Люди в лагере наверняка замечали, что Тревельян сама не своя. Она пыталась вести себя спокойно, но, увы, все эмоции были написаны у нее на лице слишком разборчиво. Именно так Солас когда-то понял, что леди Инквизитор без ума от него.

      Странно, что этого не понимали остальные — даже Дориан и Варрик, знавшие ее с давних пор. Как ей удалось столько времени скрывать от них свои чувства к Соласу, было необъяснимой тайной. Возможно, эти двое находили эльфа скорее отталкивающим, нежели способным украсть чье-то сердце. Дориан видел неуживчивого гордеца в замызганном тряпье; Варрик — чересчур увлеченного Тенью аскета, не умеющего осчастливить даже себя. И оба в каком-то смысле были правы.

      Но Фредерика... Фредерика видела в Соласе кого-то необыкновенного. Воплощение ума, учтивости и широчайшего кругозора, самую неординарную личность из всех, что ей встречались. И даже если он лишь позволял видеть себя таким, их интерес друг к другу был обоюдным — потому они и проводили столько времени вместе. Так много, что спустя год, три года или почти пять лет Фреда болезненно переживала его уход.

      Она не жаловалась. Задетое самолюбие, вернее, его остатки не шли ни в какое сравнение с тем, что мир стоял на краю гибели. Она не смогла переубедить Соласа, не нашла нужных слов, и вряд ли ей представится другая возможность. А значит, Завеса падет, если не...

      Ее сердце кольнуло так сильно, что Фреда вздрогнула и повернулась на другой бок, не вслушиваясь в речь Дориана, который заглянул к ней в шатер. Она как раз собиралась отходить ко сну — некрепкому, выматывающему, когда лучший друг решил ее проведать. Его беспокоило, что Тревельян, и так апатичная в последний год, сейчас выглядела совсем разбитой.

      Знал бы он, как она ненавидела себя за то, что постоянно думала о том поцелуе. Ничего нет хуже, чем на несколько долгих секунд обрести надежду... а потом разом потерять все.

      В лагере давно поговаривали, что смерть Фен'Харела — единственный способ предотвратить конец света. Теперь и Фредерика чувствовала: все именно так. Чувство это было сродни ледяным змейкам ужаса, обвивающим хребет. Когда Дориан покачал головой и ушел, она смогла лишь закрыть глаза и выдохнуть сквозь стиснутые зубы.

      Слишком много ответственности и боли.

      Новый день не принес облегчения. Источник Скорби всю ночь нашептывал ей нечто неясное, заставляя тревожиться. Фредерика встала с больной головой и отрешением на лице. Аппетита не было, но все же она доплелась до походной кухни, попросила у повара кружку с бульоном и села неподалеку от лагеря на поваленное дерево.

      Глоток горячего бульона немного прояснил сознание. Боковым зрением Фреда видела, как к ней идет Дориан, но не двинулась с места. Ей ничего не хотелось.

      Дориан сел рядом с ней, повторив ее позу: он опустил локти на колени и скрепил пальцы в замок. Затем тяжело вздохнул, глядя перед собой.

      — Как ты?

      Он не надеялся, что Фредерика отзовется, ведь сам видел ее состояние. И все же через несколько секунд она хрипло сказала:

      — Паршиво.

      Дориан кивнул, принимая ответ.

      Снова молчание. Сопровождалось оно голосами людей, смеявшихся за завтраком, да щебетом птиц.

      — Ты нашла его, да?

      Фредерика вздрогнула. Сделала еще глоток, чтобы унять волнение. Это всего лишь вопрос. Успокойся.

      — Да.

      Снова кивок. Дориан нервно перебирал свои пальцы, будто не решаясь подойти к вопросу, который его мучил. Наконец, он повернулся к Тревельян лицом.

      — Ты что-то чувствуешь к нему?

      Фреда застыла как изваяние. Сердце оборвалось. Она себя выдала? Все уже знают? Или только Дориан — и только догадывается? Рассказать? Промолчать? Соврать? Нет, последнее точно не сработает...

      Сквозь вереницу путаных мыслей и нарастающую панику Фреда почувствовала, как друг придвинулся и обнял ее за плечи, прижимая к себе. Этот жест был настолько пропитан доверием, сожалением и любовью, что она поняла: можно не отвечать.

      Сильно зажмурившись, Фредерика уткнулась лицом в грудь Дориана. Слеза скатилась из-под ее ресниц и побежала по щеке. Дориан обхватил подругу и второй рукой, пряча в своих объятиях от остального мира, и забормотал слова утешения:

      — Глупая, глупая леди Тревельян... Сколько же на твою долю выпало, дорогая...

      Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем Дориан внезапно затих. Фреда дремала, пригревшись в его руках и в кои-то веки не думая о тепле рук Соласа, о его запахе и его губах... О выборе, который предстоит сделать... Из тумана забвения до нее донесся голос друга:

      — Если для того, чтобы стать счастливой, тебе потребуется предать меня или даже весь мир... Я прощу.

      Ее единственная рука нервно смяла ткань его мантии.

      Он прижал Фредерику еще крепче к себе, а затем сказал то, во что и сам наверняка не верил:

      — Мне остается лишь надеяться, что ты никогда не окажешься перед таким выбором.

***

      После встречи в храме Солас всю ночь не спал.

      Сначала он ушел на Перекресток, где в одиночестве бродил пустынными тропами, специально выбирая места, где не было эльфов. Он был спокоен за свою армию. К обеду он получит отчет от шпионов, вечером — наведается к идолу из красного лириума и проконтролирует подготовку к ритуалу, а потом...

      Солас остановился, будто наткнувшись на невидимую стену. А потом все будет... как прежде? Он рассеянно коснулся пальцами своих губ. Прикрыл глаза, воссоздавая в памяти рвущийся сквозь преграды образ. Кожей ощутил призрачное тепло Тревельян, от чего по спине побежали мурашки.

      Что же потом?

      Позже Солас все так же расхаживал, только это уже были его покои в высоком дворце-убежище. Он мерил шагами просторную комнату, как тигр в клетке. Он не хотел спать, не хотел есть: встреча с Фредерикой разбередила его душу. Мысли путались, точно волны, потревоженные штормом. Эльф отчетливо осознавал, что сейчас, вот именно сейчас он больше не думает о своем народе, ритуале, Элвенане. Он думал о...

      В дверь постучали, и Солас замедлился. Рослый эльф в золоченых доспехах передал ему стопку бумаг. Соласу потребовались секунды, чтобы сфокусироваться. Сочтя появление гонца знаком, что нужно остудить свой пыл, он сел в кресло и сосредоточился на чтении — но выходило с трудом.

      Он отметил для себя несколько листков, загнув уголки, и отложил в сторону. Вечерело. Оказалось, что за несложным, в общем-то, занятием эльф провел несколько часов. То есть все было настолько плохо.

      Солас кинул взгляд в окно, на медленно заходящее солнце. Он еще мог успеть к идолу, как и планировал... Но передумал. Внезапно ему захотелось... поспать.

      Тень приветливо распахнула свои объятия.

      Но в этот раз Солас не знал, куда идти. Его сознание, его дух текли сквозь материю полуродного ему мира без четкой цели, даже без направления. Обычно, чтобы закрыть глаза в мире смертных и открыть их уже в Тени, ему хватало секунды. А сейчас секунда растянулась, сумрачно-тусклая, не давая эльфу сориентироваться. Все потому, что его мысли были в совершеннейшем беспорядке. Желания внутри него накатывали одно на другое, точно прибой у Штормового берега, и на сердце было столь же промозгло и сыро, как там; а согреть его могло лишь одно воспоминание.

      Почему, почему, почему не об Арлатане?

      Солас жил давним прошлым, в котором ему уже не было места. Как вдруг впервые за долгие годы нашлось что-то, затмившее ему старые времена и отозвавшееся в душе. Он вспомнил низкий голос Тревельян — и его окатило теплом, а его разум сам, без подсказки, нашел направление.

      Он поступал вероломно по отношению к элвен. Не к долийцам, которые позабыли самих себя, а к истинным элвен. Они не ведали, каково это — отдаться мыслями какой-то шемленке, стремиться к ней через самобичевание, угрожая предать задуманное будущее.

      Он бы многое рассказал им о ней. Всего лишь шемленка — но такая верная и мудрая, умеющая зрить в корень, умеющая прощать. Ее огромное сердце может вместить весь мир. Солас знал это и раньше, но лишь сейчас попался в ловушку лиловых очей, в плен мягкого и красивого тела. В паутину простого, безыскусного «я тебя люблю».

      Солас открыл глаза. Узнавание было сродни удару в грудь, ведь он видел... ротонду.

      Огромная фреска на круглых стенах. Написанные им сюжеты виднелись как сквозь зеленоватое стекло. Ни входа, ни выхода, но в этом и все различие. Вот диван, вот стол. А за столом была она.

      Фредерика сидела в его кресле чуть горбясь, мирно дремала, упираясь локтем в столешницу и поддерживая голову рукой. Соласа остро проняло ностальгией: сколько часов они провели здесь, разгадывая древние тайны... Он вспомнил, как Фреда склонялась над манускриптами, затем с кротким видом всматривалась в его глаза и всегда улыбалась, стоило ему усмехнуться. Пасторальная картинка, почти смешная, но драгоценная для них обоих.

      Теперь она казалась как никогда правильной.

      На негнущихся ногах Солас подошел ближе. Он не думал — поддавшись импульсу, провел ладонью по аккуратно убранным каштановым волосам. Тревельян забормотала и встрепенулась, разлепляя глаза.

      — Как шея-то болит... Я что, заснула? — Она наткнулась взглядом на похолодевшего Соласа и улыбнулась без капли удивления: — А я как раз тебя жду. Все никак не получается выспаться после возвращения из Адаманта... Извини.

      Эльф насилу совладал с собой и поднял уголки губ:

      — Ничего страшного, леди Инквизитор. Я могу размять тебе шею.

      Фредерика медленно кивнула. Пока пальцы Соласа аккуратно расслабляли затекшие мышцы, от чего она порой кривилась и кряхтела, в его голове лихорадочным вихрем носились мысли. Это Тень, он совершенно в этом уверен. Но Фреда, судя по всему, не понимает, где находится, она искренне принимает это место за Скайхолд... Стоит сказать ей, что происходит, думал он. Правда, все сразу кончится, и они, съедаемые собственными чувствами, снова угодят в сердце бури. Солас медлил с решением. Блаженная нега ротонды убаюкивала, притупляла осторожность.

      Закончив, Солас сдвинулся немного вбок, чтобы опереться о стол.

      — Ты хотела обсудить что-то со мной?

      Снова улыбка. Такая лучезарная.

      — Да. Я много думала о нашем путешествии по Тени, и мне кажется, что...

      Тревельян встала из кресла и принялась не спеша бродить по ротонде. Слова полились рекой. Фреда рассказывала о своих ощущениях, наблюдениях, задавала вопросы, на которые сразу же и выдавала какие-то теории. Но Солас совсем не слышал, что она говорила. Он слушал ее голос: темный, пробирающий до костей, как вибрация струн. Он видел ее воодушевление, выразительные жесты рук в кожаных перчатках, горящие интересом глаза. Ее лицо он рассматривал в мельчайших подробностях, подмечая родинки и мимические морщинки, а остановив взгляд на полных губах, невольно облизнулся. Она не заметила.

      Вот Фреда облокотилась на край стола, невзначай выбрав позу, которая выгодно подчеркивала форму ее бедер. Солас сглотнул скопившуюся слюну. Становилось нечем дышать, сердце билось все чаще, готовое выдать хозяина с головой. Тень дарила ощущение безопасности, и все будто бы шло как надо...

      — Фредерика...

      Та осеклась, обращая к Соласу удивленный взгляд. Он тепло улыбался. Лицо Фреды постепенно вытянулось, брови взметнулись вверх, а рот приоткрылся. Она не понимала, что происходит.

      Солас мягко хмыкнул, развеивая создавшееся напряжение, шагнул к ней, взял в руки ее ладонь. А затем вдруг стянул с нее длинную перчатку.

      — Я только хочу сказать, что не встречал женщины удивительнее тебя.

      Глаза-океаны расширились и даже немного потемнели. Фредерика потеряла дар речи.

      — Ты как живительная влага. Как свежий воздух с запахом дождя после сильной грозы. Ты скромная и вместе с тем невероятно чувственная. Честная, чуткая, ласковая и такая нежная...

      И Солас поднес ее руку к своему лицу, чтобы коснуться губами.

      Его поцелуй обжег кожу Фредерики, а взгляд — ее душу. Солас всегда смотрел на нее мягко и учтиво, но — как на друга. Он восхищался ею тогда, на балконе, сказав ей много приятных вещей, которые Фреда потом вспоминала с замиранием сердца... Он искал и находил некое сходство между ними двумя, отмечал ее ум, любознательность, широту взглядов. Но еще никогда он не говорил с ней так, как сейчас. И уж точно не называл ее нежной.

      Фредерика настолько опешила, что не сумела ответить сразу. В груди стало горячо и гулко, пока в голове эхом звучало признание Соласа. Беззастенчивое. Не оставляющее сомнений, что он хотел сказать именно это. Быть для него самой удивительной и нежной... Да еще этот поцелуй... Она посмотрела на Соласа взором светлым и отчаянным, точно вот-вот заплачет от счастья. Запинаясь, ответила:

      — Солас... Почему ты вдруг...

      «Молчи, молчи, молчи, — вскричал внутренний голос, — не дай ему засомневаться!» И правда, неважно, что именно побудило его так сказать. Ее плохо скрываемая влюбленность? Ее интерес к Тени, хоть это и смешно? Фредерика давно уверилась, что не сможет его заинтересовать. Солас всегда был рядом, обаятельный, готовый помочь, и подбадривал ее, и хвалил, когда нужно. Но не пытался... как пытался теперь.

      А Солас тем временем наблюдал, как меняется ее лицо. Ее улыбка была несмелой, такой чистой, что застыло само мгновение. На ум ему приходили душевные качества Фреды и те моменты, когда он обнаруживал их. Движимый порывом, он поднял женскую ладонь к своей щеке, ощутив тепло гладкой кожи, и прикрыл глаза. Брови его чуть дернулись. Внутри шла ожесточенная борьба с самим собой. Солас ненавидел себя за то, что делал, и в то же время боялся, что позже у него просто не хватит мужества. Смалодушничает, как всегда. Все испортит. А ведь сейчас ему хорошо от того, что он здесь, и от собственных слов, от реакции Фредерики.

      — Другого раза может не представиться, — тихо и загадочно произнес он, жаждая снова открыться ей, как было в храме.

      Пусть не полностью. Пусть ненадолго, но...

      Солас выпустил ее руку, чтобы сделать то, чего она ожидала меньше всего: потянуться к темным волосам, заправить волнистую прядь за ухо, а затем тронуть пальцами женские губы. Фреда стояла ни жива ни мертва.

      — Ты позволишь? — спросил он.

      И вся ее неуверенность улетучилась... Фредерика больше не думала.

      Она подалась вперед, жадно впилась в его губы, обняв за шею. Поцелуй был похож на глоток воды в жаркой пустыне. Фредерика не сдерживалась, с удивлением отмечая, что Солас ведет себя так же. Неистово, исступленно, он целовал ее сразу с языком, вызывая у нее тихие стоны. Его руки блуждали по спине Фредерики, забирались в волосы. Он ловил ее пальцы, целовал каждый по очереди и при этом коротко хмурился, будто удерживая себя от чего-то неправильного, непоправимого.

      Но в какой-то момент, оторвавшись от ее губ, Солас приподнял Тревельян и усадил на стол. Не давая опомниться, развязал и отбросил шейный платок, прильнул к ее шее, шумно вдыхая запах. Фредерика послушно запрокинула голову, так, что Солас ощутил губами бешеный пульс в ее сонной артерии. Разум затуманился в считанные мгновения, и Фреда легко позволила бы Соласу не только поцелуи, но и любые ласки. То, о чем он уже и не просил, понимая, что она согласна полностью, ведь это нужно им обоим.

      Солас, эльф-отступник... Его считали тем еще сухарем, но Фреда знала, она всегда чувствовала, что он способен на страсть. Хотя даже в самых смелых фантазиях Фредерика не представляла, что он будет упиваться ею прямо на этом столе, где они провели десятки часов за абсолютно невинными занятиями. Для кого-то — даже скучными, но не для леди Инквизитора и ее эксперта по Тени.

      Ощущая его дыхание у самого уха, она вдруг вспомнила: ротонда отовсюду просматривается.

      — Солас, Солас... — зашептала Фредерика, не делая, впрочем, ни единой попытки вырваться, — нас могут увидеть... О, Создатель...

      А он, наслаждаясь бархатом ее кожи, покрытой совсем невесомым пушком, точно кожица персика, с ответом не затянул.

      — Не увидят... Здесь никто не помешает.

      И Солас вновь приласкал ее рот. Тревельян даже сжала коленями его бедра. От того, какая она жаркая и податливая, какая... настоящая даже здесь, в глубокой Тени, у Соласа мутнело в голове. Она отвечала, отзывалась на каждый поцелуй так, словно ждала его много лет. Фредерика не понимала, что мечтала о Соласе вовсе не несколько месяцев, как изобразила ей Тень. В царстве снов, изменчивом и постоянном, наружу прорывались ее глубинные желания, что снедали ее наяву... ну а Солас, пораженный тем, как быстро уважение и привязанность к ней обернулись влечением, обрушил на нее весь свой пыл. Все нерастраченное, что дремало веками.

      Их новый первый поцелуй был удивительным. Пальцы Фреды, обжигавшие даже сквозь плотную тунику, многое обещали.

      Солас балансировал на грани, вжимаясь в сидящую Фреду, касаясь ее, но не позволяя лишнего, лаская лицо, шею, ключицы, пальцы, но не обнажая остальное. Фредерика целовала все требовательнее, однако Солас игнорировал эти знаки. Он не мог себе этого позволить, потому что и так получил больше, чем рассчитывал. Он не смел... Только не здесь, не в таких условиях, ведь она считает его просто эльфом-отступником, который слишком много знает о Тени!.. И в какой-то момент он скорее почувствовал, нежели понял, что что-то происходит. Ротонда становилась светлее. В сознание упрямо и беспощадно просачивался солнечный свет. Рассвет!

      Солас вовсе не хотел уходить... но понимал, что выбора не было. Разрывая поцелуй, он мучительно улыбнулся.

      — Мне придется тебя покинуть.

      В глазах Фредерики промелькнуло удивление, а вместе с тем — неверие, страх и толика отчаяния. Она уже хотела забросать его вопросами, непроизвольно стиснув его рукав, будто это гарантировало, что он не уйдет. Солас из последних сил сдерживался, чтобы вновь не заключить ее в объятия.

      — Не тревожься. — Он утешающе провел пальцами по ее раскрасневшейся щеке и неожиданно для себя пообещал: — Я вернусь. Следующей ночью мы снова встретимся. Верь мне.

      И все исчезло.