Джин поправил рубашку на себе, оценивая в последний раз свой образ придирчивым взглядом. Сегодня был первый раз в бурлеске после реновации, он нервничал слишком сильно, и даже не мог толком понять, что его тревожит. Он собирался поехать туда рано вечером, а Чонгук должен был сам подъехать позже — он ещё планировал в эти выходные съездить в Пусан, к отцу-альфе, но Джин отказался ехать с ним, считая, что ещё не готов морально ко второму знакомству с родителями. Чонгук тоже придерживался мнения, что это может подождать, и фактически устроил медовый месяц: возвращался с работы в приемлемое время, часто звонил, подолгу говорил с Джином, настолько, что внимание омеги во время этих разговоров иногда даже ускользало, и он просто пялился на то, как шевелятся губы его мужа, как его глаза сверкают, как он улыбается и тянется к нему, слушал его голос, словно погружаясь в транс… иногда они смотрели фильмы, иногда просто говорили обо всяком, иногда выезжали погулять или пообедать в каком-нибудь ресторане, и Чонгук позволял накормить себя любой всячиной, которую Джин посчитал нужным заказать. Им даже пришлось заново привыкать к объективам папарацци, Джин, будучи замужним, до сих пор не сталкивался с этими ребятами, кроме как в самом начале, а Чонгук привлекал к себе внимание не хуже Илона Маска или Джеффа Безоса, так что постепенно его супруг тоже становился объектом внимания камер. Это был только вопрос времени, когда все эти ребята найдут бурлеск — тоже повод для переживаний.

Джин подцепил пальцами цепочку. Этот его образ был непохож на другие, хотя тоже был сексуальным. Рубашка была сделана из чёрного лаке, и глянцево, мрачно переливалась на нём, ложась крупными складками. Его брюки тоже были из аналогичного материала, но плотно сидели на бёдрах, облегая ягодицы настолько тесно, что можно было бы почувствовать себя голым. Джин находил этот наряд не просто сексуальным, а прямо-таки развратным.

Украшения не предусматривались, кроме одного: накидка, собранная из сетки цепочек, ложащаяся крупными ячейками на грудь и на плечи, словно изящная кольчуга. Мрачные воды, закованные в цепи.

Джин взъерошил волосы, оставляя их немного влажными и волнистыми. К счастью, его попытка самоубийства не слишком отразилась на его физическом здоровье. Что касается психического… вряд ли он был когда-либо здоров. Возможно, что-то надо было делать с этим, но Джин не собирался. Ему куда интереснее было наблюдать за Чонгуком и чувствовать внутри себя пробуждение приятной жестокости. Ну, он не собирался отрывать котятам их маленькие хвостики или выдавливать птицам глаза. Это было бы весьма в духе его единокровных братьев, но Джин вряд ли когда-либо смог бы стать таким, через что бы ни прошёл.

Он застегнул на лодыжках свои новые, подаренные Чонгуком туфли.

Счастье. Он чувствовал себя таким счастливым, каким всегда мечтал быть. Только вот словно он больше не мог чувствовать так интенсивно, как раньше. Словно его сердце теперь могло добить только до процентов семидесяти. Немного грустно, но не так уж плохо. Он безумно любил своего мужа, но даже его безумие в своём максимуме было всего процентов семьдесят, и уже никогда не добьёт до ста.

Джин закрасил свои стрелки глянцевым гелем, делая эффект влажного века, и приклеил одну небольшую стразу на щёку, под глазом. Пожалуй, этого достаточно. Ни румянца, ни красной помады.

Он вызвал такси.

Это было так необычно. Он словно начал жить жизнью, которую судьба готовила ему, но опоздала с доставкой. Как к этому можно привыкнуть?

— А вот и наша дива, — Кюнмин улыбнулась ему. — Ты готов?

— Мгм, — Джин обнял её — уж очень соскучился.

— Как ты?

— В порядке. Я не чувствовал себя так хорошо уже давно, — омега немного улыбнулся.

— Как насчёт небольшой экскурсии?..

Бурлеск на первый взгляд почти не изменился. Но Джин, который проработал здесь несколько лет и мог с закрытыми глазами вспомнить каждую трещинку, понимал, сколько на самом деле изменений. Изменился весь бар — по такому теперь и ходить жалко, старый можно было топтать во время выступлений, а этот шикарный новый стенд было страшно пачкать. Аппаратура на маленькой кухне, освещение над сценой и вокруг неё, декор, свежая краска, зеркала, антураж — стало дороже, стало лучше, стало… качественнее. Кюнмин продемонстрировала новые примочки для выступлений: тросы и шёлковые ленты, на которых танцовщики парили над сценой.

— А ещё смотри что!

С особым восторгом она продемонстрировала ему фотобудку в винтажном стиле — обычная маленькая фотобудка, которая могла фотографировать и распечатывать в двух форматах: большой квадратный, для фото из инстаграма, и более мелкий четырёхкадровый.

— Можно будет фотографироваться с артистками, и у нас теперь есть свой хэштэг в тиктоке и инстаграме, — Кюнмин чуть ли не приплясывала.

— Это госпожа Ан придумала? — удивился Джин. — Странно, что я до такого не догадался.

— Ну, у нас ведь не было денег на будку.

— До хэштэга я мог бы и додуматься. Почему я раньше не снимал выступления в тикток…

— Потому что боялся светить мордашкой на широкую публику, — напомнила ему Кюнмин.

— И верно, словно в другой жизни было, — рассеялся Джин.

— Юнги в полном восторге, — продолжила она. — Он чуть всю плёнку не потратил. Он сегодня тоже хотел выступать, но Намджун его отговорил. Утверждает, что пальцы ещё не слушаются. Ему повезло, что они все не переломались к чертям собачьим!

— Ну, не говори так, он расстроится, — поспешил успокоить подругу Джин. — А ты? Ты будешь выступать?

— Я и так очень часто выступаю, — посетовала Кюнмин. — Напоминает старые добрые времена. Когда мы закрыли и продали этот бурлеск, многие артистки ушли безвозвратно. Конечно, Хеджин набирает новых, проводит кастинги, делает рекламу, но качество… текучка страшная. Тебя нам не хватало во всех смыслах, и я так рада, что ты вернулся. С чем ты будешь выступать?

— Сначала хотел петь Мерилин Монро, но посмотри на меня, — Джин цепанул пальцем сетку из цепочек. — Эми Уайнхаус.

— Плакала половина маршрутки, — заключила Кюнмин.

Джин спустился в подсобку. Она теперь тоже выглядела гораздо лучше, появились диванчики для отдыха, шкафы для реквизита, полки, что освободило кучу места; зеркала были отмыты, а рядом стоял стеллаж со всяческими снарядами для разминки. Все было разграничено: сама подсобка, раздевалки, места для хранения, зона отдыха и зона тренировки. Джин даже не мог вспомнить, когда тут был такой порядок.

К нему тут же налетели старые знакомые, артисты и танцовщицы, певцы и акробатки, которые ещё остались, чтобы расспросить о делах и рассказать о своих, так что омега погрузился в приятную рутину, прежде чем начать распеваться.

Ещё немного… И он выйдет на эту сцену.

А по ту сторону его будет ждать его любимый. Будет смотреть на него, любоваться, слушать. Когда-то Джин мечтал об этом, страстно и боязливо, отмахиваясь от мысли, что это возможно, и всё же надеясь.

— Ты сегодня прямо сияешь, — Намджун зашёл в подсобку и положил ладонь на его плечо. — Потому что он придёт?

— … Да, — признался Джин, чуть улыбнувшись и прикрыв глаза.

— Тогда у меня для тебя хорошие новости, он уже здесь, — сообщил альфа, улыбаясь. — Приятно видеть тебя таким влюблённым после всего этого.

— Глупости, — отмахнулся Джин. — Ему ещё нужно доказать, что он этого достоин.

— Так держать, — Намджун показал ему большой палец. — Он сидит справа, на том хорошем месте. Обеспечь лучшее шоу, Кюнмин решила смешать лучший коктейль для твоего супруга. Думаю, она считает это вызовом для себя. По крайней мере, выглядит так, словно готова воевать с шейкером.

— Передай ей спасибо, — ответил Джин. — Значит, скоро мой выход? Он что-нибудь заказал? Я оставил его без еды сегодня. Боже мой, я такой плохой муж…

— Не дразни меня, — цыкнул Намджун. — Что-то жевал вроде, когда я его видел. Но у нас ведь тут не ресторан, мы только закуски подаём, как правило, и что-то простое.

— Не вини меня. У меня, как у омеги, инстинкт накормить своего альфу, — усмехнулся Сокджин.

— Ну всё, хватит, — проворчал Намджун.

— Ладно, извини. Я просто правда люблю его баловать, — омега пожал плечами.

— Учти, я буду внимательно за ним смотреть, — предупредил Намджун. — Если что, скажу пару ласковых.

— Не боишься?

— Твой муж меньше меня, — заметил Намджун. — И я думаю, что вряд ли умеет драться, и…

— Кто сказал, что бояться нужно моего мужа? — Джин наклонился к зеркалу, проверяя свой макияж, и покосился на альфу. — Я не рассказывал тебе, но я заставил Чонгука выкопать себе могилу и лечь в неё. Поэтому он такой пай-мальчик.

Некоторое время они смотрели друг на друга через зеркало.

— … Как? — выдавил Намджун. Джин вздохнул:

— Старым добрым способом любого омеги. Шантаж и манипуляции. Это не так важно, на самом деле. Вряд ли я смогу повторить этот фокус и выжить. И более того, я не хочу повторять. Мне было бы приятно, если бы меня слышали с первого раза.

— Я действительно тебя разозлил, верно? — спросил Намджун.

— Да, — Джин не стал отрицать. — Но я бы сформулировал это немного иначе. Возможно, к конфликту привёл тот факт, что на самом деле никто не мог мне помочь. Вы не могли мне помочь. Никак. Возможно, мы все не осознавали этого, но ни у кого из нас не было возможности взять и вытащить кого-то из болота. Это злило, потому что стагнация разлагает, а беспомощность раздражает.

— Ты мог бы…

— Я мог бы переехать к вам и жить у вас на шее целую вечность, — ответил Джин. — Это был бы побег в никуда. Неизвестно, найду ли я работу, или скачусь в депрессию. В результате ты и Юнги возненавидели бы меня. Никто не может гарантировать, что этого не будет. Можно бороться до посинения и разбиться об лёд. А можно вытянуть счастливый билет. Но это не помощь. Это лотерея, Намджун. И не всегда человек имеет силы столкнуться с последствиями этой лотереи. Вы предложили мне лотерею, и ты злился, что я не хочу играть. Я предпочёл реакцию «замри», а не «бей и беги», чтобы сохранить хрупкий мир. Я не думаю, что принял правильное решение. Я проиграл. Но в лотерее я бы тоже, скорее всего, проиграл.

— Ты ещё жив, — заметил Намджун.

— Случайность, — Джин отвернулся.

— Я никогда не желал тебе зла, — ответил альфа. — Я любил тебя. И до сих пор люблю. И ценю твою связь с Юнги. Поэтому твой уход так сильно меня ранил. Мы с тобой по-разному воспитаны, и… оправдания звучат жалко. И извинения тоже. Я могу говорить любой бред, слушать или нет, решай сам… я больше не буду вмешиваться в твою жизнь. Если ты сам не попросишь, конечно. Не буду указывать тебе, что делать. И не буду бухтеть, если ты будешь жаловаться на мужа. Чёрт с ним, с твоим Чонгуком. Если ты попросишь, я сделаю для тебя что угодно, Джин. Я перед тобой в долгу, я думаю. Да и просто. Но только если попросишь. И если попросишь — не удивляйся моим способам.

— Договорились, — Джин кривовато усмехнулся. Он тоже любил Намджуна и оценил его искренность и готовность меняться ради него. Но вряд ли случится что-то такое, чтобы он теперь попросил помочь ему Намджуна, а не Чонгука. Да и Чонгука — вряд ли попросил бы.

— Готовься к выходу, — альфа сухо поцеловал его в щёку и клюнул носом в висок. — Пойду проверю, как там Юнги. Он не хочет уходить из зала, пялится на твоего благоверного, как стервятник.

— О, ему долго придётся ждать, — цыкнул Сокджин.

Свет софитов грел и ослеплял.

Трудно было увидеть, где находится его муж, и практически невозможно было уловить его запах: дым кальяна и кумар, наполнявший бар, смесь из ароматов алкоголя, человеческих тел и духов сбивали с толку, обманывали.

В этот раз у Джина не было реквизита или декораций. Он собирался танцевать.

Не так, как Чимин, без перьевых вееров, без хлыстов и плетей, как у Кюнмин, и без акробатических номеров канкана.

Он был сияющим чёрным бриллиантом, холодным, острым, и таким же твёрдым.

Джин предпочёл бы, чтобы ему аккомпанировал Юнги на фортепиано, но так тоже было хорошо. Первые ноты из-под клавиш он сопроводил едва слышным стуком каблуков, неторопливо выходя в круг белого света, к микрофону.

Он начал петь, неторопливо покачивая бёдрами в такт музыке.

— He left no time to regret, kept his dick wet

With his same old safe bet…

Джин чувствовал, как меняется настроение в зале от его голоса. Как непринуждённая и игривая атмосфера наполняется тяжестью и тоской. Как его губы вынуждают пересохнуть чужие рты, как движения его бёдер заставляют чужие челюсти сжаться.

— Me and my head high, and my tears dry, get on without my guy, — он рукой рисовал смысл текста, его танец был простым, незамысловатым, но его тело было полно силы и грации, а его движения выражали всю суть. — You went back to what you knew, so far removed from all that we went through…

Потому что это было так похоже на то, что он прошёл. Джин подал знак, делая шаг в зал, как обычно, каждое новое движение совершая в такт музыке. Сложно было сдерживаться. Он заглядывал в каждое лицо, он искал своего мужа, стараясь не быть таким очевидным.

— And I tread a troubled track, my odds are stacked, I’ll go back to black.

Ему хотелось увидеть прямо сейчас, какими глазами смотрит на него Чонгук. Увидеть выражение его лица. Это казалось таким важным почему-то. И он нашёл его.

— We only said goodbye with words, I died a hundred times, you go back to her, — аnd I go back to, I go back to…

Сокджин встретился с ним взглядом в укромном уголочке, который находится, наверное, в каждом баре или клубе. Казалось, альфа сейчас раздавит подлокотники винтажного стула в труху; он был настолько сосредоточен на зрелище перед собой, что забыл дышать, а лёд в его стакане совершенно растаял. Джин улыбнулся и сел к нему на колени.

— … us, I love you much — it’s not enough, you love blow and I love puff, — он выдохнул эти строки прямо в губы альфе, зажав микрофон между ними двумя. — And life is like a pipe, and I'm a tiny penny rolling up the walls inside.

Но задерживаться было нельзя. Насладившись оторопью в чужих глазах, Джин упёрся пальцами ему в грудь, поднимаясь с чужих колен и властно удерживая на месте альфу, дёрнувшегося было за ним.

— We only said goodbye with words, — пропел он, вышагивая дальше. — I died a hundred times, you go back to her, and I go back to —, we only said goodbye with words, I died a hundred times, you go back to her, and I go back to black… black.

Чонгук проводил его взглядом, когда Джин возвращался обратно к сцене, проходя свой обычный круг по залу.

— Black, black…

Джин опустил ресницы. Ему больше не хотелось петь эту песню никогда в жизни.

— Black…

На этом пора закончить.

Софиты погасли, оставляя зал в темноте и сжирая его самого.

— Пойдём, я проведу тебя, — Юнги появился рядом с ним, как чёрт из табакерки, и за считанные мгновения утащил его прочь в кромешной темноте. Уже из подсобки Сокджин услышал трескотню хлопков.

— Юнги…

Юнги завёл его в закуток, подальше от чужих глаз, и взял его руки в свои, некоторое время глядя ему в лицо.

— Твоё горло в порядке, — наконец, тихо проговорил он. — Ты…

— Да, кажется, да, — Джин прикоснулся к шее, немного смутившись. — Зачем ты увёл меня?

— Твой муж явно хотел перехватить тебя до меня, а я ещё надеялся поговорить с тобой, — проворчал Юнги. — Как так вышло, что ты пытаешься повеситься, а потом будто становишься даже ещё прекраснее, а я только головой немного ударился и теперь выгляжу как гремлин?..

— … Ты не гремлин, — Джин улыбнулся ему нежно, щипая за щёки. — И ты был в куда более тяжёлом состоянии, чем я. Тебя машина сбила. А я просто на качелях покачался.

— Джин.

— Да?..

— Он мне не нравится. Он меня тревожит, — грустно проговорил Юнги.

— Чонгук?

— Мгм… он любит тебя, это правда. Очень сильно. Одержим тобой, — омега погладил его ладони, ласково переплетая пальцы. — И он не отпустит тебя…

— Хорошо, — Джин пожал плечами. — Пусть не отпускает.

— Джин, ты не это имеешь в виду. Всё будет хорошо, пока вы летите крыло к крылу, пока вы сходитесь во мнениях, но стоит вам разойтись в чём-то…

К удивлению Джина, Юнги заплакал. А затем обнял его, прижимая к себе.

— Джин, я боюсь за тебя. Я так боюсь… я не хочу тебя терять, почему ты вынужден через всё это проходить? Господи, почему?..

Сокджин уткнулся губами в его макушку и закрыл глаза. Юнги…

— Не плачь, — пробормотал он. — Этот этап мы уже проходили. Чонгук не навредит мне. И я его не боюсь. Всё хорошо… ты не должен плакать из-за того, что, может, и не произойдёт никогда.

— Ах, Джинни, я надеюсь, что я ошибаюсь, и твой муж достаточно благоразумен, — Юнги шмыгнул носом. — Я так надеюсь, что ошибусь. Но такая любовь, она меня всегда пугала. Потому что когда альфа бежит за тобой на край света по шлейфу от твоего парфюма, достанет тебя из-под земли и горы свернёт ради тебя… это всё звучит прикольно, пока он не начинает в самом деле это делать.

Юнги закусил губу и продолжил:

— Джин, мы оба с тобой омеги. И понимаем друг друга как никто. И между нами говоря… Ты всегда давал мне обе лепты. Поэтому я всегда буду на твоей стороне.

— А я на твоей, — Джин пригладил его волосы. Боже, как же он любил Юнги.

— Кюнмин рассказала мне, что ты сделал для меня, — Юнги слабо улыбнулся. — Спасибо. Я так тебя и не поблагодарил.

— Ты и не должен, — возразил Джин. — Потому что я тоже всегда буду выбирать тебя.

— Смотри чтобы твой муж не приревновал ко мне, — проворчал Юнги. — Не выступай сегодня больше. Хватит пока. Лучше хватай мужика в охапку и заруби себе на носу: презерватив — самый действенный способ не залететь.

Джин вздёрнул брови.

— Твоя прямолинейность меня иногда поражает. Но как ты… догадался?

— Твои губы, — Юнги приподнялся на цыпочки и чмокнул его. — Кто-то явно планирует долго целоваться.

Сокджин покраснел, не отрицая, что такая мысль мелькнула у него, когда он планировал макияж для сегодняшнего вечера. С того момента, как он разговаривал с Чонгуком о том, чтобы лишиться девственности, он думал, как это будет, когда — и почему-то мысленный маркер остановился на сегодняшнем дне. Он проводил некоторые манипуляции со своим телом (которые посоветовал Юнги в тот день), чтобы не было так больно, но он понятия не имел, где ему следует остановиться и поможет ли ему это вообще. Времени было не так много. И он нервничал. Но сегодняшний день был особенным. Он шикарно выглядит, сегодняшний вечер уже сам по себе событие, и это казалось естественным продолжением событий.

— Хочу тебя попросить кое о чём, — сказал Юнги.

— М? — Сокджин вынырнул из мыслей.

— Расскажи потом, как всё прошло. Хочу лучше узнать, что за человек этот твой Чонгук. А ещё мне просто интересно. Ну и я хочу быть уверенным, что он хорошо и правильно с тобой обращается. Но если ты считаешь, что это слишком, ты, конечно, можешь отказаться.

— Юнги, ты годами трепался о сексе с Намджуном и кучей других людей, — не удержался Сокджин. — Во-первых, я хочу отомстить, а во-вторых, я хочу присоединиться к клубу сплетников. И я тоже хочу знать, насколько Чонгук хорош, а так как сравнивать мне не с чем, мерилом станешь ты.

— Замётано, — Юнги снова шмыгнул, смахнул остатки слёз с лица и погладил друга по плечам. — Ладно. Поезжайте с ним домой. Вряд ли он ещё сможет смотреть на кого-то кроме тебя, красавчик.

Сокджин последовал его совету и поспешил обратно в зал.

Чонгук поймал его в свои объятия, замедляя время.

— Я… — он начал говорить и осёкся. Джин с любопытством и нежностью уставился на него, немного съёжившись в кольце его рук.

— Я такой кретин, — альфа закончил мысль, не спуская глаз. — Боже, я такой кретин у тебя.

— Ну раньше ты был не моим кретином, — Джин немного улыбнулся. — Возражать я не буду, но и ругать тебя не хочу. Не увлекайся.

— Как скажет моя куколка, — Чонгук провёл ладонью по его спине. — Моя сладкая детка.

Джин расплылся и растёкся внутренне от горячего, растапливающего тона его голоса. Эти прозвища были отвратительными, но, честно говоря, они были очаровательно отвратительны, как-то по-своему цепляюще Чонгук их произносил, без того бесящего снисходительного тона, так что Джину хотелось положить голову ему на плечо, и он именно так и поступил.

— А ты мой хороший мальчик, — шепнул он. — Хочешь потанцевать?

— Разве тебе не нужно работать дальше?..

— Сегодня в честь твоего визита меня отпустили пораньше. Можем поехать домой, если хочешь, — Джин уткнулся носом в его шею, дурея от смеси их запахов и подавляя желание завыть: «Моё-ё-ё!»

— Можем потанцевать, пока такси не доедет, — Чонгук клюнул носом его в висок, шурша кончиком по волосам и мазнув ресницами по коже. — Положи свои дивные ручки мне на плечи, малыш.

Джин ощутил прилив чего-то странного. Следующая песня уже подошла к концу, так что они просто замерли, держа руки друг на друге. Чонгук положил одну руку ему на талию, а вторую спустил чуть пониже, на бедро, явно с целью продолжить поползновения ещё ниже, потому что ладонь продолжала двигаться, но так неторопливо, что Джин почти не заметил.

— Ты отвратительный извращенец, — незамедлительно сообщил он Чонгуку, но ласковым тоном. — Кто же лапает своего мужа на глазах у честного народа?

— Можно считать это расплатой? Мне нравится восстанавливать свой статус, я ведь претендую на тебя, — Чонгук ухмыльнулся, но глаза у него были честные-пречестные.

— Только претендуешь? — Джин ответил ему таким же взглядом. Конечно, он хочет показать всем глазеющим зевакам, которые только что пялились на его мужа, что это его муж.

— У тебя есть планы поинтереснее на сегодня? — Чонгук сделал шаг, покачиваясь под музыку, и Джин ущипнул его за шею, смущаясь.

— А если и да, то что? — хмыкнул он.

Вместо ответа Чонгук склонился к его уху и обхватил губами, осторожно прикусывая и затем проводя языком по ушной раковине. Жар его рта стремительно опалил лицо Джина, перетекая куда-то вглубь.

— Я хочу узнать, что тебе понравится в постели, — шепнул Чонгук. — Мне так интересно… ты совершенно невинный. Мне даже жаль, что за столько лет у тебя не было ни одного оргазма. И я чувствую ответственность, думаю, я должен произвести впечатление.

Его рука сжала заднюю шлёвку на брюках Джина и потянула чуточку вверх, заставляя шов вжаться между ног омеги, и тот издал тихий слабый писк, пунцовея ещё больше. Это было совсем иначе, совсем непривычно. Он чувствовал… какую-то странную пульсацию внутри и слабость в коленях, и жар в голове и где-то внизу…

К сальным комментариям или флирту ему было не привыкать, но в этот раз всё было иначе. Он собирался заняться сексом с человеком, который говорил ему такое и делал… подобные вещи. Чонгук ещё даже не спустил ему ладони на задницу, а Джин уже готов испариться, стыд-то какой.

— Покажешь мне сегодня дивный мир секса и небо в алмазах? — спросил Джин, еле сдерживая волнение, борющееся с предвкушением.

— Есть пожелания, мой господин? — ладони Чонгука наконец переместились на его ягодицы, прижимая омегу вплотную к рельефу его бёдер. Джин легонько выдохнул.

— Только пара. Не забывай, что я неопытный. Не знаю, куда себя деть. И второе — не сделай мне больно, и я абсолютно серьёзен.

— Как скажешь, — Чонгук поцеловал его, крепко тиская, и Джин жадно хватался за его шею, зарываясь пальцами в его волосы. Хорошо всё будет. Наконец-то всё будет хорошо.

В такси они выбрались спустя ещё пару песен, потому что сперва Чонгук так и не вызвал машину, а потом ещё долго целовались на заднем сиденье, и Чонгук даже начал шептать какие-то пошлости ему на ухо, но потом чуть не подрался с таксистом, который принял омегу за ночную бабочку. Джина это больше насмешило — такие вещи его не задевали.

Чонгук подхватил его на руки на выходе и занёс в дом через парадный вход.

— Ты такой красивый, крошка. Потрясающе красивый, — альфа усадил его на кухонную столешницу. — Только посмотри на себя. Все вокруг мне завидуют.

— Хочешь поцеловать своего красивого мужа, может быть? — Джин заправил прядку волос за ухо, наклоняясь вниз.

— Мне тебя достаточно не будет, — шепнул Чонгук, вставая на цыпочки и приподнимаясь ему навстречу. Он был идеален. Достаточно, но не слишком напорист, достаточно, но не слишком самоуверен, достаточно, но не слишком развязен. Может, они в самом деле предназначены друг другу? Может, судьба просто дала им по жопе за то, что сопротивлялись ей?..

У Джина в голове туманилось. Чонгук держал его талию и медленно вытягивал рубашку из брюк…

— Погоди, мне… — хныкнул омега, отстраняясь. — Мне неудобно, мне… нужно снять макияж. Мне нужно снять его…

— Хочешь подняться к себе? — спросил его Чонгук. — Приходи потом ко мне в комнату, куколка.

Он подарил ему ещё один поцелуй в шею, и Джин действительно подумал, что у него появляется зависимость от поцелуев в шею.

Реально, умом он понимал, что насильно мил не будешь, но его сердце кричало, что Дахён полная идиотка.