— Доброе утро.

— Здравствуйте. Как Вы провели эти дни? Мне не нравятся Ваши синяки под глазами, — Тэён снимает очки и внимательно смотрит на Ёсана.

— Я ездил к маме, — Кан откидывает волосы назад и смотрит на Ли немного расфокусированным взглядом. — Мне плохо спалось в своей старой комнате. Было не по себе от того, что я вспомнил откуда там многие вещи. Еще я ради интереса покопался на заднем дворе и нашел кости рыбы, которую мы когда-то закопали. Однако, в какой-то момент мне показалось, что у меня поехала крыша и я просто выдумал Сонхва. Я ходил к дому его родителей, но он оказался нежилым и выставленным на продажу. И, конечно, я попытался поговорить о Сонхва с мамой. Сначала я спросил, помнит ли она игрушку котёнка, которую дарила мне в детстве. Она ответила утвердительно, но когда я поинтересовался, где котёнок сейчас, мама сказала, что он потерялся при моём переезде. После я спросил про самого Сонхва. Мама занервничала и ответила, что не помнит его. Она соврала. И, в общем-то, меня это успокоило. Ведь, получается, она помнит его, просто не хочет говорить.

— Вам следовало отдыхать, занимаясь нейтральными делами, а не возвращаться к этим воспоминаниям.

— Это важно. Я не могу описать всё, что происходит у меня внутри. Мне кажется, я не смогу успокоиться, пока не найду его.

— Я понимаю, что это важно, но Вы рискуете собственным ментальным здоровьем.

— Да нет же, всё в порядке. Ничего не изменится, но я слишком нуждаюсь в нём. Мы можем продолжить?

— Ёсан, — Ли щурится, и пристально смотрит в глаза Кана. — Мы продолжим, но Вы должны контролировать себя и ставить в приоритет собственное состояние. Не пытайтесь искать и вспоминать самостоятельно в период нашего взаимодействия. Ваш разум и без того устаёт. В ином случае если в следующий раз будете выглядеть хуже, чем сегодня, я отправлю Вас домой.

— Как скажете, док, — кивает Ёсан и поднимается со стула, переходя на софу. — Я понимаю это. Больше не буду.

— Хорошо, что понимаете, — Тэён отправляется выполнять обычные приготовления и возвращается к Кану, как и всегда, с шприцом и медикаментом.

— Скажите, что Вы делаете, когда морально устаёте? Да и вообще, люди, которые работают с психикой других людей и выслушивают все их проблемы, куда это потом девают?

— Хороший вопрос, — вскидывает бровь Ли. — Мы точно такие же люди и пропускаем это всё через себя. Думаю, психиатрам чуть проще, потому что они работают в большинстве своем с болезнями и ведут клиническую деятельность. А вот психологом я бы никогда не стал. Они выслушивают все переживания, и, анализируя, моделируют путь к решению трудностей, — Тэён заканчивает свои приготовления и протирает место будущего укола антисептиком. — Провести человека сквозь осколки его душевного состояния к нормальной жизни без каких-то серьезных препаратов куда сложнее, чем, допустим, разобраться с расстройством. Я знаком с многими врачами, которые сами посещают психологов. Но лично я стараюсь оставлять все переживания на работе и не брать их домой. Не всегда получается, но что поделать. Онкологам еще сложнее.

— Спасибо Вам за работу, — морщится Ёсан, чувствуя укол, и прикрывает глаза. — Вы такой котик.

— Держите сейчас в памяти те события, на которых закончили в прошлый раз. Попробуйте продолжить с них.

— Понял-принял.

Кан старается в подробностях воспроизвести свой последний год обучения в школе. Он помнит, как в день отъезда Пака твёрдо решил окончить школу на год раньше по ряду причин.

Во-первых, он чувствовал себя отвратительно вдали от Сонхва. Ёсану казалось свое одиночество невыносимым, и это время в памяти такое мрачное и тоскливое. Он даже почти перестал писать красками, потому что те казались серыми. Всё было серым. Нет, они общались с Паком постоянно, но это ведь всё равно не то.

Во-вторых, Ёсан боялся, что они отдалятся. Расстояние, новые знакомства и увлечения, другой устрой жизни. Слишком много нового появилось в жизни Пака, и, казалось, была тысяча и одна причина, чтобы перестать хвататься друг за друга и начать жить чем-то новым. По крайней мере, чтобы перестал хвататься Сонхва. Ведь он был таким ярким и самобытным. Он-то уж точно смог бы прожить без Ёсана. И от этой мысли было тревожно и дурно. Ну и в-третьих, самым сильным страхом было то, что Сонхва кого-то себе найдет. Кого-то такого же близкого и, не дай бог, любимого. Ведь почему бы и нет? Между ними не было никакой конкретики. Они ничего не обсуждали и не обещали друг-другу. Сколько более интересных девушек или парней Пак встретит?

Это слишком отравляло жизнь Кана. Постоянное плохое настроение могло переходить в агрессию и раздражение, и наоборот. Ёсан иногда так сильно загонял себя этими мыслями и переживаниями, что у него в различные моменты времени могли случаться острые приступы тревоги, сопровождаемые сильным страхом, повышением давления, ознобом, иногда одышкой. Но еще хуже, если этого всего не было. В таких случаях все окружающее казалось отстранённым и измененным, а иногда не ощущалось и собственное тело.

Кан настолько ненавидел эти приступы, что абсолютно всё свободные время старался уделять учёбе и подготовке к поступлению. Либо же своей внешности. Он начал осветляться и краситься в светло-русый, следить за своим телом и кожей, пробил уши. Что угодно, лишь бы не оставаться наедине с переживаниями на счет Сонхва.

Куда приятнее было скучать по его запаху, прикосновениям, поцелуям. Вспоминать на себе руки Пака и прикасаться к себе было смущающим, но таким необходимым. Ёсану стыдно, но перестать дрочить на Сонхва и мечтать о нем было невозможно. В такие моменты он казался мерзким самому себе и, что не совсем логично, начинал игнорировать Пака. Зато спать в обнимку с отобранной у него кофтой стало традицией. Правда, запах быстро с нее исчез, но хуже она от этого не стала.

Да, это определенно был очень тяжелый год для него. К его огромному счастью, ему удалось поступить в один университет с Паком. Там не было направлений, связанных с рисованием или живописью, зато был дизайн. Пойдет, тоже не плохо. Когда Сонхва, узнав об этом, сразу предложил переехать к нему, Кан ответил, что не знает, но, конечно, подумает. А после, сломя голову побежал собирать вещи.

Мама была против поступления в другой город и переезда, но видя, что сыну это действительно нужно, не препятствовала. Так что когда он вечером сообщил ей, что завтра же уезжает далеко и надолго, она только попросила регулярно звонить и приезжать домой на праздники.

Ёсан вспоминает, как его трясло перед встречей с Паком. Было страшно и волнительно настолько, что едва ли не тошнило, так что этот эпизод всплывает в памяти скорее ощущениями, чем визуально. И как было сложно удержаться и не зарыдать в родных объятиях. Наверное, они так простояли несколько минут на вокзале, потому что Кан уткнулся носом в шею Сонхва и старался успокоиться, сжимая того в объятиях. Он не знал, чему больше поражаться, тому, как Пак изменился за год и похорошел, или тому что он всё также пахнет и крепко обнимает?

— Ты меня сейчас задушишь, — смеется Сонхва и ласково гладит Ёсана по волосам, что стали жестче на ощупь.

— Потерпишь, — бубнит Кан и судорожно выдыхает. — Я скучал.

Самое забавное, что это воспоминание такое яркое и в то же время Ёсан не помнит ничего и никого, кроме Пака. Всё вокруг снова становится белым, но почти без объектов и текстур. Не помнит он и путь до их будущей квартиры на ближайшие несколько лет. Зато прекрасно вспоминает саму квартиру. В этом воспоминании они весь день занимаются перестановкой и раскладыванием вещей Кана. Это первая локация в воспоминаниях, что вся обретает цвет. Он так детально и подробно ее вспоминает. Белые пустые стены и окна, множество тёмно-зелёных цветов, разбросанные по всему дому чертежи Сонхва, а в будущем, и рисунки Кана, чёрное постельное, золотые закатные лучи на всю стену.

Заканчивают они только к позднему вечеру, и Ёсан падает на диван, впервые за всё это время осознавая, что он здесь один единственный, и спать они, скорее всего, будут вместе. Ну и хорошо.

— Я умру с голода, если ты меня не покормишь, — ноет Кан и жалобно смотрит на Сонхва.

— Пойдём готовить, — Пак упирается плечом в дверной косяк и скрещивает руки на груди. — Рано еще умирать.

— Не хочу-у-у, — тянет Ёсан. — Без меня вода никак не освятится?

— Погоди. А ты когда таким красивым стал? — Сонхва в открытую пялится и рассматривает, абсолютно этого не смущаясь, зато краснеет Кан. Он, наконец, понимает, как сильно Ёсан изменился за год.

— Что?

— Когда ты стал таким красивым? — повторяет Сонхва и улыбается. Он находит бесконечно прекрасными довольно длинные светлые волосы, возмужавшую и подтянутую фигуру Ёсана, много новых украшений на нём и свою собственную кофту, которую тот стащил год назад, а теперь потягивается в ней на диване.

— Я переспросил для того, чтобы ты изменил вопрос, а не повторил. Я его и с первого раза услышал, — Кан всё-таки поднимается, как заканчивает потягиваться, и идет на кухню. — Пойдём. Тебе помочь?

— Нет, я готовлю, ты болтаешь.

Кто бы знал, как Ёсану приятно это вспоминать. Ведь на самом деле с Паком он мог разговаривать обо всем и одновременно ни о чем 24\7, при том не повторяться. Возможно, через минуту они могли и не вспомнить тему разговора, потому что диалог не имел никакого смысла, но это было так невероятно ценно. Общаться, как и раньше. И Кан действительно не вспоминает их пустую болтовню дословно. Зато вспоминает смеющегося Сонхва, пока тот готовит. И следующий диалог. Вот он, как раз, запомнился целиком и полностью.

— Ты не рассказывал, как много людей в твоем окружении появилось, — аккуратно произносит Ёсан.

— Не вижу смысла рассказывать, потому что ты всё равно их не знаешь, — Пак заканчивает накрывать на стол и усаживается напротив, накладывая обоим ужин. — Но я тебя обязательно с ними познакомлю.

— Может быть, ты кого-то себе нашел? — Кан берет вилку и вдыхает запах приготовленного. Он отчетливо его помнит. — Это очень вкусно пахнет.

— В плане? — вскидывает бровь Сонхва и принимается за ужин.

— Девушку или вроде того?

— О? Ты хочешь знать, нравится ли мне кто-то? Ну-у-у, — задумчиво тянет Пак, и Ёсан напрягается. — Мне нравится один парень, да, — произносит Сонхва и поднимает робкий нерешительный взгляд на побледневшего Кана.

— Вот как? — он выдавливает слабую улыбку и старается сохранять спокойствие. — Расскажешь про него?

— Хм… Тебе — конечно. Мы с ним прекрасно ладим. Буквально понимаем друг друга с полуслова. Он очень умен и талантлив, — с мечтательным выражением лица рассказывает Пак, и Ёсан щурится, пока не понимая, что чувствует. — Мне спокойнее, когда мы вместе, потому что он очень рассудительный и может уберечь меня от поспешных или необдуманных решений. В общем, думаю, он идеален для меня.

— Классно, — сухо бубнит Кан и продолжает есть, почти не чувствуя вкуса еды.

— Хотя не всегда спокойнее. Он очень красивый. Безумно красивый. У него тонкие черты лица и… боже, какие у него бёдра, — восторженно улыбается Сонхва. — Я бы ему отсосал.

— Да когда ты начнешь фильтровать свою речь?! — чуть ли не давится Ёсан и раздраженно смотрит на Пака. Тот всегда говорил, что думает, так что Кан разочарован, но не удивлен.

— К сожалению, близости у нас еще не было, — грустно выдыхает Сонхва и встречается со скептическим взглядом Кана.

У Ёсана сейчас в голове только мысль «да почему он, а не я?». О ком вообще идёт речь? Кто может не давать Паку? Кан искренне не понимает, потому что он не раз имел себя купленным в тайне вибратором, мечтая о Сонхва. Зря, судя по всему. Боже, какой кошмар. Пока он мечтал о Паке, тот успел себе кого-то найти. Надо же быть таким идиотом.

 — Но вся жизнь еще впереди. Куда он денется, — подытоживает Пак и обворожительно широко улыбается.

— И как, он не против, что к тебе переехал я? — уже скорее с сарказмом и пассивной агрессией спрашивает Ёсан.

— Я могу узнать у него. Ёсан, ты не против, что ты ко мне переехал?

— Чего? — Кан поднимает взгляд и видит смеющиеся глаза Сонхва, понимая, что речь шла о нем самом. — Да твою же мать, ты клоун или да?! — едва ли не закипает от раздражения Ёсан и впивается взглядом в смеющегося Пака. — Тебе смешно? Я чуть инфаркт не словил, придурок.

— Не злись, — Сонхва подпирает щеку рукой и любуется ругающимся Каном, продолжая улыбаться.

— Подожди, ты бы сделал что? — Ёсан заливается краской, вспоминая только что сказанное Паком и замирает.

— Отсосал бы тебе.

— Когда я запомню ничего у тебя не переспрашивать? — Кан еще сильнее заливается краской и опускает взгляд в тарелку. К такому его жизнь не готовила. Хотя почему он так удивляется? Сонхва всегда был прямолинеен. — Не делай так больше, — уже тише говорит Ёсан и накалывает на вилку маленький кусочек.

— Как?

— Не вводи меня в заблуждение и не заставляй ревновать. Я уже успел придумать как избавиться от трупа.

— Чьего трупа? — вскидывает бровь Сонхва и щурится, когда Кан медленно поднимает пустой взгляд.

— Я убью любого, кто прикоснётся к тебе, — мягко улыбается Ёсан.

— Лучше расскажи мне, почему ты задал этот вопрос? Не думаю, что я способен сблизиться с кем-то сильнее, чем с тобой.

— Ну, понимаешь, — Кан хмурится и чувствует себя немного виноватым, что сомневался в Паке. — Ты такой… Такой необъятно важный для меня человек, что у меня в голове не укладывается, как тебя можно не любить. Поэтому, я переживал, что кто-то захочет быть тебе также близок, и ты это допустишь.

— Иди сюда, — Сонхва поднимается из-за стола и подходит к окну. — Ну подойди ко мне.

Ёсан, всё еще не поднимая взгляда на Пака, подходит к окну и вздрагивает, когда тот обнимает его сзади.

— Видишь луну? — крепко прижимая к себе, почти шепчет Сонхва. — Так вот моя преданность к тебе больше, чем расстояние до нее и обратно. Каждый раз, когда жизнь мне будет предоставлять выбор, каждый чертов раз я выберу тебя, скринь.

— Ты… — Ёсан заходится смехом, потому что ну только Пак мог во время такого момента сказать «скринь». — Ты лучший.

Какое же яркое это воспоминание. Сердце Кана буквально снова трепещет из-за него и чувств к Сонхва, и он действительно счастлив, что этот эпизод жизни принадлежит ему. Эти воспоминания настолько тёплые и ценные, что он не хочет их покидать. Наверное, это лучшее время в его жизни? Потому что снова начинают сыпаться частичные воспоминания из их совместной жизни и учёбы. К Ёсану возвращается душевное спокойствие и равновесие. Общество Сонхва и то, что он действительно смотрит только на Кана, окрыляет, так что проблемы с сессией переживать куда проще, чем одиночество в тот год одиночества.

Несмотря на то, что в настоящее время Ёсан являлся высокооплачиваемым специалистом в сфере дизайна, в университете он учился с трудом. При подаче документов Кан понимал, что дизайн, в общем-то, самое лучшее, что он может выбрать, хоть и не интересное. Но что поделать? Живописью почти невозможно заработать на нормальную жизнь. Но из-за отсутствия интереса было сложно. Часто приходилось заставлять себя делать что-то через силу. Как и Сонхва, который выбрал архитектурный просто потому что умеет в отличные чертежи и имеет объемное техническое мышление.

И вот лежат они вместе, плюются в потолок негодованием и нежеланием заниматься домашней работой, и чувствуют себя, на самом деле, самыми счастливыми людьми на свете.

— Не туда мы пошли, — выдыхает Пак, пока гипнотизирует потолок. — Надо было другим заняться.

— Да? Чем, например? — Ёсан открывает один глаз и косится на Сонхва.

— Надо было нам с тобой айдолами становиться. Ты красивый, тебе бы пошло.

— О-о, здорово ты придумал, — смеется Кан. — Нам только айдолами быть, да. А вообще, думаешь, им легко? Пашут в зале круглыми сутками, живут со сбитым режимом, не принадлежат себе.

— Лучше в зале пахать круглыми сутками, чем над чертежами, — морщится Пак и ноет. — Не хочу их делать.

— Кто тебя спрашивает, — Ёсан обнимает Сонхва за талию и утыкается носом ему в шею, улыбаясь. — Ты уже выполнил сечение здания с узлами?

— Ну-у, — задумчиво тянет Пак, пока ведет пальцами по бедру и боку своего мальчика.

— Ты еще не сделал фасад, да? Тебе сдавать через два дня, — он мягко целует подбородок и линию челюсти Сонхва и крепче прижимается.

— Как тебе сказать, — немного отстранив от себя, Пак нависает сверху и в своей обычно манере начинает целовать шею Ёсана: медленно, влажно и горячо.

— Только не говори, что ты еще не сделал генеральный план и местность, — открывает шею Кан, но кладёт руки на плечи Сонхва, стараясь отстранить того от себя. — Уходи тогда, у тебя работы выше крыши.

— Выше крыши, — смеется Пак, но и не думает отстраняться. — Еще полно времени.

— Ты опять будешь всё делать в последнюю ночь и паниковать. Брысь. Диван только для тех, кто всё уже сделал и сдал, — Ёсан сжимает пальцами плечи и тяжело выдыхает, но всё-таки сдаётся под этими поцелуями, и медленно обвивает шею Сонхва руками.

— Я не могу, — Пак не сильно впивается зубами в основание шеи, а после несколько раз проводит языком по месту укуса, одной рукой забираясь под верх.

— Что? Почему? — тяжело выдохнув, Ёсан прикрывает глаза и зарывается пальцами в любимые чёрные волосы.

— Ты меня отвлекаешь.

— Так, а ну пошел отсюда, — Кан снова толкает в плечо и усмехается. — Отвлекаю я его. Как тебя еще не отчислили?

— У меня, вообще-то, всё еще высшие баллы, — приподнимается Сонхва и усаживается на бёдра Ёсана, с нежностью прикасаясь к его талии и рёбрам.

— Я бы всё равно тебя отчислил, — закусывает губу Кан.

— Мне кажется, мы бы договорились, — широко улыбается Пак, а после, глядя сверху вниз, вскидывает бровь и облизывается, проводя кончиком языка по верхнему ряду зубов, прекрасно зная, насколько горячо при этом выглядит.

— Надеюсь, ты ни с кем так не договариваешься, — Кан смотрит на клыки Сонхва и в очередной раз проигрывает.

— Только с тобой.

Ёсан слишком ярко вспоминает то самое любимое чувство принадлежности Паку. Сколько раз они оба опаздывали или пропускали пары из-за друг друга? Как часто Кан вот так лежал под Сонхва и не понимал, какую галактику спас в прошлой жизни, раз в этой получил его. Воспоминания о Паке появляются одно за одним в те годы, хотя в них ничего полезного. Разве что много секса. Они настолько сконцентрированы на Сонхва, что Ёсан с трудом вспоминает места, где это происходило. Вряд ли об этом получится рассказать Ли.

Кан и сам не замечает, как его внимание рассеивается, а течение образов прекращается. Он открывает глаза в светлом кабинете Тэёна и ловит себя на мысли, что хотел бы остаться там, в своих воспоминаниях.

— Как Вы себя чувствуете?

— Лучше, чем должен, — Кан буквально ощущает пристальный и внимательный взгляд Ли на себе.

— Вы пробыли там меньше обычного, примерно 12 минут.

— Сегодня были хорошие, но бесполезные воспоминания, — выдыхает Ёсан. — У меня появилось больше вопросов. Доктор Ли, скажите, я прям должен Вам описывать всё в мельчайших подробностях?

— Вообще да. Вы не должны самостоятельно фильтровать полученную информацию. Почему Вы спрашиваете?

— Могу я опустить… некоторые, — Кан садится и робко смотрит на Тэёна. — Некоторые крайне личные и интимные подробности?

— А, — Ли щурится и не сразу понимает, что имеет ввиду Ёсан. — Да, конечно.

Как и обычно, Ёсан рассказывает всё подробно и со всеми восстановленными эмоциями, опуская, разве что, где и как его брал Сонхва.

— Таким образом, я вспомнил всё почти до окончания университета. Это события двухлетней давности. Остались только эти два года. Но я не понимаю. Сначала я подумал, что мы могли отдалиться после отъезда Сонхва и расстаться в том временном промежутке. Но сейчас, вспомнив следующие несколько лет я понимаю, что наши отношения только сильнее укрепились. Хотя, действительно полезного в этих воспоминаниях всё-таки мало.

— Я бы так не сказал, — хмурится Тэён и внимательно смотрит в свои записи. — Скажите пожалуйста, в тот год, который Вы провели без Сонхва, вспышки агрессии случались из-за каких-то определенных обстоятельств, или как? Что их вызывало?

— Если подумать, то, — Ёсан задумывается, стараясь вспомнить эти мелочи. — Меня могло раздражать, что пока я рисую, мама зайдёт и начнёт что-то рассказывать. Мне это было не интересно и злило. Или шум с улицы. Лай соседской собаки, количество домашней работы, угнетающие мысли, — Кан пожимает плечами и внимательно смотрит на Ли. — В общем всякие раздражающие вещи, что обычно отвлекают. Почему Вы спрашиваете?

— Случались ли у вас подобные перепады настроения или агрессивное состояние, когда рядом был Сонхва?

— Не могу сказать. Я же не буду запоминать любые случаи, когда у меня плохое настроение.

— Я боюсь, что у вас может быть одно или несколько расстройств. Хоть я и имею квалификацию врача, но не работаю непосредственно с лечением, так что, думаю, мне стоит направить Вас к другому психиатру.

— Что? Почему Вы так решили?

— Сейчас у меня сложилась более полная картина Вашего состояния. Видите ли, даже если опустить то, что несмотря на высокий интеллект Вам тяжело концентрировать внимание на учебе и очень неоднозначную лабильность самооценки, то на эмоциональное неустойчивое расстройство указывает слишком много факторов. Наличие аффективных фаз, импульсивные поступки, довольно сильная податливость влиянию извне, панические атаки. И основной фактор тот, что Вы впали в сильную зависимость от другого человека, образовав сложную структуру отношений с чрезмерным обожанием и привязанностью. И нет, я говорю не о том, что Вы его очень любите и цените, это нормально, а о том, что у вас слишком сильный страх разрыва. Да и в принципе Вы здесь у меня потому, что Ваш мозг настолько был шокирован какими-то событиями, что заблокировал абсолютно все воспоминания о нем. И даже сквозь эту блокаду ваша привязанность не давала Вам жить спокойно.

— Вы хотите сказать, что мы всё-таки расстались, и потеря памяти — моя защитная реакция?

— Да, очевидно. Просто теперь мы можем исключить все остальные возможные причины потери воспоминаний. Но вообще я хотел сказать, что Вам, скорее всего, в дальнейшем будет необходима помощь другого специалиста. Я сказал только то, что заметил. Выявление расстройств и их лечение — не моя специализация, — Тэён снимает очки, и, наконец, поднимается с места, отправляясь за свой стол.

— Но мы ведь сначала закончим? — Ёсан пустым взглядом смотрит на место, где сейчас сидел Ли, переваривая услышанное.

— Да, но нам всё же придется отдалить нашу следующую встречу. Вы не выдерживаете и нуждаетесь в отдыхе.