Пускать кого-то к себе оказалось странно. У Роза за всю жизнь не было такого опыта, потому что сначала пускать было некуда, потом некого. Ручеёк, конечно, заходил — его в принципе сложно куда-то не пустить, если он решил, что ему надо, — но здесь другое. Щегла ведь нужно пустить не посидеть пару часиков, а жить. Значит, лишиться ради него с таким трудом отвоёванного уединения в комнате, которую даже можно было назвать своей.

— Ну, в общем, здесь я живу, — сказал Роз, махнув рукой на полузаваленный хламом чердак.

От Щегла можно было ожидать примерно любой реакции. Вплоть до того, что он оскорбится от вида груд сломанных вещей, запаха пыли и влажного холода и выбежит наружу. Щегол не оскорбился. Обвёл пространство заинтересованным взглядом. Сделал пару шагов вперёд и вдруг покачнулся, словно только сейчас осознал, сколько джина — в одиночку, гад! — выпил и решил опьянеть. Хотя Роз подозревал, что дело как раз в обратном. Действие усилителя кончилось.

Щегол приложил одну руку к виску, второй отстранённо провёл под носом. Даже не заметил, что на ладони осталась кровь. Роз хотел подхватить его и… на самом деле он понятия не имел, что «и». Терновника у него больше не было, а как ещё подпитать фэйри он, понятия не имел. Щегол же тоже вряд ли мог ему что-то объяснить. Впрочем, он, кажется, и в помощи никакой не нуждался.

Сделав ещё несколько уже более уверенных шагов, он прошёл до кровати и рухнул на неё лицом вниз.

— Эй! — возмутился Роз. — Это моя, вообще-то!

Второй здесь и не было.

Щегол на окрик никак не отреагировал.

— Ты там не помер ведь? — Роз нагнулся чуть ниже и расслышал тихое, заглушаемое подушкой сопение. Роз знал, как ощущается приближение смерти, чуял её на других пару раз. От Щегла ничем подобным не пахло. Обычное измождение. И всё же: — Ты так задохнёшься, придурок.

Взяв Щегла за плечо, Роз перевернул его набок. Вроде так было правильно, чтобы он собственной кровью не захлебнулся. Наволочку, он, сволочь, кстати, испачкал. Роз цыкнул языком, демонстративно вздохнул — было бы перед кем, Щегол продолжил спать как убитый — и полез в ящик стола за салфетками. Не влажными, а самыми обычными, спёртыми из столовой на всякий случай. Видимо, на случай того, что фейская принцесска будет тут кровью истекать.

Извлечь воду из воздуха, чтобы чуть смочить салфетку, не составило труда. В принципе сейчас было так влажно, что, возможно, если бы Роз просто помахал салфеткой без всякой магии, результат был бы тот же.

Он вытер кровь, к счастью, она довольно быстро остановилась. Салфетку же стоило сжечь — наволочку по-хорошему тоже, но у Роза другой не было, придётся просто отстирать — потому что сложно так сразу сказать, насколько сильна кровь Щегла и кого она может сюда привлечь. Пахла она приятно. Но Роз заставил себя об этом не думать, с большим трудом призывая огонь и растирая салфетку в пепел.

***

Сколько себя помнил, Роз ненавидел делиться. У него никогда не было ничего своего, но отдавать хоть часть чего-то, что уже попало тебе в руки, было мучительно. Делить с кем-то пространство Роз тоже ненавидел, хотя его соседи в человеческих детдомах были ничего такие. В сравнении с фэйри особенно.

Потому что жить с фэйри в одной комнате — невыносимо, спать с фэйри в одной комнате — опасно для жизни.

Его первый сосед ставил над Розом эксперименты. В первый раз Роз проснулся головой в тазу с водой. Сосед — фэйри-полукровка — удерживал его в воде, не давая вынырнуть. Потом сказал: «Было интересно, задохнёшься ли ты, появятся ли у тебя жабры». Жабр у Роза не было, но и задохнуться в воде он не мог.

Второй раз проснулся от того, что к голой коже на шее приложили железо. Обычно оно действует на Роза не так уж сильно, но это, видимо, было специально зачарованным. Оно жгло так, что Роз заорал, но сосед лишь сильнее вдавил железный прут в кожу, сам держа его через несколько слоёв ткани. Роз тогда едва спихнул его с себя, а потом они подрались. В процессе драки Роз чуть не лишился глаза, а сосед схлопотал перелом ребра. Потом он говорил, что хотел проверить, как на Роза действует железо. Ему было интересно. Роз ответил, что в таком случае ему было интересно, сломается ли ребро, если по нему хорошенько пнуть несколько раз. Сосед покивал так, будто это действительно была вполне понятная для него причина.

Их расселили, но с того момента Роз решил, что хватит с него. Из детей «добрых соседей» соседи на самом деле получались так себе. Поэтому всех остальных Роз доводил сам всякими бытовыми мелочами (вроде потопов), пока его наконец не отселили на чердак, словно безумную жёнушку какого-нибудь графа.

Чердак был нежилым — сырым, холодным и забитым хламом. Заведующая явно оказалась в безвыходном положении, раз решилась поселить Роза рядом со столькими легковоспламеняющимися вещами. Но бывшие соседи уж слишком яро требовали отселения, а когда имеешь дело со сворой разгневанных полукровок, проще дать им то, что они хотят. Впрочем, крыша здесь подтекала, так что, чтобы устроить пожар, Розу пришлось бы постараться.

Но если у Роза текла крыша в прямом смысле, то у доброй половины местных обитателей — в фигуральном. У кого-то заскоки были довольно невинные, вроде клептомании или невероятной способности забивать всё пространство вокруг цветастым хламом. Но были и те, с кем большинство местных — включая преподавателей и воспитателей — предпочитало не связываться.

Поэтому одиночество было ещё и гарантом безопасности. Так что Роз надеялся, что от Щегла неприятных сюрпризов не будет. Не может же он держать птичку на улице. Щегол же теперь вроде как тоже его.

Следующим утром Щегол проснулся. Это уже было неплохо, но Роз, в итоге позорно отрубившийся за письменным столом, не настроен был радоваться. Спина болела, голова и шея тоже, всё тело затекло.

Щегол же медленно сел, отрешённо потёр нос, сонно моргнул, завис на минуту, глядя в пол, клюнул носом, чуть снова не заснув, встрепенулся и перевёл взгляд на Роза.

— Слушай сюда, — недовольно начал он, — делить постель я с тобой не намерен.

Щегол пару раз хлопнул ресницами. Роз понял, что фраза прозвучала несколько многозначно, но останавливаться было уже поздно.

— В смысле если ты не достанешь ещё одну кровать, то спать придётся по очереди. Я всё равно на большую часть дня ухожу, так можешь в это время спать.

Между прочим, очень широкий жест. Кровать, которую Роз нашёл здесь же, и починил, приделав новую ножку, была довольно широкой, так что они поместились бы и вместе, но Роз действительно не собирался подпускать к себе кого-то настолько близко.

Щегол всё так же продолжал смотреть на Роза едва осмысленным остекленелым взглядом.

— Вот сейчас я ухожу, — сказал Роз, — можешь спать.

Как по команде Щегол снова отключился. Рухнул, раскинув длинные ноги и руки. Золотая цепочка, выглядывая из-за оторванного края штанины, обвивала лодыжку двумя петлями. Одна из них болталась обманчиво свободно. Роз потянулся было, но отдёрнулся, когда цепь вдруг извернулась, словно живая змея, и прижалась плотнее, обвивая белую кожу третьей петлёй.

***

— Ты вообще знаешь, что он такое?

Роз моргнул и оторвался от бездумного рассматривания капель на оконном стекле. Дождь уныло моросил уже неделю, время от времени сменяясь ливнями, так что всё поле перед школой давно бы превратилось в одно сплошное болото, но кто-то своей магией то ли укреплял землю, то ли отводил воду. Роз хотел понять, как именно работает эта магия, пытаясь — возможно, из чистого упрямства — приложить к чуду логику. Так что вопрос Ручейка застал его врасплох.

— Фэйри, — ответил он после короткой заминки, потому что речь шла, очевидно, о Щегле.

— Фэйри — понятие расплывчатое. Аморфное. Неконкретное. А неконкретность, брат мой, опасна, когда имеешь дело с фэйри.

Роз обернулся. Ручеёк смотрел на него с тем самым видом, когда у него была какая-то мысль, но ему хотелось, чтобы Роз сначала сам помучался, а потом спросил его мнения.

— Порази меня. — Роз скрестил руки на груди.

Ручеёк огляделся и пригнулся чуть ближе к Розу, будто остальным было до них хоть какое-то дело.

— Он ганконер, — объявил Ручеёк торжественным и взволнованным шёпотом.

Роз прыснул со смеху.

— Зря ты ржёшь. — Ручеёк насупился. — Как бы плакать потом не пришлось, мой в высшей степени неразумный брат, пускающий под свою крышу кого попало.

Обвинения Ручейка были беспочвенны. Кого попало под свою крышу Роз не пускал ни в прямом, ни в переносном смысле.

Они прожили вместе почти неделю. Вёл ли Щегол в это время себя подозрительно? Все фэйри были подозрительны по сути своей и потому, как бы они себя ни вели, будили чувство тревоги. Вёл ли он себя подозрительно сверх меры? Нет. Более того, он даже почти не мешал. Наверно, всё дело в том, что он немой. Лучшее его качество.

Худшее же заключалось в бесконечном желании копаться в валяющемся на чердаке хламе, видимо, со скуки. Выползал он из этого хлама весь в пылище, которая теперь на него всё же липла, поэтому приходилось давать ему свою одежду… которая была немного не по размеру. И если со свободными длинными футболками проблем не было, то джинсы оказались коротковаты. И дурацкие выглядывающие лодыжки Щегла постоянно напоминали о проклятой разнице в росте.

— С чего ты решил, что он ганконер?

— Терновник, мой не верящий брат, всё из-за него. Всем известно, что именно терновник придаёт силы ганконерам.

— Как и большинству других фэйри.

— Да, но ганконеры особенно любят терновник, — настаивал Ручеёк.

— А по-моему, они любят полянки с цветами, — фыркнул Роз, — даже если он ганконер, что он мне сделает? Глазки построит? Подкатит? Переживу как-нибудь.

— Ганконеры потому называются ласковыми любовниками, что зачаровывают свою жертву. Навеянная любовь сводит с ума, намертво привязывая к ганконеру и делая жертву его рабом, — процитировал Ручеёк как по учебнику.

Роз задумался. Он никогда не относился к гаконерам как к серьёзной угрозе. Но, пожалуй, совсем уж списывать их со счетов тоже не стоило. Был ли похож Щегол на «ласкового любовника»? Перед внутренним взором тут же всплыло его смазливое лицо. Раздражающе красивый, изящный в каждом своём движении. Пожалуй, он тянул на девичью грёзу.

— Даже если Щегол вот это вот самое, — сказал Роз, подбавив в тон скепсиса, — мне-то что? Я не слишком похож на нежную деву. Проблема только, если он их на мой чердак водить начнёт.

Ручеёк покачал головой.

— Ты не знаешь, что такое любовная одержимость, Роз.

— Я не западу на парня. Я не из таких.

Ручеёк развёл руками, признавая поражение. Но Роза всё равно почему-то потянуло положить хотя бы одну рябиновую ягодку себе в карман.