В гостиной дома семьи Сагара не стихали оживлённые разговоры, Кеншин в перерывах между ними пытался сыграть что-нибудь на маленькой флейте — получалось средненько. Каору не спеша ела рисовый кекс, а это лакомство Мегуми готовить большая мастерица. В её руках любая обыденная пища превращалась в кулинарное чудо. Иногда Каору приходила к своей подруге, переписывала под её диктовку рецепты в специально для этого заведённую толстую тетрадь и под её же, Мегуми, руководством училась готовить. Хотелось ведь госпоже Химуре побаловать мужа и трёхлетнего сынишку Кендзи. Даже Яхико, подтрунивающему над неумением мастера Камия Кашин готовить, пришлось признать, что еда Каору за последний год стала съедобной и даже вкусной. Признал это и Саноске, но всё равно ничего вкуснее того, что готовит Мегуми, для него не было. Ни в браке, ни в гурманном плане он ей никогда не изменял.

Мегуми, Кеншин и Каору сидели за низким деревянным столиком, беседуя и попивая ромашковый чай, закусывая кексами. Четыре штуки отложили для Сано и Цунана. Взяли супруги Химура с собой к подруге в гости и своего маленького рыжика Кендзи — будущего преемника материнского боевого стиля. Хотя, кто знает? — может, захочет параллельно изучать отцовский стиль Хитен Мицуруги. Но сейчас мальчонке пока рано забивать этим свою рыжую головку, ведь он ещё так мал — всего три года, успеет определиться к тому дню, когда станет постарше.

У людей обычно есть внутренний стержень, у Кендзи роль этого стержня играло волшебное шило, не дающее спокойно сидеть на месте. С перепачканными губами и ручонками шоколадом — гайдзинская [иностранная] сладость, прибережённая для него Мегуми, — он то теребил мать за персиковое кимоно с хризантемами, жутко заляпав одеяние Каору, то неуклюже влеплял ей в щёку исполненный сыновьей нежности поцелуй — теперь уже Каору приходилось оттирать от шоколада не только своего милого сынка. С напускной строгостью отчитывала она малыша, скорее для вида сетовала на испачканное кимоно.

«Ну, Мегуми, погоди! Исполнится твоему с Сано ребёнку три года…» — не давала эта мысль покоя Каору.

Мегуми любила Кендзи так, как любила бы своего племянника. Всегда баловала, припрятывала для него что-нибудь лакомое. Только не Мегуми потом отмывать мальчишку и отстирывать одежду от шоколада…

Доставалось и Кеншину — маленький рыжий чертёнок дёргал отца за волосы и заплетал ему тоненькие косички. Бывший хитокири посмеивался, трепля неугомонное дитя по волосам и шутя жалуясь, что теперь ему голову дома придётся долго отмывать, как и заниматься стиркой. На этом малец не успокоился: с милой бесцеремонностью забрался к папе на колени, став щипать его за нос и растягивать щёки в разные стороны, как-то коварно хихикая… Или его родителям с Мегуми так показалось? Он же совсем малютка…

Что до Мегуми, то она с мечтательной улыбкой на губах, накрашенных тёмно-красной помадой, наблюдала сию идиллическую картину. Гладила изящной белой рукой свой живот, который уже был хорошо заметен. Четвёртый месяц, ждать рождения ребёнка ещё пять. Мегуми ласково взирала на Кендзи, погладившего Кеншина маленькой ладошкой по левой щеке, шрам в виде креста на которой затягивался. Подобно этой старой ране на щеке, затягивались раны на душе Химуры. Любовь жены и сына, тепло друзей, которыми они окружили его — вот что стало лучшим лекарством для оставившего путь убийцы много лет назад мужчины.

Мегуми больше не завидовала Каору из-за того, что у той есть: она сама уже два года замужем за очень хорошим человеком, с чистой душой и добрым сердцем — при всех его простецких привычках и никуда не годных манерах, который так пылко и преданно её любит, забывший ради жены свой прежний образ жизни. Всегда поддержит и выслушает. Пригреет, когда так хочется тепла и ласки, и поднимет настроение, заметив, что она загрустила. Чтобы обеспечить её и будущего ребёнка, трудится санитаром в больнице доктора Огуни, где Мегуми работала врачом задолго до беременности. Куда ей работать допоздна с пациентами и бумагами в столь деликатном положении? Попутно Сано изучал медицину и фармакологию — проснулся интерес к профессии жены. А вот Мегуми вернётся к любимому делу всей её жизни ещё очень нескоро.

Она не питала зависти к бывшей сопернице, которая стала для неё лучшей подругой. С появлением на свет ребёнка то же, что есть у Каору, будет в полной мере и у неё. Молодая женщина, прозванная любя своим мужем Хитрой Лисицей ещё задолго до дня свадьбы, навеки связана красной нитью с тем, кто любит её и кого — подбрасывает ведь жизнь сюрпризы! — любит она сама. Более счастливого стечения и не придумаешь. Радость вместе со своим супругом растить зачатого и рождённого в любви ребёнка? Она познает её через пять месяцев.

Видя порою, как Сано охотно играет с Кендзи, развлекая это рыжее неугомонное создание — так похожее во всём на Кенси, Мегуми была уверена: из Лохматого дурня, как она иногда нежно именовала мужа, выйдет прекрасный отец. Для их сына или дочери — не так уж и важно. Но если у ребёнка будет характер Сано, лучше ему родиться мальчиком. Собирающая на хвост все неприятности и драчливая девочка — настоящая ходячая катастрофа.

Сано в гостиной с женой и семьёй Химура не было — в свой выходной он с раннего утра занимался тем, что расписывал потолок и стены с Цукиокой Цунаном в комнате, специально пристроенной для будущего сына, а может и дочери. Молодого мужчину пол ребёнка крайне мало волновал.

Из всей их дружной компании только Цунан, Мегуми и Сано умели красиво рисовать. У Мегуми, как и у Цунана, талант к рисованию проявился ещё в детстве. Сано же научился этому у друга. Госпожу Сагару от столь ответственной и творческой работы — роспись комнаты — отстранили. Не пристало беременной женщине по стремянкам лазать и стены с потолком расписывать. Убереги Ками от такого несчастья, ещё упадёт — и здравствуй, выкидыш…

Досаду от того, что она не участвует в общем деле, Мегуми переживала недолго — визит друзей поднял ей настроение.

Смотреть на то, как шустрый пострел Кендзи тормошит родителей, очень даже весело. Этот мальчуган с незабвенным шилом в одном месте любил подёргать за волосы папу или Сано с Яхико, а те ничего, стоически терпели. Пройдёт время — и она с Сано тоже забудет надолго о тишине и покое. Мегуми часто задумывалась, какой нрав будет у её с мужем крохи. Но что-то подсказывало, дитя унаследует лучшие черты родителей вместе с их маленькими недостатками.

Кендзи какое-то время сидел у отца на коленях и мучил флейту, извлекая из неё жуткие звуки. Кеншин старательно делал вид, что его это до зубовного скрежета не доводит, к его чести, очень успешно вид делал. Каору и Мегуми оказались не такими стойкими. Обе женщины крепко зажимали уши. Тяга трёхлетнего озорника к прекрасному — поистине страшная сила, никого не щадящая на своём пути.

Но скоро это занятие мальчику надоело.

— Не выходит! Гадство! — с этими словами Кендзи отбросил музыкальный инструмент в сторону, что говорило о разочаровании ребёнка.

— Кендзи-чан, нельзя так вещами бросаться, — сделала Каору мягкое внушение своему чаду. — Ты не расстраивайся, мой котёнок, со временем получится, — добавила она, подобрав флейту и погладив сына по растрёпанным рыжим волосам.

— Ну, наконец-то этот концерт закончился! — Кенси вздохнул с облегчением, тепло смеясь. — Наши бедные уши спасены.

— Кенни, Кори, действительно, — Мегуми убрала набок густую и длинную чёлку, — найдите для Кендзи учителя музыки, когда он подрастёт. Стремление к искусству надо поощрять. — Она хихикнула в ладонь. — Вот только за ваш слух я буду очень беспокоиться…

Кендзи сполз с папиных колен и притопал на своих крепеньких ножках к Мегуми, погладив её по лежащей на животе руке молодой женщины.

— Вы хорошая и очень красивая, тётя Мегуми, — ребёнок мило улыбался той, кто часто лечила его, когда он болел. С произношением звука «р» беда — вместо него Кендзи выговаривал «л».

— Моя ж ты рыжая прелесть, — Мегуми потрепала маленького Химуру по волосам, — спасибо. А мама разве не хорошая, не красивая? — добродушно усмехнулась доктор.

— И мама тоже, — заявил мальчик твёрдо. — Только строгая, — добавил он себе под нос, опустив голову. Каору с Кеншином и Мегуми всё равно его услышали.

— Иначе ты совсем на шею сядешь и ноги свесишь, — ехидненько обронила Каору.

— Милая Каору, но ведь Кендзи-чан ещё совсем маленький, — миролюбиво заметил Кеншин.

— Маленький, а верёвки из тебя вьёт мастерски, — левый уголок губ госпожи Химуры приподнялся в улыбке.

— Вовсе нет, — возразил Кеншин. — Вот что скажу.

— Очень даже да!

— Нет!

— А вот и да, — не сдавалась Каору, — ещё как вьёт!

Кендзи переводил недоуменный взгляд своих фиалковых глаз с матери на отца, устроившись на коленях Мегуми, обняв её, словно прося о помощи.

— Поругайтесь мне тут ещё, — строго осадила их Мегуми, нахмурившись. Ни дать, ни взять — разбирающаяся со своими повздорившими детьми мама!

— Извини, Мегуми, — Каору едва заметно покраснела.

— Да, извини, — смущённо добавил Кеншин за женой.

— Вот так-то лучше, — сопроводила Мегуми свои слова улыбкой. — Такая красивая пара — не дело вам пререкаться.

— Ты права, — согласилась с подругой Каору.

— Ну, Кендзи, — Кеншин встал с подушки, подошёл к Мегуми и забрал у неё сынишку, прижав ребёнка к груди, — пойдём, посмотрим, как идут дела у Сано и Цунана.

Унеся своего рыжика, он удалился в комнату для малыша его лучших друга и подруги.

Мегуми и Каору остались в гостиной вдвоём.

— Я надеюсь, у тебя всё идёт гладко? — с волнением поинтересовалась Каору.

— Не считая этой тошноты и отекающего лица, выпадающих волос, перепадов настроения и странных пристрастий в еде, которым я сама удивляюсь — не то что Сано, у меня всё прекрасно, — Мегуми, судя по её интонации, явно не думала унывать.

— А что Сано? — не могла не спросить Каору.

— На нервах моих не играет, не даёт раскисать, заботится обо мне, во всём помогает. По-прежнему работает в больнице, изучает врачебное дело. Я рада, что у него появился какой-то новый интерес. — Мегуми почесала носик и зевнула, прикрыв рот своей тонкой ладонью.

— В игорные и питейные дома его не заносит? — полюбопытствовала иронично Каору.

— Не поверишь, с самой нашей свадьбы его там больше никто и никогда не видел, — не менее иронично ей ответила Мегуми. — Весь заработок несёт в дом. После работы всегда заскочит к Тай в «Акабэко» и возьмёт мне что-нибудь вкусненькое.

— Ты очень хорошо влияешь на Сано. Он стал таким серьёзным, ответственным. Даже с долгами у Тай рассчитался, а всё ради тех, кого любит… — замечтавшаяся Каору прижала кулачки к подбородку.

— И вот тогда я поняла, что мною он дорожит намного больше, чем своими старыми склонностями, — Мегуми прикрыла глаза и улыбнулась тому, о чём думала.

«Другого мужа, который бы так верно любил меня и оберегал, нигде больше не найти, даром никто другой не нужен!» — лелеяла доктор эту мысль в своей голове.

— Ну, что, Лиса, принимай работу! — прервал Сано разговор двух женщин, влетев в гостиную и плюхнувшись на подушку рядом с женой. Он так крепко обнял её и смачно поцеловал в щёку, что глаза Мегуми широко распахнулись в полном обалдении, она даже вымолвить ничего не могла.

Присутствия Каору не постеснялся ничуть.

Старые, подранные штаны и косодэ перепачканы краской множества цветов. Объевшийся сметаной и сливками кот даже в половину не выглядел бы таким довольным собой, как Сано, не сиял бы так гордо.

— Ну и хватка у тебя, болван! — с наигранным возмущением воскликнула Мегуми, придя в себя.

— Лисёнок, не злись, — Сано слегка ущипнул жену за носик и тут же схлопотал от неё шлепок по руке, впрочем, игривый. — Эй, Малышка, — обратился он уже к улыбающейся Каору, во все глаза смотревшей на них, — на мои с Цунаном художества посмотреть не хочешь?

— Ха, ещё спрашиваешь! Хочу, конечно! — выдавал тон голоса Каору нетерпение. Она всегда была очень любопытной.

— Папа, папа, я тоже хочу такую комнату! — раздался умоляюще-требовательный возглас Кендзи. — Дядя Сано и дядя Цунан мне её ведь сделают?

— Слышал, Сано? — Каору поднялась на ноги с подушки и направилась к Кеншину с Кендзи и Цунаном. — Придёшь Кендзи комнату расписывать?

— О чём разговор, Кори? — Сагара хохотнул в кулак, встал с подушки и помог подняться супруге.

— Мне тоже очень интересно посмотреть на плоды твоих с Цунаном трудов, — мягкими альтами звучал голос Мегуми, одарившей мужа кокетливой улыбкой и идущей с ним под руку — полюбоваться на комнату для ребёнка.

Готовить апартаменты для ещё одного дорогого ему человека, который должен родиться, Саноске начал давно — когда излучающая бурную радость Мегуми сообщила мужу о своей беременности сроком в пять недель. Сагара не думал, что станет отцом так скоро, но им обоим этот ребёнок был желанен.

Кеншин, Цунан и приятели из игорного дома, где Сано раньше часто засиживался, помогали возвести фундамент и стены, которые утепляли с полами. Вместе делали потолок и крышу. Отделывали стены изнутри и снаружи деревянными панелями и шпаклевали, опять же, изнутри. Участи быть зашпаклёванным не избежал и потолок. Дальше роспись потолка и стен легла полностью и целиком на плечи Сано с Цунаном, потому что рисовать умели только они и Мегуми, но ей внести свою лепту не дали по вполне заметной причине — и эта причина вполне хорошо себя чувствовала у неё под сердцем.

Конечно, дури в голове у Сано хватает, но руки растут именно оттуда, откуда им расти и положено, работать ими он умеет.

Каору дошла до сёдзи, которые отодвинула, раньше четы Сагара. Переступила порог…

— Вот это да, красота какая! — восторгалась громко Каору. — У кое-кого руки золотые!

— Вот и Кендзи комната понравилась, — прозвучал голос Кеншина.

— Очень понравилась, тоже хочу такую! — вставил Кендзи свои пять йен.

— Будет и у тебя красивая комната, малец, — ответил мальчику Цунан.

Охваченная жгучим интересом, Мегуми вошла в комнату, Сано — следом за ней. Едва перешагнув порог, она так и замерла на месте, будто стала безмолвной скульптурой.

— Эй, Лисица хитроумная, — Сано обнял жену за плечи и поцеловал в шею, — окаменела, что ли?

— Ну и как комната, Мегуми? — осведомился Цунан, поправив свою зелёную повязку.

В краске художник и журналист вымазался не меньше своего друга. Немного краски ему попало и на длинные тёмные волосы.

— Упасть и не подняться, — только и смогла проговорить поражённая Мегуми, жадно всматриваясь своими глазами цвета ночного неба в то, что её благоверный и Цукиока нарисовали. Очень красиво получилось. Изобразили они золотой диск солнца, ярко-голубое небо с проплывающими мимо белыми облаками и пролетающих журавлей, высокие деревья и перекинутый через реку мост, манящую взор зелень травы, обречённо роняющую в реку свои бледно-розовые лепестки сакуру. На большом валуне, под деревом, сидел очень притягательный молодой человек в одежде Секихотая и с красной повязкой на лбу, играя на небольшой дудке. Косая чёлка чёрных волос закрывала один глаз мужчины. Узнать его никому не составило особого труда.

— Так тебе понравилось? — спросил, немного волнуясь, Сано у супруги.

— Понравилось — не то слово! Это чудесно, прекрасно, изумительно! Сано, Цунан, вы молодцы… О, Ками-сама, да я бы сама с большим удовольствием жила в такой комнате! — пылко восхищалась Мегуми, радостно смеясь и улыбаясь. — А капитана Сагару я сразу узнала!

— Рад, что пришлось по душе, — Цукиока улыбнулся жене своего друга, улыбка одновременно радушная и горделивая. — Не удержался, чтоб капитана Сагару не нарисовать…

— Большая работа была вами проделана… — Кеншин подбрасывал и ловил Кендзи, что очень веселило хохочущего мальчика.

— Но результат всех трудов стоит, — добавила Каору.

— Надеюсь, ребёнку эта комната понравится, — Сано взлохматил волосы Мегуми, за что снова получил от неё по рукам. В шутку, конечно.

— Если не понравится, значит, вкус дурной, — был вердикт Мегуми, любующейся комнатой.