Салим преследовал охотника четвёртые сутки. Вчера тот бросил свою лошадь и сплавился по Великой реке, надеясь, что волк не последует за ним. По весне из-за тающих снегов течение в ней всегда было слишком бурным, а ледяная вода отнимала слишком много сил.

Однако этого было мало – недостаточно, чтобы остановить Салима.

Теперь он гнал охотника на север, вдоль горного хребта. Тот всё ещё опережал его примерно на полдня пути, но Салим чувствовал – он был близко. С каждым пройденным километром пряный запах масел и серебра сгущался, запах смерти, страха и крови всё сильнее щекотал ноздри. Охотник боялся, и, кроме того, он был ранен. Джейсон постарался.

Он человек, и Салим знал, что рано или поздно ему придётся сделать привал.

Он слаб каждую секунду – Салим непрестанно следовал за ним по пятам.

Стояла ясная ночь. Луна жаждала крови. Волк остановился и прислушался – было тихо, и лишь какая-то нервная куропатка в паре метров от него забила крыльями, выпорхнув из укрытия. И вновь тишина. Кто-то распугал всю добычу. Салим втянул морозный воздух и продолжил путь. Серебро, масла, кровь. Смерть.

Смерть всюду тянулась за охотниками, и именно они пахли ею сильнее всего. Они ненавидели оборотней, боялись, считали монстрами. Хотя на самом деле монстрами были они сами.

Салим едва не лишился рассудка, когда, возвращаясь с охоты, учуял Джейсонову кровь. Их логово было разорено, трава вокруг – пожжена.

На них напали во сне, выкурили наружу.

Его собственное сердце оглушало его, когда он мчался по следу – ботинки, копыта и ещё больше ботинок. Скоро он наткнулся на задранную лошадь. Чуть поодаль нашёл и растерзанного охотника, и тогда на него налетел перепуганный до дрожащих ушей, но невредимый Зейн.

Салим боднул его лбом, лизнул морду и внимательно обнюхал, но времени на большее не было.

Жмущийся к нему волчонок отвёл его к Джейсону.

Салим встряхнул мордой и облизнулся. Только что он убил и съел беляка. И хоть заяц не мог насытить ни его, ни горячую жажду мести, его плоть придала ему сил двигаться дальше.

Из-за гребня горы шёл дым. Охотник разбил лагерь, но он, вероятно, снимется с места с первыми лучами солнца, и тогда ему останется рукой подать до первых деревень – а значит, Салим должен настигнуть его до рассвета.

Волк ступал бесшумно, тенью плывя между скал. Он был так близко. Мышцы, перекатывающиеся под шкурой, сводило в предвкушении. Злоба кипела внутри, но мыслил он всё ещё ясно. Этим он и отличался от Джейсона. Злость того застилала ему глаза, делая безрассудным. Он свою уже давно укротил, и теперь она тихо клокотала внутри него, дожидаясь своего часа.

Джейсон был ранен. Едва увидев его, Салим в несколько прыжков преодолел расстояние до него, припадая рядом к земле и беспомощно утыкаясь носом в бок. Джейсон недовольно заворчал, приподнимая голову. Он глядел на него остро, виновато, и Салим прижался к его лбу своим, утешая. Подоспевший Зейн улёгся рядом, прячась между двумя волками.

Салим помог ему зализать раны и весь день не отходил от него ни на шаг. Лишь с наступлением темноты, когда Джейсон оклемался настолько, чтобы в считанные минуты съесть двух куропаток, принесённых Ником, и весело переругиваться с ним же, если тот указывал на его излишнюю драматичность – Салим отправился в погоню. Пока следы ещё были свежи. Медлить было нельзя. Джейсон не хотел его отпускать, но и удерживать не смел.

Они распрощались, и Салим ступил в ночь, растворяясь в ней.

Он ждал. Прижавшись животом к холодной земле и замерев, ждал. Запах жареного мяса дразнил, подстёгивал к действию. Охотник. Истощённый, раненный, испуганный. Напавший на его семью. Навредивший его семье.

Была причина почему Зейна не тронули.

Салим покопался в вещах, брошенных на берегу реки. Среди прочего хлама нашёлся кортик, подарок за какие-то заслуги. На его лезвии был выгравирован символ, что-то вроде герба. Салим узнал его, он уже видел его – эти люди славились тем, что торговали оборотнями.

Салим весь подобрался, прижимая уши плотнее к голове.

Охотник.

Лёгкая добыча.

Он кинулся на него без предупреждения, бесшумно, чёрной молнией перемахнув через костёр.

Они не лают и не визжат – и именно этим отличаются от обычных шавок.

Он не зарычал, даже когда под его мощными челюстями хрустнули нежные позвонки.

Пора было возвращаться домой.

Туда, где его ждал уже полностью поправившийся Джейсон и скучающий Зейн – и, конечно, уставшая от не менее скучающего Джейсона стая.

Туда, где при встрече тот завалил его в сочную молодую траву и бессовестно искусал правое ухо, заставляя сильно бить хвостом по земле.

Туда, где ему место.