Фредерика не любила объятий после оргазма. Насладиться негой и заново собраться с мыслями помогала тишина, а прикосновения партнера только мешали. Ласки и поцелуи изматывали, стоило страсти схлынуть, что происходило стремительно — всегда, но не сегодня. Сейчас Фредерике хотелось, чтобы минуты нежности не заканчивались.
Прижимаясь к Соласу, грудь к груди, Фреда чувствовала биение его сердца, до сих пор учащенное, сильное, гулкое. Солас молчал, она тоже, не безмолвствовало только пламя в камине. И было до того уютно и покойно, что Фреда не хотела даже шевелиться, а только подмечать образы, что вспыхивали в голове. Вот его лицо — она ведет по нему губами, собирая капли пота с виска. Вот он жмурится от того, как она сжимает его своими мышцами; вот распахивает в стоне полные губы... Вот касается лбом ее плеча, прежде чем нехотя покинуть ее тело.
Фреда осторожно заворочалась, ложась еще удобнее. Ее нога — теперь не ледяная — переплелась с ногами Соласа, который ни на секунду не спускал с нее глаз. Этот пронизывающий взгляд побуждал ее сердце источать все большее счастье. Ощутив экстаз дважды, да так, как никогда не ощущала, Фреда чувствовала себя переродившейся... Ведь Солас не просто принял ее любовь. Он любил ее сам. До дрожи, до стона, каждым прикосновением, каждым словом. Фредерике в самом деле казалось, что они не просто занялись сексом: это вовсе не раздразненное воображение нарисовало ей счастье на лице Соласа, и не оно шепнуло ей: «Ma nehn»; о, она точно слышала...
Соласу сон тоже не шел. Ему было слишком хорошо здесь, наяву, и Тень не могла предложить ничего достойного. Растрепанная голова Фредерики как-то незаметно очутилась у него на груди. Постепенно дыхание женщины выровнялось, стало тихим, но стоило Соласу пошевелиться, как та встрепенулась.
Первый вопрос, слетевший с ее губ, был:
— Ты жалеешь?
Солас покачал головой. Он чувствовал ее страх. Даже после случившегося, когда Фреда могла быть совершенно уверена, что он здесь для нее, — она боялась. И Солас это понимал. Он осознанно, ища выгоды, принес ей слишком много боли. И не хотел добавлять еще.
— Ничуть. Даже если это единственное, что останется между нами, я не жалею.
Повисла пауза.
Он принялся рассеянно гладить Фреду по волосам. А она беспокойно продолжила:
— Солас, теперь...
— Нет. Довольно. Ты знаешь, что случится. Я отведу тебя обратно в храм, там нам придется расстаться.
— Я увижу тебя снова?
Солас помедлил с ответом.
— Так будет больше боли. Ты понимаешь это?
Растерянность. Непокорность. Упрямство. Эти черты проступили на лице Фреды так явно, что стало немного жутко. Замечал ли он их раньше?
Слова — как хлыст:
— Тогда я никуда не пойду.
Безрассудные, бессмысленные слова. И Соласу, и самой Фредерике немедленно стало ясно, что в ней говорит отчаяние: им обоим придется уйти — разными дорогами.
Эльф обреченно вздохнул, садясь на постели, и с непривычки вздрогнул, сразу же ощутив ее объятия со спины. Фредерика словно решила, что он собирается оставить ее прямо сейчас, поэтому ее реакция была такой молниеносной. После испытанной ими близости казалось, что отделить от него Фреду можно, только отрывая наживую.
И Солас вдруг представил, что уже завтра все вернется на круги своя. Его кожи не будут касаться эти ласковые губы. Никто не будет заглядывать в его глаза с такой нежностью. Он не сможет вдохнуть такой странный, такой... человеческий запах ее волос. Невольно Солас закрыл глаза, взялся за свою переносицу и нахмурился так, будто груз на его плечах стал втрое тяжелее.
Он слишком быстро привык к Тревельян? Как это возможно? Что им двигало — безрассудное желание чужой любви или привязанность, зародившаяся еще в Скайхолде? Что ж, игнорировать эту привязанность было легче, когда он не знал вкуса Фреды и ее жарких стонов.
— Фредерика. То, что случилось, многое изменило между мной и тобой. Но для всего мира, для моего народа все осталось... должно остаться по-прежнему.
Прижавшись пылающей щекой к его лопатке, Фреда помолчала и ответила:
— Я всего лишь человек. Просить тебя променять весь народ на меня одну — это слишком. Я совсем этого не стою.
Тут Солас обернулся: неужели не шутит? Минуту назад она отказывалась даже думать о том, чтобы разлучиться с ним!
Но Фредерика еще не закончила.
— Все, чего я прошу, это видеть тебя, пока еще можно. Любая боль, какой бы она ни была, мне по силам. — Она притронулась к его лицу ладонью. — Это ты приходил в мои сны. Ты искал встречи. И ты говорил, что хотел бы оказаться неправым, так дай мне шанс переубедить тебя! Я научилась любить издали, но теперь... Хочу быть рядом, сколько могу.
— Потому что тебе было так хорошо? — прошелестел эльф.
— И потому что тебе было так хорошо.
Этот ответ заставил его замереть. А Фреда поцеловала его в уголок губ и добавила:
— Пожалуйста, позволь.
Солас колебался. Он отчетливо понимал, что эта ночь уже не забудется. Снимая Завесу, он обязательно вспомнит глаза Тревельян с таким их выражением, как сейчас. И ему тоже придется рвать узы, вросшие в живую плоть.
— Прошу тебя, — взмолилась она.
В необъяснимом порыве Солас приник к опечаленной Тревельян, впился в ее губы, стараясь насытиться, запомнить вкус, запах, прочие ощущения... Когда поцелуй оборвался, хмурый Солас коснулся ее лба своим. Эмоции сражались со здравым смыслом. Возможно, не совсем здравым, но... Это был один из тех редких моментов, когда Солас не хотел загадывать наперед. Он хотел чувствовать — как некогда в Арлатане. С самой утенеры ему казалось, что больше он не испытает ничего подобного. А этой ночью он вдруг осознал, как сильно ошибался.
Эльф чувствовал себя... грязным. Потакающим своим порокам. И это вместо того, чтобы делать то, что должно! Он, стоящий во главе некогда величайшей расы, взял на себя столь много, но перед своими слабостями он ничтожен. И Бездна его раздери, если он не желал снова впасть в этот грех. Не раз и не два.
Солас молчал. Фредерика закусила губу.
— Для нас двоих ничего не изменится, — подал он тихий обреченный голос. — У нас нет будущего.
Тревельян показалось, что ее сердце стиснули в кулаке. Невыносимо. Нет, все не может так кончиться, все это слишком...
— Но до тех пор, пока я могу видеть такой твой взгляд... Как ты рвешься ко мне, ни перед чем не останавливаясь... Как горишь, стоит к тебе прикоснуться...
Мужской голос сорвался. Фреда затаила дыхание, и теперь ее сердце зашлось в неописуемом восторге.
Как же трудно далось озвучить то, что хотелось ему самому! В глубине души Солас себя ненавидел — но пока еще не мог оторваться от Тревельян. Не был к этому готов. Позже, все позже, только бы не сейчас!
***
Возвращаясь в лагерь, Фредерика прекрасно знала, что не успеет к утренней побудке. Нет, к ней шатер не врывались, зазывая на построение, просто разминуться с парой ночных часовых было проще, чем не попасться на глаза всему разбуженному лагерю. Вдобавок она была подозрительно легко одета. Солас не оставил на ее коже никаких следов — и все равно казалось, что люди с одного взгляда обо всем догадаются.
Только теперь, протрезвевшим рассудком, Фреда начинала осознавать свое положение — шаткое как никогда.
Любить Фен'Харела.
Видеться с ним втайне от всех.
Будучи в курсе его плана, не пытаться остановить его, а лишь потакать.
Так все выглядело со стороны. Она — предательница. Причем не настолько везучая (как ей самой казалось), чтобы долго вести двойную игру. Даже сейчас, когда мимо кустов, где она пряталась, всего-навсего прошел очередной патруль, ее душа металась от страха.
Каково же Соласу таить от всех стихийно возникшую связь с шемленкой, она представляла с трудом — и опасалась, что ее возлюбленный все же передумает. Под влиянием момента он и сам мог на секунду поверить в то, что нуждается в ней. А теперь, когда она далеко и у него есть время подумать, Солас действительно мог все переиграть.
Фреда прошмыгнула к западной границе лагеря, к просвету меж двух шатров. До ее стоянки было рукой подать. Оттуда нужно будет спуститься к реке и как можно скорее освежиться — холодная вода поможет собраться с духом, а кроме того...
В Скайхолде они остались до самого рассвета, больше не заговаривая о том, что их ждет. Опасаясь снова растревожить Соласа, Фреда проглотила слова о том, что его семя уже внутри нее — и куда это их заведет?.. Наверняка Солас, как и она, думал об этом, но что теперь сделаешь? Одна мысль о возможных последствиях — и тиски страха на душе Фредерики становились крепче.
Она не мнила себя беззаботно влюбленной женщиной, наконец-то получившей свое. Лавина чувств к Соласу столкнулась с опасениями за ее будущее, за его будущее, за судьбу мира. Слишком многое могло пойти не так.
Но когда Тревельян, без помех добравшись до шатра и взяв полотенце, уже направлялась к реке, то лелеяла один лишь образ. Слишком многое было как надо.
Дориан сладко потягивался. Бесстыже проспать утренний смотр войск и планерку — что могло быть лучше! Ему, альтусу, всех этих мелких копошений и в Магистериуме хватало, а потому, одевшись и кинув в рот несколько виноградинок, он решил учинить свой собственный смотр. И начать он планировал с неспешной прогулки.
Так, прогуливаясь, Дориан краем глаза заметил Фредерику. Та вела себя несколько подозрительно: одетая совсем небрежно, словно в спешке, она с аппетитом поглощала еду с полевой кухни вдали ото всех. Дориан не помнил, когда в последний раз их Вестница с таким удовольствием уминала плов с бараниной, еще и две миски. Совершенно ненавязчиво он подошел к ней и сел рядом, впрочем, как и всегда.
— Приятного аппетита, — с обворожительной улыбкой произнес Дориан.
Фредерика кивнула, не отрываясь от еды. Невежливо? Пусть. На обратном пути с берега реки, едва услышав эти запахи, женщина поняла, что проголодалась как волк. Не Ужасный, но все же. И, наспех сменив одежду, она понеслась за источником энергии.
— Вижу, ты полна сил, — продолжил Дориан, глядя, как Фреда снова кивает и пытается раскусить попавшуюся жесткую жилку. — И хорошего настроения.
Тревельян замерла, не дожевав. Затем медленно перевела взгляд на Дориана. Он смотрел на нее внимательно... даже слишком внимательно. Еще пара секунд игры в гляделки — и он вздохнул, театрально загибая пальцы:
— Пунцовые щеки — раз. Искусанные красные губы — два. Лихорадочно блестящие глаза — три. А еще...
Фреда похолодела.
— Ночью я заглядывал в твой шатер. И тебя там не нашел.
Она с усилием проглотила кусок и открыла рот, чтобы оправдаться, но Павус продолжал:
— Я не хотел бить тревогу раньше времени, поэтому отправился к себе — подремать и проверить мои предположения. Судя по тому, что я вижу... и чувствую... — Он склонился к лицу Фреды и понюхал ее чуть ниже рта. — Я не ошибся.
— Дориан, как ты...
— Моя дорогая, — расплылся в улыбке он, — не сочти за хвастовство, но я за милю могу учуять запах довольного мужчины. А женщина была довольна?
Тут она догадалась, что Дориан не собирается ее отчитывать, и огромный ком в ее горле рассосался. Фреда расслабилась и с улыбкой кивнула.
Пожалуй, за все время их знакомства Дориан ни разу не видел ее такой. Он знал ее умиротворенной, радостной, ласковой и задумчивой, хотя в последнее время она все чаще казалась грустной и потерянной. Однако сейчас Фредерика смотрела как-то по-особому, словно внутри нее поселился светоч, чье пламя может гнуться под натиском ветра, даже становиться совсем крохотным, но не угасать. Этот огонь, чем бы он ни был, озарял Фредерику, играл в ее смущенной улыбке. Жил в ее глазах. Неясно, разошлись ли тучи над ее головой или всего лишь образовали просвет, но это новое чувство обращало на себя внимание. Пожалуй, Дориан мог назвать это счастьем.
— Было... Знаешь... — Фредерика окончательно отвлеклась от еды, заговорив тихо и мечтательно. — Никогда бы не подумала, что так бывает. Никогда не чувствовала такого.
Не будь ее пассией Ужасный Волк, Дориан, возможно, позавидовал бы. В отличие от многих на его месте, кто был бы вынужден смотреть, как их лучшая подруга сама не ведает, что творит. Или якобы не ведает.
— Стало быть, одно свидание, — задумчиво произнес Дориан и взглянул в небо. — Будет другое?
— Я не уверена, что могу говорить...
— Душа моя, я и так знаю предостаточно, — нахмурился он. — Твою тайну узнают не от меня, поверь.
— Считаешь, что рано или поздно это случится, — не спросила — отметила Фреда и, получив кивок, вздохнула. — Я тоже. Я должна успеть сделать хоть что-то, пока не...
— Фредерика! — Он вытаращил подведенные глаза, будто лишь сейчас понял, к чему все идет. — Неужели ты коварно воспользуешься тем, что смогла объезди... прости, обуздать матерого волка?
Фреда воззрилась на него куда серьезнее. Дориан машинально насчитал две морщинки на ее лбу, которых раньше не замечал.
— Я люблю его, — честно сказала она. — И раз так, то я попытаюсь удержать его от ошибки. Я не стану пользоваться им...
— ...как он некогда воспользовался тобой...
— ...и его доверием, — закончила она, пропустив слова друга мимо ушей. — Но я попробую открыть ему глаза. Не знаю, прислушается ли он, но в том, что он меня выслушает, я уверена. Будь это не так, между нами все было бы кончено еще на рассвете.
Дориан размышлял над ее словами достаточно, чтобы Фреда начала заметно нервничать. Она стучала пальцами по ободку миски и кусала алую губу.
— Не позволяй ему затуманить твой разум, — сказал Дориан наконец. — Только не снова.
— Только не снова, — смягчившись, подтвердила та.