Роскошный зал утопал в полутьме. Шикарные платья, дорогие украшения и игристое вино мягко искрились, живой оркестр разбавлял ненавязчивой музыкой гомон деликатных голосов и лёгкий смех.

Благотворительный аукцион, все средства с которого должны пойти на улучшение качества жизни неблагополучных слоёв населения, своей роскошью заставил бы скрипеть зубами не только эти самые неблагополучные слои, но и вполне состоятельных граждан.

Но на самом деле любое событие было поводом образовать новые связи, укрепить старые, нанести удар конкуренту, заключить новые сделки, создать новые альянсы. Что бы ни было продано, какие баснословные суммы ни были бы потрачены, люди в этом зале всегда оставались в плюсе.

Чонгук в гордом одиночестве стоял рядом с музыкантами, наблюдая, как смычок виолончели гладко скользит вправо-влево. Наверное, обидно быть фоновой музыкой, когда тебе уделяют внимания не больше, чем потолочной люстре. Из прихоти Чонгук хотел отдать хотя бы некоторую дань уважения артистам.

— Где мой сын? — раздался чей-то голос рядом. Альфа чуть повернул голову.

— Госпожа Ким. Вот же он, рядом с вами, — холодно ответил он.

Разумеется, это были госпожа Ким и один из близнецов, Урам. Кажется, тот самый, что доставал его мужа. Видимо, они здесь вместо господина Кима — не смог прийти или не захотел, госпоже явно такие рауты нравятся больше, а сын может взять на себя такие мелочи, как продажа и покупка чего-то дорогостоящего, кроме того, Ураму явно предстояло взять на себя главенствующую роль в управлении активами. Но Чонгук был уверен, что этим дело не ограничивалось.

— Я имею в виду вашего мужа, господин Чон, — госпожа Ким растянула губы в едкой, но приторной улыбке.

— А-а… — Чонгук криво усмехнулся в ответ. — Он занят и будет позже. У вас к нему какой-то вопрос?

— У меня? — фыркнула женщина. — Это у вас к нему должны быть вопросы. Хотя чего от вас ожидать…

Она смерила его взглядом и ушла прочь, явно намереваясь перекинуться парой сплетен с другими дамами. Урам же остался, со всем превосходством смотря на Чонгука. Молодой аристократ выглядел хорошо, богато, с иголочки, в идеально сидящем тёмно-синем костюме, и что сказать, он был невероятно привлекателен. Но его выражение лица, особенно изуверский взгляд, отталкивал невероятно, заставляя себя чувствовать пищей на его тарелке.

Чонгук по сравнению с ним выглядел куда более скромно. Молодой бизнесмен не изменил своему стилю, придя на вечер в кедах и кое-каком пиджаке и джинсах, и выглядел куда менее презентабельно, но в то же время расслабленно и спокойно, с уверенностью человека, который может прийти на вечер в джинсах и не париться о последствиях.

— Господин Чон, — по-акульи улыбнулся Урам.

— Господин Ким, — индифферентно отозвался Чонгук. — Может, у вас какие-то вопросы ко мне или моему мужу?

— Не особо. Слышал, что вы наконец сошлись характерами, — Урам вразвалочку подошёл поближе, сложив руки за спиной. Чонгук не был уверен, о чём речь, но скорее всего, папарацци могли засечь их с Сокджином, когда они ходили вместе обедать или вообще выезжали из дома. В этом не было ничего особенного, чтобы тревожиться.

— Удивлён, что мой нескладный братец смог отбить мужа у любовницы, — хмыкнул Урам.

— Что сказать, в моём супруге так мало недостатков, я пока не нашёл ни одного, — вздохнул Чонгук. — Он умён, хорош собой, заботлив и талантлив, покладистого характера, хорош в постели… и весьма изобретателен. Жаль, что вам так не повезло с супругой, господин Ким. Слышал, что вы в последнее время сходитесь характерами со всеми подряд. Ну и не думайте, господин Ким, что я забыл, по какой причине разукрасил вашу морду.

С каждым его словом лицо Урама становилось немного тусклее. Своей ухмылки он не растерял, но выглядел уже не таким довольным, как прежде — его аристократические подколки были слишком слабым оружием против толстокожего Чонгука, использовавшего прямолинейную грубость — всё равно что со шпагой против тарана идти.

— Зачем на меня так набрасываться, — посетовал Урам. — Нам ни к чему портить отношения, мы ведь деловые партнёры. Сокджин навсегда останется членом семьи Ким, и стоит мне щёлкнуть пальцами, как он вернётся в родные пенаты.

— Ну давай, пощёлкай, — фыркнул Чонгук. — Попробуешь отнять у меня Сокджина, и я тебе щёлкалки переломаю. Он мой муж, и я с ним в горе и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности. Я его не отпущу; и сам он тоже не уйдёт.

— Он подчинится, если я того захочу, — скрипнул зубами Урам.

— В твоих фантазиях, — Чонгук закатил глаза. Действительно, что у этого парня в голове?

— Омегу легко соблазнить, — хихикнул Урам. — Ты думаешь, что он тебя любит, потому что ты молодой, симпатичный и богатый, но всегда найдётся кто-то посимпатичнее, побогаче и помоложе.

— Кто? Ты, что ли? — Чонгук сморщился. — Юноша, иди займись чем-нибудь полезным. Не донимай меня.

— Сам-то хоть знаешь, где твой муж? — холодно спросил Урам.

— Он близко. Очень близко, — хитро усмехнулся Чонгук.

— Деревенщина, — выплюнул Урам и скрылся в толпе.

Зал потихоньку наполнялся людьми. Аукцион вот-вот должен был начаться. Чонгук достал телефон, пропуская приветствие.

«Ты готов? Аукцион только что начался. Твои родичи уже подходили поздороваться.»

Ответ от Сокджина пришёл моментально:

«Конечно, готов, припудрил носик и подкрасил губки. Жди меня.»

Чонгук пропустил пару первых лотов, переписываясь с мужем, и только потом вспомнил, что ему тоже необходимо что-нибудь купить, чтобы сделать на аукционе свой вклад. Пара лотов ему приглянулась, но он не нашёл их чем-то достойным. К удивлению других, внимание альфы привлекли не картины, не антиквариат, не реликвии и не драгоценные украшения, а какая-то сумочка-клатч ручной работы некоего почившего известного мастера, и потому стоящая баснословных денег. Она до сих пор была запечатана в красивой упаковке, тоже ручной работы, запечатанная сургучом, поэтому вместо самого товара продемонстрировали его фотографию: чёрный небольшой клатч на серебристой цепочке, словно сотканный из чёрных бриллиантов с выложенным серебром замысловатым узором на замке. Сам по себе клатч был довольно простым, но метод сборки явно был кропотливым, словно маленькие звенья из чёрного металла и с крошечными непроглядно-чёрными камнями, искрящимися на свету, образовывали это изящное изделие.

— Сто пятьдесят тысяч раз! Сто пятьдесят тысяч два!

Чонгук словно что-то вспомнил.

— Полмиллиона, — он разом поднял ставку.

— Полмиллиона! Раз! Полмиллиона два! Полмиллиона — продано господину Чону!

Сумочка, скорее всего, и не стоила столько, вероятно, максимум тысяч двести, но какой бы ужасающей ни была сумма, для состояния Чонгука она ничего не значила — ведь даже всего за один день его компания приносила ему в три-четыре раза больше денег.

Он мог забрать свою покупку сразу, так что зашёл за ней и заодно выписал чек на нужную сумму.

Разумеется, эту милую безделушку он купил не для себя.

На этом Чонгук предпочёл закончить благотворительную деятельность на сегодня, и устроился на одном из диванчиков, потягивая сухое белое — настолько терпкое, что растягивать этот бокал можно было бесконечно.

Аукцион продолжался; к альфе несколько раз подходили другие люди, говорились слова, звучали предложения, происходили события. Чонгук замечал, как косился на него Урам и, иногда, госпожа Ким, но только ухмылялся им.

— Наш аукцион подходит к концу, и самое интересное и необычное мы оставили под конец. Пожалуй, впервые на нашем аукционе в качестве лота появился… человек!

Зал оживился. Определённо, на аукционе не могли продать человека по-настоящему, это понимали все, но сам факт такого формата был будоражащим. Чонгук приподнялся, отставив бокал и проходя ближе к сцене.

— Да-да, уважаемые гости, всё верно! Нам видится, что это довольно очаровательно и занятно. Кто же из наших гостей выставил такой лот на продажу?..

Чонгук сделал шаг вперёд и протянул руку, требуя микрофон.

— Это был я, — проговорил он. — Я продаю своего мужа.

Гомон голосом стал практически оглушительным. Кто-то смеялся, кто-то удивлялся, недоумевал, кто-то возмущался.

Чонгук оперся на стойку и занял непринуждённую позу.

— Не волнуйтесь, я продаю его не навсегда, — он ухмыльнулся. — Вы знаете, я действительно мучился с тем, чтобы подобрать что-то достойное такого благородного мероприятия. И мой супруг спросил меня, что меня тревожит. Я сказал ему: «Моя любовь, не могу придумать, что мне отдать на благотворительный аукцион. Ведь его суть в том, что мы расстаёмся с богатством и роскошью, отказываемся от излишеств, чтобы помочь людям, у которых нет даже необходимого. Но посмотри на меня, я человек простой, у меня обычные часы, обычный дом, не такой уж и большой, машина тоже совсем обычная. Нет у меня ни предметов искусства, ни антиквариата, ни украшений. С чем я могу расстаться, если у меня нет ничего роскошного?»

Чонгук облизнул губы.

— И он мне ответил: «Милый, ты ведь понимаешь, что в твоей жизни нет ничего роскошнее меня?..»

Он помолчал, цыкнул и продолжил:

— Не могу с этим спорить. Он невероятно прекрасен внешне, божественно поёт, готовит, танцует… И только я могу танцевать с ним, когда захочу, — взгляд альфы упёрся в позеленевшего Урама, — сколько захочу, какие угодно танцы. Даже на пять минут оторваться от него мне было бы так тяжело. Подумав об этом хорошенько, я решил, что раз уж сама мысль об этом даётся мне с таким трудом, я решил, что это верный признак правильного выбора. Мы ведь должны жертвовать чем-то. А с моим возлюбленным супругом мне расстаться тяжелее всего на свете. Этот лот является танцем. Я позволю вам потанцевать с моим мужем один танец.

Он рассмеялся.

— Разумеется, я участвовать в аукционе не буду. Иначе это будет не совсем честно…

— Прошу на сцену, лот семьдесят семь!..

Сокджин появился на сцене почти в полной тишине — только музыканты играли что-то совершенно нежное.

Лицо омеги обрамляли тщательно уложенные, снова чёрные волосы, чуть вьющиеся блестящим мягким шёлком. На нём было совсем немного макияжа, только подчеркнуть плавные линии его лица, мягкость щёк и алую печать его губ. Его бледная, чистая кожа сияла в свете сценического света, привычного ему. С его плеч до самого пола ниспадала искрящаяся ткань, волнами окутывая его ноги от каждого шага. Его блузка обладала вырезом достаточно приемлемым, чтобы не быть чересчур откровенным, но демонстрировать его длинную шею, белую, нежную грудь и остренькие, хрупкие ключицы, изящным разлётом оттенявшие форму его бюста. Тонкую талию перехватывал пояс, подчёркивая её, брюки демонстрировали прямые, стройные ноги красавца, ступни были обхвачены нарядными туфельками на каблуке. Его наряд был очаровательным, скромным, сияющим, но в то же время откровенно демонстрировавшим все настоящие формы его фигуры, не оставляя скрытым ни один параметр. Его лицо было полно блаженного умиротворения и удовольствия цветущего, любимого юноши, такое же свежее и чувственное, как только что распустившийся пион, роскошный, прекрасный.

Со всем этим вниманием все взгляды устремились на него, рыская, ища недостатки, пытаясь распознать изъяны, чтобы посмеяться такому дерзкому предположению… и не находили, безвозвратно падая в пучину желания если не обладать, то хотя бы прикоснуться.

— Я слышал, что у господина Чона невероятно прекрасный супруг, но, признаться, не доверял слухам…

— Да, юноша и впрямь необычайной красоты!

— Я видела его пару раз издалека и не обращала внимания, но вблизи он действительно очень хорош собой.

— Какое прелестное создание! Господину Чону так повезло!

— Я уж думал, это шутка какая-то, но мальчик действительно похож на ангела.

— Мне говорили, что не так уж он и хорош, мол и высок, и нескладен, но посмотрите, как всё в нём соразмерно!

— И эти глаза огромные, и губы, правда, словно небесное создание…

Шепотки заполнил зал, пока не прозвучал первый вскрик, не дожидаясь объявления начала аукциона и заставив всех очнуться от дивного сна, в котором был только прелестный, прекрасный Сокджин.

— Двести тысяч!

— Двести тысяч раз!.. — тут же подхватил аукционер, но его тут же перебили:

— Двести пятьдесят!!

— Триста!.. — вдруг рявкнул Урам, но его тут же перекрикнули:

— Пятьсот!

— Пятьсот тысяч раз! Пятьсот тысяч два!

— Три раза по пятьсот! — прозвучал негромкий, старый голос.

— Миллион пятьсот раз! Миллион пятьсот два! Миллион пятьсот три, продано господину Ли!

Полтора миллиона за танец, это было чем-то смехотворным, словно все в зале вдруг посходили с ума. Сокджин приподнял голову, оглядываясь на своего мужа. Тот кивнул ему.

Из толпы появился высокий, широкоплечий пожилой мужчина. Ему было лет шестьдесят-шестьдесят пять на вид, но он выглядел весьма презентабельно и даже привлекательно для своего возраста.

Джин склонился перед ним, и в ответ господин Ли галантно коснулся губами его ладони.

— Здравствуйте, господин Ли, для меня это большая честь, — проговорил омега. — Желаете получить свой лот сейчас?..

— Пожалуй, повременю немного, до конца аукциона, — ответил тот. — Буду с нетерпением ждать афтепати, чтобы узнать, насколько хорошо вы танцуете, юноша.

— Что бы вы хотели танцевать? — с вежливым интересом поинтересовался Сокджин.

— Хм-хм, — пожилой мужчина потёр подбородок пальцами. — К сожалению, мой супруг скончался одиннадцать лет назад, а раньше мы очень любили танцевать вальс в нашей гостиной. Вы же осилите тривиальный вальс? Хотелось бы снова вспомнить это ощущение.

— Конечно, господин Ли, я вас не разочарую, — пообещал Сокджин, очаровательно улыбнувшись.

— Вы действительно юноша редкой красоты, — покачал головой господин Ли. — Жаль, я не увижу вас в моём возрасте. Что ж, увидимся позже. Мои люди найдут вас. Я постараюсь не задерживать вас надолго.

— Благодарю вас.

Джин снова поклонился и направился к своему мужу, уже спустившимся с трибуны, едва сдерживая дрожь от предвкушения.

— Ты собой очень доволен, моя крошка? — спросил Чонгук, аккуратно поправляя одну прядку его волос.

— Пока ещё нет, — ответил Сокджин, еле держа себя в руках. — Чонгук, это министр внешней торговли. Большая удача!

— Да уж, ты продал пять минут за полтора миллиона долларов, — заметил альфа, приобнимая его за талию.

— Это всё равно всё не мне. Я хотел посмотреть, кто может выложить деньги за меня, и теперь… это отличный шанс!

— Я не планировал знакомиться с министром торговли, — пожал плечами Чонгук, но Сокджин пихнул его в плечо.

— Здесь есть ещё и я, — напомнил он. — И я хочу открыть свой ресторан. И мне нужен инвестор! У меня есть своя выгода.

— Собираешься уломать его за пять минут? — Чонгук изогнул бровь. — Ты меня удивляешь.

— Я должен попытаться, — заверил его Сокджин. — Он уже выложил за меня полтора миллиона. О? А это что?

— Я купил тебе, а то тебе телефон некуда положить, — Чонгук кивнул на выглядывающий из-за пояса Сокджина смартфон. — Хочешь распаковать?

— Ух ты, красивая, — Сокджин легкомысленно сломал сургучную печать и извлёк из упаковки клатч. — Ты что, на аукционе купил её?

— Она подходит к твоим туфелькам, — Чонгук прицепил цепочку и повесил сумочку на плечо Джина.

— И правда подходит, — улыбнулся омега, любуясь красотой. — Спасибо, любимый. Дорого стоит, наверное?

— Не знаю, — альфа пожал плечами. — Сколько-то отдал. Видел лицо Урама? Признаться, я удивился, что он посмел предложить за тебя цену.

— Нет, меня слишком слепил свет, и я особо не рассматривал. Наверное, он весь позеленел, — хихикнул Сокджин.

— Ему даже договорить не дали, у него было такое лицо: «О боже, оно само вырвалось!» — рассмеялся Чонгук, нежно поглаживая его по талии.

— Я волновался, что никто ничего не предложит, — признался Сокджин. — Всё-таки это довольно рискованно было.

— Я же сказал, что всё уладил, — успокоил его Чонгук. — Я обо всём договорился с организаторами, они нашли твою идею весьма занимательной, и если бы торги не начались, людей бы простимулировали. Даже если покупателей бы не было, в зале есть утки, которые выкупили бы тебя за пару ставок. Я бы потом тайно возместил цену. Это не то место, где кормятся на низкопробных скандалах, поэтому здесь обычно происходят только милые, элегантные вещи, романтичные, прекрасные, благородные события. Совсем как ты, моя сахарная куколка.

— Твои прозвища становятся всё приторнее, — Сокджин ласково ущипнул Чонгука за щёчку.

— Я ведь люблю моего супруга, — Чонгук осторожно притянул его к себе, чтобы не повредить прическу или костюм. — Мне даже на пять минут сложно его отдать кому-то другому. Ведь в моей жизни нет ничего более драгоценного.

— Я не так сказал, — слабо промурлыкал Джин.

— А я так говорю, — промычал Чонгук ему на ухо.

Сокджин помолчал, затем спросил:

— Больше ничего не будешь покупать?..

— Пожалуй, не буду, — Чонгук закрыл глаза, обернув руки вокруг его талии. — Я уже сделал достаточно — купил один предмет и дошёл до того, что выставил на продажу собственного мужа.

— Ревнуешь? — промурчал Сокджин.

— Не совсем. Я всегда буду хотеть, чтобы ты, настоящий ты, целиком и полностью был моим, — альфа коснулся носом его виска. — Стал бы я тогда злиться, что ты выступаешь в бурлеске?

— Сейчас ты не злишься?..

— Сейчас я тебе верю. И, наверное… это не совсем правильно. Злиться, что ты показываешь какую-то часть своего тела где-то… я не знаю. Я не особо прогрессивный, наверное, я бы вообще не оценил, если бы ты разделся на сцене.

— По мне так ты очень даже прогрессивный, — Сокджин положил руки на его плечи, поглаживая. — Я обещаю, что не разденусь на сцене без предварительного согласования с тобой. Хорошо?

— Ну ладно, я подумаю, — проворчал Чонгук.

— Господин Ким, — к ним подошли двое, чтобы пригласить Сокджина на танец. Омега понял, что сам аукцион уже подошёл к концу — и верно, он был одним из последних лотов.

— Что ж, иди, — Чонгук нехотя отпустил его, скользнув ладонью по талии. — Я буду смотреть за тобой.

Сокджин отправился к ожидавшему его господину Ли. Тот попросил музыкантов сыграть вальс, а затем предложил Сокджину ладонь. Пространство вокруг них опустело, приглушённый свет озарял небольшой пятачок, что они заняли, и так вдвоём они начали танцевать.

— Вы очень хорошо танцуете, — тихо проговорил Сокджин.

— Вы тоже, — господин Ли галантно и очень деликатно придерживал омегу только чуть повыше талии.

— Вы выложили за меня очень крупную сумму, господин Ли, — заметил Джин. — Признаться, я удивлён.

— Кто-то же должен был спасти вас от этого глупого решения.

Шлейф Сокджина струился вслед за его движениями, пока они кружились по залу.

— Глупого?.. Что такого глупого в этом решении?..

— Разве вы не знаете, в каком положении находитесь? — спросил господин Ли тихо. — Омегам куда труднее сохранить свою репутацию. До меня ставку на ваш танец предложил господин О, а он не пропускает ни одного хорошенького мальчика. Один танец, и завтра он уже рассказывает всем, что между вами промелькнула искра, а послезавтра — что вы его любовник, и вы ничего не сможете с этим сделать. Остальные — не лучше. Все они видят в вас кусок мяса. А я уже старый человек, и мне такими проделками заниматься неинтересно и невыгодно.

— Так вы позаботились о моей репутации? — улыбнулся Сокджин. — Спасибо. Но обо мне и так ходят неприятные слухи. Мне и моему мужу это неважно, он доверяет мне. А я люблю его больше жизни, и он знает об этом.

— О, — улыбка у мужчины вышла сухая, печальная, но тёплая. — Я видел множество таких, как вы, и большинство из них развелись, не прошло и года. К тому же, мой дорогой юноша, репутация — это не о том, что думает про вас ваш муж, это бизнес, это люди. И когда люди думают о вас плохо, они не несут вам деньги. А ваш муж — всё-таки бизнесмен. Вы теперь связаны неразрывно и с его делом, нравится вам это или нет.

— Что важнее, тысяча злословящих ненавистников или один могущественный партнёр? — Сокджин двигался мягко, но решительно, используя своё время по максимуму. — Это моя идея и мои риски. Мне тоже было интересно, кто и сколько денег выложит за танец со мной. Ваши мотивы весьма благородны.

— Мы не партнёры, я всего лишь помог вам, потому что могу совместить приятное с нужным, — возразил ему господин Ли. — Вам нечего мне предложить, молодой человек.

— Что, если мне есть, что предложить вам? — мягко спросил Сокджин.

— Какой хваткий. А вы мне нравитесь. Рассказывайте.

— Я тоже хочу начать свой бизнес. И ищу инвестора. У меня всё подготовлено — место, концепция, бизнес-план, каждая мелочь расписана, и мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь на это взглянул… непредвзято.

— Допустим. Но почему бы вам не показать ваш миленький бизнес-план вашему супругу? У него тоже денег не занимать, — хмыкнул господин Ли, с невесомой силой уводя Сокджина подальше от толпы.

— Мне бы хотелось, чтобы в мой проект вложились, потому что он того стоит, — твёрдо сказал Сокджин. — Потому что он хорош, и потому что он будет успешен, а не потому что я чей-то муж. И я не хочу потом читать статьи о том, как всё необходимое мне купил мой безусловно чудесный муж, а я не сделал ничего, кроме взмахов своими длинными красивыми ресницами.

— Занятно. Что вы хотите открыть?

— Ресторан. Это моё семейное дело. Но как вы сами заметили, я, как омега, сталкиваюсь с некоторыми трудностями.

— Хм.

Господин Ли, казалось, задумался. Сокджин не напирал — не хотелось портить первое впечатление о себе откровенным выклянчиванием денег.

— Вы очень занятный и принципиальный юноша, — проговорил, наконец, господин Ли. — Отнеситесь к бизнесу серьёзнее. Если вы хотите этим заниматься, то нужно хвататься за любую возможность. Многие люди годами пытаются выгрызть хотя бы какой-то шанс открыть своё дело, Сокджин. Неприятные слухи? Статьи о том, что вам всё купил муж? Вы избежите этого, но появятся другие, с другими неприятными слухами. И что вы будете делать, расплачетесь? Не воротите нос, вот вам мой совет. И возьмите у мужа денег. Вы столкнётесь со множеством трудностей и несправедливостей, и нет нужды выдумывать себе дополнительные трудности, когда есть возможность срезать путь. Да, для вас это может быть важно, но только для вас… Людям по большей части всё равно. И однажды вам придётся выбрать, принципы, или чувства.

— Вы мне отказываете, — Сокджин попытался сдержать разочарование, но господин Ли, конечно, это заметил.

— Отказываю.

— Почему?

— В основном, потому что вы неопытны. Каким бы продвинутым теоретиком вы ни были, иногда этого недостаточно. А я не в том возрасте, чтобы заниматься обучением молодёжи, и не хочу вас опекать. Мне до этого нет дела, и я не интересуюсь подобным бизнесом. Я, конечно, не хочу вас расстраивать и говорить, что ничего не получится. Дай бог, чтобы у вас всё получилось! Но лично я в этом участвовать не буду, только пожелаю удачи.

— У меня есть опыт, — попытался возразить Сокджин, чувствуя, как его преимущества стремительно утекают сквозь пальцы, но не в силах ничего с этим поделать. — Я открыл вместе с друзьями свой бар…

— И продали его, если мне не изменяет память.

Сокджин опустил ресницы. Музыка остановилась, и они тоже остановились. Рука на его талии исчезла, и так они вдвоём и замерли — он, искристый силуэт воздушного создания, и чёрный, почти тонущий в полутьме абрис его партнёра, с одним только белым росчерком воротничка.

— Да, я знаю о вас кое-что, — проговорил господин Ли. — Это действительно неблагоприятно, что о вас ходит такое количество сведений. Я желаю вам удачи. Вы действительно занятный юноша, и очень симпатичный, а также хорошо танцующий вальс. Благодарю за эти чрезвычайно приятные минуты.

— Благодарю за науку, господин Ли, — Сокджин поклонился ему.

— Что-то мне подсказывает, что у вас всё равно всё получится как-нибудь по-своему, — немного лукаво прищурился господин Ли. — Что ж, время покажет. На этом мы с вами распрощаемся.

Сокджин ещё раз ему поклонился и поспешил обратно к Чонгуку.