В первые несколько дней у Ёсана складывается ощущение, что папа сильнее всех хочет, чтобы тот скорее съехал. Он начинает сбор его вещей буквально на следующий день, в то время как несколько опешившие Ёсан и Хёнджин просто молча за этим наблюдают. Кан не понимает, куда торопится Минхо, но и не сопротивляется. Он всё равно не чувствует себя полноправным хозяином своей жизни и действий. К тому же, всё уже решено, к чему затягивать? Ёсан просто хочет уладить любые проблемы и вопросы и дальше жить свою спокойную жизнь.

Вот только, как и следовало ожидать, Сонхва на контакт не идет ни в первый день, ни во второй, ни даже в третий. Только холодно и коротко отвечает на вопросы, связанные с переездом и расположением вещей.

Паку кажется полнейшим сюром то, что в его дом просто берет и переезжает какой-то незнакомый омега, с которым, вроде как, он должен связать свою жизнь. В голове не укладывается ни у одного, ни у другого. Но если Ёсан вполне готов знакомиться с Сонхва и постепенно сближаться, то Пак словно выстроил вокруг себя стену.

Ничего, не агрессирует, и то хорошо, думает Кан.

На самом же деле Сонхва просто решает держать дистанцию, потому что осознает, что в действительности они почти в одной ситуации. Просто Кану повезло родиться в более богатой семье. Сначала, конечно, была жгучая неприязнь к омеге и всем обстоятельствам, но она довольно быстро ослабела под осознанием, что у Ёсана точно также не было выбора или права отказаться.

Так оно всё и есть за исключением того, что Ёсану, можно сказать, нравится Сонхва. Или не Сонхва, а его внешность и запах? Неважно. Так или иначе, Кан полностью готов к урегулированию всех конфликтов.

Постепенно Ёсан за неделю полностью перебирается к Сонхва. Видятся они редко, потому что Пак продолжает игнорировать присутствие омеги в своем доме и всё свободное время оставляет на работе. Ему совершенно не хочется домой и лучшим решением кажется временная сепарация. И Кан не против. Он прекрасно понимает, что альфе нужно время перебеситься на родителей, на обстоятельства, на все остальное, на что он там бесится.

И тем не менее, Ёсану ужасно скучно находиться «дома». Это место ещё не ощущается домом, и если днём Кан находит чем себя занять, то к вечеру становится совсем тоскливо. Так что когда Сонхва возвращается позже обычного и приносит с собой еще чей-то непонятный запах, Кан понимает, что пора обсудить некоторые моменты. Ему абсолютно всё равно, чем там занимается Пак и с кем проводит время, но мысль, что это может быть запах другого омеги, приводит его в тихое бешенство. Ёсан слишком сильно ценит себя, чтобы терпеть подобное открытое неуважение. В конце концов, что о нём скажут, если Сонхва заметят с кем-то, с кем не следовало бы? Кан слишком бережно и трепетно относится как к своей репутации, так и к репутации своей семьи.

— Как твой день? — Ёсан тихо подходит сзади и смотрит на спину Пака, что варит себе кофе.

Тот делает этот ритуал каждый вечер и утро, Кан заметил. Омега принюхивается и хмурится, потому что абсолютно не понимает чей это запах и какие ноты он учуял. Собственный аромат Сонхва слишком сильный и перебивает все остальные ароматы, а тут еще и запах кофе. Ёсан действительно не может разобрать посторонние ноты и определить пол того, кому они принадлежат.

— Тебе разве это интересно? — вскидывает бровь Пак и поворачивается. Он с интересом и язвительной усмешкой наблюдает, как омега принюхивается.

— Нет, мне интересно, кем от тебя несет, — напрямую отвечает Ёсан. Он не тот, кто будет ходить вокруг да около.

— Какая тебе разница? В любом случае, это альфа с работы, можешь расслабиться.

— Хорошо, что это всего лишь альфа с твоей работы, — кивает Кан и стойко игнорирует насмешливый взгляд Сонхва. — Не хотелось бы иного.

— Вау, — Пак выключает свой кофе и отставляет его, после чего снова поворачивается к Ёсану. — Хочешь сказать, что не потерпишь чужих запахов?

— Именно это и хочу сказать. Мне всё равно, с кем ты там трёшься и чем занимаешься. Меня беспокоит моя репутация, — Кан делает шаг ближе и становится вплотную к Сонхва. — Я не потерплю чужих запахов, а если когда-нибудь учую другого омегу, то убью тебя, а труп закопаю на заднем дворе под чудесными розами твоего папы, — конечно, Ёсан и не надеется напугать альфу, но донести эту информацию обязан.

— О-о, — тянет Сонхва, с неверием и умилением глядя в уверенные глаза напротив. Какой самонадеянный и наглый омега с жестким взглядом. Такие заявления раззадоривают, а альфа внутри беснуется. — Это очень мило. Но ты же понимаешь, что тебя это тоже касается? Хотя мы могли бы спокойно жить каждый своей жизнью и спать, с кем нравится?

— Я себя хорошо веду. Пока что, — они впервые говорят так долго и Ёсан буквально ощущает, как с каждой секундой ему становится тяжелее. Запах вина слишком вызывающий, как, собственно, и его хозяин. Он нагло опьяняет и путает все мысли в голове.

Кан не успевает ничего предпринять, когда Сонхва хватает его за запястье и тянет на себя, а после разворачивает и вжимает бедрами в кухонный стол, у которого сам только что стоял.

— Что значит «пока»? — Сонхва злит, что Ёсан смеет что-то требовать, злит ситуация, злит это самое «пока», и он крепко сжимает в руках чужую талию. Носом же он утыкается в шею Кана и улыбается, когда чувствует, как тот еле ощутимо дрожит в руках и тяжело выдыхает, пока естественный запах усиливается.

— Это значит, что я очень надеюсь поладить с тобой до своей течки, — Ёсан кладет руки на плечи Сонхва и, хоть сохраняет серьезный тон, но абсолютно глупо крошится в чужих руках. Такая близость альфы выбивает из колеи целиком и полностью.

— Ты смеешь мне угрожать? Какая прелесть, — Пак прижимает Кана ближе к себе и несколько раз целует его шею, которую тот покорно и не совсем осознанно подставляет. Альфу не интересует близость, но забавляет такое опрометчивое доверие.

— Это не угроза, просто... — Кан не договаривает, потому что вскрикивает и резко отталкивает от себя Сонхва. Он хватается за шею и с выступившими от боли слезами на глазах смотрит на смеющегося альфу. Сначала Ёсан думает о том, что он впервые видит улыбку Сонхва и она прекрасна. А потом по пульсирующей боли на шее до него начинает доходить, из-за чего тот смеется. — Только не говори, что, — дрожащим голосом тихо произносит Кан и в ужасе смотрит на то, как Пак облизывается, пробуя кровь с губ. — Что поставил мне метку…

— Именно это я и сделал, — Сонхва возвращается к своему кофе, словно ничего и не случилось, с легкой улыбкой на губах.

— Ты совсем ненормальный?! Это же на всю жизнь, — Кан быстро стирает рукавом слезы и смотрит на свои дрожащие пальцы, которые испачкались в крови с укуса. — На меня теперь ни один альфа не посмотрит.

— В этом и смысл.

— Как же больно, — всхлипывает Ёсан и снова пальцами накрывает метку, которая теперь начинает гореть. Внутри разгорается страх и беспокойство. В их семье не приняты метки, они считаются дурным тоном. Что скажут родители? — Как ты вообще додумался до этого? Придурок.

Сонхва не отвечает Кану, только снова смеется, пока тот абсолютно взбешенный и в слезах сбегает в свою комнату. Паку не жаль. В принципе, он никогда бы не обидел омегу и не стал нарушать личное пространство, но как можно было додуматься угрожать изменой? Хотя какая в их «отношениях» может быть измена? И тем не менее, поставленная метка кажется слишком естественной и правильной.

Они не разговаривают и следующие четыре дня до самых выходных. Сонхва в принципе не начинает первым, а Ёсан обиделся и молчит, но каждый друг за другом наблюдает, если выпадает возможность.

Так Ёсан замечает, что Пак любит готовить, каждый вечер и утро пьет один и тот же кофе, чаще носит черное, чем светлое, а в гневе выглядит страшнее самого дьявола. А еще игнорирует чужие звонки и сообщения и злится, когда ему самому отвечают не сразу.

Сонхва же понимает, насколько Ёсану одиноко и тяжело, когда за все четыре дня омега созванивается только с отцом, и каждый раз говорит, что скучает. И гадалкой быть не надо, чтобы понимать, что у такого мальчика, к сожалению, не может быть друзей. Слишком сильный и своевольный для омег, слишком выскочка для альф. И весь его образ пропитан спокойствием и одиночеством. Несколько тоскливо замечать, что Кан может долго сидеть на заднем дворе и просто смотреть на цветы, наверняка думая о своём. Зато вечером он спокойно расхаживает по дому в одной длинной рубашке, как, например, и сегодня.

Пак снова возвращается с работы позже обычного, раздраженный и уставший. И вместо привычной варки кофе, сразу садится за отчетность. В гостиной уже довольно темно, и только голубоватый свет ноутбука освещает бумаги и альфу. Кан подходит сзади дивана и заглядывает в распечатки из-за плеча Пака. Он улыбается, потому что видит те же ошибки, что бывают у отца, когда тот совсем устает и в упор не замечает не те числа, даты или номера договоров.

— Можно присесть? — Ёсан обходит диван и становится перед альфой.

— Конечно, — не поднимая глаз, отвечает Сонхва.

— Закончи завтра, ты слишком устал, — Кан закрывает крышку ноутбука и бесцеремонно усаживается тому на колени, а руки кладет на плечи.

Пак и правда настолько вымотан, что даже никак не реагирует. Он лишь устало трет переносицу, пока глаза снова привыкают к темноте, а после кладет руки на спинку дивана. Он не понимает, почему и зачем Ёсан с ним говорит и контактирует.

— Ты совсем не хочешь?

— Что?

— Не хочешь ко мне прикоснуться?

— Почему должен хотеть?

— Я, — Ёсан медлит и подбирает слова, которые, наконец, могли бы заставить Сонхва говорить. Он знает себе цену и то, что прекрасен. Именно потому позволяет себе совсем небольшую манипуляцию. — Я настолько некрасив и не нравлюсь тебе?

— Не в этом дело, — Пак, наверное, впервые настолько долго и близко рассматривает Кана, пусть и в вечернем сумраке комнаты.

— Дай угадаю? Дело в том, что ты оскорблен тем, что тебя просто продали за светлое будущее компании? — Ёсан мягко касается пальцами волос Сонхва и проводит до загривка. Когда Пак слишком долго молчит, то продолжает: — А меня вот выдают замуж за альфу, рассчитывая на перспективы его компании. Я такой же товар, как и он, и точно также, к сожалению, родился в той семье, где так положено.

— Тебе дали хоть какой-то выбор.

— Я им воспользовался, — широко улыбается Кан и приближается к лицу Сонхва. — Ты мне сдашься. Я подожду.

— Какие прогнозы, — Пак фыркает и закатывает глаза.

— Да, это у меня от отца. Он прекрасный аналитик и его прогнозы всегда точны, — смеется Ёсан и снова садится ровно.

— Кстати, почему ты последние дни не ездил домой или в город?

— О, а ты не заметил, что у моего папы нет метки? Я просто боюсь ехать к родителям, потому что у нас они не приняты. Скорее всего отец не будет злиться, но папа устроит скандал, назовет тебя тупым овном, а меня просто тупым, — Кан отводит взгляд и закусывает губу. Это всё не даёт внутреннего покоя и умиротворения. — Мне не жаль, что ты ее поставил, но я боюсь их реакции.

— Рано или поздно все равно придется. Скажи только отцу, — Сонхва слабо улыбается и Ёсан едва ли не сияет от этого.

— Значит, ты умеешь нормально разговаривать? — Кан не может сдержать ответной улыбки и приподнимается на коленях, немного возвышаясь над альфой.

— Тебе показалось. Расскажи потом как все пройдет.

— Тебе правда будет интересно?

— Нет.

— Хорошо, обязательно все расскажу, — Ёсан слезает с дивана и, не переставая улыбаться, медленно направляется в свою комнату. — Доброй ночи.