Последний разговор с Сонхва, как глоток свежего воздуха. В Ёсане зажигается надежда, потому что Пак ничего тогда не ответил, уклончиво сменив тему. И от этого радостно до чёртиков. Наконец нормальное настроение. Ведь Сонхва из тех, кто сразу скажет о своем окончательном решении. А если этого не произошло, то шанс еще есть.

У Ёсана открывается второе дыхание благодаря всего одному поцелую и разговору. Уен даже сравнивает его с цветком, который в последний момент полили. Он и сам не понимает, откуда у него силы и рабочий настрой. Правда, всё равно ничего не проходит бесследно. Часто случаются слишком резкие перепады настроения, а бессонница продолжается, но с этим уже проще существовать.

Зато Сонхва больше не так груб. После их разговора он перестает одёргивать руки и начинает общаться с Каном чуть больше, чем строго по делу. А Ёсану это как зеленый свет, и он усиленно липнет к Сонхва. Даже если тот оказывается против, не отвечает взаимностью или просит отойти, ведь периодически он всё-таки смягчается и радует своим вниманием.

Обнять Пака крепко за талию посреди гримёрки, и пойти дальше? Почему бы и нет. Выпросить место рядом на фансайне и постоянно взаимодействовать? Конечно, тут у него нет шансов отказать. Сесть на соседнее место в их машине и обнимать за руку, которую Сонхва просто устал вырывать? То, что надо.

Пак всё еще холоден и в большинстве своем снова против любых контактов, но Ёсан так настойчив, что уже пропадают силы сопротивляться. Всё чаще Сонхва просто забивает и игнорирует что-то, ведь спорить и просить отпустить бесполезно. А Кан радуется, что тот постоянно становится менее неприступным. Время идёт, боль притупляется, плохое начинает ускользать из памяти, а в настоящем только нежный ластящийся Ёсан.

Разве что Пак неизменно себе остаётся настолько противным и упёртым, что даже на их совместной партии не всегда касается плеча Ёсана. Да, в этом камбеке у Кана всего одна строчка, и то совместной партией с Сонхва, у которого все центры, второй припев и концовка.

— В чём дело, хён? — смахнув полотенцем пот, что только что кто-то протянул из стаффа, Ёсан сразу после выступления подходит к Паку и возмущенно на того смотрит.

— Что?

— Почему ты опять не положил руку мне на плечо?

— Я даже и не заметил.

— Я заметил, — обиженно тянет Кан. — Это часть хореографии. Ты из-за меня её не сделал?

— Думаю, просто сцена была чуть шире обычного и расстановка немного растянулась. Или ушли на твою партию слишком далеко. Я же по центру в том моменте ориентируюсь.

— Да конечно, — скрестив руки на груди, хмурится Ёсан. — Ты просто не захотел ко мне прикасаться.

— Почему он не должен хотеть к тебе прикасаться? — заинтересованно влазит в разговор Уен, непонятливо глядя на обоих.

— Вот именно, почему?

— Отстаньте от меня оба, пожалуйста. В следующий раз сделаю, — фыркает Сонхва и отворачивается, не желая спорить.

— Хён, — громче повторяет Кан, раздражаясь, что от него так отворачиваются.

— Ну чего?

— Сдавайся.

Теперь уже отворачивается Ёсан, и заинтересованно вслед смотрят ему.

Странно только, что всё это время после признания Пак, общается со всеми, как и обычно. То есть по факту, Ёсан не говорил ему напрямую, с кем изменил. Сонхва и не спрашивал. Неужели ему неинтересно? Он же не из тех людей, кто забьет на такой вопрос. И тем не менее, к Сану он относится слишком хорошо, как и всегда. В любом случае, Кан уж точно не решится спросить. Лишний раз поднимать эту тему и напоминать Паку он не хочет.

В голове уже который день крутятся слова их того самого разговора. В какой-то момент Ёсан понял, что его слова могли звучать, как манипуляция, и ему стало так стыдно. Он не осознавал, что рассказывая о своем состоянии и мыслях может как-то надавить на Сонхва. Но это быстро сменяется анализом над словами Пака.

Вот и сегодня, Кан крутится в кровати и не может уснуть. Снова его день замыкается размышлениями. Не особо радостно, но куда лучше, чем беспросветная тоска и желание умереть.

«Мне не противно. Просто мне сложно.» Значит, раз Сонхва всё-таки поцеловал, как и раньше, то ему и правда не противно? Честность и прямолинейность Пака сильно упрощают понимание его поведения, ведь он не из тех, кто будет делать что-то против воли. А он целовал с чувством. Его губы такие вкусные.

«Я простил.» И правда простил? Сонхва действительно мог простить, но в это слабо верится. Даже если и так, он всё равно будет еще не раз напоминать. А если и не будет, то обязательно продолжит держать все эти мысли у себя в голове.

«Ты слишком горячо мною любим, и я отдавал всего себя.» То есть он обжёгся о собственные эмоции? Вполне вероятно. Черт, это самое болезненное в этой ситуации, и Ёсан действительно никогда не простит себе же своей измены. Она многое дала понять о чувствах, отношениях, и том, кто действительно близок. Но лучше бы Кан оставался идиотом, что обижался на Сонхва по любому поводу.

«Хоть умом и понимаю, что стоило бы так сделать.» Пак действительно думает, что им двоим было бы лучше, но не справляется со своими эмоциями? Он говорил о том, что хотел бы дать второй шанс, но не может. Твою ж мать. А что тогда делать? Точно должно быть что-то, что может помочь им.

Ёсан шумно вздыхает и крепче обнимает собственную подушку, снова не придя ни к чему особенному.

Мне не противно. Я простил. Горячо мною любим. Стоило бы так сделать. Не противно. Простил. Любим. Стоило бы. Погодите-ка.

Резко поднявшись, Кана словно прошибает током. Сонхва сказал «горячо мною любим» в настоящем времени, а не в прошедшем. Этот педантичный расчетливый чёрт никогда бы не ошибся в подобном. Ёсана мгновенно бьют нервы, и он вскакивает с кровати. Как он не услышал этого сразу? Или может это всё же ошибка? Да Кан скорее себя за пятку укусит, чем поверит, что Пак был нечестен или неточен.

Покинув свою комнату, он направляется в комнату хёнов. Не совсем понимая, зачем, но оставаться в своей постели уже не может. Просто не уснёт с такой догадкой.

Набравшись наглости и духа, Ёсан без стука тихонько заходит и на носочках проходит к кровати Сонхва. Без каких-либо сомнений или неудобства Кан стаскивает одеяло с Пака, чем и будит того.

— Какого тебе тут надо? — только проснувшийся Пак похож на лохматого совёнка.

— Я не могу уснуть. Хочу поспать с тобой, — Ёсан просто залезает сверху, как к себе домой, и игнорирует слабое сонное сопротивление Сонхва, укладываясь рядом. Он натягивает одеяло обратно и крепко обнимает за талию Пака, что упирается руками в плечи и старается отстранить.

— Иди к Уёну. Я при чём?

— Хочу с тобой.

— Ёсан, — Сонхва старается убрать с себя чужие руки, но каждый раз, когда получается, Кан возвращает их на место. — Иди куда хочешь, дай только поспать.

— Да спи, кто тебе не дает.

— Ты и не даёшь, пусти.

— Что за возня? — раздражённо шипит Хонджун сверху и сбрасывает на них подушку. — Заткнулись оба. Идите отсюда, если не можете определиться.

— Я вообще-то на своем месте, — Пак бросает ее обратно и хмыкает.

— Я вообще-то спать хочу и мне всё равно.

Сонхва прикрывает глаза и расстроенно хмурится. В очередной раз остаётся только смириться, потому что ругаться с Хонджуном не хочется от слова совсем, а тот агрессивно реагирует на раздражители, мешающие спать. Кан же удовлетворенно улыбается и ластится в тепле к своему любимому хёну. Рядом с ним так уютно. И пахнет слишком вкусно.

На душе становится слишком хорошо, ведь Сонхва очень близко и обнимает в ответ. Не по своей инициативе, правда, но ничего. Ёсан и этому рад. Сразу в душе распускается цветущий сад, и он поднимает лицо на уровень с Паком.

— Хён, — еле слышно шепчет Ёсан в чужие губы, чтобы услышал только его мужчина.

— Что еще?

Кан улыбается и немного подается вперед, целуя Сонхва. Осторожно, тепло и медленно. Тот не сразу отвечает и медлит еще почти целую минуту, но Ёсан никуда не торопится, и продолжая улыбаться ласкает родные губы до тех пор, пока не получает взаимность. Пак всё-таки отвечает на поцелуй. И, наверное, для Кана это будет один из самых интимных моментов в жизни, потому что так много факторов, вопреки которым они сейчас целуются. Во-первых, они до сих пор не в «тех» отношениях, чтобы это делать. Во-вторых, их всё еще может выгнать Хонджун из комнаты. В-третьих, Ким в принципе не знает о них всего, и целоваться, будучи в одной комнате с лидером, волнительно.

Ёсан не может перестать улыбаться в поцелуй, ведь он такой потрясающий и важный. Сколько они так лежат, просто не отрываясь друг от друга? Куда им спешить или отстраняться? Разве что Кан любовно водит пальцами по шее и плечу Сонхва.

— Хён, — снова тихо шепчет между поцелуями, но продолжает, не получая ответ. — Сдавайся. В этой войне нет победившего, и я прошу, возвращайся.

— Почему ты решил, что мне это нужно?

— Обиды сходят на нет, а твои желания берут верх, — после каждого слова, Ёсан касается чужих губ своими, либо проводит по ним языком. — Впусти меня в свой рассвет.

Пак ничего не отвечает и никак не реагирует, но это не мешает продолжить ластиться и засыпать тихими ночными поцелуями.

— Ты ведь меня любишь, хён, — Кан почти счастливо улыбается, желая верить в свои слова.

♦♦♦

Сонхва очень много размышляет над всем происходящим. Он действительно хотел бы вернуться к своему мальчику, ведь видит, что тот усвоил урок и подобное совершенно точно не повторится, но договориться с собой не получается. Как бы Пак не пытался настроиться на возобновление отношений, это желание быстро сходит на «нет» благодаря деструктивным эмоциям и не лучшим мыслям. Хотя он в какой-то степени рад тому, что узнал обо всём от Ёсана. Честность подкупает. Нет, по последним нескольким неделям «до» Сонхва и сам догадывался, что что-то не так у Кана с Саном, но худшие мысли гнал от себя до последнего.

А так у них ведь были прекрасные отношения. До сих пор, по сути, Пак не отпускает. Ёсан прав. Сонхва действительно любит. Да он в принципе не понимает, как можно разлюбить из-за чего-то. Наверное, поэтому Паку так больно и обидно. Он продолжает испытывать чувства к Кану даже после самого худшего, что могло быть — измены.

Обдумывая всё это, Сонхва приходит к выводу, что ему просто нужно что-то с собой сделать. Жизнь одна, Ёсан заслуживает шанс, и у них может быть будущее. Так зачем всё-таки терять любимого человека? А если однажды вся боль уйдёт, но не уйдут чувства? Если он упустит Кана, пока будет ведом обидой?

Нет, всё. Раз Ёсан вызывает столько эмоций и мыслей, то они определённо должны попробовать еще раз. Осталось только самое сложное, справиться с внутренним отторжением и всеми повешенными замками. Сонхва так и засыпает с этими мыслями, а на следующий день предлагает Кану в ближайшие выходные остаться в общежитии и провести вечер вдвоем. Потому что идея есть, а вот что теперь с ней делать? Ладно, по ходу дела разберутся. Разве что готовиться следует начать заранее.

♦♦♦

— Вы трое, домой к родителям? — Хонджун отмечает в заметках, куда собираются Минги, Чонхо, Юнхо и переводит взгляд на Сана и Уёна. — Вы куда? В ваш гастрономический тур?

— Да, по всем жральням Пусана, вернёмся в воскресенье вечером, — сияет улыбкой Чон.

— Не умрите от переедания, — кивает Ким. — Вы что?

— Мы останемся здесь, — потягивается Сонхва, игнорируя пристальный взгляд Чхве.

— У-у, делать что ли больше нечего? — Хонджун быстро записывает, берёт свою сумку и направляется на выход. — Ну не убейте тогда друг друга. Всё, в принципе никто нигде чтоб не умер. Всем до воскресенья, — он неуклюже обувается, собирает в руки телефон, наушники, разные ключи, очки, прочие мелочи и спешно выходит.

Все мемберы разбредаются в ближайшие три часа, оставляя двоих наедине. Ну, почти. Каждый из них занимается своими делами до самого вечера, и оба волнуются и стараются не пересекаться. Ёсан просто переживает и не знает, как себя вести, а Пак нервничает из-за всего, что творится у него в голове. Ничего. Зато вечером они почти не чувствуют неловкости.

— Откуда? — Кан забирает у Сонхва из рук бутылку дорогущей текилы и рассматривает этикетку. — Это прям мексиканская?

— Так из Далласа же привез, когда в туре были, — тихо смеется Пак и не сводит глаз с Ёсана.

— Ты как её провез?

— А всё-то тебе знать надо.

— Ну Хён, — Кан отправляется за двумя стаканами, солью и фруктами. Рюмок или чего-то такого у них нет, так что если в общежитии и появляется алкоголь, то пьют его с кружек или самых обычных стаканов. Какая бы там крепость ни была. — Мне же интересно.

Вечер, можно сказать, пусть и начинается немного напряженно, но после пары опрокинутых стаканов становится нормально. Они, наконец, спокойно обсуждают всё на свете. Но в первую очередь свою индустрию, конечно. Камбеки групп, случившиеся в то же время, их хореографии, ошибки, успехи. Успехи и моменты самих Эйтиз. Ёсан снова вспоминает, что Сонхва на одном из выступлений не положил ему руку на плечо и наигранно обижается. Сколько же тепла у них друг для друга? Разве что Пак пьет куда больше. Во-первых, он медленнее пьянеет, а во-вторых, сегодня ему нужно выпить достаточно. Когда темы для разговоров подходят к концу, ненадолго повисает неловкая пауза. Совсем на короткий промежуток времени. Потому что один из них уже достаточно пьян, чтобы начать действовать.

Сонхва сам усаживается на чужие колени и осторожно укладывает руки Ёсану на плечи. Он робко дотрагивается, хоть уже и всё решил. А у Кана сердце замирает от неожиданности. Он даже не осмеливается коснуться Пака в ответ, когда тот приближается и целует в губы. Это в разы более волнительно, чем их первый поцелуй, ведь сейчас ни одному, ни второму не понятно, что происходит и что получится. Но Ёсан отвечает, и просто надеется, что на завтра Пак не сделает вид, будто ничего не было.

— Ёсан? — Сонхва отстраняется недалеко и горячо выдыхает на губы. Он смотрит из-под ресниц, и пальцами слабо сжимает чужие плечи.

— Да?

Сердце Кана так бешено колотится в груди, что кажется, будто вот-вот сломает грудную клетку и выскочит. То ли алкоголь гонит кровь по венам, то ли реакция на такого Пака.

— Хочу, чтобы ты меня взял.

— Что? — Ёсан неверяще переспрашивает, и словно забывает, как дышать. И не только потому, что Сонхва просит о близости, а скорее из-за того, что тот всегда был сверху. И им обоим это нравилось.

— Хочу заняться с тобой сексом, — Сонхва приближается и медленно переводит руки на шею Кана, укладывая большие пальцы на его щеки. Движения немного заторможенные из-за выпитого, но плавные. — Только сегодня ты будешь сверху. Я тебе всё еще интересен?

Ёсан впервые видит Сонхва с такой стороны. Смущенного, открытого и хрупкого. Кан укладывает руки на чужую талию, но не получив желаемого удовольствия от прикосновения, лезет под верх. Пак позволяет трогать себя, хотя выглядит так, словно всё еще чего-то опасается. Господи, Сонхва всегда был таким тонким и элегантным? Он выше, с довольно развитой мускулатурой, но есть детали, которые именно сейчас осеняют Ёсана из-за поведения Пака: его слишком тонкая талия и запястья, его длинная красивая шея и ноги, его парадоксально широкие, но хрупкие плечи и ключицы. Дыхание спирает от совершенства любви всей его жизни. Какого черта? В Сонхва так много красоты, что даже спустя долгое время Кан с удивлением замечает эти черты, на которые смотрел каждый божий день.

— Ты не то что бы интересен. Я люблю тебя, хён.

— Тогда сломай меня, — Пак опускает смущенный взгляд, и выглядит разбитым. — Пожалуйста.

— Я не понимаю, — не то чтобы осознанно, но Кан сжимает в руках талию Сонхва, и того пробирает мелкой дрожью. — Что ты имеешь ввиду?

— Я хочу, чтобы у нас всё было, как раньше. Понимаю, что наши отношения имеют место быть, но мои эмоции так не считают, и я не могу справиться и принять тебя. Меня каждый раз, как током и неприязнью бьет, когда я тебя касаюсь, — Пак коротко целует и прижимается плотнее, ёрзая бёдрами на коленях Ёсана. — Долго думал, чем можно помочь нам и решил, что клин клином вышибают, а какой-нибудь относительно травмирующий момент может спасти. Так что, пожалуйста, оттрахай меня так жестко и сильно, чтобы я чувствовал себя максимально неправильно. Искусай меня. Придуши, дай пощечину. Заставь почувствовать себя грязным. Делай, что хочешь, и не останавливайся, даже если попрошу.

— У тебя всегда были такие наклонности? — Ёсан бы даже не подумал, что Сонхва может выдать такие запросы. Он не сможет дать пощечину или сделать больно, но вот асфиксию они когда-нибудь попробуют. Может быть.

— Да.

— Хён, но я не хочу быть с тобой грубым, — Кан только примерно понимает, о чем говорит Сонхва, но не сказать, что удивляется. Их мышления всегда были довольно разными.

— Давай попробуем? — Пак проводит языком по нижней губе и расплывается в улыбке, прижимаясь совсем в упор. — Просто изломай меня, и собери заново.

Даже если Сонхва хочет принимать, он всё равно остается собой, невероятно горячим и дерзким в самом взгляде. Ёсан испытывает уже забытое чувство приятного давления, и всё еще не совсем может поверить, о чём Пак попросил.

— Погоди, ты точно уверен? Завтра не пожалеешь? — Кан мягко скидывает Сонхва на диван и сразу нависает сверху, разводя чужие ноги.

— Думаешь, я пьян? — Пак широко улыбается и потягивается, как кот, немного выгибаясь, и оставляя руки над головой. — Немного. Но я хочу этого не потому, что выпил. Я выпил, чтобы набраться смелости и сделать это. Кстати, — Сонхва приподнимается и достает из заднего кармана заранее взятый небольшой бутылек со смазкой.

— Ты готовился? — забрав бутылочку, Ёсан нависает сверху и рассматривает блестящие, немного поплывшие глаза Пака.

— О да, я готовился, — Сонхва надоедает разговаривать так долго, так что он берёт Кана за воротник и насильно притягивает к себе, впиваясь в губы.

Он целует довольно жестко, с пылом и забвением, обвив руками шею. И Ёсан с удовольствием отвечает. Нет чувства лучше, чем ощущать желание Пака, и это заводит и меняет настроение, будто по щелчку. А его податливость и вовсе, как кажется Кану, может снести крышу. Сонхва всегда был настолько сексуален?

Ёсан лезет руками под верх и не может сдержать улыбки в поцелуй. Его движения неуверенные и немного скованные, потому что во-первых, он в принципе-то никогда сверху не был. А во-вторых, в его руках сам Пак.

Начинают они довольно спокойно, будто это обычный регулярный секс. Кан нежен и аккуратен. Он раздевает Сонхва и попутно целует всё, до чего дотягивается, параллельно с тем пытаясь вспомнить, как это всегда делал Пак. Сначала он заводил Ёсана до предела и непосредственного желания ощутить в себе своего мужчину. Окей. Кан судорожно вспоминает, что ему больше всего нравилось, и переключается на шею Сонхва, вместе с тем крепко вжимаясь бёдрами в пах. Сразу слышится отзывчивый стон, и оказывается это так приятно, доставлять удовольствие.

Просто поцелуи — хорошо, но еще приятнее, когда Пак подхватывал кожу зубами и кусал не до боли. Стоит только найти идеальный баланс, и тихие стоны над ухом становятся регулярными, а чужие пальцы с волнением сжимают плечи. Сонхва тяжело дышит и ёрзает, нетерпеливо и развратно потираясь своим возбуждением о пах Ёсана. И Кан готов поклясться, что его мужчина незаконно горяч, а чтобы он еще и позволил быть сверху… Хочется скорее войти.

Приподнявшись, он скидывает с себя футболку, после чего шире разводит ноги Пака и берет в руки смазку. Вылив немного на пальцы, Ёсан недолго согревает прозрачную жидкость и касается подушечками пальцев входа. Сонхва тяжело вздыхает и прикрывает глаза, пока его мальчик вводит один палец и вскидывает бровь, не встречая сопротивления.

— Ты растягивал себя?

— Возможно. Добавь еще?

Кан покорно вводит второй и двигается осторожно, пытаясь по реакции Сонхва и собственным ощущениям сделать все правильно. Конечно, задача облегчается тем, что Пак готовился, но до этого момента Ёсан растягивал только себя, и он немного волнуется. Мягко добавив третий, Кан растягивает уже более старательно, вместе с тем не быстро трахая пальцами.

— У тебя такие шикарные пальцы, — стонет Сонхва и подается навстречу. — Как же я люблю твои руки, боже.

— С каких пор, хён?

— Всегда любил, а теперь рад получить то, чего давно хотел.

— Сколько еще я о тебе не знаю? — Ёсан вынимает пальцы и, наконец, стягивает собственные домашние штаны вместе с бельём. Возбуждение уже болезненное, и требует себя выместить, так что Кан быстро себя смазывает, пару раз проходясь рукой по всей длине, и приставляет головку ко входу. Подняв взгляд на лицо Пака, Ёсан мягко толкается и старается запомнить такие красивые эмоции Сонхва. Как только Кан входит, то перекладывает руки на чужую тонкую талию и мягко стискивает. Сколько же удовольствия он получает, глядя, как член плавно входит в Пака, и тот протяжно, пусть и болезненно стонет.

— Ёсан, — Сонхва хмурится и часто дышит прислушиваясь к собственным ощущениям. Внутри все горит нетерпением, но дискомфорт и боль есть, и Пак думает, что будь на месте Кана кто-то другой, его возбуждение бы спало. Хотя Сонхва отмечает про себя, что это именно то, чего он и хотел. Сквозь боль продолжать любить и желать своего мальчика. Можно сказать, уже на этом его эксперимент удался. Пак теперь не сможет отвергнуть. Он несильно выгибается и сжимает пальцами запястья Ёсана.

— Да?

— Твой член большой и ощущается так глубоко, — он закусывает губу и цепляется за мысль о том, что происходящее так волнительно, но его мальчик позволил это кому-то еще. — Как ощущения?

— В тебе очень горячо и узко, хён. Я хочу начать двигаться, и у меня сводит низ живота от возбуждения, но боюсь тебе навредить. Ты всегда был таким сексуальным и потрясающим? Почему мы не делали этого раньше?

— Всегда. А теперь представь, что в меня вошел не ты, а кто-то другой, — Сонхва широко улыбается и отпускает чужие запястья, теперь уже ласково проводя по ним пальцами. — Сан, например. Я сам позволяю себя иметь. И мне так хорошо от чужого члена внутри. Не твоего.

— Хён, ну зачем, — Ёсан хмурится, но зачем-то представляет. И никто не ответит, совершил сейчас Сонхва ошибку или нет, ведь теперь у Кана наступает переломный момент. Внутри будто что-то трескается от представления, как этого Пака кто-то мог бы брать, и открывается новая сторона. Ёсана мгновенно переполняет ревность, страх за свое и ярость. Чистая, неприкрытая ярость, что никогда не выместится на кого-то и останется внутри. Позже Кан подумает, что действительно сошел по Сонхва с ума, но сейчас он с полупустым взглядом нависает сверху и делает пробный толчок. В голове шумят мысли, но весь этот гул меркнет перед сиянием драгоценности в его руках.

— Хен, я все давно понял. И я не понимаю, как ты это пережил, потому что я бы убил обоих. Хен, я люблю тебя, — Ёсан произносит эти громкие слова своим самым нежным тоном, и вопреки тому сразу жестко и сильно толкается внутрь.

Сонхва ничего не отвечает, только продолжает плавиться под своим мальчиком и стонать из-за его движений. Пока что ощущение наполненности и того, как он глубоко, делают хорошо, но это ведь точно не все?

— Хен, я так скучал. Мой любимый хен, — Ёсана переполняют чувства к Паку, и он не знает, как их выплеснуть в полной мере. Они даже немного пугают, потому что теперь уже Кану самому хочется изломать Сонхва, присвоить себе, сделать грязным. — Я так люблю тебя, хен.

Пак не отвечает вообще ни на что, потому что понятия не имеет, куда деться от всех ощущений. Боль почти ушла, но изначально рваный и жесткий темп Ёсана не обещает ничего хорошего, и его уже трясет от периодических точных попаданий по простате. Такое желаемое Паком мучение начинается быстро, и он максимально старается отключить свои мысли, оставив только чувства.

А вот Кан не справляется со своими эмоциями, потому что с силой трахая Сонхва, он не чувствует ни капли облегчения. Наоборот, становится все больше и больше навязчивых мыслей, нормальных и не очень желаний в отношении Пака.

Ёсан приподнимается на руках и окидывает взглядом открывшийся вид. Это слишком. Сонхва обладает убийственной мужественной энергетикой, как он одновременно может быть и таким тонким и прекрасным? В голове не укладывается. Разве что навязчивое желание присвоить Пака себе. И это слишком громко и шумно, словно рой мух в голове. Так что в попытках выместить свое напряжение, Кан с силой сжимает чужую талию, впиваясь в кожу короткими ногтями, и ставит на любимой шее засос. Он так хорошо на ней будет смотреться минут через десять. Но сейчас его не видно, и Ёсан пускается во все тяжкие, абсолютно бездумно усыпая шею, ключицы и плечи засосами. Иногда он просто кусает так сильно, что прокусывает кожу до крови и металлический привкус на языке пьянит.

А Сонхва же теряется в ощущениях. Он неосознанно просит «еще» и «больше», ведь ему так нравится всё, что делает его мальчик, и в то же время — это всё очень болезненно, а на глаза наворачиваются слёзы. Он всхлипывает сквозь вскрики и, в попытках остаться в сознании от переполняющих ощущений и чувств, впивается ногтями в плечи и лопатки Ёсана, из-за сильных толчков по итогу царапая их. Кажется, будто это всё невозможно выдержать, и это именно то, чего хотел Сонхва.

Пак кончает раньше, громко простонав имя своего мальчика, и сразу срывается на слёзы. Не из-за боли. В эти хрустальные капли вложено так много, что он бы и не ответил, из-за чего именно они сейчас проливаются. И Паку даже не стыдно плакать Ёсану в плечо, пока тот делает последние толчки и кончает глубоко внутрь.

Единственное, что кажется странным Сонхва это то, что он ожидал себя почувствовать после всего худшим образом и максимально неправильно. Однако, вместо этого, у него горит вся шея и плечи, болит задница и поясница, но всё ощущается таким правильным и необходимым. В руках Кана слишком хорошо.

— Хён, ты как? — Ёсану требуется немного времени, чтобы утрясти все мысли и прийти в себя. Он приподнимается и осторожно выходит, с нежностью поднимая глаза на раскрасневшееся и мокрое от слёз лицо Сонхва. — Господи, я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, — Кан не может себя сдержать и принимается покрывать поцелуями лицо Пака, иногда задерживаясь на губах. — Хён, ты лучшее, что со мной случалось. И у тебя больше нет шанса на спокойное существование без меня.

— Какой самонадеянный, — усмехается Сонхва, периодически отвечая на редкие поцелуи. — А если я не хочу с тобой встречаться?

— Ты любишь меня.

— Я этого не говорил.

— Но ты бы сразу сказал, что не любишь, будь это так. А недавно я понял, что за всё это время ты не сказал мне прямо об этом.

— Это всего лишь слова.

— И тем не менее, ты любишь меня.

♦♦♦

— Хён, — Сан опускается на пол рядом с Сонхва, дождавшись, пока все выйдут из зала, и лениво потягивается. После долгой тренировки приятно тянет мышцы.

— Да?

— Так и что в итоге?

— О чем ты?

— Ты просто трахнулся с Ёсаном и вернулся к нему?

— Почему тебя это волнует? — Пак вскидывает бровь и усмехается. Он не ожидал, что Чхве всё-таки решит поговорить об этом.

— Да не волнует, просто…

— Что просто?

— Просто не думал, что ты сможешь простить, после того, как им воспользовались.

— Он не вещь, чтобы им пользоваться, — Сонхва мрачнеет, но продолжает тепло улыбаться своему тонсэну. — Тебя это не касается. Это не твое дело. И будь добр больше не лезть к Ёсану.

— Это был его выбор.

— Санни, — Пак меняется, как по щелчку, и одним рывком нависает сверху над Чхве, прекрасно зная, как тот на самом деле боится резкости и агрессии. — Как насчет того, чтобы я взял Уена, а потом сказал, что это его выбор?

— При чем здесь Уен? — Сан буквально вжимается в пол, стараясь не показывать своего испуга. Хонджун в гневе страшен, но еще страшнее Сонхва, потому что если лидер покричит и остынет, то этот покричит, запомнит и еще десять раз упрекнёт. Чем Чхве думал, подходя с этим разговором, он сейчас не понимает.

— Ёсан хорошо стонал в твоих руках? Тебе понравилось?

— Хён, я не…

— Не расскажешь? Ну ничего, я-то тебе точно расскажу, как это делал, если еще раз увижу рядом с Ёсаном, — Пак широко улыбается, а Сану не по себе, потому что для него это скорее похоже на оскал. — В подробностях. Будь уверен. Хотя зачем рассказывать? Я лучше засниму и покажу, как вытрахиваю душу из твоего обожаемого Уена. Захочет он того или нет.

— Ты не поступишь с ним так, — Чхве судорожно выдыхает и вскидывает брови. Ему не то что не по себе, ему сейчас страшно. — Это глупо и нечестно.

— Если ты думаешь, что отношение к тебе не поменялось после того, как ты полез к моему мальчику, то это не так. Просто ради спокойствия в группе я веду себя с тобой также, как и всегда. Мне хватило и одного страдающего Ёсана. Я и буду с тобой общаться также тепло. Но знай, что ты в том числе сделал мне настолько больно, что да, я поступлю так, как сказал раньше. Можешь не верить, но лучше не проверяй.

— Хён, ты, — Кан заглядывает в зал и запинается из-за увиденного, не сразу решаясь продолжать. — Ты идешь?

— Конечно, малыш, — произносит он, глядя в глаза Сана и поднимаясь. — Иду.