Даль’Лоран знал его историю.

      Не было смысла скрывать от нанимателя свои прошлые пороки. Храмовые жрецы учили, что победить самого себя сложнее, чем благопристойно молиться у алтаря, и что такая победа стоит сотен, если не тысяч выученных назубок проповедей.

      Даль’Лоран казался человеком строгим и мудрым.

      Есть люди, объяснял он, путные от рождения. В какие бы дали не заносила их судьба, какие бы жертвы им не приходилось приносить, сколько бы ран на сердце и на теле не оставлял мир, но всегда, даже после самых жестоких лишений, в них не умирает заложенное богами семечко добропорядочности. Хватит капли самой затхлой воды, отсвета от самого мутного стёклышка, чтобы оно робко проклюнулось и пошло в рост.

      Пусть не всегда, пусть многие отвергают этот дар, но всё-таки и самым непутёвым даётся шанс — только пересиль себя, откажись от пороков, стремись ввысь, пестуй себя неустанно и неуёмно…

      Стонет ли земля, когда в неё прорастают корни деревьев? Больно ли человеку, ставшему на путь изменения?

      Даль’Лорану никогда не приходилось отвечать на эти вопросы самому. Ему, безупречному от рождения, главе торговой гильдии «Золотой Серп», предначертана была другая судьба. Недостойно правоверного хвалиться тем, как прошёл по камням, не поранив ног, как прижигал тернии и голыми руками рвал ядовитые лозы, как не заплутал в злую пургу — всё это есть испытание верности, упорства, добродетели. И каждому понятно: засевший в весенней распутице утомился ничуть не меньше того, кто отваливал с дороги увесистые булыжники. Незачем сравнивать их. Путь первого почётен в той же степени, что и путь второго, ведь оба они приближают идущего к Мальфасу.

      Такова поступь безупречного. Его же походка больше напоминала коленца пропойцы.

      В родном Нериме как-то не довелось следовать божественному промыслу. Семеро Рождённых Светом были, есть и будут и без его молитв, а хуже после смерти не станет. Жизнь помотала. Среди облаков приходилось искать звёзды и направления, но никак не священные знаки. А вот когда очнулся на берегу чужого континента, мокрый, жалкий, едва живой, но всё-таки целый, один и одинокий, без попутчика, без груза прошлого, без имени, с одним только иссушающим душу стремлением — жить, жить любой ценой…

      Тогда и поднял голову к небу. С высоты, доступной одним лишь ветрам и взлохмаченной недавней бурей, вниз смотрел исполинский солнечный глаз.

      Он ли направил безбожника к земле, облюбованной потомками вассалов Мальфаса? Очищенной, прирученной, укрощённой, одаренной щедрыми урожаями и взрастившей многолюдные селенья, поющей святые гимны одному из Семи более всех прочих?..

      Уже на этот вопрос не пришлось отвечать Гал’Тору. Если богам было угодно, чтобы он нашёл приют на четвёртом десятке лет в жёсткой сословной иерархии Эндерала, то так тому и быть. А Даль’Лоран станет не просто нанимателем, но его, беспутного, проводником.

      Ведь не зря сказано во втором томе «Пути»: «Расцвет человечества наступит лишь под божественным водительством, ибо дух человеческий слаб, а сердце порочно».

      Он же верно запомнил?.. Никогда не стремился заучивать умные книжки. А с текстом не свериться — на страницах прыгают странные чёрные букашки, от которых нет никакого толка.

      И всё-таки странно знать, что именно его Даль’Лоран поставил в пару к Недге — отнести апотекариям в Подгород деньги и запасы красного корня. Правило ежемесячных поставок утвердил сам глава, и так уже десятилетиями самые доверенные, самые храбрые защитники гильдии спускались в этот вертеп порока и рассадник болезней, чтобы дать его жителям хотя бы призрачный шанс на исцеление духа и тела. Как-то раз Даль’Лоран обмолвился, что так было не всегда. Люди там, внизу, сами выбрали свою жизнь — если безделье им милее труда на благо страны, то зачем тратиться на беспутных?.. Взгляды его смягчились после того, как защитник, смурной и дурнопахнущий после прогулки по пещерам, привёл в здание гильдии мальчишку. Прицепился как волчец, проходу не давал, в канаву плюхнулся, лишь бы от тяжёлой руки увернуться, всё лез и лез, лез и лез. Даль’Лоран позволил приставить его к работе в стойлах, ходить за леорами и ослами, пока у того не проклюнется понимание, что никто ему ничего за просто так не даст. Только спустя месяц вспомнил о мальчишке — тот по-прежнему беспрекословно выполнял все указания старшего конюха, спал на соломе, зимой закапывался в навоз, мылся в ручье — ночами, чтобы не оскорбить взора следующих по пути.

      Трудолюбие и кротость — сочетание, достойное потомственного ремесленника.

      Через несколько лет Даль’Лоран ввёл мальчишку в иерархию, подав прошение в Трибунал, а теперь тот весьма успешно выполнял обязанности левой руки главы гильдии. Как бы ни старался Даль’Лоран уровнять всех своих тружеников, но нет да нет взгляд его при виде паренька теплел. Гал’Тор знал этот взгляд — так отец прячет гордость за достижение потомка, чтобы не разбаловать его и не испортить. Хотя ходили среди потерявших лицензию поставщиков и иные слухи…

      Знакома стольному Арку и другая история возвышения беспутного. Рассказывают, будто бы некая девочка спалила дотла горный посёлок. Праведные в своей силе духа охотники, лишившиеся семей, друзей и возлюбленных, сделали единственно верное — передали её в руки правосудия. Весь город тогда замер в ожидании справедливого и единственно верного приговора для ведьмы и убийцы — распятия на кресте у тракта, однако глашатай сообщил об ином решении.

      Трибунал не мог приговорить ребёнка к смертной казни, а лучшие маги ордена и апотекарии не обнаружили в ней магических сил. Ни единой капли из Моря Вероятностей не попало в её кровь, ни отблеска не отражала бесконечная его гладь. Девочка оказалась чиста. И всё-таки это она стояла на руинах сожжённой деревни, окровавленная, нездешняя, потерявшая память, но не имя — Калия.

      Её выслали в Подгород. И всё-таки даже туда протянула спасающую руку судьба.

      На поверхность девочка вернулась благодаря одному из магистров ордена. Он дал ей всё, что имел: своё родовое имя, право обучаться при храме, дом и какую-никакую защиту от кривотолков. Говорят, что ей наравне с благороднейшими из благородных скоро предстояло доказать право носить алую мантию.

      Разве мог бы хоть один беспутный мечтать о таком? Много воды утекло с тех пор. По-прежнему с башен заброшенного замка видно пепелище посёлка — было бы ещё кому наблюдать это печальное зрелище. И люди помнят всё.

      Значит, его, Гал’Тора, история тоже будет вписана в хранилища человеческой памяти? Хорош образчик нравственности и благородства рядом с детьми безвинными, ничего не скажешь…

      Раз так, то вот она, его дорожка — широкая городская мостовая из хорошо подогнанных друг к другу плит, согретая послеполуденным солнцем. Здесь и ногу не подвернёшь, и в грязи не утонешь, и разбойники сапоги не снимут. Вот только вела она…

      Над головой заклекотал мирад, заполошно закудахтали куры — так утренняя кормёжка отмечала седьмой час. Пора идти.

      Напарник, чернокожий Недга, толкнул Гал’Тора в бок и направился к Лазу — огромным, почти в два человеческих роста воротам в Подгород. Бравая охрана шлёпала в сторожке картами, шумел за спиной Ларкс, стиснутый рукотворным каменным руслом, нос щекотал аромат жареной свинины: харчевня за поворотом готовилась к вечернему наплыву изголодавшихся работяг.

      Темнела на фоне увитой плющом стены пустая виселица.

      На часах стояла грамотная стражница. Она пробежала глазами протянутые Недгой бумаги и, посоветовав спрятать их в самом надёжном месте, отперла дверцу в окованной железом воротине.

      — Ясного пути, мессиры. Нам докладывали, что внизу неспокойно. Лучше бы вам не раскидывать денежки в интересных местах, а сразу торопиться обратно, — сказала она и многозначительно усмехнулась.

      Недга так и поступил — пристроил свиток обратно в маленький промасленный тубус на шее и заправил его под одежду.

      Лицо лизнула влажная стынь. Приятно охладиться в жаркий летний день, конечно, но ветер из этого подземелья приносил с собой что-то неправильное. Человек не способен жить под землёй, поколениями не видя солнечного света — так что же за существа обитают там, внизу?

      Гал’Тор вспомнил Родаса — паренька, пригретого гильдией. Обычный, совсем обычный. Почтительный, иногда остёр на язык, с одинаковой лёгкостью снаряжает караваны и заполняет счетоводные книги, не привередлив в еде и условиях. Только щурится даже в пасмурный день. Его Даль’Лоран назвал исключительным в своём роде.

      Ладно, что бы и кого бы он там не увидел, защищать его будут топор, кольчуга и брошь с символом гильдии — золотой серп, пожинающий колос. Заодно узнает, далёк ли он теперь от прошлой своей жизни.

      Наверное, Гал’Тор слишком долго смотрел на открывшийся проход, потому что напарник перехватил у стражницы дверь и сделал рукой приглашающий жест. Взгляд был направлен мимо. Неудивительно: Недга из тех людей, кому не нравится, когда в общий путь вливаются незнамо откуда ведущие тропинки, и он не уставал об этом напоминать и куда более явными способами.

      Родас трудом заслужил свой хлеб за общим столом и уважение старших. А что Гал’Тор, приблуда с именем, похожим на пёсий лай? Не ему должен был придерживать дверь Недга, а другу, товарищу, соратнику.

      Это всё разумно. Но издёвку стерпеть никак нельзя.

      — Иди-ка вперёд. Я слышал, ты тут не в первый раз. Все окольные дорожки изучил, — сказал Гал’Тор, кидая напарнику масляный фонарь.

      Недга фонарь поймал, прицепил его к поясу и направился вглубь пещеры. Гал’Тор двинулся следом за ним.

      Поначалу тоннель ничем не выделялся. Прохладный, сырой, наполненный далёким громыханием воды и отсветами голубых грибов, он казался братом-близнецом многих ранее виденных пещер. Местами по полу тянулись остатки узкой рельсовой дороги — такие прокладывают на выработках, чтобы катить вагонетки.

      Только Гал’Тор хотел отметить мудрость безымянного правителя, поместившего шахты прямо внутри города, как его опередил напарник:

      — Чтобы проложить этот путь, первые Вассалы потрошили гору, из её внутренностей возводили храм, плавили железо в печах высотой с двухэтажный дом. И всё это ради того, чтобы неблагодарный потомок сумел образумиться.

      Потомком первых он мог назваться разве что по духу. Никто не знает, из каких земель призвал мореплавателей сам Мальфас. Даже окажись среди них угольно-чёрный кираниец, его кровь за прошедшие века захирела бы, разбавившись кровью других народов. Недга же выглядел так, словно ещё вчера жил в великолепном Аль-Рашиме и раз в неделю посещал выложенный узорчатым розовым мрамором хаммам.

      — Беспутные, сосланные на рудники Подгорода, приносили пользу, — продолжил Недга. — Говорят, почти все возвращались на поверхность. Теперь… Я вот вернулся один.

      Приотставший Гал’Тор, вынужденный пробираться почти ощупью, проворчал:

      — Времена, хочешь сказать, изменились? А я тебе вот что скажу. Не всем нужно искупление, честный труд и… — он запнулся об рельсину и ругнулся. — Не всем, в общем.

      Недга зажёг фонарь и остановился, ожидая напарника. Где-то глубоко гудел закованный в камень Ларкс.

      — И тебе?

      — Что?..

      — Я спрашиваю — и тебе не нужно искупление?

      Гал’Тор вздрогнул от сквозняка и дёрнул подбородком: пошли, мол, чего пятки мозолить. На вопрос он сразу же отвечать не стал. Рот открыл, только когда они приблизились к разделению тоннеля на два пути — один, с отблесками света на стенах, вёл дальше вперёд, второй же уходил под горку и был непроглядно тёмен.

      — Мне моей жизни — во, — чирканул он ладонью по шее, — вот по сюда хватит. Достаточно. Заслужил себе и лежанку, и похлёбку.

      — Желание, достойное собаки. Есть, когда хозяин каши принесёт, греться на солнышке, сторожить хозяйское добро, по весне — сбегать с привязи, ища игры. Не так ли?

      Гал’Тор ответил в рифму матом — без изысков, зато понятно. Но напарник рассмеялся:

      — Так я и знал! Ты хочешь следовать пути — но на Эндерале нет дорожек для собак, только привязь. Подумай об этом… как будет время.

      Было бы о чём думать! Прошедшие годы показали, что нет ничего постоянней порядка, утверждённого Рождёнными Светом. Есть правители, обласканные их лучами — и есть рабы, знакомые лишь с отблеском Их воли в зрачке птицы. С него хватит, набродился, наскитался по дорогам Нерима, наигрался со свободной волей. Гал’Тор нашёл себе доброго и строгого хозяина, который не потребует от него прыгнуть выше головы.

      Может быть, потом, сильно позже, его избитая корнями тропка вольётся в общий Путь. Но не сейчас, даже не в этом году. А пока и на привязи посидит.

      Он проворчал:

      — А тебя труд, смотрю, не больно-то возвысил… Только смолой облил.

      — Дерзости в тебе на десятерых. А вот смирение… смирению придётся тебя научить, — покачал головой напарник и указал на едва освещённый тоннель. — Нам сюда. Идём.

      Поговорить бы с тобой. Потом, когда вернутся на поверхность и не надо будет думать о возложенной на их плечи задаче.

      Они пошли вперёд. Фонарь так и остался незажжённым — теперь стало ясно, почему. Света на всём протяжении каменной кишки глазам хватало, а если учесть, что Недга провёл в рудниках не один год, ему этот полумрак должен был быть яснее солнечного дня.

      Свет становился гуще. Из тоннеля пахнуло обжитой берлогой нечистоплотного зверя, которому нет разницы, где жрать и сношаться. Почти забытая, но всё ещё знакомая вонь трущоб, вот только всё же к ней примешивалось нечто иное. Сложно сказать, что именно. Для себя Гал’Тор решил, что знать этого не желает.

      А потом они преодолели поворот.

      Подгород разлёгся у самых его ног — хитрая, выжидающая тварь, всегда готовая кормиться на падали, всегда мигающая мириадами неспящих глаз, сипящая из сотен зловонных глоток. Грохот Ларкса отдалился, стал навязчивым гулом за тоннами ноздреватой породы. Звуки звериной утробы слышались намного острее, чем в тоннеле — совершенно обычные, привычные бывшему жителю окраины Нерима: перебранки, пьяная ругань, нестройный хор пьяных голосов, женщина вытрясает тюфяк над головами прохожих, пролетела от стены до стены и разлетелась осколками деревянная кружка — и над всем этим шипели и постукивали составными коленами древние пирийские механизмы.

      Впереди, сколько хватало света, в совершеннейшем беспорядке громоздились, взбирались друг на друга, толпились убогие домишки и строения покрепче. Те, что могли бы развалиться от громкого чиха, тянулись поверху — слабосильные наросты, осклизлые грибы на трухлявом пне. Но даже в такой сумятице всё равно было видно, как вертятся освещённые магическими светильниками улочки, сходятся и расходятся, замыкаются на себе или ложатся мягкими петлями — и чем дальше они уходили, тем больше становились похожи на белые пятна, рассыпанные по чёрной шкуре зверя. Совсем далеко — на мираде лететь, если только — пятна собирались в островерхие башни, мельчали, обманывали глаз, тускнели от расстояния и смрадной дымки, которую не мог вытянуть из пещеры ни один сквозняк.

      Башенки указывали вверх. ГалТор ожидал, что в такой немыслимой дали его взгляд отдохнёт в звёздной пучине неба или найдёт солнечный колодец, но над головой не было ничего. Только нависал над ним, над Подгородом, над всеми этими людьми невидимый в чернильном мраке свод исполинской пещеры.

      Взгляд тонул в ней. Земля уходила из-под ног.

      Проклятье, да ведь над ним целая гора!

      — «И тебе привет, вонючая клоака!» — так бы приветствовал Подгород я прежний, — усмехнулся рядом Недга. — А теперь — уважаю.

      Немыслимо. Какой стержень надо иметь, чтобы не сломаться и помнить, ради чего обрёк себя на годы без солнца, вёсен, цветов и песен, среди такой-то безнадёжности?

      Хотя люди здесь не казались исстрадавшимися. Гал’Тор и Недга спускались по кривым улочкам, запечатанным поверху кривобокими строениями, и им навстречу выходили обитатели Подгорода. Худощавые, бледные, с тёмными кругами под глазами, с крупными вывороченными суставами — и кто-то из них смотрел им вслед, кто-то презрительно вздёргивал нос, кто-то же…

      На Гал’Тора неслась стайка ребятишек. Девочка впереди явно целила в него, стреляла глазищами, остальные же как будто не могли её догнать и отставали на пару шагов. Прелестное зрелище. Издалека. Как раз когда юные воришки должны были совершенно случайно врезаться в него, а затем — окружить, смутить, загомонить на разные лады и обчистить карманы, он сделал шаг в сторону, одновременно подставив подножку.

      Девочка ловко перескочила через ботинок, а следующий за ней лягушонок неопределённого пола шмякнулся на каменную дорожку. Остальные насели на Недгу — нехорошо, напарник-то спустился сюда без брони, в простой одежде. А ну как сунут ловкую лапку куда надо надо и…

      — Дядь, а дядь, а дай монетку! А покажи подкладку, подкладку покажи!

      Забавно, в какой бы части света не промышляли беспризорники воровством, словечки везде почти одинаковы. Только он в их-то возрасте просил «развернуть складки» — в неримском Остиане было жарко, карманы кое-как подшивали к лёгкому верхнему платью, а не прятали под слоями одежды.

      Недга рявкнул на окруживших его голодранцев и замахнулся — те порскнули в стороны. Где-то сверху хорошо поставленным голосом заголосила женщина: «Маленьких обижа-а-ают! А чтоб у вас глаза лишаём поросли-и-и!» На неё наорал уже Гал’Тор. Обменялись любезностями, установилась тишь да гладь.

      — Жил тут, говоришь? — усмехнулся Гал’Тор. — За это время можно было бы все трущобные уловки изучить. А ты…

      — В шахтах воров не бывает, — усмехнулся Недга. — Кто вдруг заводится — под тем леса ломаются… Идём. Не стоит здесь задерживаться.

      Каблуки застучали по брошенным поверх грязи доскам — даже здесь люди старались сохранять приличный облик города. Знать бы ещё, почему дерево, несмотря на сплошную черноту, до сих пор такое плотное, а не прогнившее от сырости и времени. Местами настил прерывался, оголяя каменное дно тоннеля, и Гал’Тор старался не споткнуться.

      Где-то между очередным прыжком и уворотом от содержимого ночного горшка он обратился к Недге:

      — Те воришки. Они могли срезать кошель. Перевесил бы его куда-нибудь поглубже.

      — Да, да, знаешь, ты прав, — смерив Гал’Тора взглядом, ответил тот. — Но в этот раз мне и спрятать его негде — видишь, я оделся как на прогулку по вечерней набережной?

      Гал’Тор мог бы назвать самое меньшее два естественных и шесть искусственных карманов, куда помещаются деньги. И ни вечерняя прогулка, ни утреннее умывание не стали бы преградой. Это всё — уловки, известные подобным ему. А кем был Недга до рудников, на чём попался — этого он не знал. Может, жил себе свою сытую жизнь, не думал, где последний медяк спрятать, чтоб не отобрали?

      — И на кой ляд ты так вырядился? Как будто в первый раз пришёл сюда, — проворчал Гал’Тор, и Недга придержал его за локоть.

      — Зачем, хочешь ты знать? Я — единственный, кто вышел отсюда за последние десять лет, единственный, кто заработал себе свободу потом и кровью, кто отдался на волю мудрецов и после бесплодных скитаний набрёл на Путь. Меня презирают. Мною брезгуют. И моими деньгами — тоже. Спроси любого здесь, чей возраст уже позволяет катать гружёные вагонетки, знает ли он Недгу Палёная Кость?

      Гал’Тор не сомневался, что ему не составит труда найти бывшего каторжанина, который, разумеется, знал этого человека и презирал, и готов был опплевать каждый его след. И спутница его тоже знала, и соседи, и дети, и друзья детей. Но деньги — это деньги, иначе монеты презирали бы в Подгороде за схожесть с солнцем. Нож к глотке — и попросить кинуть мешочек на землю, а самому потом подобрать. Вроде как не с презренного стряс, а случайно нашёл. Вот такая наука.

      — Отдавай давай, я его нормально спрячу, — проворчал Гал’Тор, утягивая не в меру болтливого Недгу в пустующий переулок.

      — Твоя правда, — ответил он, отдав кошель и смотря, как тот скрывается за воротом кольчуги. — Так безопаснее. К тому же, как вернёмся на поверхность, именно ты сообщишь Даль’Лорану обо всём. Большая честь для тебя.

      Гал’Тор нахмурился.

      — Я не о выгоде для себя… что ты вообще думаешь?!

      — Смирение, защитник, смирение, — уже мягче продолжил Недга, — вот чего тебе не хватает. Радеешь о хозяйском долге перед обществом? Добро. Но уж больно ты резок. Если бы…

      — Если бы я захотел побеседовать со жрецом, я бы пошёл в храм, а не спускался в эту клоаку с тобой.

      — А без меня? Вижу, мои слова не находят принятия в твоей голове. А если бы ты искал ответы здесь сам?

      Гал’Тор только рукой махнул. Всем было известно, что мысли рождаются в сердце, а выходят изо рта. Что за народ…

      — Послушай, мне не нужно ни напутствие, ни пустая болтовня. Я на задании. Я, — тут Гал’Тор понизил голос до сердитого шёпота, — несу деньги с травами апотекариям и я отвечаю за них головой. Смири уже свой… язык и не мели им попусту.

      — Ты на задании?..

      Не найдя, что ответить, и не поняв вопроса, Гал’Тор оттёр Недгу плечом и вышел из переулка. Напарник, посмеиваясь, пошёл следом и указал направление — всё дальше и дальше, в путаницу домов, людей, нор и переходов.

      Не успели они войти в тоннель, соединяющий гигантскую главную пещеру и каменный мешок поменьше, как Недга обратился к Гал’Тору:

      — И ещё… Мне надо кое-кого навестить.

      Мало ли какие знакомцы остались у него под землёй. Сам по себе он не дурной человек. На хорошем счету, гильдии служит исправно, переговоры с поставщиками в его присутствии проходят успешно — он настолько же незаметен за плечом посредника, насколько красноречиво оттопыривает сапог окованная металлическими полосами дубинка. Во всяком случае, так о нём говорят. И никто из прочих защитников не заикался о его неблагонадёжности или дурном характере.

      И всё-таки этот бывший каторжанин ой как не нравится. Гал'Тор видел бывших убийц, под старость мнивших себя чуть ли не святыми. Этот же слишком живой, слишком человечный. Недостаточно безупречный на пути своего ложного служения.

      С другой стороны, кто Гал’Тор такой, чтобы судить? Недостаточно святой, ну надо же. На себя бы посмотрел.

      Гал’Тор приостановился, разглядывая главный и единственный в Подгороде источник освещения: деревянный магический светильник, больше похожий на ведро с воткнутым посерёдке синеватым кристаллом. Такие же висели на верёвках почти на всех улицах, где реже, где гуще, и именно их белые пятна так остро выделялись во мраке, если смотреть на город с наивысшей точки возле упирающегося в Лаз тоннеля.

      — Расскажешь? — спросил он.

      Гал’Тор заметил в глазах Недги улыбку.

      — Конечно. В этой истории много памяти, много уроков. Её не расскажешь вот так — на ходу, а когда вернёмся…

      — Я плачу.

      — Разумеется, — ответил напарник, кивнув продолжить путь, и его лицо приняло не совсем ясное выражение на границе чувств.

      Иногда Недга сворачивал в неприметные переулки, узкие настолько, что местами приходилось протискиваться боком, и настолько низкие, что кое-где шлем едва ли не цеплял поперечины верхних этажей. От вывешенного белья стоял волглый запах. В десятке шагов спереди в прорубленных друг напротив друга окнах переговаривались мужчина и женщина. Гал’Тор, не останавливаясь, заорал: «Ходу, ходу!» — и высунутые головы как по команде втянулись внутрь домов, недовольно покривились чьи-то губы, измазанные жиром, да полетели в спину проклятия.

      Не ножи, и ладно. Тем более, что они уже вышли на достаточно широкую, по меркам Подгорода, улицу, но снова свернули. Новый тоннель оказался коротким и освещённым только грибами да ленивыми слизнями. Выводил он в просторную пещеру — мерный шум реки, выдолбленые прямо в породе каменные ванны, крепкий двухэтажный дом, сваленные как попало дубильные станки и распорки.

      Неужели здесь живёт дубильщик? Или даже кожевник?.. Как-то не приходилось думать, что подземный город, как и Арк, как и селения под луной и солнцем, имеет право жить своим собственным ремеслом.

      Из тени поднялась рослая фигура. Гал’Тор уже приготовился устроить взбучку неизвестному, как тот вышел в облако слабого света — чудесное «ведро» явно доживало последние дни.

      — А, это ты, — выдохнул тот, и Гал’Тор понял, что перед ними стоит подросток. Не самый хилый, если судить по виденным ранее в Подгороде, но и не такой уж розовощёкий и крепкий, как ребята с поверхности.

      Недга кивнул ему, и они вместе вошли в дом. Хотя напарника не было считанные минуты, а из жилища слышались голоса, да и ток жизни долетал сюда с улицы, но Гал’Тору сразу стало неуютно. Он стоял один, под «ведром», и чувствовал на себе придирчивые, любознательные, оценивающие взгляды. Ступи шаг из света — и кинется на загривок тяжёлое и зубастое, сожрёт, удавит, переломает всего, утянет к самым корням горы…

      Пятый десяток, говоришь, скоро разменяешь? Ну-ну, герой без стяга… топор протереть не забудь и продать лесорубу какому-нибудь.

      Скрипнула дверь. Гал’Тор поёжился. К нему в единоличном стоянии посреди пещеры присоединился Недга и, уходя, обернулся на замершую на пороге женщину. Рядом стояли два парня — сыновья, наверное. Гал’Тор ощущал вес их внимания до тех пор, пока он с напарником не вернулся на главную улицу.

      Время ожило. Перед глазами снова замаячили дома, сараи, покосившиеся постройки, приспособленные для торговых лотков бочки, прохудившаяся ткань укрытий, люди, лица, лохмотья, нарывы, глаза, красные от слёз, от недосыпа, от горя, от дурной бормотухи, младенец у тощей груди, нахальные крысы, дудошник с похабной песенкой, стук игральных костей, дети спорят, чей слизень приползёт первым по сушёным грибам. Недга вёл всё ниже и ниже, и когда уже казалось, что вот он, самый нижний уровень, где и самое солнце ничего не смогло бы осветить, он находил новые спуски.

      И, что странно, чем дальше от поверхности — тем больше народу.

      Да даже в полнокровном Арке, блаженном Речном и Дюнном, спрятанном у моря на востоке, столько людей не наберётся!

      А ещё на глаза стали попадаться фигуры в чёрных одеяниях. Совсем мало. То на углу одна такая стоит, с тенями слившись, то другая беседует с лоточником. Двое вразвалочку обходили толпу, разлившуюся перед входом в безымянное здание. Люди вроде привычно толкались плечами, переругивались, матерились весело, летела из раззявленного пенькастого рта шутливая песня, — но всё это как-то организованно было. Если Гал’Тор что-то понимал в уличной жизни, то в том домике наверняка что-то отдавали за бесценок. В Остиане уже давно случился бы мордобой.

      И тогда он осознал — фигуры толпу не просто обходили, они её гуртовали. И люди, не будь дураками, слушались.

      Гал’Тор приблизился к Недге и незаметно указал на увиденное. Напарник покачал головой.

      — Случается, даже целеустремлённейшие сбиваются с пути и, бродя в потёмках, ищут опоры. Это Ралата — опора Арка в Подгороде, прогнившая насквозь гать под нашими ногами… гать, без которой не пересечь болота.

      — Значит, орден обо всём знает? — уточнил Гал’Тор, внутренне отметив, что таким-то языком, как у напарника, только морские узлы и вязать.

      Недга заметно смешался, явно не желая отвечать. Но чуть погодя всё-таки сказал:

      — Я говорил про привязь… Вот она. Всё вокруг нас.

      — То гать, то привязь. Скажи ты уже по-человечески, — ответил Гал’Тор и осклабился. — А то по-жречески у тебя не больно получается.

      — Нет. Ты поймёшь сам, со временем, — сказал Недга и резко схватил напарника за предплечье. — Правда в том, что беспутные управляют беспутными. А какую форму это принимает… не наше дело. Орден из людей состоит. Ордену видней. И ему ведомо, что законы праведности и общности писаны для идущих по Пути, но никак не для других.

      Да, так правильно. Незачем пытаться спасти тех, кто для того не рождён. Других, кто создан для правоверной жизни под солнцем, выведут добрые дела. Им нет разницы, кто стоит выше — орден или эти, в чёрном облачении.

      У него вот получилось устроить свою жизнь спустя много лет, Родас увязался за защитником гильдии, к некой Калии сам Мальфас явился в Подгород в облике орденского хранителя. Он тоже докажет трудолюбием, верностью и смирением, что достоин. Но — не сейчас, и даже не в этом году.

      Переведёт дух, уверится в неподвластности старым порокам — и тогда… Вот, уже думать стал, как Недга. Не самый дурной знак.

      И морду бить ему как-то перехотелось.

      — И всё-таки — кто они? — спросил Гал’Тор. — Разбойники, наркодельцы, рабами приторговывают?

      — Культисты. Веруют в некого Отца и…

      Гал’Тор стряхнул его руку и враз потерял к разговору интерес. Те, кто поклоняется ложным богам, только плодят вокруг себя зло. Давить их надо, не договариваться. Вытравливать щёлоком, выжигать калёным железом. А со слов Недги выходило, что об этих падальщиках каждая псина подзаборная знает, не то что орден или гильдия. Неужели боятся давать им отпор? Или собирают силы, усыпляя бдительность детей неизвестного папаши, чтобы стальным кулаком забить их в самые стылые и дальние пещеры?

      — Ты не слушаешь меня? Что-то не так?

      Гал’Тору почему-то стало стыдно.

      — Нет, всё так. Культистов, сектантов, прочую пакость не люблю, вот и всё.

      И опять — пятна света, каменные ступени, протянутые за милостыней ладони с пальцами, похожими на паучьи лапы, взгляды свысока, плевки в спину, девочки, с визгом катящие ржавый обруч. Шеей Гал’Тор ощущал весомую заинтересованность, исходящую из тёмных переулков. Внизу становилось всё мрачнее. И виной тому были не редкие, кое-где работающие «вёдра», отнюдь.

      У Лаза он чуял лишь смрадное дыхание зверя. Здесь же — самая его готовая сомкнуться пасть.

      — Долго ещё? Я уже счёт поворотам потерял.

      Недга обернулся, но ответить не успел. Из двери покосившегося барака, дыры которого служили одновременно и окнами, вывалились двое людей. Вслед им неслись вялые проклятия. На миг пахнуло грязным, отсыревшим жилищем. Гал’Тор наотмашь врезал первому, и тот, провернувшись, рухнул на ящики неподалёку.

      — Хватит! — не своим голосом крикнул вдруг Недга на напарника, а потом обратился к незнакомцам. — Вы не знаете этого человека, он не знает вас. Что за дураки! Что вам надо?!

      Замерев, Гал’Тор сжал руку в кулак. Лицо застывшего прямо перед ним паренька показалось знакомым, голос второго, мычавшего в обломках, тоже будто бы где-то слышал.

      — Логен и Аерев, два великовозрастных оболдуя, — скрестив руки на груди, представил их Недга. — Позор своего покойного отца, ясного ему пути, и сплошное огорчение для матери. Чего вам?

      В представлении Гал’Тора, так можно было сказать о любых детях. Дети всегда недостаточно хороши для взрослых, солдаты — для офицера, верующие — для жреца. Всегда есть к чему стремиться.

      Тот, что выпутывался из хлама, явно не привык к зуботычинам. Гал’Тор с ухмылкой вздёрнул его на ноги, заботливо похлопал лапищей по спине, выбивая если не порыв влетать в незнакомых вооружённых мужчин, то пыль точно. Парень только отмахнулся от такой-то ласки и отошёл к брату.

      — Матушка попросила тебя вернуть. Боится чего-то, — сказал названный Аеревом. Голос он опускал намеренно, лишь бы казаться старше и грознее.

      — Я всегда захожу к ней ещё раз по пути наверх, так почему…

      — Мы не знаем, — присоединился к разговору Логен. — К ней третьего дня ралим заходил, знаешь? Выгреб всё, что было, угрожал.

      Было видно, как на гладком, точно из обсидиана выточенном, лице Недге борются страх и чувство долга. Что бы ни связывало его с этой семьёй, рассказ предстоял интересный.

      — Мы не можем сейчас развернуться и уйти. До апотекариев всего ничего осталось. Дойдём вместе, а там решим.

      Тут Аерев, изподтишка изучавший Гал’Тора, прыснул со смеху, за что мгновенно получил подзатыльник от Недги. Мало ли что парня позабавило. Помнил Гал’Тор себя в его возрасте — порой, нелепым казалось всё, от дрожащего листа на дереве до перетянутых перстнями пальцев-сарделек портового мытаря.

      — А я знал, что ты так и скажешь, — расплылся в улыбке Логен. — Помню я, как до «голубых огней» ходишь. Мы вас проведём короткой дорогой.

      — Что за короткая дорога? — насторожился Гал’Тор.

      Ему доводилось быть не только презренным, но и сопровождать караваны и вельмож, носить посылки, выполнять прочие мелкие поручения. Больше всего раздражало, когда посреди уже согласованного и трижды проверенного-перепроверенного маршрута какой-нибудь торопыга недошибленный предлагал срезать путь. Однажды такой горлопан оказался предателем. Даже закапывать не стали. Больше его немые косточки никого в ловушку не заманят.

      Но Гал’Тор будто бы и не задавал вопроса. Трое продолжали говорить, Недга иногда кивал, Логен чертил пальцем босой ноги ходы на пыльной мостовой, и только Аерев не проронил ни слова. Смотрел, как зачарованный, на топор на поясе Гал’Тора. Ещё бы, какой мальчишка хоть раз не представлял себя с могучим оружием в руках?

      Защищает он этим оружием или берёт всё, что ни заблагорассудится, — вопрос иной.

      — Пусть ваш путь, мальчики, будет и дальше осиян светом Его прозрения, как и сейчас, — мягко сказал Недга и обернулся к напарнику. — Логен дело говорит. Видишь ли, я хоть и прожил в Подгороде несколько лет, но редко когда выходил за пределы рудника… а руду я копал на отшибе, а не в Смоляной яме. Ходов-переходов почти не знаю. Логен же…

      — Логен же только сейчас решил помочь тебе и провести по самым интересным и потаённым уголкам Подгорода. Я прав?

      Боковым зрением Гал’Тор заметил, как дёрнулись братья, как сердито и обиженно изогнул губы Логен, явно собираясь по чести дать ответ. Недга его опередил:

      — Прав. Раньше у их матери не было таких проблем с деньгами, раньше она всё исправно платила Ралате. Потом овдовела, потом встала выработка, потом… много всего случилось. И вот они здесь — бежали через половину города, чтобы наши звания и оружие отвадили чёрного.

      — Сегодня он снова не придёт, — пожал плечами Гал’Тор; пусть Ралата с неким папашей во главе и создала себе дурную славу культа, но по сути они все — головорезы, а у подобных мразей почерк одинаков. — Завтра, быть может. Придёт, потрясёт за грудки, обругает последними словами. Но не сегодня. А до завтра… до завтра я тут оставаться не собираюсь.

      Недга строго посмотрел на парней. Те стояли, переминаясь с ноги на ногу. Тогда он взмахом руки отослал их подальше, за угол, и братья нехотя повиновались. Напарник понизил голос до шёпота:

      — Мы все это понимаем. И мальчики, и несчастная вдова, и ты, и даже я, но подумай… Подумай, как мы согреем её сердце, просто появившись в её доме. Я занесу ей денег и еды на обратном пути, ты — жрец истинного красноречия — облегчишь добрыми словами её долю.

      Гал’Тор вдруг вспомнил, что Недга ни разу не подавал нищим. Ни в Арке, ни в Подгороде. Беспутных и неспособных заработать себе на хлеб он презирал и почитал за что-то вроде тли, что высасывает посевы дочерна. Он сам недалеко ушёл в своём мнении. И ни разу с тех пор, как оставил Нерим, не отдал за просто так ни единого сера.

      — Мне нет до неё дела. Даль’Лоран отрядил нас, чтобы мы несли… положенное не чьей-то бывшей спутнице, а апотекариям. Я не против того, чтобы зайти к ней. Я против смены маршрута. И точка.

      Точка, слышал он, ставится в конце завершённой на письме мысли. Слышал, но не видел.

      — Мастер знает, что я на своём пути, в отместку за глодавшее меня некогда равнодушие, взялся заботиться об этой семье. Вдова беспутная и не жаждет спасения. Её спутник тоже не признавал правила Мальфаса, но он был… исключительным человеком. Людей такой воли, такого стремления, такой бешеной энергии я не встречал больше. Помимо сочувствия к доброй женщине, меня ведёт желание уважить память её спутника, моего товарища, — скорбным голосом, внимательно глядя в глаза Гал’Тору и словно ища в них чего-то, произнёс Недга. — Постой, я не договорил. Логен часто ходит этой дорогой. За его помощь апотекарии иногда делятся с ним крохами своих знаний.

      Наверное, разгадка столь щепетильного отношения кроется в обещании Недги рассказать всю правду о своём прошлом и связи, что до сих пор мысленно удерживает его в Подгороде. Но душевное — потом. Сейчас важно материальное.

      — Значит, он грамотный? Он может это доказать?

      Вот задал вопрос так задал… Это где же в Подгороде найдёшь текст для проверки, книгу, вощёную табличку? Если сюда какая бумага и попадает, так становится топливом для печек. Грамотность здесь нужна ещё меньше проповедника с томиком «Пути».

      Похоже Недга подумал о том же самом. Брови его поползли вверх, напарник развёл руками и часто-часто заморгал.

      Да и пёс с ними со всеми. Недга — человек хороший, правоверный, по-своему добрый, понимающий и понятливый, пусть и высокомерный слегка. Ну ничего, вот введёт Даль’Лоран его, приблуду неримского, в иерархию, вот будет он сидеть за общим столом да в пивной пене усы мочить, помыкая каким-нибудь очередным Родасом… Тоже важность себя, настрадавшегося, взлетит до небес.

      Может вместе с тем и желание привечать сирых да убогих появится? Свой угол, свой заработок, какая-никакая добрая слава — возьмёт и он под своё крыло вдовушку. Да, так и поступит, пожалуй. Старую халупу Даль’Лоран ему выделил, дрова Гал’Тор начал запасать. Сначала всё думал — да зачем, Мальфас Указующий, ведь одному в таком-то сарае от тоски помереть недолго, на развалюху дунешь — в труху рассыплется… А дрова таскал — и кровь, вроде, веселее по жилам бежала.

      Мимолётные мысли о вероятном будущем были настолько приятны, что Гал’Тор только рукой махнул в предвкушении.

      — Да и пусть. Быстрее начнём — быстрее закончим. И вообще, покажешь мне, где тоже себе спутницу поприличнее найти?

      Недга покачал головой, на его лице дрогнула тень.

      — Лежанка, похлёбка и игры, так ведь?

      — Всё как я и говорил, — усмехнулся Гал’Тор. — Зови парней. Идём.