Дальше было тихо. Айви училась, думала о том, как заставить Слагхорна поделиться воспоминаниями без насилия. Все в школе готовились к тесту по аппарированию (Айви было глубоко фиолетово), у Хагрида умер Арагог (честно говоря, она была только рада), и он пригласил её на похороны. Айви давно не общалась с Хагридом, но она подумала — и пошла. Она напоила Хагрида, собрала оставшийся яд Арагога, выпросила у пьяного Хагрида немного шерсти единорога, прихватила ещё пару бутылок вина, которые Кричер принёс ей из Нурменгарда, и отправилась с этим к Слагхорну. Потому что — почему бы и нет? Напоить его ей посоветовала Винда, подкупить — Геллерт, а она самостоятельно решила совместить.

И не прогадала. Слагхорн сам начал говорить что-то о её родителях, и Айви, не слишком любившая обсуждать их с пьяными мужиками, которые ничего о них не знают, решила, что это отличный момент для того, чтобы сделать гадость без насилия. Она говорила что-то в стиле Дамблдора, типа «профессор, будьте смелым, как мои родители», «благодаря вам мы сможем победить Волдеморта», «сделайте это ради них, ради их памяти», и ей самой было ужасно неприятно это говорить, но она понимала, что сделала уже в этой жизни столько ужасных вещей, что слова из них — капля в море, и ей не стоит считать это чем-то ужасным. Но да. Это было противно.

Но он отдал ей эти воспоминания.

— Ты хороший мальчик… — сказал он ей напоследок. — И ты так похож на свою маму… — Он плакал. — Только не подумай обо мне очень плохо, когда увидишь эти воспоминания.

Удивительно. Она сделала такую мерзость, но была хорошим мальчиком. Иногда представления людей о хорошем её сильно удивляли…

— Спасибо, профессор. — Она улыбнулась. — Обливиэйт.

Когда сделал гадость — всегда надо стирать пострадавшему память.

Заснул же профессор без посторонней помощи.

Ей совершенно искренне было его жаль. Он точно не хотел всего этого.

Она сама, впрочем, тоже.

По пути назад она встретила Дамблдора.

— Доброй ночи, Гарри. Как хороший преподаватель, я должен снять с тебя баллы за то, что ты гуляешь после отбоя.

Как будто он когда-то был хорошим преподавателем.

— Добрый вечер, профессор. Вы же понимаете, я не делал ничего плохого. Наоборот, я добыл воспоминания профессора Слагхорна.

Айви специально показала маленькую бутылочку, которую всё ещё держала в руке.

Дамблдор широко улыбнулся.

— Гарри, это прекрасные новости! Очень хорошо! Я знал, что ты это сделаешь! Могу я пригласить тебя в мой кабинет в этот поздний час?

Ну да, разумеется. Она ведь так мало шляется ночами по престарелым извращенцам.

— Разумеется, профессор, — спокойно улыбнулась она.

Они пошли в башню директора, причём Дамблдор шёл поспешно, очень торопился. Айви даже на миг подумала, что он в этом искреннен.

В кабинете он достал Омут Памяти и тут же вылил туда воспоминания Слагхорна.

— А сейчас, наконец, мы это увидим, Гарри, иди сюда скорее…

Как будто это действительно было важно.

(Айви отдавала себе отчёт в том, что она очень предвзято относится к Дамблдору, его словам и действиям, и что, скорее всего, если он хочет бегать и заниматься этим посреди ночи, то для него это действительно важно. Но, даже понимаяч это, она всё равно не могла, да и не очень, на самом деле, хотела воспринимать его всерьёз и как человека искреннего. В этом было что-то детское и глупое, но она хотела позволить себе хоть это.)

Они оказались в воспоминании Слагхорна, и там был куда более молодой он — с блестящими светлыми волосами и усами, и вокруг него были мальчики, подростки, и среди них — Том Реддл, уже с кольцом-крестражем на пальце.

— Я думаю, что за следующие двадцать лет ты сможешь добраться до поста министра магии… за пятнадцать, если будешь присылать мне засахаренные ананасы… у меня прекрасные связи в министерстве.

Все засмеялись, Том Реддл только улыбнулся. Очевидно, все знали, что это шутка, просто сказанная серьёзным тоном.

Однако на Тома Реддла все смотрели как на лидера, хотя он точно не был у них самым старшим.

В одном из мальчиков Айви с некоторым трудом узнала молодого Долохова.

— Я не уверен, что мне подойдёт политика, сэр, — заметил Том. — Думаю, у меня нет подходящих родителей.

Подростки снова засмеялись.

Айви вспомнила, что Том хотел преподавать.

— Чепуха, — улыбнулся Слагхорн. — Всем понятно, что ты происходишь из отличных магов с выдающимися способностями. Нет, ты далеко пойдёшь, Том. Я ещё никогда не ошибался в своих студентах.

Наверное, и он, и многие из этих мальчиков знали или догадывались о Слизерине.

Но Айви не была уверенна, понимали ли они, что Салазар Слизерин тысячу лет назад — это не богатые и влиятельные родители здесь и сейчас.

Том понимал. Остальные — вопрос.

Но не могли же они все быть настолько идиотами, нет же?

Маленькие золотые часы Слагхорна пробили одиннадцать, и он обернулся.

— О, уже время? Вам надо идти, мальчики, иначе у вас будут проблемы. Лестрейндж, до завтра я жду от вас эссе, и я буду строг. Эйвери, вас тоже касается.

Мальчики ушли, Том Реддл остался.

— Том, ты же не хочешь, чтобы тебя застукали после отбоя? Ты же ещё и староста…

— Сэр, я хотел у вас кое-что спросить.

— Спрашивай, мой мальчик, спрашивай.

— Сэр, мне интересно, вы знаете про… про крестражи?

Слагхорн посмотрел на него странно. И сделал вид, что очень наивен.

— Проект для защиты от тёмных искусств, мой мальчик?

Хотя он, конечно же, прекрасно понимал, что нет.

— Не совсем, сэр. Я увидел этот термин, когда читал кое-какую книгу, и не совсем понял, о чём это.

Айви подумала, что она вот не очень понимает, зачем он спрашивает об этом после, а не до того, как сделал уже два крестража.

— Ну… Тебя бы сильно наказали, если бы ты нашёл в Хогвартсе книгу, которая детально рассказывает про крестражи, — заметил Слагхорн. — Это очень тёмная вещь, Том, очень тёмная.

Интересно, что такого в том, чтобы просто найти и прочитать книгу?

— Но вы, очевидно, всё про них знаете, сэр? Я имею в виду, такой маг, как вы… И, возможно, извините, вы могли бы мне рассказать… я просто хотел знать, сможет ли кто-нибудь про них рассказать, а вы можете… Поэтому я решил спросить у вас…

У Айви был очень большой опыт вытягивания из людей нужной информации. И поэтому она вынуждена была признать, что Том Реддл тоже прекрасно умел это делать. Да, они были похожи — и в этом они были похожи тоже.

— Ну… — Слагхорн внимательно рассматривал ленточку на коробке с сушёными ананасами. — С тобой же ничего не случится, если ты узнаешь. Просто, чтобы ты понял этот термин. Крестраж — это слово, которое используется в качестве названия для части души человека, отделённой и спрятанной в предмете.

Тёмная магия — это нечто, о чём нельзя даже говорить. А если и приходится, то как можно более кратко и лучше, чтобы как бы не о ней. А о словах, например. Как же Айви это бесило.

— А как это работает, сэр? Я… не могу понять.

Том Реддл очень тщательно контролировал свой голос, но Айви понимала, как он волнуется. Она так хорошо его понимала. Она так хорошо умела лгать и притворяться сама.

Только в одном месте ей не приходилось этого делать.

Почему-то ей вдруг подумалось, что Винда будет подружкой невесты на её свадьбе с Геллертом Гриндевальдом.

Она сама не знала, почему ей вдруг так подумалось. Потом она решила, что это очень по-девчачьи — думать о каких-то нереальных глупостях во время важных вещей. Так делают маленькие девочки.

Но ей надо было быть пусть и глупым, но всё же мальчиком-подростком.

— Ну, ты разбиваешь свою душу, — сказал Слагхорн, — и прячешь её часть в объект вне своего тела. И тогда, даже если на твоё тело кто-то напал и уничтожил его, ты не можешь умереть, так как часть твоей души нетронутой остаётся на земле. Но, конечно, существование в такой форме… Лишь немногие захотели бы подобной судьбы, Том, очень немногие. Лучше выбрать смерть.

Но Том Редлл уже не мог скрывать своё нетерпение и жажду знать.

— А как можно разбить душу?

— Ну… — Слагхорн явно чувствовал себя некомфортно. — Ты, для начала, должен понять, что душа должна оставаться нетронутой, целой. Разбить душу — это акт насилия, это противоестественно.

— Так как можно это сделать?

— С помощью дьявола, с большой помощью дьявола. Надо убить. Убийство разбивает душу. Маг, который хочет создать крестраж, превращает повреждение души в свою выгоду, он берёт отделённую часть…

— Берёт? Но как?

Том очень правдоподобно изображал того, кто впервые об этом услышал.

— Есть такое заклинание, не спрашивай меня, я не знаю! — Слагхорн зло дёрнул головой. — Я похож на того, кто когда-то это пробовал? Я похож на убийцу?

— Нет, сэр, конечно же нет, — быстро сказал Реддл. — Извините меня… Я не хотел вас обидеть…

— Нет, нет, я не обиделся, — грубовато ответил Слагхорн. — Это естественно, что ты испытываешь какое-то любопытство относительно этих вещей… маги определённого калибра всегда интересовались этим аспектом магии…

— Да, сэр, — сказал Реддл. — Но я всё ещё не понимаю, просто из любопытства… Я имею в виду, поможет ли этот крестраж на самом деле? Если ты один раз поделишь свою душу? Не будет ли лучше, чтобы сделать себя сильнее, разбить свою душу на много частей? Я хочу сказать, например, число семь, это же самое сильное магическое число, семь?..

— Борода Мерлина, Том! — закричал Слагхорн. — Семь! И так жутко думать о том, чтобы убить одного человека! Во всяком случае… Не очень хорошо делить свою душу даже на две части… но разодрать её на самь частей… — Слагхорн очень сильно разволновался. Он смотрел на Реддла так, как будто впервые его увидел, и точно уже сожалел о том, что позволил начать этот разговор. — Конечно, — пробормотал он, — гипотетически… а мы про это и говорим, не так ли, академически…

— Да, сэр, конечно, — быстро сказал Реддл.

— Но всё равно, Том… держи язык за зубами, никому не говори про то, что я тебе рассказал. Многим не понравится, что мы тут про крестражи болтаем. Это запрещено в Хогвартсе… Дамблдор очень за этим следит…

— Я не скажу ни слова, сэр, — сказал Том Реддл и ушёл, но Айви успела заметить выражение какого-то дикого счастья на его лице.

— Спасибо, Гарри, — тихо сказал Дамблдор. — Давай уходить.

Они ушли из воспоминания.

— Я надеялся получить эти доказательства очень долго, — сказал Дамблдор уже в кабинете. — Это подтверждает теорию, над которой я работал, подтверждает, что я прав, но также подтверждает и то, как много ещё осталось сделать… Итак, Гарри. Я уверен, что ты понял значение того, что ты только что услышал. В том же возрасте, в котором находишься сейчас ты, плюс-минус несколько месяцев, Том Реддл делал всё, чтобы разузнать, как сделать себя бессмертным.

Айви прикинулась дурочкой — как и всегда.

Вы считаете, что у него есть крестраж, сэр? — спросила она.

Конечно, он так считал. Она ведь уничтожила уже дневник — и это только по его сведеньям — а у него на пальце был ещё один крестраж, хоть она и не знала, уничтожен он, или нет.

— Немного больше, — сказал Дамблдор. — Ты слышал, что говорил Волдеморт. Больше всего он хотел узнать у Горацио его мнение о том, что случится с магом, если он сделает более одного крестража, сделает много отдельно спрятанных крестражей. Ни одна книга не дала бы ему эту информацию. И, насколько я знаю, ни один маг не разбивал свою душу более, чем на две части. И я уверен, что Волдеморт это тоже знал.

Ну да. Он уже создал два крестража, и он отел знать, что будет, если создать ещё, но ему было не у кого спросить.

И ему в любом случае не ответили.

— Он на тот момент… Дневник был крестражем, сэр? — спросила Айви очередную очевидную вещь.

— Как ты узнал, Гарри? — тут же поинтересовался Дамблдор.

Это был прокол. Почти. Почти прокол.

— Он хотел возродиться и стать человеком. С помощью Джинни. Вот я и подумал.

— Ты очень умный мальчик, Гарри, — похвалил её Дамблдор своим обычным противным способом. — Однако в истории про дневник есть ещё одна важная деталь. Он не только спрятал в него часть души, чтобы оставаться в живых. Он хотел, чтобы этот дневник прочитали. Он хотел, чтобы люди знали, что он наследник Слизерина, потому что он не мог рассказать об этом тогда. И в тот момент, когда я увидел этот дневник, я насторожился. Потому что, если он хотел, чтобы этот дневник в будущем попал в руки к какому-нибудь студенту Хогвартса, то он не сильно волновался о кусочке души, который там был. Небрежность, с которой он отнёсся к собственному крестражу, в первую очередь меня взволновала…

— Крестраж — это то, что старательно прячут, а не бросают под ноги случайному человеку, рискуя тем, что его могут уничтожить — что, собственно, и случилось. Благодаря этой небрежности я предположил, что он сделал — или планировал сделать — больше крестражей, и поэтому потеря первого не была бы ужасной для него. Я не хотел в это верить, но больше ничего мне в голову не приходило. И два года назад, в ночь, когда он явился, ты передал мне его слова. Он сказал: «Я — тот, кто прошёл дальше, чем кто-либо, по тропе, которая ведёт к бессмертию». Он говорил о крестражах, Гарри, о том, что он сделал их больше, чем кто-либо. И всё сходилось: Волдеморт стал ещё менее человечным, и единственно верным объяснением этого перевоплощения мне видится только то, что его душа была искажена тем, что мы называем просто злом. И сейчас, Гарри, со всей этой информацией, с воспоминаниями, которые тебе удалось достать, мы ближе всех подошли к секрету смерти лорда Волдеморта. Ты слышал его, Гарри, он хотел разделить душу на семь частей, потому что семь — самое сильное магическое число. Да, Гарри, я думаю, что идея души в семи частях очень нравилась лорду Волдеморту.

— Он сделал шесть крестражей, и одна часть осталась в нём, — Айви изобразила быстрый подсчёт. — И они могут быть по всему миру, закопанные или невидимые.

— Я рад, что ты понимаешь всю значительность проблемы, — спокойно ответил Дамблдор, хотя Айви, прекрасно знающая весь список крестражей, хотела скорее напугать своим предположением его — просто так, чтобы посмотреть на реакцию. Но, как всегда, Дамблдор держал свои эмоции при себе.

— И как мы их найдём? — поинтересовалась она.

Хотя она точно знала, что нормальный человек — нормальный, а не Дамблдор — должен сообщить о крестражах министру и попросить его подключить Отдел Тайн и аврорат.

Точно надо устроить министру очную встречу с Геллертом. Тогда просьба легко превратится в приказ.

— Ты забыл, — укоризненно заметил Дамблдор, — что ты уже уничтожил один из них. А я уничтожил другой.

— Да? А как? 

Дамблдор поднял свою чёрную опалённую руку.

— Да, — сказал он. — Кольцо, Гарри, кольцо Марволо. На нём было жуткое заклятье. Если бы — прости за отсутствие какой-либо скромности — не мои уникальные способности, если бы не чёткие действия профессора Снейпа, когда я, серьёзно раненый, вернулся в Хогвартс, возможно, я не дожил бы до сегодняшней ночи. Но ссохшаяся рука — это разумный обмен на часть души Волдеморта. Кольцо больше не крестраж.

— А как вы это сделали?

— Ну, как ты знаешь, на протяжении многих лет я пытался узнать всё, что возможно, про прошлую жизнь Волдеморта. Я путешествовал и побывал во многих местах, где его знали. Я наткнулся на кольцо, спрятанное на руинах дома Гонта. Возможно, спрятав в нём часть своей души, Волдеморт больше не хотел его носить. Поэтому он его спрятал, защитив очень сильными заклинаниями, в хибарке, где когда-то жили его предки. Он никогда бы не подумал, что я побываю на этих руинах. Но ты уничтожил дневник, я уничтожил кольцо… но четыре крестража всё равно остаются.

Оставались два, и надо было через Снейпа донести это до сведения Дамблдора. Если Геллерт, конечно, не решит от Снейпа избавиться. В последний раз защиты от тёмных искусств просто не было, и об отсутствии Снейпа ходили самые дикие слухи.

Но сейчас важно было не это.

— А как именно вы его уничтожили, профессор? Каким заклинанием? — спросила Айви, потому что изначально она имела в виду именно способ, которым Дамблдор уничтожил крестраж.

— О, нет, Гарри, я не использовал заклинания. Я использовал меч Годрика Гриффиндора — помнишь ли ты его? Тот самый, которым ты убил василиска. Это гоблинская сталь, и теперь, благодаря тебе, она пропитана кровью и ядом василиска. Видишь ли ты эту трещину, Гарри? — Дамблдор продемонстрировал ей трещину в камне на кольце. — Эта трещина осталась, когда сталь меча уничтожила тот кусочек души Волдеморта, который хранился в кольце.

— Понятно, сэр, — удовлетворённо кивнула Айви. — Итак, нам надо найти остальные крестражи. Судя по кольцу, это могло быть что-то, что для Волдеморта было очень ценным.

И по диадеме, и по чаше, и по медальону, и по змее.

Хотя Айви, честно говоря, считала это глупым. Если бы у неё был крестраж — если бы она сделала крестраж — то это была бы обычная иголка, а потом она бы бросила её в море, и никто бы никогда её не нашёл. Крестраж ведь не должен быть кому-то доступен, воскресает человек без него. Крестраж должен быть спрятан так, чтобы никто никогда его не нашёл. Можно ещё в камень эту иголку как-нибудь запихать для надёжности.

— Ты совершенно прав, Гарри, — кивнул Дамблдор. — Помнишь ли ты, что я показывал тебе? Волдеморт любил собирать трофеи, и он предпочитал вещи с богатой магической историей. Он выбирал особенно ценные вещи. Он был горд, он верил в своё превосходство, он задавался целью создать себе особое место в магической истории. Как видишь, Гарри, для него это было очень важно.

— Значит, крестражами могли стать… медальон и чаша Хельги Хаффлпафф?

Айви не рискнула бы выставить это своей догадкой, если бы не подозревала, что Дамблдор хотел навести её именно на такую мысль. Поэтому она осмелилась это сказать.

— Да, — улыбнулся Дамблдор. — И я готов поспорить — возможно, не на всю мою вторую руку, но на пару пальцев — что они стали следующими крестражами. Если предполагать, что он создал все шесть, то оставшиеся два — это большая проблема, но я думаю, что, завладев вещами Слизерина и Хаффлпафф, он поставил себе цель найти вещи, принадлежавшие Рейвенкло и Гриффиндору. Я уверен, что он как раз мечтал о четырёх вещах, принадлежавших четверым Основателям. Я не могу точно сказать, сумел ли он найти что-то, принадлежавшее Рейвенкло. Однако я знаю, что единственная известная вещь Гриффиндора в безопасности. — Дамблдор указал на меч.

Айви вздохнула. Была ночь, а этот разговор был бессмысленным, потому что она всё это уже знала — всё это и даже больше. Вот если бы он сказал ей, где ещё эти крестражи искать…

Она хотела спать.

— А если он ничего не нашёл, сэр? — спросила Айви, потому что Гарри Поттер должен был быть очень во всём этом заинтересован. — Что ещё он мог бы использовать для создания крестража?

— Да, — сказал Дамблдор. — Я думаю, я знаю, где искать шестой крестраж. Что ты скажешь, если я расскажу, что мне любопытно поведение его змеи, Нагайны?

— Змеи? — изобразила удивление Айви.

Хотя ей уже начинало становиться страшновато.

— Да, я понимаю. Очевидно, очень рискованно доверять часть своей души чему-то, что может бумать и передвигаться само по себе. Однако, если мои вычисления верны, с Волдемортом был как минимум один крестраж, когда он пришёл в дом твоих родителей, чтобы убить тебя.

— Как вы это вычислили, сэр? — Вот теперь Айви была неподдельно удивлена.

— Я не раз пересматривал свои воспоминания того момента, когда пришёл на место убийства, в дом. Я просматривал магические следы — и постепенно пришёл к такому выводу, — спокойно объяснил Дамблдор. — Однако. Кажется, он скрывал процесс создания крестражей за показательными смертями. Впрочем, неважно. Что он мог принести с собой? Только змею, я полагаю. Нагайна подчёркивает его связь со Слизерином, увеличивает его загадочность. Я думаю, она нравится ему, как никто другой. Тем более, что он постоянно держит её при себе и, кажется, контролирует её сильнее, чем обычный змееуст.

— И… вы до всего этого додумались сами, сэр? — уточнила Айви. — Вам… никто не помогал.

Айви только что пришло это в голову. То, что это поразительно. Как он сам, без какой-либо чужой помощи, додумался до всего этого, с таким ничтожным минимумом информации сделал такие точные и правильные выводы.

— Кто бы мог мне помочь, Гарри? — удивился Дамблдор.

Кажется, даже не наигранно.

Он действительно был очень умным человеком. Пусть его цели и методы были более чем спорными и неприятными, он был гением. Абсолютно точно.

— Профессор Трелони, — хмыкнула Айви, потому что не сразу сообразила, что вопрос был проколом, и ничего умнее в качестве ответа не придумала.

Дамблдор рассмеялся.

— О, ты думаешь, она могла бы? — улыбнулся он. — Обязательно спрошу у неё совета.

Но Айви не сомневалась, что этот вопрос он запомнил. И при получении информации о других крестражах от Снейпа обязательно сопоставит факты.

Это было плохо.

Надо было что-нибудь придумать.

Кажется, разговор был окончен. Но у Айви оставался ещё один вопрос.

— Скажите, сэр, — медленно начала она. — В воспоминании профессор Слагхорн сказал, что убийство разбивает душу. Как вы считаете, это так?

— Да, Гарри, несомненно, это так.

— Но, вот, например, военные… Разве то, что они много убивали, действительно вредит им?

По её скромному мнению, это было чистой воды ерундой. Но Слагхорн же не Дамблдор, он же не просто так сказал это Тому Реддлу?

— О, это сложный вопрос, Гарри. Я не думаю, что раскол души как-то вредит телу или магии человека. Я вообще не уверен, что это как-то сказывается на физическом теле — и, конечно же, на магии. Но в ритуале создания крестража человек при помощи магии только лишь достаёт часть души и запирает её в предмете. Как она раскалывается — это хороший вопрос. Но, как ты понимаешь, это никто не исследовал. При этом, так как при создании крестража тёмный маг убивает жертву непосредственно перед ритуалом, у меня есть основания полагать, что душа со временем имеет свойство срастаться.

— А если человек, допустим, приказывает другому совершить убийство? Или как-то ещё делает так, чтобы другой человек умер, но не убивает его сам? — не отставала Айви.

Дамблдор на миг замер.

Но лишь на миг.

— Тоже очень хороший вопрос, Гарри, — медленно сказал он. — Но я не могу этого знать. И у меня нет способа это проверить.

— Спасибо, сэр, — дисциплинированно кивнула Айви.

И на этом их бессмысленный ночной разговор закончился.