— Здравствуйте, — мягко улыбается Кан и опускается сразу на софу, глядя на Ли.

— Доброго дня. Как Вы себя чувствуете? — не отрываясь от своих документов, спрашивает Тэён.

— Я последовал Вашим советам и много отдыхал. Всё в полнейшем порядке.

— Значит, Вы хотите сказать, что готовы продолжать?

— Да, — Ёсан укладывается на софу и наблюдает за Ли, что отправился выполнять обычные процедуры. — Как часто Вам попадаются такие случаи, как мой?

— Это какие? — Тэён смотрит поверх очков, пока набирает медикамент и обрабатывает будущее место укола.

— Которые приходится распутывать из самого детства. Тяжелые, наверное.

— И да, и нет. От части Ваш случай и правда тяжелый, однако, его исследования облегчаются тем, что Вы очень успешно вытаскиваете свои воспоминания. Думаю, если бы Вы не обладали хорошей памятью на визуальные составляющие, мы бы не смогли работать, — Ли медленно вводит препарат и убирает шприц. — Зато бывают более лёгкие случаи, которые осложняются низким интеллектом человека или его рассеянным вниманием.

— Значит, Вам нравится со мной работать? — улыбается Кан.

— Вполне себе. Всё, соберитесь и сфокусируйте внимание на последних событиях.

Ёсан старается вспомнить и сам не замечает, как попадает в пограничное состояние. В этот раз всё идёт не так, как обычно, и он не оказывается в какой-либо из локаций памяти. Образы и отрывки идут одни за одним, но в них ничего серьезного или интересного. Пак заканчивает университет на год раньше и еще год работает в том же городе, ожидая Ёсана, а после вместе они снимают дом в другом городе, куда в последствии и переезжают. Сонхва устраивается на отличную должность архитектора, но Кан не может вспомнить, куда именно. Сам же Ёсан занимается фрилансом и работает с дизайном на дому, параллельно иногда выполняя заказы на картины. У него получается отличная живопись, которая продается за большие деньги. Но эти повседневные воспоминания такие мимолётные и проходящие.

Наконец, он открывает глаза, слыша звонок своего телефона. Он уснул на диване в гостиной? Похоже на то. Кан медленно фокусирует зрение и поднимается. Когда он находит телефон, вызов становится пропущенным. За окном довольно пасмурно, и Ёсан понимает, что скорее всего, это тот самый нужный ему день. В голове отвратительная тяжесть. Давление, наверное?

Вечер обещает быть ужасным. Мало того, что нет настроения из-за отъезда Сонхва перед самыми выходными, так еще и заказчик ведёт себя неадекватно. Максимально неадекватно. Очередной телефонный звонок во второй половине дня заставил вздрогнуть и насупится. Внутри нервное раздражение и неприязнь, и это злит. Ёсан смотрит на номер и закатывает глаза, снова видя номер клиента. Вернее, не видя, цифры размыты, но вспоминая, что это точно он.

— Что непонятно из того, что у меня выходной?! — Кан отвечает, повысив тон, и сердито смотрит в часы, поражаясь этой твердолобости. 16:38, суббота. Этот надоедливый мужчина звонил ему еще с утра.

— Послушайте, мне действительно необходима эта работа к понедельнику. Я же оставлял сроки в пожеланиях.

— В пожеланиях, но не требованиях. Прекратите трогать меня в мое нерабочее время.

— Вы же всё равно дома сидите всё время, что Вам стоит сделать? — напирает мужчина и Ёсан буквально закипает.

— Это не Ваше дело, где я и сколько сижу.

— А почему Вы со мной так разговариваете? Я пожалуюсь Вашему руководству, — начинает также злиться тот, и Кана выбивает это еще сильнее. Сколько можно звонить и кругами повторять одно и то же?

— Да жалуйтесь сколько хотите. Всё, я не обязан на Вас тратить ни секунды своего ЛИЧНОГО времени. Всего доброго, — он бросает трубку и отбрасывает телефон на диван. Почему люди такие тупые и считают, что если они платят, то вправе требовать что угодно? Напрягает, конечно, что он получит выговор за подобное поведение, ибо до последнего необходимо быть вежливым и доброжелательным, но это ведь ни в какие рамки уже.

Кан зол. Он планировал сегодня дописать тот холст, что не даёт ему покоя, но с таким настроением уж точно ничего не выйдет.

Ладно, спокойно. Стоит расслабиться и вдохнуть поглубже. Ёсан прикрывает глаза и задумывается, что именно его настолько выбило из равновесия. Что привело к появлению деструктивных эмоций? Банальная тупость и упёртость заказчика? Тогда почему это так сильно должно волновать Кана? Он старается дышать ровно и успокоиться, до тех пор, пока снова не слышит телефонный звонок. Ёсан смотрит на светящийся экран и его глаз дёргается от переполняющей злости. Взяв телефон в руки, он выдыхает и отвечает.

— Какая часть в «хорошего дня» вам не ясна? Пожалуйста, обратитесь к моему руководству и перестаньте беспокоить меня.

Кан сразу же сбрасывает вызов и поднимается с дивана. Внешне он выглядит абсолютно спокойным, но внутри бушует такой ураган, что начинает болеть голова. Почему даже Сонхва именно в выходные отправили на его строительный объект в другой город? Неужели нельзя без него разобраться или сделать это в будние дни? К чему эта срочность? Куда все торопятся? Ужасно. Ёсан несколько раз проходит по гостиной и пытается понять, чем же ему заняться. Может позвонить матери? Точно, наверняка, это отвлечет.

Дословно разговор не вспоминается, но мама говорит, что сегодня собиралась заехать после семи вечера. Зато поужинают вместе. Но это же еще сколько ждать? Чёрт с ним, может быть всё же получится поработать над написанием?

Кан поднимается к себе в мастерскую, и на этот раз, отворив дверь, он видит её в полном порядке и даже почти во всех цветах. Почему? Память лучше восстановлена или он достаточно адаптировался? Мольберт всё также стоит у стены с наброском. По сути, он видит этот набросок в третий раз. Один был в прошлом воспоминании, один сейчас, а один в первый истинный раз.

Ёсан проходит к столу с красками и повторяет все действия с палитрой и подбором нужных цветов. В этот раз всё ощущается совсем иначе. Во-первых, потому что Кан достаточно сильно приспособился и вспоминает теперь вместе со всеми эмоциями, во-вторых, эти действия уже происходили, но на этот раз чувствуются полнее и точнее.

Он переходит к следующему столу и подбирает кисти. В прошлый раз, когда он был здесь в предыдущем воспоминании, Ёсан подходил к полкам с дракончиком. Кан смотрит в их сторону и вспоминает, что этого дракончика принёс Сонхва еще давно, года три назад, еще когда они учились. Теперь, когда восстановлены многие воспоминания, всё в прямом смысле вернулось на свои места.

Кан доходит до мольберта и снова чувствует то успокаивающее тепло при рассматривании наброска. Пару месяцев назад, они вместе ездили к морю, и Сонхва на обрыве буквально выжжен на подкорках его памяти. Он в мельчайших деталях помнит все оттенки и то, как падал свет. День был облачный, и облака вдалеке над морем казались тяжелыми, как и сама вода. На их фоне Пак выглядел таким тонким и прекрасным. Красивым. Невероятным. Неземным. У Ёсана буквально дыхание спёрло от того, насколько его мужчина искусство, так что, конечно, он решил написать этот вид. Сейчас, вернувшись к мольберту, Кан понимал, почему испытывал такой трепет.

Взяв в руки кисть, Ёсан, снова начинает с неба. Едва коснувшись краской облаков, он слышит, как из открытого окна доносится гул с улицы. Чёртовы визжащие дети и их мамаши. Этот шум усиливается и, кажется, всё-таки вызывает головную боль. Благоговение, испытываемое от наброска, пропадает как по щелчку, сменяясь прежним раздражением. Он стремительно идёт к окну и с громким хлопком закрывает его. Гул стихает и Ёсан возвращается к мольберту, продолжая работу. Ну вот, на мгновение вернувшийся настрой, сбит. Кан снова берет кисть и продолжает написание облаков. Так важно передать всё то, что есть у него в памяти, но руки словно не слушаются, совершая неточные движения, из-за чего Ёсан чувствует нарастающий гнев и разочарование в себе. Это ведь так важно, нельзя ошибаться. Он боится утратить какие-то детали или воспоминания о цветах и атмосфере, так что не хочет тянуть с написанием и продолжает, понимая, что он действительно злился на себя из-за ошибок в написании. Такое часто бывает, в общем-то неудивительно, ведь ничто так не бесит, как вид, который не получается перенести на холст. И вот теперь, небрежно бросив палитру на столик у мольберта, Кан случайно сталкивает стакан с водой. Он разбивается с таким звоном, что Ёсан невольно закрывает уши руками. Кажется, словно разбился не стакан, а огромная хрустальная люстра, и в голове отдаётся пульсирующей болью. Может это всё же последствия давления? Кан учащенно дышит, потому что очередной шум поселяет в нем панику и такое раздражение, что становится не по себе. Это похоже на то, что доктор Ли назвал «паническими атаками», которым он подвергался в юности. Только если раньше случались либо всплески различных эмоций, либо деперсонализация и изменения окружающего, то на этот раз случилось всё одновременно. Ёсану страшно и гневно одновременно. Неужели из-за себя самого он не сможет закончить картину? Кан берет кисти и продолжает, сильнее разгораясь злостью из-за еще более неточных мазков дрожащей руки. Ему всё больше и больше не нравится собственный рисунок, и это ужасно бесит. Небо, что обрело общие очертания не удаётся пока что сделать достоверным, так что Ёсан переходит к земле. Почему выходит так плохо? Руки трясутся, а нервное напряжение нарастает настолько, что когда Кан слышит звонок собственного телефона, и вовсе бросает кисть в стену. Сколько можно отвлекать? Почему просто не могут оставить в покое и дать спокойно поработать? Ёсан не глядя сбрасывает вызов и выключает телефон совсем. Непонятно почему, но всё кажется таким непонятным, отстранённым и неизвестным. Словно это не он и не в своем доме. Только гнев и раздражение, по ощущениям, испепеляют так сильно, будто внутри рассыпали горку красного перца. Почему Сонхва настолько идеален? Почему не удаётся написать ни его, ни окружающий его пейзаж? Почему всё, к чему он прикасается и где находится, становится таким? В какой-то момент Ёсану кажется, что Пака просто невозможно написать. Это не сделать человеку, и от этого пришедшего осознания становится так ненормально больно. Сонхва настолько искусство, что Кан не способен передать в полном объеме всю его красоту. Пусть даже он всего-навсего стоит спиной на фоне моря.

Ёсан берет нож, чтобы срезать холст и оставить свои попытки в написании Сонхва, как слышит чужой голос. Чей это голос? В самом первом воспоминании он прозвучал раньше, чем Кан взял нож.

— Ёсан?

Сейчас Кан в полном объеме вспоминает всю ту внутреннюю бурю в совокупности с непониманием окружающих объектов. Он заносит нож над холстом и замирает, снова слыша голос.

— Я забыл дома документы, пришлось вернуться.

Кто «я»? Ёсан опускает руку и медленно оборачивается, почти не ощущая себя. Он внимательно смотрит на Пака, и не узнаёт его. Почему этот «кто-то» снова его отвлекает?

— Можно меня просто оставить в покое? — еле слышно произносит он и всматривается в Сонхва. Кан тяжело дышит и смотрит исподлобья, снова отворачиваясь к рисунку. — Почему я не могу это сделать? Почему он настолько идеален? Почему он гребаное совершенство?! Ненавижу его, ненавижу, — Ёсан всхлипывает и заходится рыданиями. — Нет, это ложь. Я люблю его, — он снова заносит руку, чтобы всё-таки срезать холст, как его плеча касаются.

— Малыш, ты устал? Тебе нужно, — Пак не договаривает и отшатывается, потому что прямо перед лицом серым отблеском проносится нож, задевая подбородок. — Ёсан! Да что происходит?! — вскрикивает Сонхва от непонимания и испуга и, кажется, это срабатывает как последний триггер. Кана вводит в панику и ужас новый источник шума, и он наносит несколько размашистых удара ножом.

Ощущения теплоты на руках начинает возвращать понимание и узнавание окружающего. Ёсан роняет нож и смотрит на собственные руки, покрытые кровью, с неверием узнавая перед собой Сонхва. Нет, не может быть. Этого не может быть. Но Пак медленно опускается на колени и закашливается, сплёвывя густой кровью, после чего падает на спину. Тёмно-красное пятно расползается под Сонхва так быстро, что Ёсан не успевает осознать о случившимся. Теперь он понимает, почему забыл это. В голове, как и на душе становится пусто. Кан даже не понимает, что чувствовать. Звенящая пустота. Нет, он не мог так поступить со своим самым дорогим человеком.

— Нет, нет, нет, — Ёсан судорожно выдыхает и хватает воздух ртом, потому что в горле ком нервов не дает вдохнуть. Он бросается к Паку, но пустой взгляд и отсутствие дыхания останавливают. И Ёсан даже не может описать, насколько сильно возненавидел себя. Это воспоминание вернулось также ярко, как и тогда. Перед глазами всё начинает плыть, а отвращение к себе только нарастает. Как можно совершить такую ошибку? Нет, этого не могло случиться так. Кан кончиками дрожащих пальцев касается лужи еще тёплой крови и понимает, что он сделал. Он действительно собственными руками убил Сонхва в состоянии аффекта?

С таким не живут. Ёсан чувствует вину, но не просит прощения. Только нависает сверху, касается в последний раз чужих губ своими и думает, что даже сейчас Пак остаётся самым прекрасным произведением искусства. Кан случайно замечает часы у Сонхва на руке, и, видя 19:04, вспоминает, что это за время. Он плачет, когда поднимает нож и не задумываясь вонзает в себя. Но не от собственной боли, а от боли, причиненной Паку.

— Боже, почему это вообще могло произойти? Не уходи, — в слезах произносит Ёсан и теряет сознание.

Он открывает глаза в кабинете доктора и даже не дышит. Кан не понимает, что ему сейчас делать и думать. А самое главное, какого черта он всё-таки жив. Он даже не понимает, что в итоге оказалось страшнее, забыть Сонхва или найти его.

Никто никогда не будет ненавидеть Ёсана так сильно, как он себя сам.

— Ёсан? — тихо спрашивает Ли и берёт в руки свой планшет.

— Да? — безжизненным голосом отвечает тот.

— Вы в порядке?

В порядке ли он? Нет, внутри прямо сейчас всё разрывается от боли и осознания. Но, скорее всего, это не стоит рассказывать Тэёну. Ничего уже не стоит рассказывать Тэёну. Это лишилось смысла.

— Да, я в порядке, — выдыхает он и приподнимается. — Вы были правы, нам стоило провести приём позже. Я не вспомнил ничего дельного кроме того, что мы переехали в дом, в котором я сейчас.

— Вы выглядите напуганным и потерянным, — вскидывает бровь Ли и щурится.

— Просто устал. Мы так долго этим занимаемся, и, мне кажется, я никогда его не найду, — в лицо врёт Ёсан и понимает, что скорее всего если признаться Тэёну, что же случилось, то всё закончится печально. Он отправится либо в стационар, либо в полицию, что недопустимо. У него на сегодня уже запланированы дела.

— Думаю, Вы уже совсем близко. Что Вы мне расскажете?

Кан снова судорожно вздыхает, потому что ком нервов снова стоит в горле, и для отведения подозрений рассказывает только о переезде и новой работе. Как же ему сейчас плохо, а он сидит и пытается не ляпнуть лишнего.

— И правда ничего информативного, — подытоживает Ли и смотрит в свои записи.

— Можно я пойду? Хочу домой.

— Вы даже не отдохнете? Почему Вы так торопитесь?

— Очень хочу спать, приеду домой и сразу лягу.

— Хорошо, но пишите, если что, мой номер у вас есть.

Кан еще раз со слезами на глазах осматривает Тэёна, словно стараясь запомнить, и поднимается.

— До свидания, — тихо произносит он и, не дожидаясь ответа Ли, выходит.

По дороге домой Ёсан думает о том, почему мать всё скрыла. Сколько и кому она заплатила, чтобы спрятать Сонхва, отмыть всё от крови и убрать все возможные его вещи? Мама боялась, что его обвинят? Да не важно. Всё не важно. Господи, как же это не важно.

Кан находится на грани. Он спокоен, но чувствует, словно одно неаккуратное движение, и его накроет истерика. Это случается в первый раз, когда он поднимается в их спальню чтобы переодеться. Кровать с черными простынями заставляет разрыдаться, скатившись по стене на пол. Впервые, после встречи с Ли он дает волю эмоциям. Сколько он не может успокоиться? Десять минут? Двадцать? Ёсан понятия не имеет, сколько времени проходит, пока он не выплёскивает из себя всё, что было.

Когда, наконец, внутри ничего не остаётся, он поднимается и переодевается в свой любимый домашний шелковый халат. Кан спускается на кухню и наливает себе воды. Выпив стакан, он думает, что для сегодняшних дел можно взять и чего-то крепче. Ёсан достаёт бутылку белого вина, бокал, и отправляется в свою мастерскую.

В четвертый раз он набирает нужные краски и кисти, открывает вино и подходит к недописанной картине. Как он вообще мог так серьезно отнестись к этому? Просто как? Нет, даже пережив всё это еще раз, Ёсан не понимает себя. Для него нет понимания и оправдания.

Вино, палитру и кисти Кан кладёт на пол, после чего снимает картину с мольберта и отодвигает его. Он ставит холст на пол и прислоняет к стене, усаживаясь напротив.

— Двое не спят, двое сидят у любви на игле. Станем ли мы нарушать их покой? — тихо напевая, Ёсан принимается дописывать облака. Почему теперь они получаются так, как должны?

— Нечего ждать, некому верить, икона в крови, — продолжает Кан и делает несколько глотков с бокала. — Двое не спят, двое глотают колёса любви. Им хорошо, станем ли мы нарушать их покой?

Дело идёт не быстро, но небо становится таким, как Ёсан и хотел. Он исправляет те штрихи снизу, которые ему казались неверными и накладывает новые оттенки.

— Если б я знал, как это трудно — уснуть одному, — со слабой полуулыбкой он намечает и добавляет еще один силуэт, свой, набрасывая его совсем на скорую руку. — Если б я знал, что меня ждёт, я бы вышел в окно.

На доработку их двоих на рисунке уходит чуть больше времени, чем планировалось, но получается нужное. А даже если что-то Кана и не устраивает, то это уже совсем не имеет значения.

— И все хорошо, и эти двое уснули давно, — Ёсан заканчивает петь вместе с тем, как прекращает писать и осматривает холст. Он ничего не чувствует. Абсолютно.

Кан поднимается, берёт свое вино и отходит на несколько шагов, снова разворачиваясь к картине. Вроде ничего. Ёсан всё равно останется с Сонхва. Почему в его воспоминании Сонхва не сопротивлялся? Пак сильнее его физически, почему он ничего не предпринял? Кан опускает глаза в пол и слёзы снова выступают на глазах. Это случилось ровно там, где он сейчас.

Ёсан залпом выпивает вино из бокала и разбивает его об пол, направляясь на выход из мастерской с бутылкой в руках. Он еще раз оглядывается на дописанную картину и выдыхает. Ему становится немного страшно, но ничего не поделать. Всё решено еще в тот раз. Кан не откажется от своего решения, ведь это единственно верное, так что он достаёт из стола один из канцелярских ножей и выходит.

Слёзы снова неконтролируемо текут по щекам, когда он оставляет ванну набираться и выходит за своим телефоном. Где он его оставил? Вроде, в спальне. Приходится подняться туда снова. Ёсан садится на место, где всегда спал Сонхва и берёт его подушку в руки. Он утыкается в нее носом и глубоко вдыхает, снова начиная рыдать. Нет, она не пахнет, но он вспоминает, как пах Сонхва. И что он спал здесь. С ним. На этом месте. Невыносимо. Кан кладёт подушку на место и резко поднимается, с телефоном спускаясь обратно на первый этаж.

Он берёт вино, нож и идёт в ванную. Как раз набралось достаточно. Чудно. Ёсан выключает воду и залезает в нее прям в халате. Лёгкая шелковая ткань неприятно липнет к телу, да и чёрт бы с ней. Кан делает несколько глотков прямо из бутылки и берёт в руки телефон.

Сначала он открывает контакт доктора Ли. Ёсан долго думает, но находит справедливым всё-таки рассказать Тэёну финал. Он пишет всё, что скрыл, всё, что сделал и сделает в недалёком будущем. Помимо прочего он переводит Ли одну треть своих сбережений с благодарностью. Кан оплатил все услуги, но почему-то ему кажется, что Тэён всё равно будет переживать, и от этого немного неудобно.

Что писать маме Ёсан не знает. Сначала он спрашивает, почему она всё скрыла, но стирает всё набранное сообщение. Дальше он хочет оправдаться и пишет, что не может со всем этим теперь жить, и опять стирает написанное. Кан отвлекается на посыпавшиеся от Ли уведомления, но не открывает их. Он пишет маме извинения и благодарность за заботу и переводит оставшиеся деньги, наконец, выключая телефон.

— Я убью любого, кто прикоснется к тебе, — Ёсан делает еще несколько глотков вина и откидывает голову назад. Он смотрит в потолок и тяжело вздыхает, после чего берется за нож. Вскрывая вены вдоль, Кан морщится. Неприятно, но боль не сравнится с той, что он ощущает внутри. Левой рукой это оказывается делать тяжелее. Она так сильно трясется. Закрывая глаза, он думает лишь о том, что предпочел бы не встречать Пака. Честно говоря, Ёсан бы отдал всё на свете, чтобы вернуть Сонхва, но, к сожалению, это так не работает.