Князь Демонов в красном цветы собирал

Слова демоницы прозвучали громом средь ясного неба, и Се Лянь застыл, не веря своим ушам. Чистый вздор, нелепость! В её словах ни капли искренности, однако не столько правда волновала собравшихся небожителей во дворце Шэньу, сколько повод для волны сплетен, которая не утихнет в ближайший десяток лет.

— Госпожа Лань Чан, прошу, успокойтесь. Между нами ничего такого не случалось.

Се Лянь не ждал, что ему поверят, но тверд был в намерении докопаться до истины. Позволить топтать свою и без того хрупкую репутацию он не мог и явно не для этого привёл Лань Чан в небесную столицу.

— Случалось! — не унималась демоница. — Это точно был ты — Его Высочество наследный принц Сяньлэ!

Излюбленная фраза «Я бессилен» едва не слетела с языка, и Се Лянь вовремя себя остановил. Хватило сполна шепота, разнесшегося внезапно по всему залу; даже те, кто ранее не проявлял никакого интереса к внеочередному собранию, вдруг оживились, вовлекшись в разговор. Неужто и впрямь виноват? Неужто и третье низвержение не за горами?

— Госпожа, — начал принц, пока шепотки не перешли во всеобщее ликование, — хоть я и не святой, но знаю точно, что означает верность всем сердцем и душой. И я с уверенностью могу сказать, что, не испытывая к кому-либо искренних чувств, не мог выйти за рамки дозволенного. Поэтому, госпожа, не стоит необдуманно говорить всё, что взбредет вам в голову.

Ши Цинсюань, как хороший друг, решил его поддержать:

— Подумайте сами: если бы в том действительно была вина Его Высочества, стал бы он собственноручно приводить сюда демоническую сестричку? И почему госпожа Лань Чан признала его только сейчас? Что-то здесь явно нечисто.

Но было ли кому до этого дело? Все пришли поглазеть на шумиху, чтобы первыми быть в курсе всех событий, чтобы потом, нагнетая, интригуя, рассказывать об этом остальным.

На сей раз, видя, что допрос так с мертвой точки и не сдвинулся, вмешался Цзюнь У.

— Сяньлэ, помнится, твой путь совершенствования предполагает чистоту тела, в ином случае это принесет значительный урон твоим магическим силам.

Ши Цинсюань, словно увидев в этом спасительную ниточку, возгласил:

— Истинно так, разве мог Его Высочество избрать другой путь? При одном взгляде на него становится ясно, что он поди и за руку-то ещё ни с кем не держался!

И хотелось бы Се Ляню подтвердить его слова уверенным и чётким «Да», как в памяти вспыхнула мертвенно-бледная рука с изящными тонкими пальцами, чуть прикрытая рукавом красных одежд, на ощупь прохладная, мягкая. И Се Лянь замешкался с ответом, щеки обдал легкий румянец, — и этот румянец для присутствующих означал явное «Нет!»

— Кхем…

Честно признать, Ши Цинсюань этого не ожидал. Однако «подержаться за руку» — действие весьма невинное, и если такое и впрямь случалось с принцем, то наверняка ничего предосудительного это и не подразумевало.

— Если и держался, то точно не целовался ни разу!

Се Лянь рад бы ответить «Да», да только пред глазами водяная лазурь, взволнованные неожиданным нарушителем спокойствия плески, вереница пузырей, сверкающих словно драгоценные хрусталики, а за ними — лицо, прекрасное в своей бледности. Се Лянь вспыхнул краснее макового поля, и небожители восприняли это как «Нет».

На мгновение в зале стало тихо.

Ши Цинсюань, застигнутый врасплох, шепнул по духовной сети:

— Простите, Ваше Высочество, не знал, что подобный опыт у вас имеется. А сразу ведь и не скажешь!

Но могло ли это остановить Ши Цинсюаня? Разумеется, нет! Если и помогать, то до победного конца. Уж в чем-чем, а в одном Повелитель Ветров уверен был точно: Его Высочество девственно чист.

— Ч-что ж, с каждым бывает, мы ведь не знаем, как дело обстояло. Но обет свой Его Высочество не нарушал!

Се Лянь застыл, не в силах что-либо произнести. Поздно. Слишком поздно он вспомнил, что это не так. Вспомнил ту ночь в храме Тысячи фонарей, когда Хуа Чэн, потерявший рассудок, не знал, куда деть колоссальную духовную силу, разрывающую его изнутри. Он не совладал с собой, не знал, что делать, крушил всё вокруг в надежде выплеснуть всё, что накопилось, а принц… Принц просто позволил случиться тому, что случилось. Се Лянь едва успевал дышать, не поспевая за его ритмом. Хуа Чэн двигался то мучительно медленно, словно изо всех сил пытался не причинить ему боль, сдержать свои силы, то быстро до такой степени, что Се Лянь с трудом сглатывал собственные стоны, уткнувшись в сильное плечо.

И едва он вспомнил об этом вновь, захотел провалиться сквозь землю. Исчезнуть, спрятаться на ближайшие восемьсот лет, пока этот позор окончательно не будет с него смыт! Он успел тысячу раз пожалеть о том, что привёл во дворец эту демоницу, не поговорив с ней предварительно, — сделал ведь это так, без задней мысли, из чистого желания разобраться в этой ситуации. А в итоге Се Лянь стоял, приковывая к себе взгляды всех небожителей, и краснел лишь сильнее.

Ши Цинсюань с того момента замолк и больше не сказал ни слова.

Когда толпу взорвалась чередой обвинений, Лань Чан победно усмехнулась, а Владыка, явно не ожидавший от него подобного, недовольно воззрился сверху вниз, Се Лянь в панике возразил:

— Э-это была чистая случайность!

Но каждый эти слова трактовал, как душе заблагорассудится!

— Какая же это случайность! — крикнул кто-то из толпы. — Ответственность нужно нести за свои действия!

— Вот уж точно не ожидал!

— Ладно бы, будь то генерал Пэй, но чтобы Его Высочество…

Се Лянь переводил взгляд с Лань Чан на Владыку, который, похоже, и не собирался помогать, замахал руками, пытаясь оправдаться:

— Это было всего один раз! И с мужч… — потом осёкся, поняв, что ляпнул, уронил лицо в ладони и пробормотал: — с м-мужчиной…

Присутствующие замолкли, словно в единый миг потеряли способность говорить. Что за мужчина? Как давно это было? Почему об этом до сих пор никому не известно? Однако два генерала, кажется, знали, о каком «мужчине» идёт речь…

— Собиратель цветов… — процедил сквозь зубы Фэн Синь.

— …под кровавым дождём! — крикнул Му Цин.

И тем днём Се Лянь в третий раз вошёл в историю небесного царства, на этот раз как «воротящий нос от женщин обрезанный рукав!»