Я забыл свое сердце в Мохаве

Когда боль старых ран не давала спать, рейнджер Линкольн вспоминал Мохаве. Выбирался из своей постели, тихо, почти бесшумно. Доставал из дальнего ящика стопку бумаг. И подкручивая старую масляную лампу, раскладывал на обшарпанном столе выцветшие плакаты, полустершиеся рисунки и письма со слегка поплывшими буквами. В такие моменты память раз за разом возвращала его туда, где посреди колючей пустыни раскинулся сияющий огнями город, а на другой стороне реки разгорались чужие костры. Туда, где азарт и гедонизм бок о бок соседствовали с изнурительной кровопролитной войной. Туда, где зажигались и падали звезды, бывало даже и буквально, но чаще всего — метафорически.

Туда, где он встретил его.

И тогда рейнджер Линкольн закрывал глаза, и вновь переносился в те времена, когда окружающие еще звали его "рядовой Вайатт".

— А еще у меня был дрессированный радтаракан!

Сидящий на ящике парнишка в песочного цвета форме засмеялся, увидев, как скривилось лицо подружки. Митси сморщилась, протянув долгое "фу-у-у" и взглянула на него со смесью отвращения и неверия.

— Да ты брешешь! Как вообще гребаный жук-переросток может быть питомцем?

— А вот так! На самом деле, они очень умные — ну, по крайней мере, когда не пытаются тебя скушать. Да и вообще, не такой уж Радий переросток был — я когда его нашел впервые, он всего-то был с ладонь!

— Радий? Ты еще и имя ему дал!?

— Конечно! А как бы мой питомец жил без имени? Ну вот сама подумай!

Девушка фыркнула.

— Фантазер ты, Вайатт — вот что я думаю.

— Да не вру я тебе! Я ж не про ручного касадора рассказал!

— А у тебя, небось, и такой был, да?

Ответить он не успел. Донесшийся со стороны веселый голос Рассела прервал на первом вдохе не начатую фразу.

— Че сидим, ворон считаем? Этак весь отпуск провороните!

Рядовые переглянулись.

— Отпуск?

— Тю, все-то до вас как до супермутантов доходит! — Оказавшись возле них, шустрый темнокожий парень сунул в руку девушке лист с приказом командования. И, не дожидаясь прочтения, тут же пояснил: — После той заварушки с чертями всему отряду дали право провести двое суток так, как душе угодно. Только представьте — двое суток без каких либо ограничений! Хочешь пей, хочешь дуй — и даже в лагерь до семи не надо возвращаться. Сказка же! И самое главное... — Лицо его озарила широкая улыбка. — Я уже знаю, как мы проведем первый день!

— О, нет нет нет, ты не затащишь меня снова на те довоенные аттракционы... — Митси принялась отползать в сторону по скамейке. И возмущенно покосилась на Вайатта, когда тот придержал ее за рукав. — Даже не пытайтесь, я пас!

Рассел же затряс головой.

— Никаких аттракционов! В этот раз все куда круче. — Довольно потерев руки, он полез в карман штанов и выудил оттуда четыре цветастых прямоугольника, помахав ими перед лицами друзей. — Знаете что это?

— Талоны на обед вне очереди?

— Билеты на хот-шоу в Гоморре! Лучшие места, достал через приятеля спецом для вас. Такое нельзя пропустить!

— Гоморра? — Вайатт наморщил лоб. — Это ж бордель...

— А еще казино, концертный зал, отель и в целом элитное местечко. — Митси, в отличие от него, встретила предложение с искренним энтузиазмом. — И что там у нас в программе... О. О! Значит и мальчики будут? Вот это мне нравится, это интересно!

— И мальчики, и девочки, и говорят, даже, что-то между. Не представляю, правда, как это — но, в любом случае, вы должны это увидеть! Особенно ты, Вайатт!

— Че сразу Вайатт-то? Я вообще-то не хожу по этим самым вашим борделям...

— Вот именно! Серьезно, тебе двадцать лет уже скоро, а ты у нас еще не то что не любленный, а, говорят, даже и нецелованный.

— Врут нагло! Очень даже целованный! Митси, скажи ему...

— То, что было во время "правды или действия" не считается.

— Ну блин! А я то надеялся на твою солидарность и поддержку.

Вообще-то Вайатт и вправду не любил такие места. Бордели его не привлекали от слова совсем, а от масляных взглядов и сомнительных комплиментов ночных бабочек каждый раз хотелось скрыться куда подальше. Это все было таким неприятным и по-плохому смущающим... Нет, серьезно, как это вообще может кому-то нравиться? Но, судя по лицам друзей, отделаться не представлялось возможности. Вот же черт! Хотя... Концерт, значит. Так, ладно, будет шанс улизнуть втихую сразу после него. Рассел к тому времени точно надерется, а Митси с самого начала подцепит себе какого-нибудь мускулистого красавчика и пропадет для них на весь этот вечер. Отлично, проблема решена — осталось только все верно реализовать.

— Ну ладно, шут с тобой! Веди. Только Ника прихвати, раз уж билета четыре.

— Естественно! Мы, солдаты, своих не бросаем!

Вывески, лампочки, фонари, украшения... От яркости огней резало глаза. Со всех сторон слышались голоса, лилась громкая музыка, доносились фразы перекрикивающих друг друга зазывал. Тут и там мрачными громадами сновали секьюритроны. Стрип ощущался ошеломляющим. Нет, конечно, Вайатт был здесь не первый раз — все-таки будучи отправленным в лагерь МакКаран, грех не заглянуть в сердце жемчужины Мохаве. Особенно с учетом того, что им не нужно было платить за проход. Однако чувство это все равно не отпускало его, и, говоря откровенно — Вайатту оно не нравилось. Слишком много шума, людей, открытого пространства... Правду говорила доктор Пэйтон — долгая жизнь в убежище она как хроническая болячка. Сколько ты ее не лечи, а все равно всплывет. Хотя, может, дело было даже не в ней, а в самом характере паренька. Ну не любил он настолько большие сборища и развлечения. Ладно, там, вчетвером с ребятами собраться, или с отрядом победу отметить — но чтоб вот так...

— Эй, ну хорош тупить уже! Потом как-нибудь шпионов повысматриваешь!

Митси перехватила его запястье и потянула к высокому зданию с двумя обнаженными девочками на вывеске. Сбоку ей вторил Рассел.

— Давай-давай, малыш Вайатт, пора тебе сегодня стать мужчиной!

— Эй, народ, а вам не кажется, что вас мои дела амурные интересуют куда больше, чем меня!?

— Кажется, и это проблема, которую мы, как твои друзья, просто не можем оставить без внимания!

Двоица подтолкнула его в спину, загоняя на ступеньки. Парень обернулся на Ника, но лишь вздохнул долго, при виде веселых искорок в глазах молчуна. Кажется, помощи ждать было неоткуда... Да блин, ну вот ужалило ж их причинить ему добро — и не объяснишь ведь, что не в скромности дело!

Ладно, не стянут же они с него трусы насильно... Или стянут? С его-то приятелей и не такое станется...

— Пощады просить поздно, да? Ладно, я понял... Ну, если я буду гореть после этого в адской сковородке, я хотя бы буду знать, кто в этом виноват!

Гоморра действительно была похожа на пекло. Подобный эффект создавало все — огромные жаровни на вытянутых руках высоких статуй, снующие меж ними смуглые парни и девушки, с телами, едва прикрытыми переплетениями кожаных ремней, доносящиеся из-за некоторых дверей крики и стоны... А еще — духота. Чертовская духота, создаваемая открытым огнем, человеческой толпой и явно самодельными ароматическими маслами. И, не в последнюю очередь — отсутствием окон. Вайатту доводилось слышать, что тем самым владельцы казино лишали посетителей возможности следить за временем — а значит и остановиться. Но в данном случае получалось скорее лишить собравшихся возможности дышать. Хотя, похоже, только его это и беспокоило — Рассел не отрывался от игровых автоматов, Митси, никого не смущаясь, полуразвалилась на диване в объятиях то ли Адониса, то ли Эрота, а Ник и вовсе с каменным лицом сидел за покерным столом, выигрывая уже третью партию подряд. Впрочем, оно и к лучшему — алкоголь сделал с ребятами свое дело, выкинув из памяти первичную цель их визита. Так что, тихонько вылив свой коктейль в ближайший цветок, Вайатт, потирая виски, направился к выходу. Вернее туда, где, как ему казалось, он должен был находиться. Чертово головокружение и полумрак... Так, от лифта, кажется, вправо... Или влево? Нет, вроде бы влево. Лестница? Тут должна быть лестница? Ну нет, он явно пришел не туда! Да ну чтоб ее, эту Гоморру! Может хотя бы двор найти получится? Продышится — полегче станет. А там уже можно и план здания где-нибудь подсмотреть. Да, точно, надо бы выйти глотнуть свежего воздуха!

Увы — ни двор, ни выход найти не получалось. Не надо было ему все-таки пить — знал же, что поплохеет от этого! Но нет — за компанию, всего один бокал... Когда-нибудь он научится отказывать друзьям! Когда-нибудь...

Осознание, что он потерялся, пришло лишь тогда, когда вокруг совсем не осталось людей, шум утих, а коридоры окончательно лишились плакатов и украшений. Вайатт замер, озираясь. В душу закралось нехорошее предчувствие. Кажется, он забрел не на ту территорию... Черт! Местные его за это точно по голове не погладят. Как бы только им не попасться... С другой стороны, если он пойдет еще дальше — точно сделает только хуже. Может быть постучаться к кому-то и честно признаться, что просто зашел не туда? Да, наверное, это лучший вариант. Так его хотя бы примут за идиота, а не за шпиона, лезущего в дела Омерты. Увы — повсюду ответом стала лишь тишина. Был, конечно, еще какой-то зал за большими дверями, но соваться туда следовало явно в самую последнюю очередь. Да только вот выбора не оставалось. Повторяя себе, что не пристрелят же его на пороге, в самом деле, Вайатт аккуратно взялся за ручку, приоткрыл ее тихо, набрал в легкие воздуха...

И замер, так ничего и не сказав.

В полупустом помещении звучала музыка.

Старое довоенное пианино издавало тихие, глуховатые, но мелодичные звуки. Сидя к нему спиной, молодой музыкант легко перебирал клавиши, не замечая нежданного гостя. Парень не стал прерывать его — сперва смутился, а после попросту не смог. Отыграв недлинное вступление, пианист запел.

— Be sure it’s true when you say «I love you»...

It’s a sin to tell a lie!

Millions of hearts have been broken

Just because these words were spoken!

Голос его разливался по помещению, отражаясь от стен и заполняя каждый уголок. Он звучал таким прекрасным... Отчего-то по телу Вайатта пробежала мелкая дрожь. Нет, ему точно нельзя пить — слишком чувствительным он становится от этого...

— I love you, yes I do, I love you

If you break my heart I'll die

So be sure it's true when you say "I love you"

It’s a sin to tell a lie!

Пение музыканта, движение его рук, переливы алой шелковой рубашки в свете неярких ламп... Все это завораживало, придавая картине ощущение нереальности. В какой-то момент Вайатту показалось, будто он незаметно для себя перенесся на двести лет назад, в то время, пока еще не упали бомбы и мир не разделился на до и после. Слишком красивым казалось это зрелище для подобного грязного, пропитанного похотью и азартом места. Да и для Пустоши в целом — в голове не укладывалось, как среди ее колких песков и вечных опасностей, могло сохраниться что-то настолько восхитительное. "Искусство" — пришло, наконец, в голову, точное и верное слово. Настоящее искусство...

Пение, меж тем, затихло, сменившись долгим проигрышем. И вновь, зазвучал, повторяясь, припев.

— So be sure it's true when you say "I love you"! — Голос исполнителя вдруг взлетел, зазвучав на неожиданно высоких нотах, отчего у парнишки и вовсе перехватило дыхание. — It’s a sin to tell a lie!

Зазвучали последние аккорды, и мелодия закончилась. В помещении вновь повисла тишина. В которой выдох Вайатта прозвучал слишком громко, заставив сидящего за инструментом, вздрогнуть и обернуться.

Аккуратное лицо без единого шрама, шелковистые кудри, необычайного цвета глаза... Нет, ему точно чудится...

— Кто ты такой и что ты здесь делаешь?

А нет. Все-таки не чудится.

— Я... — Наконец у рядового прорезался голос. Только вот мозг пока включаться не желал. То ли сознание поплыло от услышанного, то ли вся кровь от него отлила к заалевшим щекам. — Я Вайатт... И я... Э... Ну я заслушался... И...

На лице музыканта возникла мягкая улыбка. Поднявшись из-за пианино, он аккуратно опустил крышку инструмента и приблизился необычайно грациозно.

— Ты заблудился, Вайатт? Давай я выведу тебя отсюда, пока никто из боссов этого не увидел.

— Давай... те. Я был бы очень благодарен... — Парень не ожидал, что в следующий момент его возьмут за руку. А ведь, казалось, краснеть сильнее ему было уже попросту некуда. Видимо, всегда есть, куда больше. — А еще вы очень красиво поете!

Эта фраза вырвалась будто сама собой. Рядовой запоздало прикусил язык, но слова вызвали на чужом лице лишь новую улыбку.

— Ты действительно так считаешь?

— Да! Правда, это было просто невероятно! Вы перед концертом репетировали, да? Будете выступать сегодня?

Вопреки догадке Вайатта, музыкант лишь покачал головой. Улыбка его стала немного грустнее.

— К сожалению, в сегодняшней программе для меня места не нашлось. Но, может быть, в следующий раз... В любом случае, я рад, что у меня отыскался благодарный слушатель.

— По-моему это какая-то несправедливая хрень! — Паренек надулся обиженно. — Большинство на этой сцене как будто вообще петь не умеют, а тех, кто умеет, туда не пускают! Бред какой то!

Его спутник засмеялся.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты очарователен?

— Н-Нет...

— Ну, все бывает в первый раз, верно? Кстати, вот путь во двор. Выход из казино — через зал, мимо лифта и по прямой. Не теряйся больше!

Чужая ладонь выскользнула из его пальцев. Вайатт обернулся. Оставшийся безымянным для него, музыкант направился назад. Окликнуть его рядовой решился уже у лестницы вниз.

— Подождите! Я...

Руки быстро зашарили по карманам. Ну где же, где, когда так нужно... Вот! Наконец-то. Наружу оказался вытащен маленький блокнотик в потертом кожаном переплете и коротенький огрызок карандаша. Упорно рассматривая ковер под ногами, рядовой приблизился и протянул их незнакомцу.

— Можно ваш автограф? Мне просто правда очень понравилось.

Чужие брови взметнулись вверх. Во взгляде ярких глаз мелькнуло искреннее удивление. Пару мгновений певец стоял, пытаясь понять, не шутит ли с ним этот парнишка. Но по Вайатту, пусть даже и смущенному, не поднимающему лица, все равно было ясно – он не шутил.

Наконец, блокнот был открыт. Быстро заскрежетал грифель по желтоватой бумаге. Просьба его была выполнена.

– Вот. Держи. Кстати, ты красиво рисуешь, Вайатт. Не бросай это дело, ладно?

Одарив его последней улыбкой, музыкант скрылся, спустившись вниз. А рядовой так и остался стоять в коридоре, прижав блокнот к груди и чувствуя, как сильно отчего-то колотится сердце. Не сразу он решился открыть его там, куда остался вложен огрызок. А все же решившись, увидел под изящной росписью:

"Приходи во двор к фонтану завтрашним вечером. Хочу увидеться с тобой там, Вайатт.

Джули."