Дару шёл вслед за Бузинной ведьмой Калех и Владом, не задавая вопросов. В конечном счёте он вернулся к самой привычной роли. Дару всегда лишь покорно выполнял то, что ему говорят отец, дядя, даже мама. Однажды в детстве он уже пытался сбежать из дома. Дело было за городом, и Дару по какой-то неясной причине побежал в лес. Всё закончилось тем, что его чуть не съели волки. Его спас отец матери — даже в мыслях не получалось называть этого сурового человека дедушкой — заядлый охотник, как о нём говорили. Сам Дару его почти не помнил, как и тот день, когда решился на побег в первый раз. В голове остался лишь глухой и беспросветный страх, останавливающий Дару каждый раз, как ему снова хотелось попробовать сбежать. Кроме страха, была ещё вина. Ведь в тот день выжил только он один.

Сейчас же, после нового своего побега, Дару снова оказался в опасной близости от возможности быть съеденным. И понял, как же устал от роли молчаливого и послушного исполнителя.

Они прошли по мрачным пустым подземным коридорам и вошли в другой портал, выйдя из-за холма. В надземном мире уже успели сгуститься мягкие розовато-фиолетовые сумерки, хотя, когда они заходили в портал между бузинных деревьев, был день. Всё в той же тишине они направились в сторону рощи. Дару знал Влада не очень долго, но кое-что про него всё же понял: если рядом с ним находится хоть кто-то, молчать дольше нескольких минут он не в состоянии.

— И всё-таки не слишком ли это амбициозная цель — убить весеннюю королеву? Она не обычная сееле ши вроде какой-нибудь цветочной девы.

— Ты недооцениваешь меня, мальчик. Я не рядовая ведьма, едва научившаяся плести простейшие чары, — ответила Калех, окатив Влада презрительным взглядом, — да и Дуан весьма выдающийся юноша.

— В то, что он потомок настоящей Калех, я бы поверил. — Влад проигнорировал её взгляд. — А вот насчёт вас, госпожа Бузинная ведьма, сильно сомневаюсь.

Она помрачнела. Дару не думал, что лицо этой скупой на эмоции женщины может выразить её больше презрения, но у неё получилось. Она явно показывала, что слова Влада настолько глупы, что даже отвечать на них не стоит.

— Весенняя королева сейчас слаба, почти лишившись поддержки детей. Из майского принца плохой воин. Апрельская принцесса в моей власти, я могу убить её в любой момент. Мартовская принцесса восемь лет как мертва.

Влад пытался не реагировать на её слова, но всё же уголок его губ нервно дрогнул, но не тогда, когда Калех грозилась убить апрельскую принцессу, Иву, а на словах про мартовскую.

— К слову о ней, — продолжила Калех безэмоциональным тоном, но Дару чувствовал её тихую радость, вызванную тем, что она смогла найти болезненную тему. — Кто ты ей? Не поверю, что она не позаботилась бы о наследнике для Дома. Так ты её сын или просто ученик?

— Второе, — бросил Влад, глядя только прямо перед собой.

— Врёшь. — Калех даже почти улыбнулась. — Я видела её. Ваше внешнее сходство так сильно, как не у всех человеческих детей бывает с родителями.

Дару мгновенно вспомнил об образе молодой женщины, который он видел в музыкальном зале. Удивительно похожая на Влада, разве что живее и нежнее. Вряд ли это мог быть кто-то, кроме мартовской принцессы, бывшей хозяйки Дома.

— Совпадение. Я стригой, разве великая ведьма этого не чувствует? — Теперь настало время Влада отвечать ей презрительно-насмешливым взглядом.

— Чувствую. Поэтому и хотела понять, как же ты связан с мартовской принцессой, но понимаю твоё желание всё отрицать, смерть её была воистину жалкой.

Дару почувствовал это. Боль вспыхнула в груди так резко, словно ножом полоснули. Хорошо, что он привык прятать все чувства, иначе выдал бы их обоих. Потому что боль принадлежала Владу, была лишь отголоском той, что вспорола его душу (существование которой он так яро отрицал). Видимо, их связь, созданная Домом, передавала ещё и эмоции, но только такие — оглушающе сильные.

— Тут ты права. — Влад улыбнулся, беззаботно разводя руками. — Хорошо, что теперь я вместо неё, правда? Со мной договориться куда проще.

— Ты умеешь расставлять приоритеты, и в дрессуре неплох. Этот мальчик ведь даже не под чарами?

— Он очарован разве что моей красотой. — Влад самодовольно усмехнулся. — Он удивительно послушный.

Дару сделал вид, что не слышит их слов и взгляда Калех, скользнувшего по нему, не чувствует.

— Что он такое?

— Человек, просто проклятый. Забавная румынская безделушка. Вы же тоже такими увлекаетесь.

— Того приколича мне подарили. Отец Дуана купил его у какого-то торговца. Сказал, что он будет охотиться и приносить столько же энергии, сколько отдавал Дуан.

— Но Дуан сам не хотел уходить от вас, потому что вы тоже весьма хороши в дрессуре, — закончил за неё Влад.

Калех кивнула, и от Дару не укрылась нотка самодовольства, мелькнувшая в выражении её лица.

Они вошли в рощу. Под раскидистыми кронами ясеней Дару мгновенно почувствовал себя лучше, будто часть тяжёлой усталости, что снова навалилась на него после битвы с приколичем, сняло с плеч. Он был готов.

Сумерки сгустились, а по земле пополз белёсый туман. Дару подошёл ближе к Владу, надеясь, что выглядит испуганно.

Пройдя немного по роще, Калех замерла. Влад и Дару остановились вместе с ней.

— Выполняй свою часть сделки, — приказала Калех, глядя на Влада, — приведи сюда Дом.

Дару почувствовал, как натягивается невидимая нить клятвы, как она тянет Влада, словно марионетку, заставляя действовать. Он знал, что случится дальше, но почему-то не почувствовал страха. Он посмотрел на Калех, грозную ведьму, которая была во много раз сильнее и опытнее него, и сказал:

— Нет.

— Ты не смеешь открывать рот, когда…

— Как второй Хозяин Дома, я объявляю сделку недействительной, потому что она была заключена без моего участия, — перебил её Дару.

Несколько мучительных мгновений Калех смотрела на него удивлённо. Так, словно с ней вдруг заговорила табуретка, и более того — принялась сгонять Калех с себя.

— Но я выполнила свою часть сделки. — Она совладала с эмоциями, хотя от сдерживаемой злобы вокруг неё звенел воздух.

— Твою часть? Я сказал, что как единоличный Хозяин дам тебе право прохода. Дверь клетки ты открыла сама, в сделке об этом ни слова. — Влад развёл руками и поморщился от боли в повреждённом плече.

В итоге ни одна сторона обязательств не выполнила. Калех поняла, как нагло её обманули, но всё равно попробовала схватиться за нить клятвы, потянуть. И та, не выдержав, со звоном лопнула.

Дару тут же схватил Влада за руку и сделал единственное, что умел — бросился бежать. Но смог сделать едва ли пару шагов. Пространство не поддалось. Обычно дорога сама собой оказывалась под ногами, а реальность расступалась, словно не было никаких преград. Но сейчас перед Дару словно железная стена выросла.

— Вы думали, я так просто вас отпущу? — спросила Калех прежде, чем обрушить на них мощь своей магии.

***

— Ты с самого начала знал, как всё закончится? — спросила Ива, покорно (а что ей ещё оставалось?) идя вслед за Дуаном.

— Смотря что считать началом, — уклончиво ответил он.

Они вышли из подземелья, и теперь вокруг растекался полумрак, мягкие фиолетовые сумерки. До форта фэйри, к которому они шли, было не очень далеко, возможно, именно поэтому Дуан не приказал их перенести. Шуршала роща, и даже шелест листьев казался Иве траурным. Подходящим для печального конца их мрачной сказки.

— Момент знакомства.

Всё действительно начиналось как добрая сказка. Ива сидела на ветвях своего дерева, скрытая ото всех магией и зелёной, касающейся воды небольшого озерца листвой. Именно в этот момент Дуан, тогда ещё смешной тринадцатилетний мальчишка, решил отломать от её ивы ветку. Конечно, сиятельную принцессу Весеннего дома возмутил этот поступок, и она больно хлестнула мальчишку веткой. А тот от неожиданности свалился в озеро. Как оказалось, плавать маленький Дуан не умел. Иве пришлось вытаскивать его магией, пока не захлебнулся. Именно в этот момент он разглядел её в ветвях. После же начал приходить и специально дёргать за ветки, чтобы привлечь внимание. Подружиться хотел. Ива его игнорировала, время от времени отгоняя хлёсткими ударами, когда нарывался. Он даже рассказал ей, что хотелось вовсе не сломать ветку, а просто завязать узел, чтобы желание исполнилось*. Иве эта традиция всегда казалась глупостью, и сам Дуан казался глупышкой, поэтому она просто игнорировала навязчивого мальчика.

А потом Дуан пропал. Ива же, к своему удивлению, поняла, что их шуточное противостояние ей нравилось, и она немного по нему скучает.

Она уж точно не могла предположить, что в следующий раз встретит Дуана среди Диких охотников. Охоту сложно выслеживать, они кочуют по разным землям, но Ива всё же ловила их на некоторых стоянках, просто чтобы проверить, как у Дуана дела (и не съели ли его). Именно тогда она узнала, что Дуан вовсе не задиристый и наглый мальчишка, каким ей казался. Он был мягким, вежливым, обходительным и немного грустным. А ещё отчаянно одиноким и не знающим, как заводить знакомства.

— Нет, познакомились мы случайно, Калех мне этого не приказывала, — ответил Дуан.

Ну хоть что-то в их жизни не спланировано старой ведьмой!

— В таком случае: когда?

— Уже после возвращения на эту сторону.

Из мальчишки в подростка, а из подростка в юношу Дуан превратился на её глазах. Когда ему было семнадцать, он огорчался из-за того, что Ива видит в нём ребёнка. В то время как она сама уже не могла так легко выносить задумчивый взгляд его тёмно-зелёных, как чаща елового леса, глаз. Он был умным, внимательным, заботливым. Она гуляла с ним по Дублину. Дуан завёл её в Национальную галерею Ирландии, где рассказывал о каждой картине, так что Ива не удивилась, когда он поступил на искусствоведческий. Она же, как только Дуану исполнилось восемнадцать, затащила его в Темпл-Бар, где они ходили от бара к бару, пока у Дуана окончательно не подкосились ноги. Ива даже не могла сказать точно, когда влюбилась в него. В тот момент, когда он рассказывал ей о схожести романтических пейзажей Уильяма-Перси Френча и Уильяма Тёрнера? Или в тот, когда он после рокса торфяного виски танцевал с ней на улице, несмотря на начавшийся дождь? Неужели всё это было притворством?

— Калех узнала обо мне, и у неё родился план, или это твоя идея?

— Есть разница? — Дуан шёл чуть впереди, не оборачиваясь, подставляя ей спину, совсем не считая её, нежную весеннюю принцессу, опасной. — Не думай жалеть меня и не ищи оправданий.

Дуан и раньше так говорил: «Не ищи оправданий, ищи причины». Но Ива не могла понять до конца, зачем он помогает Калех. Неужели правда все люди так падки на могущество?

Они остановились перед входом в один из фортов. Дуан шагнул вперёд, но Ива схватила его за рукав.

— Ты ведь понимаешь, что когда мы окажемся на Той стороне, Дикая охота сможет нагнать тебя и убить.

— Всё ещё волнуешься за меня?

Выходит, что волнуется.

Дуан посмотрел на неё, и его глаза показались совсем-совсем чёрными, чернее озёрного дна и безлунной зимней ночи. Ива ничего ему не ответила, лишь выпустила ткань рукава рубашки из пальцев.

— Я всё помню. Будь быстрее Охоты.

Его слова обращались приказами. Будь покорной. Веди к весенней принцессе.

Ива шагнула на Ту сторону, едва коснувшись границы. Шагнула туда, где вечно цвела весна и пели птицы, где жизнь, лилась смехом, светом и звоном. Замерла, на мгновение укрытая шатром ивовых ветвей. Дуан снова вышел вперёд, слишком холодный для здешней зелени и благоухания. Её зимний принц. Его сердце всё ещё было у неё в руках, но этим не убить мгновенно. Он успеет приказать ей остановиться.

Его слова обращались приказами. Если что-то пойдëт не так, а с магией будут проблемы — бей в сердце.

Короткий кинжал с рукоятью из омелы, который дал ей Дуан и который Ива скрыла ото всех, почти обжёг ладонь. Ива сделала шаг к Дуану, он не обернулся.

Его слова обращались приказами. Не думай жалеть и не ищи оправданий. Будь быстрее Охоты.

Ива наконец всё поняла, сложила все части мозаики вместе. Омеловая рукоять была гладкой и холодной. Лезвие острым. Легко вошедшим в чужую спину, точно в сердце, которое Ива так отчаянно желала сделать своим.

***

Дару метнулся в сторону, отталкивая Влада от заклинания Калех. Земля словно обратилась в болото, но Дару всё ещё ощущал остатки странной силы, вдруг вспыхнувшей внутри. Он не мог вырваться за пределы очерченного Калех круга, но всё ещё был быстрым.

— Прости, я… — сбивчиво заговорил он, хватаясь за толстовку Влада. Влад почему-то улыбался.

— Ты умница, Дару, — перебил, не дав договорить. С явным трудом отразил новый удар, рассыпавшийся снопом белёсых искр. — Всё сделал, как надо.

«Ну где же всё? — прозвучало в голове голосом, похожим на дядин. — Должен был сбежать, а даже этого не смог».

Дару дёрнул Влада в сторону. Белая молния пролетела в считаных сантиметрах от плеча. Сила начала покидать тело вместе с уверенностью.

«Винить себя за то, что не смог так легко противостоять двухсотлетней ведьме на её землях? — Другой голос внезапно напомнил о том, кто назвался духом-хранителем. — Это почти высокомерно».

Силы вновь колыхнулись тёплой солнечной волной. Раньше с угнетающими мыслями в голове Дару никто не боролся. Может, он окончательно сошёл с ума, и у него началось раздвоение личности? Если сейчас это поможет ему выжить и спасти Влада, он был не против. В смысле он был за. В смысле он реально хотел этого.

Хотел выжить. Хотел спасти Влада.

Калех стояла в одной позе, почти не двигаясь, даже не открывая глаз. Энергия вокруг неё клубилась белым плотным туманом, размывая её фигуру. От её сложенных рук отлетали молнии, всегда безошибочно находящие их. С каждым разом Дару всё сложнее было уклоняться, ведь Калех словно набирала силу и скорость, а Дару, наоборот, терял, как если бы земля выпивала энергию. Владу же было всё сложнее отражать атаки. Его рана снова открылась, кровь потекла по руке, закапала с пальцев. Калех же не переставая читала заклинание. Дару не понимал слов, но чувствовал, когда она закончит, шансов у них будет мало.

— У нас есть план? — спросил Дару, едва восстанавливая дыхание после очередного скачка в сторону.

— Я позвал на помощь, мы ждём её и пытаемся выжить. — Влад дышал ещё тяжелее и кривился от боли. Кровь капала всё чаще. — Но эта сука закрыла пространство. Никто не может ни войти, ни выйти. Ни её помощники, ни наши.

— И что с этим делать?

— Я думаю.

Звучало не слишком обнадёживающе. У них было не так уж много времени на раздумья. Молния врезалась в выставленный Владом барьер, и Дару показалось, что захрустел не он, а кости Влада. Тот, не удержавшись на ногах, прижался к Дару спиной.

— Она откроет пространство, если испугается меня больше, чем тебя.

У Дару эти слова едва в голове уложились. Калех, почувствовав его способности сбегать, посчитала их опаснее магии Влада. Но как убедить Калех в обратном? У Влада вдруг ярко полыхнули глаза, а уголок губ дрогнул в той самой улыбке, которая не сулила ничего хорошего.

— Убьёшь меня, когда мы выживем.

Дару не успел спросить за что. Одна рука Влада легла ему на затылок, а другая скользнула на щёку. А потом его губы коснулись губ Дару, так и приоткрытых в не сорвавшемся с них вопросе. Кожа Влада была прохладной, лишь чуть-чуть холоднее, чем у Дару, и мягкой. Дару застыл, не понимая, что происходит, как ему реагировать, только в груди вспыхнуло болезненно жаркое смятение. А потом он ощутил, как его энергия стремительно утекает. Владу потребовалось от силы несколько секунд, чтобы выпить едва ли не всё, что у Дару было.

Вот так его вампиризм работает?

Влад оторвался от его губ и —о господи— облизнулся. Дару бы покраснел до корней волос, если бы у него остались силы на смущение.

— Даже жжётся немного. — Влад нервно усмехнулся. Дару сначала не понял, о чём он, а потом заметил всполохи медово-жёлтой и медно-красной энергии, пробегавшие у Влада под кожей. Его энергии?

Сразу две, устремившиеся в них молнии, Влад разбил, даже не оглянувшись. Но они обернулись белым туманом, которым сложно было дышать. Дару почувствовал, как у него кружится голова. Он не знал, из-за тумана или потери энергии. Влад осторожно опустил его на траву. Теперь Дару не то что скакнуть сквозь пространство не мог, шагу бы не сделал. От Влада же, казалось, исходит жар, а ещё сладковатый яблочный запах.

Только мгновение спустя Дару понял, что ему не кажется. Лес изменился. Наступивший сумрак сменился ясным весенним днём, свежим и сияющим, пропахшим цветами и травами. Вокруг, насколько хватало глаз, цвели яблони, усыпанные крупными белыми цветами, точно снегом. Дару понимал, что это место не было настоящим, они никуда не перемещались. Но в то же время всё казалось таким реальным. Прямо как в тот раз, когда он провалился в собственный внутренний мир. Неужели это?..

Калех открыла глаза, брезгливо осмотревшись.

— Затащил в своё сознание? Хорошо. Подчиню тебя изнутри.

Напуганной она не выглядела.

— Вряд ли тебе понравится мой богатый внутренний мир, — хмыкнул Влад. И Дару почувствовал запах гари и накатывающее ощущение тревоги, перерастающее в ужас.

Калех замерла, не закончив магического пасса. Насторожённо заозиралась.

Цветы на яблонях окрасились кроваво-алым, а в следующее мгновение вспыхнули огнём. Пожар охватил всё вокруг за считаные мгновения. Деревья полыхали как факелы. Горящие ветви падали, и зелёная трава загоралась словно сухостой. Дым застилал глаза.

— Что ты делаешь, фоморское отродье? — закричала Калех, заглушая рёв пламени. Вот теперь она действительно испугалась. — Ты убьёшь нас всех!

— Если такова плата за защиту Дома, то убью.

Влад стоял, окружённый ревущим пламенем, стремительно сгорающим яблоневым садом, и на лице его застыла лишь лёгкая спокойная улыбка. Дару бы поверил, что ему не больно, если бы чужие эмоции не били его, словно штормовые волны. Отчаяние, страх, осознание собственной бесполезности, одиночество, отвращение от себя самого, безысходная ярость — вот, чем был этот пожар. И он убивал душу Влада по чуть-чуть с каждой секундой.

Калех попробовала отогнать огонь от себя, но её магия прошла насквозь, не задев. Саму её Дару уже не видел среди дыма и всполохов, она не видела их тоже и больше не могла достать вслепую. Он почувствовал, как Калех пытается вырваться, но то, что Калех назвала сознанием Влада, полностью наложилось на отгороженную ей территорию. Собственная магия не пускала её.

Пламя ревело, жар становился нестерпимым. Дару чувствовал, что задыхается, а кожа болезненно пульсирует. Влад продолжал невозмутимо стоять. Дару напряг зрение и только тогда понял, что его бьёт мелкой дрожью. Захотелось поддержать его, но Дару даже не мог встать.

От Калех докатилась волна всепоглощающей злости, а после стена, отгораживающая территорию, рухнула. Влад рухнул тоже. Свалился, как подкошенный, и только это уберегло его от полетевшего точно в голову заклинания, пущенного со спины. Единственное, что Дару мог сделать — закрыть его собой.

Иллюзия рассеялась, и роща приняла прежний вид, но огонь остался. Он разлился по траве, перекинулся на деревья. Люди, пришедшие Калех на помощь, отшатнулись в первое мгновение, но тут же выставили барьеры. Какой бы внезапно заманчивой ни показалась вдруг идея сжечь здесь всех ведьм, вряд ли им мог навредить просто неуправляемый огонь. Тем более теперь ему могла навредить чужая магия.

Калех отодвинула пламя легко, словно полог отдёрнула. Подол её чёрного платья едва заметно тлел, волосы выбились из пучка, на щеке алел ожог. Она перестала прятаться за маской невозмутимости, теперь в её глазах пылала ярость. Дару попробовал собрать остатки сил и сбежать вместе с Владом, но Калех придавила его к земле своей магией.

— Теперь я заставлю вас принести мне настоящую клятву, — сказала она.

Дару загородил от еë Влада и почувствовал, что давление сконцентрировалось на ноге, словно кость медленно сжимали прессом. Калех хотела не просто сломать её, а раздробить на осколки. Пожар продолжал бушевать. Голоса других ведьм, пытающихся его заговорить, сливались в странный напев. Дым, смешанный с белёсым туманом, душил. Дару ощущал боль отстранённо, сознание едва не уплыло, но сильный удар, словно от пощёчины, привёл его в чувство.

— Клятву, — приказала Калех, а Дару не понимал, что должен сказать или сделать. Влад пришёл в себя и тут же сдавленно заскулил от боли.

— Приносите клятву верности. — Калех занесла руку для нового удара. Дару инстинктивно зажмурился, сжался, пытаясь закрыть собой и Влада. Если он правда позвал на помощь, ей было бы неплохо появиться сейчас.

***

Ива думала о том, как, оказывается, легко вонзить нож в спину того, кого любишь. Они с Дуаном проделали это оба, и оба не могли поступить иначе.

Дуан не закричал, когда клинок вошёл в сердце, хотя это было оглушающе больно. Ива почувствовала почти так же ярко, как если бы вонзила нож в себя. Она тоже не закричала, лишь молча заплакала за них обоих, оседая вместе с Дуаном на ярко-зелёную нежную траву. Сейчас же они сидели рядом под шатром из спускающихся до самой земли ветвей. Ива прижала Дуана к груди, опустив его голову себе на плечо. Было так странно чувствовать щекой тёплую кожу, а дыхание — нет.

Приближение Охоты Ива ощутила сразу. Земля дрожала под копытами коней, слышался лай и вой. Ива не сдвинулась с места. Она ждала.

Предводитель Дикой охоты пришёл один, Ива не услышала его шага, тихого, как падение снега, но ощутила холод его приближения. Она подняла глаза, чтобы посмотреть на того, кто был несравнимо древнее неё, перед кем ей стоило бы замирать в ужасе. Перед тем, кто вежливо склонил голову в знак почтения и признания, когда Ива опустила свою, оттягивая момент пересечения взглядами. Это была далеко не первая её встреча с Йолем, но всё же она каждый раз робела.

— Я прошу вас, как предводителя Дикой охоты, засвидетельствовать смерть вашей добычи, смерть преступника клятвы, данной вам лично, — сказала она, поднимая глаза.

В землях ирландской весны Йоль, дух северных земель Скандинавии, предводитель Дикой охоты, страж самой длинной ночи, выглядел чужеродно. Высокий и поджарый, словно борзая, он нависал над Ивой мрачной тенью. Кожа его была тёмно-тёмно-синей, точно небо самой длинной ночи, лишь на руках от ладоней до локтей кожа белела, покрытая узорами инея. Чёрные волосы спускались по плечам, заплетëнные в тонкие косы, глаза же с чёрными белками и белыми радужками смотрели без всякого выражения. Но Ива выдержала этот немой взгляд.

— Я оказалась быстрее Охоты.

— Ты ведь и сама знаешь, что на самом деле он не до конца мёртв, — сказал Йоль, и от звучания его голоса у Ивы по спине побежали мурашки, — его душа всё ещё в теле.

— Смерть — относительное понятие. — Ива надеялась, что она звучит уверенно. — Нельзя же измерять её только по тому, осталась ли душа в теле или нет. Иначе как вы определите смерть существа, у которого нет души? Он человек, и его смерть стоит определять по человеческим меркам. Его сердце не бьётся, значит, он мёртв.

— Он не настолько человек, насколько вы думаете, принцесса.

К этому Ива не была готова. Он о крови Калех, текущей в Дуане, или Ива ещё чего-то о нём не знает?

— Но он считает себя человеком. Восприятие важно, — ответила Ива, страшась, что заминка вышла заметной.

Йоль ничего не ответил. Выражение его лица было слишком безэмоциональным, чтобы сказать что-то наверняка, но Иве оно показалось скорее заинтересованным, чем жаждущим расправы, потому она решила рискнуть:

— Вы же сами не хотите его убивать.

Хотел бы, не дал бы Иве и слова вставить. Охота скора на расправу.

— Вы убеждаете не меня, принцесса, — сказал Йоль, — а законы.

Праматерь Эриу, это же был настоящий суд! И на стороне обвинения выступали силы, что сковывали даже Йоля, что были древнее даже него. А Дуан просто бросил её одну разбираться с этим и защищать его. Вручая ей кинжал с рукоятью из омелы, он также легко отдал ей свою жизнь. Захотелось растолкать его и отчитать, словно того мальчишку, которым Дуан не был уже много лет.

— И он преступил клятву не по своей воле, потому в качестве расплаты можно принять и неполную смерть. — Ива чувствовала, что этого недостаточно. Она начала ощущать страшное колдовство, которое нависло над ними, словно остриё меча. — Раз клятва была нарушена против воли, он должен получить шанс вернуться и отбыть оставшийся срок в качестве Охотника. Или даже больший.

Она начала торговаться. Ну почему она не родилась в Летнем доме? Лучше них торговцев сложно было найти. Или не в осеннем? Вот уж кто умел запутать словами и нагнать туману. Зато все дети Весеннего дома были бесконечно упрямы в своём стремлении к жизни. Потому Ива не собиралась отступать.

— Не сам Дуан нанёс Охоте оскорбление, а тот, кто похитил его. Но он действовал из благих побуждений, а потому вся ситуация — лишь недопонимание. Своей смертью Дуан приносит извинения. К тому же я успела покарать виновного раньше Охоты и потому могу просить об услуге. И прошу о прощении. Простит ли его предводитель Диких охотников?

Ива вывернула всё так, чтобы теперь прощение Йоля оказалось решающим. А он не хотел убивать Дуана, она была в этом уверена. Ива подумала, что вот сейчас сможет облегчённо выдохнуть. Но не смогла. Незримое лезвие так и продолжало висеть над ними.

— Вы, принцесса, просите о прощении того, кто предал вас, и того, кто намеревался убить Весеннюю королеву. Это ещё два преступления, лежащих на нём.

Невольно прижав Дуана к себе крепче, Ива села ровнее. Показалось, что лезвие меча опустилось ниже, и ей хотелось накрыть Дуана собой, оградить от всего.

— Он пожертвовал жизнью, чтобы не исполнять приказов, данных ему настоящей виновницей. Он позволил убить себя, чтобы не предавать меня и не покушаться на жизнь королевы. Я не держу на него зла.

— Как и я.

Её голос разлился по воздуху серебряным перезвоном, трелями птичьих песен. Она вышагнула из воздуха, сияющая и юная, как сама весна. Её волнистые волосы зеленее свежей травы, которой касались кончиками прядей. Её глаза синее безоблачных небес. Её кожа нежнее лепестков роз. Само её присутствие наполняло воздух светом, теплом и благоуханием. Весенняя королева вышла к ним.

— Приветствую тебя в моих землях, Йоль, давно копыта твоих коней не приминали моих трав, давно лай твоих гончих не тревожил моих птиц. — Она поклонилась в знак приветствия, и Йоль поклонился ей в ответ.

— Прошу принять меня в своих землях как гостя, госпожа птичьих песен, цветочных ароматов и добрых чудес.

— Прошу быть моим гостем, хранитель Самой длинной ночи и предводитель Дикой охоты.

Ритуальные приветствия всегда казались Иве изящными и умиротворяющими, но сейчас, когда над головой её возлюбленного нависала смерть, всё это её лишь нервировало.

— Я, как весенняя королева, — проговорила она нараспев, — настаиваю на том, что этот юноша не просто невиновен, он пожертвовал жизнью ради моей защиты.

Магия дрогнула, словно невидимая вибрация пробежала по воздуху, Ива едва подавила желание сжаться, закрывая Дуана от любой беды. Вместо этого она сказала:

— Я, как апрельская принцесса и хранительница его сердца, настаиваю, что в сердце его не было дурных помыслов.

На самом деле там вообще ничего не было, именно это испугало и сбило Иву с толку. Дуан, вот же фоморский сын, словно отрезал все свои чувства, оставив ей кусок льда вместо сердца. Зато Бузинная ведьма ничего не почувствовала и не усомнилась в его верности. Дуан ведь и остался верен ей до самой смерти, как и предписывала вассальная клятва. Дав Иве нож, он думал навредить не своей госпоже, а себе.

— Я, как предводитель Дикой охоты, принимаю принесённые мне извинения и настаиваю, что наказание должно быть равносильно преступлению, потому Дуан из рода Калех должен отбыть в охоте по году за каждый месяц от прошлого срока.

Четыре года, значит. Иве сложно было сказать, много это или мало на человеческий счёт. Йоль мог запросить и по десятку лет.

Пару мгновений ничего не происходило, а потом всё стихло. Замолкли птицы, и ветер замер, перестав играть листвой. Или это только Ива перестала их слышать? Она чувствовала лишь, как натягивается невидимая нить, держащая меч над ними. Натягивается и лопается.

Ива коротко вскрикнула, прижала Дуана, закрывая собой и древесными ветвями. Сердце замерло, а потом заколотилось болезненно быстро. Несколько мгновений Ива провела в ледяном оцепенении, ожидая боли или ощущения окончательной смерти Дуана, но почувствовала лишь, как чужая магия заставляет ветви разойтись, как рука матери касается плеча.

— Всё кончилось.

Ива опасливо огляделась. Мир стал прежним. Снова запели птицы, снова ветер ласково касался её кожи. Дуан всё также балансировал на хрупкой грани между смертью частичной и окончательной.

— Я не знаю, что мне теперь делать, — честно сказала Ива, — как его оживить. Этот клинок, он же должен был запечатать часть его жизни в себе, да?

Омела — символ жизни и смерти, тесного их сплетения. Ива слышала об омеловых клинках, способных запечатать в себе осколок чьей-то жизни, но они были столь редки, что даже она, принцесса фэйри, была уверена: вряд ли нечто подобное попадёт ей в руки. Потому не сразу поняла, что это не обычный кинжал с нанесённой на него магией. Откуда подобная вещь у Дуана?

— И запечатал, — ответил Йоль, — теперь часть его жизни навсегда останется в кинжале. Тело же его умерло, и это тоже не выйдет отменить без последствий.

— О чём вы? — осмелилась спросить Ива.

— Смерть всегда обнажает суть.

А какую, ей, видимо, предстоит узнать самой.

— Ещё одна часть его жизни находится в твоих руках, — мягко напомнила мама. — Потому, как вернуть его к жизни, не знает никто, лучше тебя.

Сердце — лишь обозначение для одного из энергетических центров. Того, где рождаются чувства и магия. Самого сильного, самого пылкого. Самого живого. Именно он принадлежал сейчас Иве.

Она могла попробовать вытащить клинок и вернуть сердце Дуану, а дальше понадеяться на собственные навыки целителя, на его силу и благословенное влияние земель весны. Но вдруг этого не хватит? Дуан, побледневший, истощённый, казался ей таким хрупким, словно сделанным изо льда, который вот-вот растает под здешним солнцем.

— Если он очнётся, вы тут же вернёте его в ряды охотников? — спросила Ива, поднимая голову, заглядывая в чёрно-белые глаза Йоля, холодные, как зимняя стужа.

— Нет. Он будет слишком слаб. Я вернусь за ним, когда посчитаю, что в нём будет достаточно сил для Охоты.

Ива благодарно склонила голову, понимая, что Йоль оказывает Дуану милость.

— Теперь же, — сказал Йоль, — я благодарю весенние земли за гостеприимство и покидаю их, чтобы гнаться за другой добычей.

С этими словами Йоль исчез, а Ива, облегчённо выдохнув, вновь посмотрела на Дуана.

Ива прощупала его энергетическое сердце, ощутила глубокую трещину, прошедшую по нему. Боль копилась внутри годами. Невозможность противиться приказам Бузинной ведьмы. Боязнь разочаровать отца. Обида на ушедшую мать, смешанная с тоской. Вина за то, что не может рассказать Иве всей правды. И одиночество. Так много одиночества. Омеловый клинок лишь надломил сердце, позволив чувствам обнажиться, а Ива, схватившись за края раны, разломила сердце надвое. Позволила ему истечь болью. А потом разломила своё, снова едва не вскрикнув. После же Ива сложила по половинке от каждого сердца вместе, позволила срастись и вложила новое сердце Дуану в грудь, одновременно вынимая кинжал.

Кровь окропила землю. Ива уложила Дуана на траву, чувствуя, как в неё течёт его смерть, но в то же время и магия, которой он сейчас не мог управлять, а вот Ива могла. Сила Дуана была похожа на ту, с которой рождаются фэйри Зимнего дома, а никто лучше них не умеет управляться со смертью, также как никто лучше детей весны не умеет управлять с жизнью. Ива взяла себе часть от каждой из этих сил и принялась плести колдовство, усыпляя смерть и призывая жизнь. Земля, напоенная магической кровью, легко отзывалась на просьбу поделиться своим волшебством.

Как зима уступает моей весне,

Милый, милый, вернись ко мне.

Да как ясный день побеждает ночь,

Так я смерть от тебя отгоняю порч.

И как песней станет капелей звон,

Так пусть смерть твоя обратится сном.

И как птицы рвутся свободно ввысь,

Так легко и ты, милый мой, проснись.

Дуан не проснулся, но веки его дрогнули, а сердце забилось, робко и тихо. Ива чувствовала, что раны, оставленные кинжалом, зажили, что смерть, успокоенная, заснула, свернувшись словно змейка, пригретая весенним солнцем. Сама Ива опустилась на траву рядом с Дуаном и, слушая его тихое дыхание, заснула. Последнее, что она почувствовала — как магия матери укрывает их зелёным пологом.

***

Дару ожидал удара, но его не последовало. Вместо этого закричала сама Калех, отчего Дару распахнул глаза.

Белый волк вынырнул прямо из огня и впился в руку ведьмы. Послышался мерзкий хруст, с каким предплечье вывернулось из сустава. В это же мгновение из волчьей тени вылетела крохотная белая птичка, та, что Дару видел около портала. Она схватилась клювом за цепочку, держащую алый кристалл на шее у Калех, и эта цепочка лопнула, словно гнилая верёвочка. Птичка взмыла в небо, а волк отпрянул, уходя от волны магии. Дару же понял, что силы ведьмы резко схлынули. Без камня она оказалась и вполовину не такой могущественной.

Волк, не теряя ни секунды, бросился на Калех снова, оттесняя её куда-то в глубь пожара. Но Дару даже не успел не то что облегчённо выдохнуть, понять, что происходит, как в него полетели заклинания других ведьм.

Тень взметнулась, поглощая их. Дару окончательно перестал понимать, что происходит, потому что это была та самая тень, которая напала на него, когда он ступил на след приколича. Чья-то рука легла на плечо, и Дару не нашёл в себе сил даже вздрогнуть.

— Живые? — спросила незнакомая, но очень похожая на Хейта девушка.

— Нет, — слабо отозвался Влад.

— Да я сам тут со страху чуть кони не двинул, — сказала птичка, обернувшись парнем, не старше Дару. У него была странная, зеленоватого цвета кожа и тёмные, волнистые, похожие на водоросли волосы, выбивающиеся из недлинного хвоста. Он озирался по сторонам, глядя на всё большими испуганными глазами неопределённого болотного цвета. — Что здесь вообще такое происходит-то?

Дару был с ним очень солидарен.

— Обычные ведьмовские разборки, судя по всему, — пожала плечом девушка, кутая их в тень, которая то и дело прорывалась брешами из-за влетевшей в неё магии.

— Вы кто такие? — спросил Влад, с трудом садясь. Значит, они не та помощь, которую он позвал.

— Я Ручеёк, — тут же ответил парень, — а это Сколь. Мы с Хейтом. А вы тут что устроили?

— Зажгли, — отозвался Влад, тяжело приваливаясь к плечу Дару. Его всё ещё колотило.

— Огонь вечеринка.

— Тема вечера — испанская инквизиция.

Дару стало спокойнее. Если Влад отшучивается, значит, не более мёртв, чем раньше.

— Нормально, что мы Хейта одного отпустили? — Это Ручеёк спросил у Сколь.

— С Хейтом никогда ничего не бывает нормально, — ответила Сколь, наскоро латая очередную брешь. — Он потерял много сил, но очень хочет отгрызть этой ведьме лицо. Лучше пока не лезь ему под горячую руку… лапу… пасть.

Ручеёк кивнул, плотнее прижимаясь к Сколь.

— Спасибо вам, — с трудом выговаривая слова, сказал Дару.

Сколь кинула, Ручеёк отмахнулся.

— Поблагодаришь, когда выберемся. — Ручеёк снова посмотрел на Сколь. — Отсюда вообще можно сбежать?

— Ведьма спутала все тропы, — сказала Сколь, напряжённо хмурясь. Всё же поддержание теневой защиты давалось ей тяжело. — Если Хейт её загрызёт, проблема решится. Но я бы не рассчитывала. Я думаю. Поделишься энергией?

Ручеёк молча протянул ей ладонь. Сколь схватилась, и энергия потекла от него к ней.

«То есть целоваться было необязательно?» — отстранённо подумал Дару, не понимая, возмущает ли его этот факт или нет.

Сколь вдруг сдавленно вскрикнула, вскинулась, глядя куда-то в пылающую дымную даль.

— Что случилось? Что-то с Хейтом?

Сколь не ответила, так и застыла, с расширившимися от страха глазами. И вдруг всё стихло.

***

Хейт чётко знал одно: он отгрызёт блядской ведьме лицо, чего бы это ему ни стоило. Огонь мешал ровно настолько же, насколько и помогал. Дышать было отвратительно тяжело, голова раскалывалась от тупой боли. Но, покрыв шкуру льдом, ожогов Хейт не получал. В отличие от ведьмы, которую удавалось ронять прямо в огонь. Хейт начинал понимать инквизиторов. Сжигать ведьм действительно весело.

Окунаясь в пламя, ведьма закрывалась магией, но огонь всё же успевал куснуть её за открытый участок кожи или прожечь ткань платья. Хейт же пытался достать когтями и зубами. Вцепиться так же удачно, как в первый раз, уже не выходило, но Хейт атаковал, не переставая, надеясь истощить её раньше, чем сам свалится от усталости.

Он кидался на неё волком, рвал скользящим укусом кожу, уходил от заклинания вниз, обращаясь змеёй, снова становился волком, бросаясь со спины. Взмывал вверх птицей, падал камнем, перекатывался по земле человеком, быстро проговаривая слова проклятия и вычерчивая в воздухе знаки. Калех отбрасывала его назад, сдирая проклятье, вместе с куском энергии, в которую то впилось.

Хейт бы вымотал её. И плевать, что лёгкие горели, а всё тело ныло от усталости и пропущенных ударов. Хейт бы смог. А потом вгрызся зубами ей в челюсть, отрывая от лица.

Смог бы, если бы не вмешались ещё две блядские ведьмы. Одна запечатала его в волчьем обличье, а другая придавила к земле. Если бы здесь была Сколь, она бы помогла. Но Хейт сам сказал, что разберётся. Вот идиот.

Калех пошатнулась, а потом вонзила в него убивающее заклятье. Хейт почувствовал, как его раздирает изнутри. Он подавился собственным болезненным воем. Умер бы мгновенно, если бы ведьме хватило сил, а так она, остатками своей магии, выжимала из него жизнь, словно сок из яблока.

Хейт рванулся, вцепился зубами в ногу Калех, но она не потеряла концентрации, а другая ведьма оттащила его назад, разжав челюсти. Хейт забился из последних сил, почувствовал, как сознание Сколь потянулось к нему, но вдруг всё стихло.

Разом. Боль отпустила. Огонь потух. Даже дым улёгся. Хейт поднял взгляд и увидел, как за спиной Калех возвышается тёмная фигура, наполненная такой силой, что Хейт не осмелился подняться. Так и замер, припав к земле, хотя больше его ничего не держало. Калех же, наоборот, словно сковало льдом.

У существа, облачённого в чёрные охотничьи одежды, была тёмно-синяя кожа и белые, покрытые изморозью руки. Чёрные глаза с белыми радужками взирали бесстрастно, а голос, холодный, как льды Исландии, проговорил:

— Бузинная ведьма, ты обвиняешься в покушении на жизни Весенней королевы и апрельской принцессы. Я доставлю тебя на суд Великих домов.

Хейт наконец понял, кто перед ним. Йоль — древний дух самой длинной ночи и предводитель Дикой охоты. Уши сами собой прижались к голове, древний суеверный ужас, заставил распластаться по земле. А вдруг у Йоля и к Хейту есть претензии?

«Боги Асгарда, — подумал Хейт, — не то чтобы я очень вас почитал, но, пожалуйста, пусть он заберёт только ведьму».

Глаза Йоля обратились к Хейту, и из горла едва не вырвался позорный скулёж. Захотелось провалиться обратно в тень. Йоль отвёл взгляд, посмотрев на ведьм, и только этого хватило, чтобы они отпрянули, рухнули на колени и забормотали что-то о том, что их заставили. Йоль их не слушал. Он продолжил осматривать поле битвы, а точнее, обгоревшие остовы рощи, задержал взгляд на ком-то ещё на пару мгновений, а потом исчез так же стремительно, как и появился, забрав с собой Калех.

Хейту было немного обидно, что он не смог отгрызть ведьме лицо, даже руку не до конца оторвал, но если она нужна Дикой охоте, то пусть Йоль её забирает, конечно, ему нужнее. Ебал Хейт связаться с околобожественными сущностями. Хейт вообще всё ебал. Кроме тех объятий, в которые заключила его налетевшая, словно ураган, встревоженная Сколь.

***

Когда Сколь замерла, Дару посмотрел в ту же сторону, что и она. Огонь потух, и дым улёгся, всё вдруг разом стихло, словно онемев. Дару увидел высокую тёмную фигуру, стоящую за спиной Калех, замершей с перекошенным от ужаса лицом.

— Йоль, — выдохнул Влад со смесью трепета, восторга и ужаса. — Я звал Охоту, но не думал, что он сам придёт.

— Это хорошо или плохо?

— Хорошо. Бузинная ведьма больше не наша проблема, — ответил Влад, придвигаясь к Дару ещё ближе, утыкаясь лбом в изгиб шеи. — Всё хорошо.

Голос его заметно дрожал.

Стоило только Йолю исчезнуть вместе с Бузинной ведьмой, как всё отмерло. Сколь и Ручеёк бросились к Хейту. Ведьмы, поддерживающие Калех, кинулись кто куда. Только Дару и Влад так и продолжили сидеть на пепелище среди сгоревшей травы и чёрных остовов деревьев. Теперь эта роща напоминала тот сад, что сгорал где-то внутри сознания Влада. Осталось ли от него сейчас такое же пепелище? Насколько ему на самом деле было больно сжигать себя изнутри? Откуда у него, такого беззаботного и дурашливого, в душе такое?

Плечи Влада дрогнули, когда Дару провёл по ним рукой. Влад хотел что-то сказать, но из горла вырвался только полузадушенный всхлип. Влада затрясло сильнее, словно вся боль, которую он испытал, теперь рвалась наружу, а он зачем-то из последних сил пытался её сдерживать. Дару не знал, как обращаться с людьми в подобном состоянии. С нелюдьми — тем более. Поэтому он сделал так, как всегда делала мама, когда ему было плохо: обнял Влада, продолжая медленно гладить по спине и растрепавшимся волосам.

— Здесь безопасно, и никто не услышит, — зачем-то сказал Дару.

Влад вздрогнул, словно у него внутри сломалась последняя линия защиты. Он вжался лицом в плечо Дару и тихо зарыдал. Дару же продолжил держать его в объятьях, чувствуя, как собственное сердце болезненно рвётся, и вместе с тем ощущая облегчение оттого, что всё наконец-то кончилось.