Королевская тюрьма замка Лош — не самое приятное место для времяпровождения, в чём я убеждаюсь на своём опыте уже вторую неделю заточения. За эти две недели запах и грязь тюрьмы въелись в мои тело и сутану. От одного вида пищи, что приносили мне и моему соседу по камере кардиналу Балю, наши животы крутило в приступах тошноты, а желудки выворачивало наизнанку. Но мне и кардиналу Балю в нашем положении выбирать не приходится — слишком непозволительная роскошь. Хоть и наши лица кривились от отвращения, но нам приходилось есть отвратительные похлёбки, чтобы поддерживать силы.
Сейчас я стоял у узкого зарешёченного окна и взирал на проливающее потоки дождя затянутое серыми тучами небо. Серыми, как глаза Фьоры, моей флорентийской колдуньи, с подачи которой я и оказался здесь.
Произошло всё в соборе Парижской Богоматери, куда я и Фьора, лишь в компании друг друга, пришли послушать мессу. По счастливой, как мне казалось, случайности, сам король Франции Людовик XI почтил святое место своим присутствием. В своём порыве — броситься к ногам короля и молить о позволении сражаться за него — я устремился к нему, но в ту же минуту некто сбил меня с ног, а на каменные плиты собора Нотр Дам упал кинжал прямо перед моим носом. Этим некто оказалась Фьора.
— Сир, этот человек хотел убить короля! — воскликнула девушка, бодро вскочив на ноги и подбежав к королю. Сделав изящный реверанс, она отдала кинжал в руки короля.
Гончая короля прыгнула на меня и схватила клыками за горло.
Ни слова не говоря, король очень внимательно осмотрел оружие, не спеша отозвать на место рычащую собаку, которая не очень-то и пугала меня.
— Шлюха! — буквально выплюнул я в лицо Фьоре это слово. — Проклятая колдунья, лживая дрянь! Это ты принесла кинжал сюда!
— Лгать вы не умеете, фра Игнасио, — молвила Фьора, вскинув голову.
— Мне интересно, донна Фьора, при каких обстоятельствах вы встретили этого странного слугу Господа, — король покровительственно положил свою руку на плечо этой коварной интриганки.
— Если король пожелает меня выслушать, я расскажу ему всё. — Фьора слегка улыбнулась Людовику своей обворожительной улыбкой. Вот паскуда — раньше она точно так же улыбалась мне.
— Мы с удовольствием послушаем. Ещё ребёнком мы любили слушать истории про бандитов. Мессир де Коммин, соблаговолите проводить донну Фьору в нашу молельню, куда я скоро приду. А теперь, Милый друг, — обратился он ласково к собаке, — пойди сюда и ляг. Ты сослужил нам хорошую службу и будешь за это вознаграждён. Капитан Кеннеди!
Офицер, командующий шотландской гвардией, стоял передо мной, всё ещё лежащим на земле и не осмеливающимся встать, опасаясь клыков гончей, которая хотя и послушалась хозяина, всё же продолжала рычать.
— Слушаюсь, король! Что прикажете?
— Богу не угодно, чтобы ты запятнал руки кровью этого убийцы. Отведите его под стражей в наш замок в Лоше. Если мы не ошибаемся, там есть свободная камера, где томится этот бедный Балю. Мы думаем, что они поладят.
Скрутив мне руки, солдаты гвардии подняли меня на ноги и вывели из собора.
Так вот и закончилась моя с Фьорой история. Оказывается, между мной и своим мужем Филиппом, она выбрала последнего, избавившись столь низким и подлым способом от меня. Все мои надежды и мечты заслужить графский титул службой Людовику, жениться на Фьоре и стать отцом нашим детям рухнули в одночасье. Любимая женщина вероломно предала меня, король считает, что я пытался убить его. И ведь никому не докажешь, что я тут не при чём.
Я хотел служить королю, но оказался в королевской тюрьме. Я думал, что любим Фьорой, а она просто использовала меня в своих целях и выбросила из своей жизни как ненужный старый хлам. Любовь, ради которой я был готов сложить с себя сан, оказалась эфемерной химерой, миражом, разбитой и не сбывшейся мечтой.
Мне только и оставалось, что запоздало укорять самого себя в своей же глупости.
Я был готов отступиться от Бога — и ради чего? Ради распутной стервы, которая всего лишь мастерски играла в любовь со мной!
Ради Фьоры я был готов отказаться от сана, уйти из братства святого Доменика. Когда мы были в Дижоне, я пошёл на убийство её отчима Рено дю Амеля и помог ей доставить в Бревай её единоутробную сестру Маргариту. В Бревае я хотел было убить деда Фьоры, но она отказалась от мести ему, посчитав, что паралич — то наказание, которое он заслужил.
Мне грозит пожизненное пребывание в темнице, в компании начинающего сходить с ума кардинала Балю, а Фьора тем временем наверняка расточает свои лживые ласки супругу. Шепчет ему на ухо слова любви и засыпает в его объятиях, даже не мучаясь угрызениями совести от того, что по её милости я оказался за решёткой.
И винить мне некого, кроме себя самого. Сам виноват, что слепо поверил в любовь женщины, тогда как подлинной любви она ко мне не питала. Сам же и разрушил свою жизнь.