома синих огней» — сейчас как придушит сволочь, и тогда уже любое наказание станет заслуженным.

      Сестра Сальвина взяла руки мальчишки в свои ладони и нахмурилась; не будь бывший защитник гильдии взрослым мужчиной — мигом устыдился бы и заранее согласился со всеми её доводами:

      — Это дитя вернулось к нам позднее, чем следовало, и по возвращении сразу слегло. Нам пришлось привести его в чувство, перевязать раны, успокоить синяки, прежде чем он согласился поведать о произошедшем…

      Теперь Гал’Тор заметил, почему лицо гадёныша показалось неправильным: кто-то хорошенько разукрасил ему физию. Один глаз полностью заплыл, второй крутился в орбите как у туповатого леорана. По правой щеке пролёг порез, умело стянутый стежками. Слева челюсть тяжеловесно кособочилась, точно гадёныш упрятал во рту все умыкнутые деньги.

      Кто-то. При желании Гал’Тор смог бы, пожалуй, опознать по голосам всю крикливую шатию, ворвавшуюся в шахту как раз в тот момент, когда два брата выудили у взбешённого бывшего защитника кошель и заговаривали зубы по поводу топора. Аерев и Логен заторопились. Судя по звукам — отваливали булыжники под ногами и отдирали размягчённые гнилью доски, а потом на них налетели чужаки.

      После хорошей трёпки, свалки и оставленной на полотне рудоспуска зловонной кучи (кто и когда только успел?) братья слиняли. Банда укатилась за ними, громыхая чем-то повесомее кулаков.

      А когда сыновья дубильщицы вернулись, голоса у них были уже не такие бравые, да и запросы — пожиже.

      Ну что же, благодаря гадёнышу лживая легенда только крепнет. Попробуй Гал’Тор сейчас отпираться — да не я, да ваш питомец врёт, да он меня с братцем-подонком в отвалы уронил… И вот стоит перед старшей сестрой-апотекарием и печальным юнцом крепкий, звероватого вида наёмник — и брешет, и брешет. Хоть мозгов на пятом десятке лет хватило смолчать. В этот раз.

      — Если ты солгал один раз, то солжёшь снова. Я не хочу рисковать жизнями моих пациентов, моих братьев и сестёр, жизнью нашего усердного помошника, в конце концов. К тому же, я чувствую, как волнуются и кипят вокруг тебя воды Моря Вероятностей — сестра Ринда всё считала верно, — заключила сестра Сальвина, по-прежнему не выпуская рук мальчишки; тот, убаюканный могучим присутствием, заметно расслабился и почёсывал нос.

      — Я слышал про синюю смерть магов, — сипло ответил Гал’Тор. — Они забирают с собой всех, до кого дотянутся. Если ты не согласишься передать меня Трибуналу, я… кончусь. Рано или поздно. Здесь или на рынке. Доставлю тебе хлопот.

      Запоздало Гал’Тор подумал, что его слова прозвучали как угроза лично сестре Сальвине, чем как свидетельство его заинтересованности в незыблемости общественного блага. Но апотекарий, похоже, достаточно долго проработала со страждущими и научилась пропускать мимо ушей ложные смыслы и неуважительные интонации. Помедлив, она кивнула.

      — Ты ищешь нашей помощи ради правосудия? Над собой?

      — Верно.

      — Как я могу знать, что ты не врёшь?

      Прежде чем ответить он снова окинул взглядом мальчишку. С него станется шикнуть в любой миг. А вот если высосать его гаденькую душонку и не переваривать даже, а схаркнуть как слизь, забившую поутру горло, удастся уговорить своенравную сестричку на что угодно. Она прислушается, конечно прислушается, и поверит. Иначе и быть не может.

      Гал’Тор зло закусил ус и, не считаясь ни с будущим, ни с настоящим, выплюнул:

      — Ты меня спрашиваешь? Рядом с тобой стоит парень, готовый отрицать всё, что я тебе ни скажу. Нет никакой разницы. И верой я свою правду тоже не скреплю — я не обучен читать, я не знаю ваших клятв и молитв.

      Его дар, его проклятие, отступило, смущённое пренебрежением к своим нуждам. В этот раз Гал’Тор не стал бороться с голодной змейкой, не стал подавлять её — просто сделал вид, что её нет. Удивительно, но этого хватило: зов утих.

      И сестра Сальвина, похоже, ничего нового не заметила. Во всяком случае, разговор она продолжила, не отвлекаясь на магические материи:

      — Ты прав. Неужели ты не знаешь ни одного отрывка из «Пути»? Неужели ты ни разу не посещал храм и не вспомнишь даже строки молитвы? Как так вышло?

      — «Расцвет человечества наступит лишь под божественным водительством, ибо дух человеческий слаб, а сердце порочно», — без запинки прочитал по памяти Гал’Тор и, воодушевившись, добавил: — Я не стану протирать штаны и ждать посыльных от гильдии. Я умею быть полезным, вот увидишь.

      Сестра Сальвина терпеливо смотрела на него, и Гал’Тор осознал, что случайно или намеренно пропустил мимо ушей очень важный в этих краях вопрос. Да будь он коренным эндеральцем, сам бы его задал.

      — Я… не отсюда. Я из-под Остиана. Это в Нериме. Мы не знаем Пути и не следуем ему.

      Она улыбнулась одними глазами и, отпустив мальчишку, указала на дверь:

      — Сегодня у нас умер пациент. Если поторопишься — съешь его порцию. Всё прочее обсудим после. И… поговори с Логеном. Ему сложно выполнять свои ежедневные обязанности. Твои услуги окажутся весьма кстати.

      От такого предложения Гал’Тор не мог отказаться. Сдержанно, по-военному откланявшись, он вышел в коридор, а следом за ним бочком показался Логен. Открытый миру глаз его смотрел напряжённо и выжидающе. Не такого итога ожидал, а, сучий ты потрошок?

      Осклабившись, Гал’Тор похлопал мальчишку по спине — тот резко, с тонким присвистом выдохнул сквозь плотно сомкнутые губы. Похоже, и спиной словил дружескую трёпку.

      — Ну что, будем вместе работать? Я очень хочу помочь тебе, правда-правда.