— Моя любовь, ты какой-то грустный сегодня, — Чонгук обратил на него внимание сразу, как только вернулся с работы.

— Я чувствую себя капризно, видимо, течка скоро начнётся, — Джин утомлённо потёр виски. — Я терпеть не могу это состояние. Я действительно превращаюсь в соплю, но знаешь, это всё проходящее. Я точно осознаю, что это только состояние, так что оно исчезнет после, как бы плохо я себя не чувствовал; так что тебе тоже не следует беспокоиться.

Чонгук подошёл к нему сзади, пока Джин стоял у плиты. Они были сейчас, как идеальная пара из книжки: альфа приходит с работы, омега готовит ужин в фартуке у плиты. Правда, вместо фартука на Джине был подаренный шёлковый халат — ему нравилось ощущение гладкой ткани на себе.

— Мне нравится, что ты его носишь, — Чонгук устроил свои ладони на талии Джина, нежно касаясь кончиком носа его шеи, вызывая мурашки и опаляя своим дыханием кожу. — Этот халат. И мне нравится, что ты начал готовить на моей кухне. С того самого дня… я так рад, что вижу тебя здесь. Что чувствую твой запах на моём постельном белье. Что могу тебя поцеловать.

Он коснулся губами его шеи. Джин улыбнулся.

Вряд ли омега понимал, как Чонгук любил его целовать. То есть, это было само собой разумеющимся. Он целовал его с момента их свадьбы, первой свадьбы. И Джин не был ни умелым любовником, ни хорошим в поцелуях, но… то, как он мог прильнуть к его груди, и то, как омега делал крошечные вдохи, каким довольным и ошеломлённым он мог выглядеть, когда его целовали, насколько сладкими были его губы от его бальзама для губ, боже, и, наверное, Джин и сам не осознавал, насколько прелестными были те маленькие звуки, которые он издавал в это время, может, он даже не замечал, что издаёт их, но Чонгук был жаден до них, как и до всех других мелочей, что давал ему Джин. Это заставляло его чувствовать себя лёгким.

Он любил секс с Сокджином, но поцелуи — больше. И объятия. Когда они обнимались, Чонгук мог почувствовать каждый его вздох, что он рядом. Джин обнимал его так, словно любил. Конечно, омега любил Чонгука, и говорил об этом, много раз. Но то, как он оборачивал руки вокруг тела своего мужа, словно не отдаст его никому в этом мире, говорило ещё красноречивее. В какой-то момент Чонгук перестал понимать, как он жил до Джина, как возможна жизнь без него, как он мог противиться этому человеку. От этих бабочек в животе он стал зависимым.

— Меня будет беспокоить всё, что причиняет тебе неудобства, — прошептал Чонгук ему в шею. — Я знаю, что ты справляешься, что ты привык справляться, но если я могу сделать что-то для тебя, что поможет тебе легче провести этот период, то почему бы это не сделать?..

— Ты такой сладкий, — Джин отложил лопатку, которой помешивал салат, чтобы развернуться и ласково чмокнуть альфу в нос. — Это не что-то кошмарное. День-два я буду плакать и ненавидеть весь свет, это же не катастрофа.

— Для меня катастрофа, — упрямо надулся Чонгук.

— Ты такой ребёнок, — Джин снова развернулся к готовке и наколол на вилку осьминогов из салата вместе с другими ингредиентами: — Попробуй. Мне сегодня вообще ничего не нравится из того, что я готовлю, так что я в упадке. Может, если ты меня похвалишь, я стану немного бодрее, м? Думаю, это не так уж плохо, просто я капризничаю.

Чонгук послушно съел предложенное и поднял брови.

— Куколка, я не дегустатор высокой кухни, но это великолепно. Как и всегда. Что тебя не устраивает? Слишком солёный? Или уксуса много? Я может, не понимаю…

— Сам не знаю, что-то не так, — Джин вздохнул. — Может, я стал слишком привередливым. Я стал гораздо больше готовить и экспериментировать с едой, когда вышел замуж за тебя.

Он отложил вилку.

— Знаешь…

Чонгук видел, что некая мысль беспокоит Джина, и ему нелегко.

— Ты можешь сказать мне, я тебя не буду осуждать, ты знаешь, — подбодрил он мужа.

— Я не твоего осуждения боюсь, — Джин потёр виски. — Я просто… не знаю. Я каждый день готовлю, хожу к тебе на работу, делаю номера для бурлеска. Мне есть чем заняться, в принципе, но… ты же знаешь, я хочу открыть ресторан. Это так много работы… чтобы доказать, что я на что-то способен. Но в последнее время я испытываю…

— Недостаток мотивации? — предположил Чонгук. Джин помотал головой.

— Не уверен, просто… действительно ли я этого хочу? Я правда думаю об этом. Это ведь была моя мечта, но она родилась не просто так. Потому что меня вечно тыкали носом в то, что я омега, и мой удел либо дома сидеть, либо по членам скакать, и уж точно не бизнесом заниматься. Конечно, я из вредности захотел делать именно это. Но сейчас, когда это исчезло, я думаю, правильно ли иметь мечту, основанную на том, какие гадости про меня думают другие люди? Разве я плохо живу сейчас, когда у меня любящий муж, есть хобби, работа, и я могу делать всё, что захочу?.. Есть ли в этом смысл?

— … Иногда я и сам об этом думаю, — Чонгук спрятал нос в его шею, коротко мажа губами по плечу.

— О чём ты?

— Пойдём, сядем.

Альфа усадил мужа на диван, а сам устроился у его ног, сложив ладони на его коленках и заглядывая в глаза.

— Джинни, скажи мне, ты хочешь этого? Владеть рестораном?

— Я хочу попробовать и узнать, будет ли мне интересно, но я, конечно, боюсь провалиться. Я могу попробовать и провалиться, попробовать и преуспеть, а могу попробовать, преуспеть и понять, что мне это совсем не нравится, — пробормотал Джин, опуская взгляд. — Я всегда это знал, но я горел идеей. А сейчас уже не горю… Я ведь уже прекрасный повар. Но готовить у себя на кухне и готовить в ресторане — это две очень разные вещи. И я просто… не хочу возненавидеть то, что я уже люблю.

— Ты можешь продать ресторан, если ты преуспеешь, но тебе не понравится, — заметил Чонгук. — Послушай… я никогда не хотел становиться владельцем бизнеса. Или миллионером. Я знаю, что многие мечтают быть богатыми. Но быть миллионером — это пиздец. На тебе корпорации, компании, связи, от тебя зависят жизни людей, если моя компания завтра исчезнет, без работы останутся тысячи. И я никогда не хотел этого. Мне это не нравится. Я постоянно на телефоне, нас с тобой часто прерывают, я задерживаюсь допоздна, и видит бог, даже стараясь изо всех сил, я не уделяю тебе достаточно внимания. Я просто торговец рыбой. У меня в бизнесе нет ничего важного, кроме того, что я добываю еду и предоставляю рабочие места.

Чонгук облизнул губы.

— Но у тебя всё иначе. Ты был воспитан иначе. Ты хотел этого, потому что с тобой обошлись несправедливо. Более того, во всём мире до сих пор обходятся несправедливо. До сих пор есть страны, где от детей-омег просто избавляются. До сих пор в Корее тебе трудно найти работу, трудно снять квартиру. Даже если общество меняется, оно меняется медленно, и возможно, ты станешь ещё одним человеком, который вдохновит ещё десять, или сто, или тысячу таких же, как ты, детей, которые потом не подумают: «Ну, может, со мной так обращаются, потому что есть причины», а вместо этого пойдут и сделают то, о чём мечтают. В конце концов, Роза Паркс не встала с сиденья не потому что ей очень нравились автобусы. Если ты хочешь доказать, что ты на что-то способен, сделай это, потому что это не глупо, и не неважно. Если ты этого действительно хочешь, я имею в виду. Просто если ты это сделаешь, то, даже если потом продашь этот ресторан, твой вклад будет гораздо больше, чем ты представляешь. Потому что он не только для тебя. Понимаешь?

Чонгук погладил коленки омеги и продолжил:

— Я понимаю, почему ты не хочешь моей помощи. И я сам не раз лежал и думал по ночам, какого чёрта я вообще делаю? Какой в этом смысл? Так что, думаю, я знаю, о чём я говорю. Но если на тебя это давит, а не вдохновляет, то ты можешь подумать о чём-то не таком сложном. Открыть ресторан, это действительно не так просто. Но мы с тобой ещё много чего не перепробовали. Ты с твоим изысканным вкусом мог бы поработать кулинарным критиком, а?

Джин мягко рассмеялся.

— Любимый, ты наговорил много умных слов, но совсем не сделал это легче для меня. Всё, о чём я думаю теперь, что вообще не знаю, чего хочу. Я знаю, что сказали бы мои друзья, что сказали бы мои родители, даже что твои родители сказали бы. И вот теперь знаю, что сказал бы ты. Не уверен, что хочу быть Розой Паркс для маленьких омег-мечтателей. Хотелось бы бы быть ей хотя бы для себя. Это, конечно, очень вдохновляет, — он накрыл ладони мужа своими. — Но в результате всё равно потом все скажут: у него была богатая семья, а потом он вышел замуж за миллионера. Сам бы он ничего не добился. И самое печальное, что это так. Если бы я был омегой из бедной семьи, я бы вряд ли добился хоть чего-нибудь. Даже сейчас, когда я ищу спонсора для своего бизнеса, я могу заниматься этим только потому, что не вкалываю двадцать четыре на семь, чтобы выжить. У меня есть крыша над головой, всегда была, — в его голосе прорезалась горечь. — Всегда было что съесть и что надеть. Мне никогда не приходилось даже заботиться о том, чтобы раздобыть ингредиентов для готовки. Я могу всю оставшуюся жизнь быть твоим мужем, родить тебе детей, сидеть дома, как послушный омега из хорошей семьи. И знаешь что? Я буду счастлив.

— Правда? — спросил Чонгук.

— Наверное, — пожал плечами Джин. — Я буду счастлив, если исполню свою мечту, наверное. И я буду счастлив, сидя дома с нашими детьми. Наверное. В каждом из этих исходов есть я, который, как и ты, ночью в постели думает об упущенных возможностях невыбранного пути.

— Хочешь, чтобы я тебе что-то предложил?

Сокджин сжал челюсть, смотря куда-то мимо Чонгука. Наконец он проговорил:

— Да.

— Хочу, чтобы ты попробовал. Я думаю, что у тебя огромный потенциал. Что тебе нужно попытаться, сделать рывок, быть наглым. Даже если они будут думать, что ты сука, будь наглым, — Чонгук уткнулся ему носом в колени и потёрся. — И если не получится, и ты устанешь, ты можешь сказать «Хватит», и попробовать второй вариант. И я попробую стать отцом вместе с тобой. Думаю, однажды у нас должны появиться дети.

— Что ж, в последнее время вероятность их появления однажды немного увеличилась, — заметил Сокджин. — Думаю, они были бы похожи на тебя. Посмотри на себя… Ты и сам ребёнок. Хотелось бы, чтобы у таких детишек, как ты, было настоящее детство. Чтобы были друзья, компьютерные игрушки, собака, пицца по пятницам, скейтборд и свиданки в кинотеатре.

— Внезапно мне захотелось пиццу и кинотеатр, — Чонгук приподнялся на коленях, упираясь в диван и приближаясь к Джину. — Поцелуешь своего мужа?

Джина не нужно было просить дважды.

***

— Боже, я весь вспотел, — Джин осторожно промокнул лоб салфеткой и помахал Чонгуку, который сидел на своём месте. Альфа знал, что у Джина ещё много работы в этот день, так что только помахал ему в ответ. Омега улыбнулся и приклеился к бару, надеясь немного охладиться о стакан со льдом и молочным коктейлем с ликёром. По-хорошему, ему нельзя было пить ледяную жидкость, но сегодня он уже точно петь не будет, только играть на фортепиано.

— Не уматывайся так, — Юнги тоже плюхнулся за стойку, растирая запястья. — У нас перерыв пятнадцать минут, так что не налегай на ледяное.

— Тут ликёр, он мне греет горлышко, — помотал головой Джин.

— Ничего, что вокруг твоего альфы вьётся куча народу?

— Пусть развлекается, ему полезно чувствовать себя привлекательным, — отмахнулся Джин. — Меня это не напрягает.

— Ты так вырос, крошка, — умилилась Кюнмин. — А чего грустишь тогда?

— Ой, — Джин коснулся щеки. — Так заметно? На самом деле, Юнги, помнишь, я тебе рассказывал об одном месте, которое я хотел снять под свой ресторан? Великолепная точка в туристическом районе. Мне тогда отказали в аренде, сказали либо купить её, либо оформить на мужа. Я недавно узнал, что её всё-таки сдали… — он вздохнул. — Расстроился ужасно. Конечно, недавно столько всего произошло, я и думать об этом забыл, да и не последнее хорошее место в Сеуле, но узнал, и так расстроился. Теперь там кафе. Неплохое такое, обычное. Но… блин, да, я расстроился.

— Неужели ты плакал из-за этого? — промычал Юнги. — Так обидно было?

— Течка должна вот-вот начаться, — Джин цыкнул. — Я становлюсь эмоциональным. У меня вообще недавно были истерики по поводу моей готовки. Ты же знаешь, что я хорошо готовлю, а вчера я так распсиховался, что всё отправил в мусорку.

Улыбка с лица Юнги медленно сползла. Он стрельнул глазами в Кюнмин и сказал ей:

— Ни слова.

Схватив Джина за руку, он потянул его за собой.

— Куда ты меня тащишь, я только сел, — Джин застонал, волочась за другом. Юнги только приветливо помахал Чонгуку, который пристально проводил их взглядом, и вытолкал Джина из бара наружу, после чего отвёл в ближайший сквер и усадил на скамейку.

— Что за внезапная прогулка? — Джин поднял брови.

— Сокджин, — Юнги сел перед ним на колени и заглянул в глаза, а затем стёр тоненькую блестящую плёнку пота с его висков.

— Да?.. — обескураженный, Сокджин надул губы.

— Ты потеешь. Ты уже устал?..

— Немного, — вздохнул Джин.

— И тебе не понравилась твоя собственная еда, — тихо продолжил Юнги.

— Да…

— И у тебя вот-вот должна начаться течка. Джин, — он ласково коснулся плеч друга, — у тебя задержка?

Сокджин коротко вздохнул, краска сошла с его лица. Он закрыл рот ладонью, таращась куда-то мимо Юнги.

У него задержка..?

— Не говори мне, что… — он помотал головой. — Нет, это же… всего-то два дня задержка, и у меня уже живот побаливает, к тому же, я на противозачаточных, Юнги. Этого не может быть.

— Противозачаточные могут тебя подвести, крошка, — мягко заметил Юнги. — Такое бывает.

— Ёбаный в рот, — Джин схватился за голову. — Юнги, мы занимались сексом только один раз! Я имею в виду, когда его долбаный член был во мне. Один раз, на яхте!.. Это пиздецки живучие сперматозоиды! Боже… почему мне так не везёт…

— Ты не хочешь детей? — спросил Юнги.

Джин помотал головой.

— Я думал об этом. Но сейчас точно понимаю, что это приводит меня в ужас. Это неожиданно, я не готов!

— Ты хочешь поговорить об этом с Чонгуком?

Джин ненадолго прекратил рвать на голове волосы.

— Чтобы сказать ему что? — разбито проговорил он. — Что я беременный и что я сделаю аборт?..

Он застонал:

— Кроме того, он может меня переубедить! Он может зажечься, как рождественский огонёк, будет у меня в ногах ползать, я не знаю… он говорил, что оставит решение за мной, что если я не готов, то не надо, но если, если он вдруг передумает, и начнёт умолять меня, я действительно могу… Нет, я не хочу, не хочу!..

— Тихо, тихо, если Чонгук тебя в таком состоянии увидит, то точно что-то заподозрит, держи себя в руках, — Юнги плотнее схватил его за плечи. — И придержи коней. Мы ещё не знаем точно, что ты беременный. Успокойся, ты сможешь прервать эту беременность, если не хочешь её. Это самое главное. Это случается. И не трогай свой живот, он ещё некоторое время будет таким же. Никто ничего не заметит, и если ты хочешь, я куплю тесты для тебя и приеду к тебе в понедельник, пока твой муж на работе. И у тебя будет ещё немного времени подумать обо всём, не торопись, ладно? Всё в порядке.

— Юнги, ты делал когда-нибудь аборт?.. — тихо спросил Джин, мелко трясясь. Юнги качнул головой:

— Не доводилось. Как я уже говорил, Намджун сделал вазектомию. Но я знаю много людей, которые его делали. И если хочешь, я с тобой пойду в консультацию и буду рядом всё время, что тебе нужно.

— Спасибо, — Джин сглотнул, сжимая пальцы в кулаки и силясь остановить дрожь. — Я в порядке.

— Джинни? — послышался вдалеке голос Чонгука. — Ты в порядке, куколка? Вас долго не было.

Усилием воли омега вернул себе беззаботное выражение лица.

— Мне так жарко стало, — он вытер лоб снова. — Так что Юнги вывел меня немного проветриться.

— Ты устал? — Чонгук сел на лавку рядом с ним.

— Если хочешь, можешь домой поехать, — Юнги ласково ущипнул его за щёку. — Мы тут без тебя справимся.

— Чтобы Намджун опять гундел на меня? — возмутился Джин. — Нетушки, я останусь и смену доработаю. Хватит давать мне поблажек. Любовь, возвращайся в бар, пока Кюнмин не решила, что ты сбежал, не заплатив. Мы с Юнги ещё немножко поболтаем о своих омежьих делишках и сразу же вернёмся.

— Хорошо, тогда я не беспокоюсь, куколка, — Чонгук звонко чмокнул его в щёку и мягко стиснул его коленку, прежде, чем уйти. Юнги посмотрел ему вслед.

— Ты правда не хочешь ему говорить? — еле слышно спросил он. Джин вздохнул:

— Зачем, Юнги? Это его только расстроит. Я уверен, что я сделаю аборт. А ещё у него скоро день рождения. Это же будет ужасно… Я хочу испечь ему торт и устроить свидание. Если я скажу ему, что абортировал нашего ребёнка, только представь, насколько это будет омерзительно. Я не удивлюсь, если он расплачется, -- Джин вцепился в свои волосы, шумно выдыхая.

— Ты мог бы сделать это ради себя. Чтобы не быть одному в этот момент.

— Но у меня же есть ты, — удивился Джин. — Я не буду один. В тому же, это не то, что должны обязательно решать двое, правда? Если это рождение, то это нужно обсудить, если же нет, и я хочу прервать беременность, зачем ему об этом знать? С тем же успехом я мог бы проглотить таблетку экстренной контрацепции или что-то такое, чем там обычно люди справляются… Он ведь знает, что я не хочу детей, он знает, он бы не стал меня заставлять, не стал бы, да?

— Ты всё ещё ему не доверяешь, — Юнги прервал его лепет.

— Я доверяю, правда, просто… он может передумать. И я могу передумать, — неуверенно пробормотал Джин. — Я правда доверяю… я не хочу его расстраивать. Но, Юнги.

Его голос вдруг опустился до хрипотцы.

— Он сбросил меня в воду, — проговорил Джин. — Мы этого не знали, но он столкнул меня в воду беременного мужа своего сына. Ведь это значит, что я уже тогда был… Я не могу так…

— Тише, он до тебя больше не доберётся, верно? Это пройденный этап, — утешил его Юнги.

— Есть ещё моя семья, которая настолько же отбитая. Да, я больше не приезжаю к ним ради их садистских сессий, но ты знаешь Урама, я более чем уверен, если он узнает, что я беременный, он сойдёт с ума, он попытается причинить мне вред, потому что для него это весело, это развлечение, — Джин потёр виски пальцами. — За эти полгода я два раза был на пороге смерти, а сколько раз меня избивали — не сосчитать. Так нельзя… Если я хотя бы полгода проведу невредимым, тогда я подумаю о ребёнке.

— Хорошо, — Юнги сел на лавку и прижал к себе омегу. — Я понимаю, малыш. Я понимаю. Я с тобой.

Остаток ночи Джин проработал, не подавая виду. Но в голове его всё крутилась мысль о том, что он должен был сделать. То, что он обязан был сделать.

Несмотря на то, что это был ребёнок от его любимого мужа, он должен был избавиться от беременности. Почему это должен быть именно он? Одна ночь… всего одна. И противозачаточные подвели. Это словно злая шутка. Может, он должен родить, и сама судьба ему посылает этот знак?..

Джин смотрел прямо перед собой, нажимая на клавиши рояля, а перед глазами мелькали кадры возможной жизни. У них был бы изумительно красивый малыш. Он уже есть, он существует внутри живота Сокджина. Но он должен был избавиться от него. Ребёнок сделает его слабым, ребёнок не будет в безопасности… Это была сладкая ловушка, и чтобы выбраться из неё, нужно было отгрызть себе ногу. Возможно, Джин бы проще к этому относился, будь он как Юнги: чайлдфри, чётко знающим, чего он хочет. Но Джин был обычным, самым обычным, и желания у него были самые обычные, и детей он хотел, и хотел их от Чонгука. Поэтому мысль об аборте приводила его в ужас, и он падал в этот ужас с распростёртыми объятиями.

Он беременный. Если он оставит это, он будет ходить с огромным животом. Работу в бурлеске придётся оставить. Если ребёнок родится, Джину придётся забыть мечты о своей карьере навсегда. И он проведёт ещё двадцать лет, трясясь от страха, что кто-то придёт и отберёт у него его дитя, причинит ему вред, потому что это возможно. Боже, да он же сам нестабилен и может причинить вред ребёнку!.. Кто присмотрит за ним, если с Сокджином и Чонгуком что-то случится?..

Джин больно закусил губу. Его малыш, головастик в его животе, должен исчезнуть. Так будет лучше для всех.

Фотоальбом счастливой семьи в его воображении захлопнулся и вспыхнул синим пламенем.