На следующий день после признания Ёсан еще не в полной мере осознает весь кошмар своей новой жизни. Пока что он сконцентрирован на своих чувствах и даже боится глаза поднимать на Пака. Ему больно, стыдно, дурно от самого себя, но всё же немного радостно, что хватило духу и совести всё рассказать Сонхва. Он заслуживает честности, как никто.

К счастью, или же нет, но Пак ведёт себя абсолютно отрешенно и спокойно. Он вообще никак не агрессирует в сторону Ёсана и даже не бросает косых взглядов. Вообще не смотрит. Сначала Кана устраивает такой расклад, потому что он понятия не имеет, как бы справлялся с открытым порицанием.

Правда, через несколько дней позиция и мысли меняются. Уж лучше бы Сонхва ругался или был зол, ведь как только Ёсан находит в себе силы подойти и обсудить их отношения, то встречается с неприступной стеной безразличия. Пак пожимает плечами и говорит, что не собирается разговаривать. А после игнорирует все попытки начать диалог. И этот игнор — худшее, что могло бы быть. Кану начинает казаться, что он взял и убил у Сонхва все чувства к себе. И даже не может этого узнать, ведь тот не собирается разговаривать. Боже, да лучше бы злился. Что угодно, лишь бы не отсутствие каких-либо эмоций, потому что с наличием любых чувств что-то можно сделать. А сейчас Пак не дает никаких шансов.

Ёсан даже мысли не допускает о том, чтобы сдаться и понять о невозможности отношений. Просто продолжает храбро бросаться грудью на ледяные скалы. И раниться. Сесть в автобусе рядом с Сонхва? Как хорошо, что он позволяет и как жаль, что грубо одёргивает руку, при попытке Ёсана её коснуться. Помочь во время готовки или уборки? Ему единственному Пак говорит, что не нуждается в помощи. Попросить Сонхва почистить хореографию? Он вежливо извиняется, и отправляет к Юнхо с этим вопросом. Попытаться поговорить? И вовсе гиблое дело. Пак не то что о чувствах, о погоде и планах на день не рассказывает.

За собственной настойчивостью Кан и не замечает, как каждый раз надламывается, а тяжесть и самые болезненные эмоции сковывают душу. Его и без того не самое лучшее состояние превращается в беспросветную тьму. Постоянное плохое настроение перетекает в тревожность, из-за которой в том числе пропадает и нормальный сон. Во время подготовки к камбеку это особенно страшно. Сколько раз Ёсан может проснуться посреди ночи из-за беспокойства, не покидающего его даже во сне? Не говоря уже о том, что он не всегда может уснуть из-за нервов. Исключением служат дни, когда он выдыхается настолько, что беззвучно рыдает в подушку. После таких тихих истерик получается проспать до утра. Но каждый срыв не последний, и Ёсан знает, что следующий будет еще тяжелее. Он начинает жалеть о том, что признался. Все, что с ним сейчас творится, кажется невыносимым. Может стоит покинуть группу? Еще немного, и дальнейшее продвижение станет невозможным, потому что жить с этим всем слишком сложно.

За каждой негативной мыслью лезет еще более худшая, а сил подниматься по утрам нет. Ни сил, ни желания, ни мотивации. На ногах держит только чувство ответственности перед другими мемберами и их общим творчеством, но и оно постепенно иссякает.

Отношения с одногруппниками ломаются одно за одним. Каждый замечает отвратительное состояние Кана, и каждый хочет узнать в чем дело и помочь, но тот лишь огрызается и просит не лезть.

Первым, конечно, под горячую руку попадает Хонджун, что также резко реагирует и дело едва ли не доходит до ссоры. «Уберегает» от этого полное отсутсвие желания Ёсана ругаться. Он молча выслушивает то, как Ким беспокоится и хочет помочь, а после вздрагивает от хлопнувшей двери. С Чонхо и Юнхо всё проходит спокойно, и они просто напоминают, что всегда готовы выслушать и помочь. Тяжелее диалог получается с Уеном. Тому до смерти обидно, что лучший друг не хочет делиться проблемами и происходящим в жизни. Он не упрекает и не ругается, но с таким огорчением обещает быть рядом и помочь пережить все беды, что теперь Ёсан чувствует себя виноватым еще больше. Ведь он не может ответить даже Уену. Сплошное разочарование для всех. Даже Сан пытается помочь, но быстро оставляет эту идею после слишком резкого ответа. Разве что Пак продолжает делать вид, что это его не касается.

Кан даже пробует отказаться от своих чувств к Сонхва. Тот, кого он так сильно любит, превращает его жизнь в ад, а силы переживать его заканчиваются. Отягощается все необходимостью упорно работать над подготовкой хореографии и исполнением песен. Тексты окончательно утверждены, и на носу распределение партий для заглавки. По их системе, каждый мембер исполняет песню полностью, и его партией становится тот кусок, что лучше всего получился.

Но Ёсан с большим трудом запоминает тексты, а на отработку вокала и подавно не хватает внутренних ресурсов. Он опустошен настолько, что ему всё равно. Просто всё равно. Разве что хочется перестать существовать, чтобы больше ничего не чувствовать и никого не подводить. Суицид начинает казаться отличным решением. Мозг сам предательски подкидывает причины, чтобы больше не «быть».

В первый день они будут прорабатывать три трека. Заглавку и две песни с альбома. Ёсану с большим трудом хватает концентрации на первое прослушивание, но получается, вроде бы, сносно. Зато Уен справляется хуже обычного, и Сан так беспокоится за него и переживает. Кан находит это отвратительным. Хотя быстро забывает, потому что вокал Сонхва и его исполнение выбивает землю из-под ног. Как же он прекрасен. У Ёсана перехватывает дыхание, и в очередной раз становится так плохо, что это ощущается физически. Он влюблен насмерть.

Со второй песней всё тоже проходит не так плохо, хотя взять себя в руки удается невообразимым образом. Кан и сам не понимает, как справляется, но его внешний вид, дрожащие ресницы и утомившийся вид снова всех напрягают. Менеджер только просит перерыв и сваливает все на волнение перед выпуском нового альбома. Разве что Сонхва смотрит исподлобья. Ёсан замечает взгляд, но даже не решается предполагать, о чем тот думает. Зато последующие события вызывают нервный смех и бурю отрицательных эмоций.

— Уен очень усердно готовился, и сейчас он сильно переживает, — Чхве выглядит довольно взволнованно, обращаясь к их продюссеру. — Пожалуйста, послушайте его два раза? Он прекрасно справится.

— Хорошо, — кивает тот.

А Кану так смешно и горько. Он здесь единственный, кто действительно нуждается в помощи, но за него никто не попросит. Да и чёрт с ним. Какая разница. Что вообще важно? Ничего.

Вопреки всему, Уен собирается и исполняет прекрасно и с первого раза. Ёсан рад за друга, жаль только поздравить его не может от всей души. Та искрится негодованием, раздражением и ненавистью в первую очередь к самому себе и своей ничтожности. Гнев так быстро перетекает в обиду и тихую ноющую боль и обратно, что Кан даже не замечает своих смен настроения. Никто не замечает. Для всех он просто сидит и спокойно смотрит вперед.

Когда дело доходит до заглавки, он не справляется. Ёсан никогда еще так плохо не исполнял песню. Его горло сжимается от нервов, будто невидимым кулаком, а контролировать собственный вокал невозможно. Худшее исполнение в его жизни. Некоторые мемберы просто сочувствует, а Хонджун зол, как сам дьявол. Он не просит еще раз послушать Кана, потому что просто перестает быть в нем уверен. Ким сомневается, что Ёсан сейчас справится с большей партией и не налажает во время промо.

Но дальше так продолжаться не может, так что как только всё заканчивается, он отправляет Ёсана в пустой свободный зал, остальных мемберов домой, а Сонхва берёт под локоть и выводит в коридор.

— Значит так, если ты не поговоришь с ним и не уладишь то, что происходит, то мне придётся сообщить руководству и насильно направить Ёсана к специалисту, — Ким никогда бы не был так груб с близким и дорогим другом и хёном, но сейчас он слишком переживает об одном своем мембере и выходе альбома.

— Почему это должен делать я?

— Потому что он не говорит ни с кем. Даже с Уеном. Ты единственный, с кем он может быть пойдёт на контакт.

— Джун, — Пак одёргивает свою руку и раздраженно выдыхает. — При чём тут вообще я? Ну и направь его к специалисту.

— Во-первых, в этом случае выход альбома может перенестись. Сам знаешь, чем это чревато. А во-вторых, — Хонджун подходит на шаг ближе и пристально смотрит в глаза. — Ты в ответе за того, кого приручил. Не знаю, что между вами произошло, но он не в порядке, и с каждым днем всё становится хуже.

— Господи, — Сонхва устало трёт переносицу, и разворачивается уходить в сторону нужного зала. В очередной раз его отправляют разбираться с проблемой, с которой больше никто не будет возиться. Но в общем-то Пак согласен. Он в ответе за происходящее с Ёсаном и его действительно беспокоит то, что с ним происходит последние полтора месяца. — Поужинайте без нас в случае чего.

Подойдя к нужной двери, Сонхва не сразу решается ее открыть. Он выдыхает и успокаивает собственное непонятное волнение. Они ведь даже не разговаривали нормально последние полтора месяца, и Кан по-прежнему вызывает в нем самые разные эмоции. От тёплых, до самых болезненных. Паку искренне жаль, что тот так страдает, но он ничего не может сделать с собой.

Ёсан прижимается спиной к стене и закрывает лицо руками. Сегодня слишком много всего. Как же он устал. Почему ему просто нельзя лечь спать? Слыша шаги, Кан надеется, что это Хонджун. Может он просто снова отчитает за лажу и отпустит? Было бы неплохо. Но заходит Сонхва, и закрывает за собой дверь на замок. Нет, только не это. Он просто не выдержит еще и разговор с Паком.

— Что ты хочешь?

— Ёсан, что происходит? — Сонхва неуверенно подходит и мягко касается его плеча. Он болезненно морщится, потому что Кан тут же съезжает спиной по стене вниз. — Мы можем поговорить?

Опустившись следом на корточки, Пак тяжело вздыхает, видя, как от рыданий содрогаются чужие плечи. Ёсан не выдерживает напряжения и в очередной раз срывается. Ему уже всё равно, что он такой жалкий. Всё равно, что глаза не успевают отходить от красноты после слёз. Всё равно, что думают другие. Это неуправляемо.

— Ёсан? — после нескольких минут ожидания повторяет Сонхва.

— Я хочу к тебе на колени, — Кан только сейчас поднимает глаза, полные слез. Он не думает ни о чем, кроме того, что безумно соскучился и устал. — Хён, прошу.

— Нам просто нужно поговорить.

— Я не могу, — Кан не плачет сейчас, но у него неконтролируемо текут по щекам слёзы. — Просто пусти меня.

— Боже, ладно, — Пак садится рядом у стены и аккуратно тянет на себя за руку Ёсана. — Иди сюда.

— Хён, — всхлипывает Кан и садится Сонхва на колени. Он обнимает того за шею и утыкается лбом в плечо, плача навзрыд с новой силой. Не потому, что Пак впервые пошел на контакт и наконец рядом. Не потому, что он ужасно отработал, а потому, что устал. Просто смертельно устал от всего напряжения последних полутора месяцев. — Прости, я так ужасен. Снова плачу. Прости.

Сонхва только медленно гладит по спине и прикрывает глаза, чувствуя, как от чужих слез снова промокает плечо, прямо как в тот вечер. Что бы там ни было, ему больно видеть Ёсана в таком состоянии.

— Послушай, — Пак снова начинает попытки диалога. — Ты не хочешь объяснить, что сейчас происходит?

— Как ты думаешь, хён? — судорожно выдыхает Кан и крепче жмется. Так, словно Сонхва позволяет приблизиться к себе в последний раз. — Моя жизнь рушится на глазах по моей вине. Я устал. Просто устал.

— Ёсанни, тебе нужна помощь.

— Нет.

— Давай обсудим это?

— Поцелуй меня.

— Что? — рука Пака замирает, и он открывает глаза. — Мы не в тех отношениях.

— Поцелуй меня, и мы поговорим.

— Это шантаж. Я здесь для твоего же блага.

— Мне все равно, веришь нет, — всхлипывает Кан. — Мне абсолютно все равно на все, кроме тебя. Я соскучился, я нуждаюсь в тебе. Пожалуйста, хён. Я так соскучился.

Сонхва тяжело вздыхает и осторожно отстраняет от себя Ёсана. Приподняв его лицо за подбородок, Пак стирает слезы большими пальцами и целует. Сонхва до сих пор не может справиться с внутренним отторжением к Кану, так что поцелуй выходит коротким и без эмоций. Ёсан крепче сжимает пальцами плечи и снова заходится слезами.

— Мог хотя бы притвориться, что тебе не противно.

— Мне не противно, просто, — Пак замолкает, подбирая слова. — Просто мне сложно. Ладно, давай еще раз.

Это не та близость, которая может вызвать у них хоть каплю смущения. Сколько в их жизни успело случиться поцелуев друг с другом? Не сосчитать. Сонхва снова отстраняет Кана и целует еще раз, поднимая для этого остатки всех своих теплых чувств. Наконец, Ёсан затихает и отвечает, потому что этот поцелуй кажется таким родным. Он расслабляется и перестает сжимать чужие плечи, просто обнимая их. Как же приятно целовать Пака спустя столько времени. Пусть даже тот делает это из жалости. Не важно, Кан думает только о том, что не хочет отстраняться.

Сонхва удается абстрагироваться от своих худших чувств, и войти во вкус. Кто бы знал, как он обожал целовать своего мальчика. Отстраняться не хочет никто. Они целуются очень медленно и тягуче, иногда углубляя, и как же Кану впервые за последнее время становится спокойно на душе. Такие поцелуи — самые любимые у Сонхва. Ленивые и чувственные, из-за которых оба могли выпасть из реальности надолго, и целоваться, целоваться, целоваться.

Они даже не считают, сколько это длится, просто Ёсан так привычно зарывается в чужие волосы пальцами и мягко оттягивает, пока Пак ласково обнимает за талию. Когда-то это счастье было доступно всегда, и от этой мысли Кан решает отстраниться и начать говорить.

— Хён, — он не отодвигается далеко и шепчет в самые губы, прикрыв глаза. — Я совершил ошибку. Серьезную и отвратительную. И понимаю, что ты не можешь меня простить, потому что простить себя не могу даже я сам. Но казнив однажды, ты продолжаешь казнить меня каждый день, — Ёсан судорожно выдыхает и коротко целует Сонхва, снова отстраняясь на то же расстояние. — Я не могу жить без тебя. Просто не справляюсь. Кажется, будто к тебе невозможно найти подход. Уже не знаю, что мне сделать, чтобы ты меня простил.

— Ёсан, — Пак зарывается пальцами в волосы и сам теперь коротко целует чужие губы. — Я простил. И ты не должен себя ни в чем винить. Дело в другом. Ты слишком горячо мною любим, и я отдавал всего себя. По итогу я не могу справиться со всеми отрицательными эмоциями и начать относиться к тебе, как раньше. Хоть умом и понимаю, что стоило бы так сделать. Просто не могу.

— Моя психика трещит по швам. Я так часто думаю об уходе из группы или самоубийстве. Из-за безысходности и ощущения, что ничего не исправить, я стал слишком часто думать о суициде и с каждым разом прогонять эти мысли все труднее, — Кана снова ведет, и он заламывает брови, стараясь сдержать надоедливые слезы. — Просто не справляюсь без тебя. Я не справляюсь без тебя, хён.

В очередной раз Ёсан накрывает губы Сонхва своими, с удовольствием и чувством целуя. Пак отвечает, но теперь несколько напуган и еще сильнее боится за состояние Кана. Как он раньше не заметил, что тот буквально разрушен? Сонхва сейчас впервые задумывается о масштабе происходящего с Ёсаном. То, насколько плохо Кану, кажется несоизмеримым и удивляет, что всего лишь близость с одним единственным человеком немного успокаивает.

 — Защити меня, хён, — тихо всхлипывает Ёсан и шепчет. — Я ошибся и виноват, а теперь молю о пощаде, ведь ты единственное ценное, что у меня есть. Или повтори еще раз, что у нас нет будущего.