К лету последствия войны пускай и не были полностью ликвидированы, но скромный городок Тэгу смогли отстроить и привести в божеский вид. Минуло чуть меньше полугода с тех пор, а ощущение, что ад вот-вот мог настигнуть каждого из них и затянуть обратно в свои цепкие объятия, не отпускало.

Говорят, что если люди искренне хотят жить, то после того, как побывают на пороге смерти, нередко становится чрезвычайно социально активными: обзаводятся новыми контактами, увлечениями, часто куда-то ездят и чуть проще реагируют на многие проблемы, ведь в сравнении с пережитым многие трудности с лёгкостью обернуть в пустяк.

Сокджин попал в категорию таких «счастливчиков». Он вернулся в Тэгу одним из первых, занялся делами, которые откладывал половину жизни, активно общался с солдатами, присланными для помощи с провизией и ликвидацией ущерба. Юнги, не в силах преодолеть страх того, что рядом в любую секунду может разорваться снаряд, затянул с возвращением в родной город. Чонгук и Тэхён решили задержаться в психдиспансере со знакомыми врачами подольше, на то была не одна сотня причин, менять обстановку в их прежнем состоянии оказалось небезопасно. Ну а старший господин Ким вернулся домой, когда до приезда сына оставалась неделя — жаждал обустроить вновь всё уютно, словно бы норовил стереть кошмары пережитого в малейших деталях. Даже в таких, как трещинки на потолке.

Тэхёну потребовалось немало времени, чтобы Рейсх перестал приходить к нему каждую ночь в ужасающих и холодящих душу снах. Ещё долго юноша просыпался в поту, загнанно дыша и неистово крича. Свои такие пробуждения он практически не помнил после, но изрядно успел испугать дежуривших санитаров в диспансере. Чонгук тоже не отличался удачей, вместо отсутствия сновидений или ромашек и пони мужчина вспоминал по ночам своих жертв и отца.

Они приходили к нему осуждающими голосами, неясными обликами, но страшнее всего Чонгуку становилось не от этого, нет. Страшно было, когда его копия стояла в паре метров, натачивая кинжал с нарочитой небрежностью, а после с огнем удовольствия в глазах требовало жертв молить о пощаде. И ради чего? Ради того, чтобы наживую вырезать кому-то глаз, игнорируя душераздирающие крики, будто это не человек орал от боли, а играло на фоне раздражающее и глупое радио. Ради того, чтобы методично вырывать ноготь за ногтем щипчиками, а то и вовсе выдирать жертвам зубы, завершая эту ублюдскую стоматологическую помощь отрезанием языка, если информацию Рейсху так и не удосуживались рассказать.

Многие воспоминания пришли к нему вот так, через сновидения, через галлюцинации в полудреме, во время панических атак, которые проявились спустя нескольких месяцев после лечения. Чонгук потерялся в этих гнетущих состояниях: не понимал, кто он и кто его личность вне войны, есть ли что-то настоящее в том животном, который жестоко пытал пленных, и как ему жить с разрывающим на части чувством вины? Ведь до сего времени Чон считал, что не переходил черту настолько, максимум безжалостно стрелял в голову или сердце, оставлял порезы. От того вернувшиеся недостающие кусочки пазлов напоминали ему бредовый фильм ужасов, в котором он оказался в главной роли.

Психотерапевт говорил о том, что рано или поздно это свершится — он вспомнит события, людей, вещи и слова, которые принадлежали Рейсху, и что лечение неминуемо подтолкнёт к этому. Чонгука готовили не один месяц для того, чтобы когда это произойдёт, количество потрясений не зашкалило и не свело его с ума, превратив в овоща. Правда в том, что мужчина даже не понимал, удалось врачам достичь результата или нет, ведь восприятие себя размылось донельзя. Одно хорошо — ещё ни разу срыв не настиг его рядом с Тэхёном, с которым ему после добровольного возвращения в диспансер на постоянную основу разрешали видеться раз в неделю.

Только вот этот маленький и обнадёживающий плюс рисковал исчезнуть без следа. «Новая» жизнь, «новые» люди, новый город и… жизнь бок о бок с Ким Тэхёном и его невообразимо бдительным отцом-военным.

Так уж вышло, что Чонгук до переезда в Японию жил в Пусане, но ещё до армии и военной операции он потерял мать, убил отца, а о буднях и делах остальных родственников не имел никакого понятия, не знал даже их контактов, связь они не поддерживали. Мужчине было некуда возвращаться, а из-за пребывания в диспансере и своего психически нестабильного состояния он не нашёл работу. Поэтому не было иного выхода, кроме как приехать на «каникулы» к Тэхёну домой, отец его оказался не против, но по одному взгляду Чонгук смог понять, что испытательный срок для него терапией не обойдётся. А это значит, что любой нервный срыв может обернуться опасениями тем, что его не только вышвырнут на улицу, но и запретят приближаться к омеге.

Прям как в детство вернулся, не иначе. После всего дерьма, увиденного на войне, самым страшным и опасным оказался отец возлюбленного, который мог ему во сне профессионально выпустить кишки. Докатились, ничего не скажешь.

— Хён!

Чонгук около получаса потерянной тенью переминался с ноги на ногу у дома Тэхёна, не решаясь позвонить в звонок. Всё это казалось слишком неправильным, пугающим и стрессовым после миролюбивого пребывания в больнице, где распорядок дня не менялся и ты просто проживал день сурка. Никаких непредсказуемостей и потрясений — рай для психики, которую потрепало жизнью. И плевать на кошмары, процедуры и немного дискомфортные беседы тет-а-тет с психотерапевтом, к этому тоже привыкаешь. А тут — Тэхён, новый мир и ноль конкретики. А ведь из-за всего этого лечения их отношения так далеко и не ушли, Чонгук практически ничего не знал о юноше и понимал, что и о себе ему рассказать нечего. Его истинная личность провела серую жизнь, а вторая была альфой-убийцей, который получал удовольствие от насилия. Так себе хобби на лето, конечно.

И всё-таки Тэхён заметил его в окне и вышел навстречу, наверняка даже дал фору Чону решиться на этот шаг самостоятельно, просто мужчина так и не предпринял ничего, а ждать дольше у юноши не было сил.

Юноша накинулся на него с объятиями, а Чонгук со скромным небольшим рюкзаком на плечах обхватил Тэхёна, придерживая за талию и чуть приподнимая. Сейчас он выглядел чуть моложе, чем ему было: состриг отросшие за время войны волосы, которые при желании можно было раньше собирать в хвост на затылке, избавился от тёмных кругов под глазами и вселенской усталости во взгляде, нездоровая бледность исчезла с лица и мимика стала чуть выразительнее. Со стороны он выглядел старше Тэхёна лет на пять, на деле — чуть больше, чем на девять, ведь Тэхёну зимой стукнуло восемнадцать, а Чонгуку по прежнему было двадцать семь.

— Мы виделись неделю назад, — веско заметил альфа, сдерживая лёгкую улыбку.

От улыбок, которые вызывал периодически Тэхён, сводило скулы, Чонгук так и не смог привыкнуть к этому, немного напрягаясь каждый раз, когда вместо неизменных давления и тревоги ощущал что-то светлое и приятно будоражущее.

— Это было всего на несколько часов, а теперь мы вместе как нормальные люди, столько времени у нас не было даже когда…

Ким осёкся на полуфразе, в карих глазах на мгновение отразилось беспокойство. Наверное, для их терапии было лучше обсудить пережитые события лицом к лицу, но суть лечения заключалась в том, что из пациентов ничего не выбивалось чрезмерным давлением, чтобы не подорвать состояние к чёрту. Поэтому Тэхён, постоянно возвращаясь к моменту их невольно знакомства, затихал и на пару секунд создавал впечатление каменной статуи, словно юношу парализовало. А Чонгук тактично не продолжал тему, видя состояние омеги.

А ведь он даже не предполагал, каких усилий стоило Тэхёну вести себя подобно беспечному ребёнку: радоваться мелочам, обсуждать несущественные вещи, избегать тревог от пережитого, не дёргаться от ненавязчивых прикосновений. В глубине души он до сих пор очень сильно боялся Чонгука. Боялся, что тёплые и крепки объятия обернуться стальной хваткой на шее, когда воздуха будет катастрофически не хватать, горло засаднит от хрипов, а в глазах потемнеет. В моменты, когда Чонгук был невообразимо близко — настолько, что их губы почти соприкасались, — у Тэхёна пробегали мурашки вдоль позвоночника и сердце стучало тише, словно вот-вот собиралось остановиться. Юноша прилагал немало усилий, чтобы удерживать улыбку на лице, смеяться с пустяковых шуток, которые его не смешили, отмахиваться от внутреннего ощущения опасности.

Прошло не много, но достаточно времени, чтобы почувствовать себя лучше, как думал младший, только вот… Тех редких недолгих встреч по правде не хватило, чтобы понять Чонгука лучше, принять без опаски. Тэхёна скребло чувство неправильности, он очень жаждал поговорить о недалёком прошлом, но он боялся весить на Чонгука ещё большее ощущение вины. В конце концов, тот не виноват в деяниях своей второй личности, он и без того боролся с собой каждый день, и попытки обсудить то, какой пугающий опыт помимо прочих жертв он предоставил Тэхёну, казались последним гвоздём в крышку гроба.

В такие моменты Ким осознавал, что не смог повзрослеть достаточно, что он по прежнему нерадивый ребёнок даже без притворств, который понятия не имеет, как выстраивать отношения. Особенно с человеком под тридцать.

— Вы проходить не собираетесь? Я приготовил вкусную курочку в кисло-сладком соусе.

Тэхён в ту же секунду отлип от Чонгука и неловко взъерошил волосы, невольно сглотнув. Точно так же, как несколькими минутами ранее он не выдержал и выбежал встречать Чонгука, отец тоже устал оставаться безмолвной тенью в прихожей и подал голос. А может, заметил некую неловкость и решил разбавить её? Тэхёну не хотелось думать о том, как они с Чоном выглядят со стороны.

— Господин Ким, — спохватился Чонгук и чуть склонился, вежливо приветствуя старшего, — спасибо, что согласились приютить меня.

— Нужно налаживать взаимоотношения с будущим зятем, — усмехнулся мужчина и посторонился, пропуская гостя в дом. — Ты умеешь готовить? Будем считать, что это твоя оплата.

— Пап! — возмущенно откликнулся Тэхён. — Ты можешь выбирать другие темы для разговора?

— Мы можем поговорить о погоде, конечно, но я думал вы этим займётесь в горах, как раз перед сном самое то.

Тэхён вздохнул и покачал головой, подтолкнул в спину Чонгука и закрыл наконец дверь. Его смущали намёки на свадьбу, пускай отец и не уточнял сроков и никуда бы его, несовершеннолетнего, не отпустил, но ещё больше его напрягали разговоры об оплате.

— Ты не говорил, что мы поедем в горы, — заметил Чонгук, разуваясь у двери и уже чувствуя приятный и манящий аромат курочки.

Неделю назад, когда они виделись и альфа поинтересовался о их ближайших планах, ведь с чего-то нужно было начинать ознакомление с Тэгу, Тэхён пожал плечами и сказал, что лучше они придумают это вместе, чем экскурсия обернётся разочарованием. Чон не исключал, что тогда юноша и правда не имел представления, но как-то стремительно за короткие сроки он вдруг определился.

— Мм, Юнги тоже наконец вернулся, они соседи с Сокджином, он и предложил нам побывать в горах на выходных, — пояснил младший, пока все они рассаживались за столом, и между делом подкинул пару дополнительных кусочков курочки в тарелку альфы, когда заметил, что отец не решился с порога мучить гостя большими порциями.

— Юнги и Сокджин тоже будут? — с неприкрытым удивлением уточнил Чонгук.

Он успел за их редкими встречами с омегой узнать, что со старшими товарищами тот не был близок до начала войны, поэтому считал немного странным, что они продолжили общения после всего. Тяготы сближают, конечно, но Юнги и Сокджин почти не навещали его в диспансере, чтобы резко изъявить желание пообщаться. Неужели всё ещё считали, что несут ответственность за юношу?

— Извини, — решив, что альфе не понравилась его затея, буркнул Ким. — Не думал, что будешь против. Если бы я узнал раньше, сообщил бы тебе, мы могли позвать Хосока, чтобы тебе было комфортнее.

— Всё в порядке, я не против. А Хосок в Пусане, — Чонгук покачал головой, подцепляя палочками немного риса и курицы. — Раз он мне ничего не сказал о поездке, значит, Юнги его не позвал и уезжать он не намерен.

— Разве твой друг не встречался с Юнги? Он вернулся всего пару дней назад, я думал они жили вместе в Пусане, — заметил старший Ким, вклиниваясь в диалог. Мужчина старался звучать ненавязчиво, но он не мог не испытывать беспокойств после всего, что знал о деяниях обоих Чонов.

Тэхён озадаченно склонил голову вбок, задумавшись о Мине. Тот никогда не был разговорчивым, при их последней совместной встрече был заметен некоторый интерес к Хосоку, но судя по всему на этом дело и закончилось. О начале отношений и совместной жизни младший ничего не слышал, из-за чего чувствовал себя теперь немного потерянно.

— Раз никто ничего не говорит, значит, не стоит лезть в чужие взаимоотношения, — изрёк Тэхён и пожал плечами.

Чонгук несдержанно хмыкнул, ему бы в своих отношениях разобраться, что уж говорить о Хосоке. Да и друг редко что-то умалчивал, если сейчас поступил так, значит, с Мином конкретно облажался и загнался.

— Умная мысль. Прошу прощения за грубость, — альфа покосился в сторону старшего Кима, — у вас случаем нет одежды мне по размеру? Я немного некстати одет для похода в горы и не успел заглянуть в магазин после выписки, у меня только комплект домашней.

Мужчина задумчиво посмотрел в сторону шкафа в гостиной, на который открывался вид с его места, а после перевел оценивающий взгляд на Чонгука.

— Думаю, мы подберём тебе что-нибудь.

***

Это была самая неловкая поездка в жизни каждого из присутствующих. Юнги и Джин наивно понадеялись на то, что прошло достаточно времени, чтобы они забыли ужас, вселяемый Рейсхом, но чертовски заблуждались. У Чонгука восприятие не уходило дальше Тэхёна и Хосока, он понятие не имел как общаться с окружающими и его попытки завязать разговор выглядели провально и неумело, а Тэхён не знал, как правильно разделить внимание, чтобы никто не воспринял это на свой счёт.

Успело стемнеть, только костер потрескивал и в его отблесках виднелись очертания поставленных неподалёку палаток. Днём они прошли по горным тропам, дошли до небольшого водопада, сфоткались и даже попробовали поймать рыбу — без удочек, палками, как ловили люди в давние времена. В конце концов, только обрызгали себя с ног до головы и почти целиком занырнули в воду, из них всех на ногах устоял только Чонгук, а самым первым безуспешно свалился Мин, мгновенно возвращаясь на берег и отказываясь от идеи половить рыбу ещё. Он-то и смеялся больше всех прочих в итоге, наблюдая за неуклюжими попытками друзей.

Но едва прогулка закончилась, как и активный досуг, и пришло время разговоров у костра, всё заглохло. Честно, они в плену и то более неформально общались со своими надзирателями, чем сейчас в кругу друзей.

— На увеселительной прогулке в морг было бы веселее, — мрачно заметил уставший от молчания Тэхён.

Прежде, чем Юнги подхватил его язвительный настрой, послышался шорох в кустах со стороны палаток. Все как один обернулись, а после заметили яркую ткань в полутьме, цвет которой очень напоминал рюкзак с едой — они планировали остаться здесь на пару ночей, поэтому прихватили немало еды и воды. Первым среагировал Чонгук, он так стремительно сорвался с места, что Тэхён, сидевший рядом, отшатнулся в сторону. Сердце испуганно заколотилось, и юноша не знал, что испугало его больше: резкое движение альфы или тот факт, что их, кажется, обокрали.

Сокджин глянул в его сторону немного обеспокоенно, будто не на шутку волновался о том, что Чонгук взялся за старое и умудряется бить Тэхёна так, что отец не в курсе, но сейчас было немного не до расспросов. Из леса послышался крик, теперь уж все трое поспешили нагнать Чона, похватав фонарики. И когда тусклый свет озарил лежащих и борющихся на земле мужчин, омеги замерли.

Они думали, что столкнулись с серьёзным воришкой, которых было довольно много в горах из-за туристов. По новостям часто рассказывали о новых случаях кражи, когда путники уснули в палатках, а проснулись без гроша в кармане. Как только палатку ни у кого не увели — непонятно! Но перед ними оказался обычный исхудавший бродяга: взлохмаченный, неухоженный, в рваной одежде и с разбитым носом. Чонгук, цепко держа его за груди, вновь и вновь то впечатывал со всей силы спиной в землю, то с размаху бил кулаком по лицу. Выглядел он словно оголодавший зверь, кинувшийся на того, кто оказался на его территории. Бродяга даже не сопротивлялся, только старался прикрыть ладонями лицо от ударов и сжаться в комок, но под тяжестью чужого тела не выходило, рюкзак он давно выронил, за пару мгновений до него, как Чонгук нагнал его. Наверняка надеялся избежать взбучки, если вернёт украденное.

— Хён! — воскликнул Тэхён, ломанувшись вперёд, попробовал ухватить альфу за плечи.

Но прежде, чем он получил с локтя в нос, Сокджин схватил его за ворот кофты, резко отдёрнув на себя.

— Он не слышит тебя, — мрачно заметил старший, и по его лицу было понятно одно: он не верил, что Чонгук мог измениться.

— Вы уверены, что это всё ещё он? Потому что если нет, я бы дал дёру, — не менее мрачно хмыкнул Юнги, скрывая мимолётную дрожь в голосе. Ему от Рейсха почти не досталось, но насмотрелся он на казнь своих достаточно.

— Чон Чонгук, — упрямо оттолкнув предосудительных старших, звенящим от злости голосом повторил Тэхён. В полутьме было почти не видно, как в глазах его на мгновение отразился страх — тот самый, который омега скрывал всё то время, что они оставались наедине.

Чонгук не слышал, глухая и позабытая ярость ослепила его вместе с какой-то затаённой жаждой крови. В темноте не насладиться было гримасой боли своей невольной жертвы, но даже это не смогло остановить альфу. Дыхание перехватило, а контроль над телом будто стал утерян. Удар за ударом нечто поднималось из глубин сознания, тянуло иссохшие руки вперёд, желало насытиться кровью и болью. Это нечто он видел по ночам, со стороны, во время долгих и мучительных пыток. Оно прямо сейчас хотело оттеснить его, как и прежде, взять под контроль, обрекая наблюдать за тем, как его несчастная и жалкая оболочка избивает до полусмерти безоружного и беспомощного человека.

— Ещё один удар, — неожиданно холодно произнёс Тэхён, опуская голову, пряча взгляд за отросшими светлыми прядями, и хрипло закончил, — и ты можешь больше не приближаться ко мне, Чонгук. Или… — он замялся, прежде чем выдохнуть дрожащим голосом почти забытое, — эта птичка для тебя ничего не значит?

«Птичка» ударило в сознание. Нечто, отчаянно протягивающие лапы к сознанию и желающее вновь обладать оболочкой, замерло, будто растерялось. И когда жажда поутихла, а пелена перед глазами исчезла, Чонгук словно вынырнул из-под толщи воды, судорожно выдохнув и свалившись с бродяги. Он чувствовал, как от боли жгло костяшки, как неприятным липким ощущением на руках осталась чужая кровь. Бродяга почти отключился, один глаз его заплыл, к разбитому носу добавилась разбитая губа, а сам он только сдавленно хрипел и сипел, не то пытаясь попросить отпустить, не то не в силах выразить боль иначе. Едва Чонгук слез с него, мужчина сразу свернулся калачиком, сжимаясь и подрагивая.

Сокджин покачал головой, подобрал оброненный рюкзак, достал от туда маленькую упаковку влажных салфеток, положил рядом с мужчиной вместе с бутылкой воды и парой рисовых треугольников, купленных в магазине на днях.

— Извините, но в следующий раз лучше попросите еды, не пугайте людей, — как можно мягче произнес омега.

Если несколько минут назад он готов был разойтись в гневной поучительной тираде, то прямо сейчас ему стало так жаль бродягу, что чувство вины подкатило к горлу. Джин развернулся, скользнул нечитаемым взглядом по Чонгуку и махнул рукой Юнги. Мин не стал упираться, ему тоже слишком хорошо был знаком ужас, вызываемый этим человеком. Что тогда, что сейчас, только Тэхён имел на него влияние, и кажется этим двоим стоило поговорить по душам. Не было похоже, что альфа вновь кинется на него, поэтому старшие решили залезть в свою палатку и прислушиваться к малейшему звуку на случай, если Чон что-нибудь выкинет.

Тэхён не шевелился, будто его снова парализовало, как бывало каждый раз, когда в его сознании мелькали воспоминания о нахождении в плену. Он нервно покусывал губу, глядя на прижавшегося к дереву Чонгука, который разглядывал свои руки и подрагивал. Может, голос младшего и вывел его из мимолётного помешательства, но он не пришёл в себя до конца. Впервые альфа чувствовал так ярко желание Рейсха выйти из тени, будто их разделяла не то что стена, а жалкая шторка — отодвинь и увидишь свой ночной кошмар.

Омега прикрыл глаза и глубоко выдохнул, силясь взять себя в руки, после чего подошёл ближе и слегка потряс Чонгука за плечо. И когда тот вновь не отреагировал, опустился на корточки и приобнял, утыкаясь носом в висок.

Так странно. После всех событий он не представлял жизни без Чонгука, но любить его было страшно. Каждый день Тэхён чувствовал себя так, словно добровольно согласился балансировать на канате, готовом оборваться в любую секунду — вот она, любовь к Чонгуку. Юноше казалось, что придёт день, когда тот вновь сорвётся, кинется на него, и тогда эта любовь испарится, заменится отторжением, тогда-то всё и закончится. Но вот он лицезрел потерю самообладания, чудом не попав под удар, только страха было недостаточно, чтобы отказаться от старшего.

Любить не смотря ни на что? Похоже на глупую сказку.

— Ты — не он, — тихо произнёс Тэхён и неизвестно, обнадёживал он себя или Чонгука. — Но если сдашься ему снова — всё это будет напрасно. И сколько ещё ужасов ты хочешь пережить из-за собственной слабости?

Чонгук втянул родной успокаивающий аромат, пытаясь сконцентрироваться только на Тэхёне, тщётно спасаясь от самого себя и вслушиваясь в стук сердца в попытке успокоиться. Он знал, что младший прав. Нет смысла в сочувствии, тревогах, давлении и лечении, если из-за одной ситуации всё это полетит в топку. Он обещал младшему постараться, обещал стать опорой и больше не подводить. Обещал Хосоку, что больше не окажется на грани, на которой будет готов навредить ему.

А себе обещал не превращаться в того монстра, каким являлся отец. Он обрёл слишком многое после тяжелого периода своей жизни и не хотел это терять, но чувствовал недомолвку меж ними с Тэхёном, и от того смысл стараний становился не таким ярким и мотивирующим как прежде, ведь…

— Всё это время ты боялся меня?

Тэхён ощутимо вздрогнул в его объятиях. Младший никогда не умел врать: слишком справедливый, слишком честный и донельзя упрямый — он не вписывался в этот жестокий и полный лжи мир.

Чонгук ведь знал, как выглядят его искренние улыбки и насколько они яркие. И пускай он не имел понятия о увлечениях младшего, вкусах в еде или музыке, ничего не знал о его прошлом, зато он помнил его жесты и эмоции, которые за ними скрывались. То, как незначительно меняется его голос, когда он волнуется. Или как забавно стальными становятся нотки, когда Тэхён пытается звучать грозно.

Это почти единственное, что Чонгук помнит во всех подробностях с тех пор, как началась секретная военная операция.

Тэхён молчал, стыдясь того, что всё раскрылось вот так. Когда альфе больше всего нужна была вера и поддержка, он узнал, что собственный омега ему не доверяет.

— Всё в порядке, — шумно выдохнув, произнёс Чонгук, запрокидывая голову назад и прикрывая глаза. — Я обещал тебе, но не имел возможности доказать свои порывы поступками. Мне будет легче, если ты будешь честен, потому что когда ты молчишь и зажимаешься, мне кажется, что я теряю тебя.

Как ни странно, но Чона приводили в чувство беседы о состоянии Тэхёна. Будучи уверенным, что младший будет в порядке, он и сам набирался сил для того, чтобы стараться дальше. Ради себя, ради Хосока, ради них. У него никогда не было поддержки и последний человек, о котором он заботился, была мама. За столько лет он забыл, как хорошо чувствовал себя даже в особо тёмные дни, если мог помочь ей или вызвать улыбку на измождённом лице. Сейчас, когда Тэхён перестал дрожать в его руках после услышанного, альфа вернулся к тем далёким чувствам, заново переживая их.

Когда долго причиняешь людям исключительно боль, напрочь забываешь, какой трепет вызывает помощь им.

Киму и правда стало спокойнее, когда он осознал, что Чонгука не злят его опасения. Юноша не уверен, что пугало его больше: что Рейсх пробудится и пустит его на смех или что Чонгук впадёт в отчаяние? Теперь это было неважно.

— Тогда я буду честным, — Тэхён отстранился, заглядывая в глаза Чонгука, причудливо поблескивающие в полутьме. — Я не знаю, откуда берётся этот ужас, когда я рядом с тобой. Я понимаю, что прошлое маячит за спиной и мы не обсуждали его, а может дело в том, что моё тело слишком хорошо помнит, через что я прошёл, лучше меня самого, но… Это не значит, что я отвернусь от тебя, — юноша вдруг невесело усмехнулся. — Самое жестокое, через что я мог пройти, осталось позади, и если я преодолел это, то и сейчас справлюсь не хуже. Мы только получили возможность быть вместе, поэтому я не хочу быть ребёнком, который шугнётся от первой же сложности. Поэтому не принимай на свой счёт это, правда.

— О, чёрт, — с искренним ужасом перебил его Чон, заставив омегу вздрогнуть и резко подняться, озираясь по сторонам с видом, будто сейчас из-за угла выпрыгнет монстр. Выглядел младший при этом чертовски забавно, как Моська, которая собиралась защищать слона от угрозы для жизни.

Тэхён, конечно, сил не занимать, но перед настоящими монстрами в одиночку он бы не выдержал. Чонгук знал это, ведь сталкивался с самыми устрашающими созданиями, в том числе — с собственными мыслями.

— Что? Что такое?

— Я только что осознал, что встречаюсь с неопытным ребёнком, — как можно серьёзнее произнёс Чонгук и, не выдержав, рассмеялся, без промедления получив от Тэхёна хлёсткую оплеуху.