Чётки хлёстко ударили по чужим пальцам, оставляя яркие красные пятна. Феликс приоткрыл рот скорее от шока, чем от боли, и в глазах тут же застыли слёзы.

— Ты оскверняешь молитву своим ужасным чтением! — прошипел священнослужитель, непрерывно глядя на Феликса, чьи глаза были устремлены в пол. — Ты никогда не видел букв? Ты не умеешь читать? Ты не знаешь своего родного языка? — продолжал ругаться мужчина.

Подросток стоял неподвижно, глотая обиду и слезы. Его заставили читать молитвы с огромной, тяжёлой книги. Он, конечно, допускал ошибки в произношении. Феликс Ли переехал из Австралии лишь пару лет назад. Он родился там и с самого раннего детства находился в детском доме — нежелательная беременность, мать отдала его, как только смогла. Его периодически усыновляли в разные семьи из-за симпатичной мордашки. Одна из таких семей и перевезла его в другую страну. Глаза мальчика всегда сияли добротой, а улыбка согревала нежным теплом. Но, к сожалению, все приёмные родители возвращали его обратно в детдом, в который раз доказывая ребёнку его ненужность. Люди вытирали ноги об его открытость и свет, который он хотел раздать. Но даже это не убило его нежности и ранимости, хоть и каждый раз оставляло крохотный шрам в районе сердца.

— Я с тобой разговариваю, — вновь прошипел мужчина, указывая на блондина.

Феликс утёр слезу и влажными глазами посмотрел в скупые глаза священника.

Джисон стоял по левую сторону от друга, держа такую же книгу, и злобно поглядывал на мужчину. Остальные мальчики находились за их спинами, сложив руки для молитвы.

Ядовитая грубость уже готова была слететь с языка Джисона, но Феликс покачал головой, призывая ничего не делать.

Ли скромно и тихо извинился, и тогда мужчина в монашеских одеяниях велел продолжить читать.

***

К счастью, Джисону сегодня удалось поесть, и даже эту водянистую кашу подросток уплетал, будто самый вкусный обед в роскошном ресторане.

Феликс не проронил ни слова после чтения молитв, он лишь время от времени натянуто улыбался на реплики друга, и Джисон знал, что он молчит лишь потому, что стоит ему сказать слово, как слёзы потекут градом. Он старался держаться.

Во время обеда Хан лишь держал Феликса за руку под столом, зная, что это самый действенный способ поддержать друга.

Сегодняшний день был наполнен чтением молитв, службами и прочими вещами, которых Джисон не понимал. Но хотя бы его спина не так сильно изнывала от усталости, как днём ранее. И вернулся в комнату он одновременно со всеми мальчиками. Но, несмотря на не до конца ушедшую усталость, спать совсем не хотелось.

— Ты когда-нибудь думал сбежать? — прошептал Джисон, так же лёжа на боку, как прошлой ночью и смотря в глаза Минхо, в которых отражается блеск луны.

— В этом нет смысла. Некоторые пробовали, но их просто возвращали. Никого не интересует, что здесь происходит, — тихо проговорил Ли, поправляя одеяло на плечах.

Все ребята уже спали — привыкли к режиму, да и боялись лишний раз сделать что-то не так. Джисон же не особо боялся, да и спать в такое время ему было странно. А глаза Минхо блестели так, что хотелось узнать о них всё.

У Минхо был сбитый режим, и уснуть за ночь хоть на пару часов было счастьем, но Джисон пока об этом не знает.

— Мама хочет, чтобы я стал монахом, — усмехнулся Ли.

— А кем ты хочешь стать? — осторожно поинтересовался Хан, как будто его собеседник исчезнет от неаккуратного вопроса.

— Не думаю, что это особенно важно. В любом случае, я, видимо, буду тусовать здесь до самой смерти, — невесело улыбнувшись, ответил парень.

— До восемнадцати мне осталось пару месяцев, и я уйду, как только стану совершеннолетним, — серьёзно сказал Хан. — Неважно как — сбегу или выйду посреди дня через ворота, но я не могу здесь остаться.

Минхо восхищённо приоткрыл рот, но это осталось незамеченным из-за одеяла, прикрывающего большую часть лица. Он завидовал храбрости и решительности парня. Минхо уже было восемнадцать, но он никогда не позволял себе всерьёз думать об уходе отсюда. Он слишком боялся пойти против родителей, боялся людей в монастыре, поэтому соблюдал все правила. Он старался оберегать младших ребят, и они относились к нему с теплотой и доверием, но ни с кем из них он не хотел быть близок. Они вызывали в нём чувство жалости, и он, безусловно, их любил, но понимал, что все они уйдут, сбегут и закончат плачевно.

Но от Джисона он чувствовал совершенно иную энергию. Она взрывалась ярким пожаром, она искрилась на кончиках ресниц. К нему тянуло, и с ним хотелось делиться всем и смеяться. В нём как будто было что-то неудержимое и сильное, совершенно незнакомое Минхо. Он знал, что Хана ждёт что-то великое, что за стенами он не исчезнет, как все эти мальчики.