Время идёт не спеша. Они стали намного ближе. Поцелуи стали такой же неотъемлемой частью их жизни, как и объятия. Джон привык пить свежий чай утром, если на Шерлока не накатывала хандра и он не спал почти двадцать часов. Привык к тому, что он ещё не проснулся, но старается прошмыгнуть в ванну для утренних процедур и, в первую очередь, почистить зубы, но Холмс его опережает, вжимает в стену и целует, любя его естественный вкус. И что целует после. И вечером. И когда они лежат на диване и смотрят телевизор.

А через месяц это случилось. Течки не было и Уотсон рассчитывал остаться не пойманным.

Они начали на диване, где руки брюнета долго мяли ягодицы, а руки блондина перебирали его волосы. Они лишь целовались и слегка тёрлись сквозь ткань друг об друга. И поняли синхронно — готовы оба.

Они лишь перешли в спальню, оба зная, что произойдет. Там было удобнее прижиматься друг к другу животами и членами, пока Шерлок, закинув на себя ногу Джона, нежно касался его меж ягодиц, проталкивал пальцы и не спеша растягивал.

Омега стонал, выгибался, подавался навстречу и медленно и нежно сжимал оба органа между животами, размазывая общую смазку. Его член оказался значительно меньше члена альфы. К счастью для надежды доктора остаться неузнанным, детектив ничего не сказал по этому поводу. Он был занят движениями пальцев внутри.

Когда свободно двигалось уже несколько, а военный был готов кончить от одних лишь пальцев, гений прекратил пытку, вынул их и перевернул Джона на спину, нависая сверху.

Первый толчок.

Неудача. Промазал. Головка скользнула и упёрлась в яички. Шерлок забросил ноги партнера себе на плечи, придерживая одну, почти выворачивая его дырочкой вверх и попытался ещё раз, направляя себя рукой к цели.

Второй толчок.

Уотсон задыхается, стонет, вцепляется в плечи своего альфы и не знает, хочет он соскочить с растягивающего до предела органа или хочет насадиться глубже. В любом случае, осторожно, иногда чуть двигая бедрами, Холмс ввинчивается в него, пока они не чувствуют соприкосновение тел и абсолютное наполнение.

Все происходит не грубо и неспешно. Шерлок даёт время расслабиться, ловит момент, чтобы не спало возбуждение.

Сначала они долго целуются и двигается только верхний. К финалу Шерлок утыкается Джону в ключицу, едва ли не кусает, двигается быстро и ритмично, ощущая подмахивания и лёгкие удары косточек, сжимая ладонями ягодицы. Один хрипит, второй стонет на высоких тонах, пока его руки сжимают плечи, а бедра подняты в воздух. Почти не целуются. Как же, черт возьми, хорошо. Детектив кончает не останавливаясь, утыкаясь в шею. Так хорошо. Течки нет, узел не набухает, сперма не несёт результата.

С тех пор они спят вместе у Шерлока. И не один раз занимались подобным. Возможно, пять или шесть. Возможно, с десяток. Они не считали.

Течка пришла внезапно.

Просто оглушила потоком ароматов и силой гормонов. Одним утром Джон просто проснулся и просто пошел в душ. Он ещё не понял, что все уже началось. Нет, он знал, предполагал, что уже скоро — омеге не сложно заметить это по изменениям своего организма. Он даже собирался прямо сейчас выпить блокаторы. И выпил. Правда, у него уже встал.

Началось все с чудесного запаха, который разбудил его утром. Шерлок лежал к нему спиной, а Джон утыкался ему в волосы и вдыхал. Нельзя сказать, что до этого они пахли хуже, но сейчас было что-то с чем-то. И потом, когда он вышел из душа.

Холмс как раз готовил чай, одетый в одни пижамные брюки и тонкий халат, ещё взъерошенный и с отпечатком подушки на виске. Нежный, теплый, мягкий… Уотсон не смог удержаться и обнял статную фигуру за пояс, чуть встал на носочки и ткнулся в шею. Но это было обычным утренним ритуалом. Он скользнул выше, вынуждая возлюбленного нажатием на грудь выгнуться назад, чтобы достать до места за ухом и всосать кожу. Немного пота. Странно, ведь он должен быть не сладким, а солёным, да? А после чуть кусает за контур челюсти, оставляя дорожку из покраснения и влаги. Альфа стонет, тянет руки за спину и запускает пальцы в короткие светлые волосы. Очень медленно, лениво и тягуче до омеги доходит, что увлажняется его дырочка, собираясь выпустить первые влажные капли. Началось.

Приходится сдержаться, чтобы не отпрыгнуть в сторону. Он на грани раскрытия своей тайны. В это мгновение Джон осознал, насколько был не готов. Почему он не подумал об этом раньше? Уехать на время, к сестре, в командировку, сломать ногу, в конце концов! А подсознание вздохнуло: «Потому, что не хотел. Ты был занят своим альфой и не думал ни о чем, кроме соитий, объятий и завтраков с ним. А ещё немного про дела. Точнее, как элегантно он склоняется над трупами». Как же хорошо, что Шерлок его не чувствует. Возможно, Уотсон сможет что-то придумать.

Детектив оборачивается, чуть стонет и ловит «друга» за талию в ответ, наклоняется и втягивает его в поцелуй. Ему понадобилось немного больше времени для осознания: пока доктор не разорвал поцелуй и не сообщил, что переоденется и спустится. И несмотря на то, что он ушел, в паху легче не стало, а только тяжело.

Гений улыбнулся сам себе, отставляя чашки на стол. Остаётся только ждать. К вечеру все уже будет на своих местах. Например, его член в его омеге. Но больше всего радовало — несмотря на то, что у его любовника началась течка, а у него гон, он всё ещё анализировал дело и даже собирался его сегодня решить.

Как оказалось, возбуждение иногда мешало, но в слабой форме скорее активизировало мозг. А после оргазма там было тихо, как после недельной чистки.

Джон выпил таблетку. Использовал все средства защиты, чтобы его альфа ничего не узнал. И спустился к завтраку. Но даже запах еды и «блокаторы» не заглушали сладковатый запах корицы. Кто бы мог подумать? Наверное, срок годности закончился… Стоит пойти посмотреть или сходить за новыми в аптеку. Но он не может заставить себя выйти из дома…

Яичница. Тосты. Чай с печеньем. Корица. Очень много корицы. Шерлок улыбался, рассказывал свои идеи по поводу последнего убийства, мазал хлеб маслом и будто случайно касался ступней лодыжки Джона. Он будто не замечал участившегося дыхания, ерзания и румянца.

Потом они мыли посуду и доктор выронил тарелку, но как в пафосном фильме, детектив успел поймать ее, зависнув в нескольких сантиметрах от него. Уотсон тогда в панике подумал, что ещё пару раз вот так и смазка будет течь из него под напором, как струя воды из-под крана.

А Холмс та ещё сволочь! Выровнялся, не глядя поставил тарелку на стол — он смотрел в глаза своего омеги. А после придвинулся, прижимаясь всем телом, так что чувствовался стояк, наклонился к уху и прошептал низким, рычащим голосом:

— Ммм… Это началось… Джон, у меня гон. Я хочу тебя. Очень…

Уотсон всхлипнул. Застонал ему в ухо. А после его спасли только руки гения, которые поймали Джона, когда тот упал на подкосившихся ногах. Но при этом Шерлок разворачивает их обоих и вжимает доктора в стол. Косточки бедер трутся друг друга. Горячие, упругие, тонкие губы касаются жарким поцелуем. Сминают. Выпускают язык, который захватывает территорию. Джон едва ли отвечает. Он вообще больше похож на расплавившееся масло. Будь что будет. Мозги попрощались. Ему хочется только, чтобы его альфа взял его, да поскорее, да посильнее.

Но брюнет действует неожиданно. Он подхватывает светловолосого под коленом, закидывая его ногу на себя, удерживая ладонью, чтобы не соскользнула, не прерывая связь губ. Одежда липнет к телу то ли от пота, то ли от смазки. Брюки решительно против такого наглого закидывания конечностей, и появляется риск разрыва, слишком слабой для рук альфы, ткани. Но Шерлоку это ничуть не мешает потереться вставшим членом сквозь одежду о пах Джона. Они синхронно стонут, а омега закусывает чужую губу. Поцелуй обрывается, но детектив ныряет губами к уху, лижет местечко на лице около мочки и жарко выдыхает в раковину:

— Прости меня. Какой же я дурак.

Заторможенный химическими процессами и гаммой ароматов, Уотсон сначала хмурится, трётся, желая получить ласку, а доходит до него медленно. Прошибает пот, и почти на глазах видно, как выступают на коже капли. Он замер. Он молчит. Ослабела бы хватка рук — забился бы в угол, как загнанный зверь.

— Я знаю, кто ты. Наверное, я идиот, раз додумался сказать тебе такое. Что не хочу встретить свою омегу. Потому что дело не в запахе. Запах — только яркая вывеска. Я понимаю теперь, что значит «истинный» — ты подходишь мне не по запаху и не по группе крови. Джон, ты идеальный омега для меня, — хватка не ослабевает, а шепот становится жарче, пока свободная рука сжимает бедро и ползет вверх, чтобы нырнуть под свитер.

Спорить смысла нет. Мозги не оперируют информацией. Идеальный омега? Он, что ли? Сознание истерично ржёт. Но и до него в таком состоянии доходит. И теперь уже доктор издает парочку истеричных смешков, прежде чем слишком сильные феромоны и гормоны, кружащие голову, слишком сильное волнение, слишком горячий шепот, слишком душная квартира не заставляют Уотсона упасть в обморок.

Шерлок ловит бессознательное тело и меньше, чем через четверть часа, его любимый омега приходит в себя от нашатырного спирта, лежащий на кровати Шерлока, головой на его коленях. По щеке скользнул ветерок, будто ладонью оглаживал. Его альфа побеспокоился о свежем воздухе при силе запахов и распахнул окно.

— Это все правда? — первым делом шепчет Уотсон, рассматривая голубые и такие глубокие глаза напротив. — Ты меня… Любишь? Даже таким?

— Каким, таким? — смеётся Шерлок, и Джону на мгновение кажется, что ему всё приснилось и не было никакого счастливого конца. — Ты такой, какой надо. Ты мой омега. Я люблю тебя, Джон.

Уотсон смеётся, закрывая лицо руками, чем сбивает альфу.

— Прости… Я просто… Это всё, как сказка. Ты, твои слова, а ещё у меня течка… А я сбежать хотел. Шерлок…

— Кстати, о течке. Ммм… Ты не хотел бы отложить душещипательные разговоры на потом? Тем более, не думаю, что в них есть особый смысл. Потому что у меня… Не знаю, от твоего ли присутствия или от чего-то ещё, стоит так… Ммм… Я тебя хочу. Прямо сейчас. И здесь.

И доктор приподнимается, опираясь рукой о кровать слева от Шерлока, бёдрами оказываясь справа, и тянется за поцелуем, который получается ещё более горячий, страстный, жаждущий.