POV. Фьора

Карета, запряжённая четвёркой лошадей, катила по лесной тропе, иногда подпрыгивая на ухабах, от чего мне случалось стукнуться головой о двери, что немного портило мне настроение. Хотя настроение у меня и так было хуже некуда. Больших усилий мне стоило сидеть рядом с мужем и натянуто улыбаться, чтобы он не заметил моего дурного настроения.

В Париже, откуда мы выехали три дня назад, оставались дорогие мне люди — Эстебан, Деметриос, Хатун и Леонарда, по которым я безумно скучала. Моя бедная Леонарда поскользнулась и сломала ногу, когда мы выходили из Нотр дама, за день до намеченного отъезда. Само собой, она не могла пуститься в путь до Селонже — родового имения моего мужа. До сих пор стоит перед глазами её несчастное лицо. Но я твёрдо уверена в том, что в доме супругов Нарди — друзей моего отца — о ней позаботятся. Агнелла Нарди, молодая жена Агнолло, с которой я имела счастье познакомиться, заверила меня в том, что за Леонардой будет надлежащий уход.

Что до Хатун, то она пленила сердце молодого ученика Агнолло — Флорана. Родной отец юноши отправил его к Агнолло изучать банковское дело, но парню больше нравилось заниматься садом принявших его супругов.

Я дала Хатун свободу. Даже если я несчастна, у меня нет права удерживать кого-то возле себя. Если Хатун и Флоран действительно искренне полюбили друг друга, я не стану препятствовать счастью той, к кому я относилась как к младшей сестрёнке. Хатун и Флоран обвенчались в Сакре Кёр, став мужем и женой. Флоран очень хороший, добрый и открытый человек. Надеюсь, Хатун будет счастлива с ним и счастлива надолго.

Высунув голову из окна кареты, я смотрела на небо, где вовсю сиял золотой диск солнца. Мимо по небу плыли облака в свой заоблачный край. Шелестел листвой дующий в лицо ласковый ветер, издали доносились птичьи голоса. Но даже дивные пейзажи за окном кареты не могли развеять моей тоски.

Вскоре мне это надоело и я села на своё место рядом с мужем, взяв его за руку. Филипп притянул меня к себе, а я склонила голову на его плечо. В моей голове неожиданно созрел план, как добиться развода с Филиппом и обрести свободу. Одно его присутствие доводило меня до зубовного скрежета. Мои пальцы то и дело поглаживали рукоять кинжала в ножнах, которые были привязаны к моей ноге.

В голове мелькали картины, как я молниеносно вытаскиваю кинжал из ножен и вонзаю оружие в левую грудь Филиппа — туда, где сердце. Или перерезаю ему горло, потоки его крови стекают с моих рук. Я ласково улыбалась Филиппу, а в уме представляла, как красивыми гирляндами его кишки висят на ветвях деревьев.

От мысли, что теперь придётся притворяться любящей женщиной не при монахе, а уже при собственном муже, мне становилось тошно. Снова врать, изворачиваться и играть в чувства, которых нет. Я найду способ подобраться к Карлу Бургундскому и без помощи Филиппа. Пора нашим путям разойтись так же, как они когда-то пересеклись.

Конечно, это будет труднее, но у меня должно получиться. Притворюсь парнем, проникну в армию Смелого, войду к нему в доверие и подсыплю яд в вино. Спасибо Деметриосу, научившему меня готовить различные яды и снадобья. Герцог будет медленно умирать в муках, мои родители Жан и Мари де Бревай будут отомщены. Дело за малым — добиться развода с мужем.

— Филипп, я должна тебе кое-что сказать… — я взглянула супругу в лицо.

— Что же ты хочешь сказать, родная?

— Когда я угодила в тюрьму по обвинению в колдовстве, то попыталась в первые же дни сбежать, — начала я, собираясь с мыслями и сложив руки в замок, — но мой побег не удался — стражники смогли меня поймать и толпой избили за попытку бегства… — я всхлипнула и опустила голову, чтобы муж не заметил, как покраснело моё лицо. Оно всегда краснеет, когда я вру — Леонарда знала об этой моей особенности, поэтому ей не составляло труда уличить меня во лжи. Но Филипп-то об этом не знает.

— Вот твари! — воскликнул Филипп, сжав кулаки. Лицо его потемнело от гнева, в карих глазах зажёгся недобрый огонь. — Они ещё поплатятся… — зло прошептал он.

— Когда мне всё же удалось вырваться из тюрьмы, я нашла приют в доме Деметриоса. Он осмотрел меня и сказал, что вероятно у меня никогда детей не будет из-за того случая… Я бесплодна… Филипп, ты понимаешь? — бесплодна! Так что будет только лучше, если ты разведёшься со мной, ведь я не смогу родить тебе ребёнка и продолжить твой род. Прости меня, но нам действительно лучше развестись…

— Боже мой, Фьора, да как тебе такое в голову пришло? — Филипп взял меня на руки и бережно прижал к себе, а мои глаза были готовы на лоб полезть от потрясения. — И ты ещё просишь прощения за то, в чём нет твоей вины? Я виноват в том, что с тобой случилось… если бы я забрал тебя с собой, всё было бы хорошо… — своими губами он прикоснулся к моему лбу.

— Что? — я непонимающе уставилась на мужа.

— Напрасно ты думаешь, что я откажусь от тебя из-за этого, — его рука нежно погладила меня по щеке, — всё будет хорошо, Фьора, — шептал он мне на ухо, — мы найдём тебе хорошего врача, съездим на воды… даже если и это не поможет, ребёнка можно усыновить. Ты моя жена, я люблю тебя, я дал клятву быть с тобой в горе и в радости… ты дорога мне, ни за какие коврижки от тебя не откажусь!

Мышцы моего лица задёргались, губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Филипп вполне категорично дал мне понять, что не даст мне развода и что моё мнимое бесплодие для него не является поводом для расторжения брака. Моя надежда на то, что бесплодие отвратит его от меня, разбилась на миллионы осколков. Слёзы застилали и жгли мне глаза, мешая видеть, стекали по щекам.

— Фьора, ты плачешь что ли? — мужчина вытирал мне слёзы платком, прикасался губами к закрытым глазам и лбу, поглаживал меня по голове. — Любимая, поверь, всё наладится…

«Да, конечно, наладится! Ты даже не представляешь, как я тебя ненавижу, каких трудов мне стоит удержаться от убийства! Не хочешь давать мне развод по-хорошему — будет по-плохому…» — думала я, поджав губы и уткнувшись в ткань его камзола.

Филипп крепче прижал меня к себе, поглаживая по спине.

План с бесплодием не удался, провалился с треском. Ничего, я придумаю, как превратить жизнь Филиппа в сущий Ад — благо, фантазия богатая. Сделаю так, чтобы он взвыл от жизни со мной и сам дал мне развод, а пока мне только и оставалось, что плакать от гнева и злого бессилия.