Бояться кого-то проще, чем себя.


Первое время Ёсан опасается, что Сан может рассказать обо всём Сонхва или же что-то потребовать, потому что его намерения всё еще не ясны. Кан так и не понял, зачем тот полез и ради чего. Но поведение Чхве не отличается абсолютно ничем. Ёсан при всем желании не может собраться и вести себя, как ни в чем не бывало, пока Сан просто берет, и также, как и всегда шумит с Уеном, Минги и Юнхо, уделяет много времени Паку и изредка затрагивает самого Кана. До этого Ёсан даже внимания не обращал на то, как много Чхве контактирует с Сонхва. Сан в принципе, оказывается, очень хорошо общается почти со всеми в группе, в то время как Кан очень близок только с Уеном и, собственно, Паком. Не то, чтобы он не любил других мемберов, но с ними нет такого хорошего взаимопонимания и открытости.


По началу Ёсан благодарен Сану за то, что тот не ставит в неловкое положение, не напоминает о их близости и не говорит ничего Сонхва. Однако Кан откровенно шугается Чхве, слишком резко реагирует на его прикосновения и отшатывается, если тот подходит. Это замечают не все, и никто не связывает синяки под глазами Ёсана с его странными поведением.


Кану кажется, что он похож на сумасшедшего. Да и не только похож, но и становится им. Он не может спать, почти не чувствует вкус еды и допускает все больше ошибок в хореографии. А когда Сан предлагает помочь с чисткой связок, то смотрит зверем и просит помощи у Сонхва.


Ёсан не может сдержать истеричного смеха, когда Чхве спрашивает, что не так. С самым невинным видом и взглядом. А Кан восхищается и одновременно выбивается из равновесия таким лицемерием и ложью всем. Нет, он бы не смог стать преступником. Совершенный поступок прорастает страшным паразитом, и умелый следователь сразу бы определил виновного.


Это длится несколько недель, но из-за того, что Сан продолжает вести себя как обычно, то постепенно нормальное отношение к нему возвращается. Наступает следующая, более страшная стадия жизни со случившимся.


Кан ловит себя на мысли, что Чхве не виноват в его измене. Не то чтобы он до этого его винил, но раньше Ёсан считал, что по большей мере это произошло из-за Сана. Сейчас же, живя в тепле и любви Сонхва, Кан находит виноватым себя, ведь именно он согласился и не отказал Чхве. И это начинает серьезно грызть Ёсана. Чем лучше Пак к нему относится, чем теплее его объятия и поцелуи, тем хуже себя чувствует Ёсан. Помимо прочего Сонхва еще и много старается для их отношений. Он чаще идет на уступки и старается быть ласковым даже в плохом настроении. И самое страшное, что это все словно имеет накопительный эффект.


Постепенно Ёсан начинает считать себя недостойным таких отношений и своего мужчины. Сам Кан сравнивает это с проклятием, ведь самые лучшие поцелуи становятся горькими, прикосновения не радуют из-за чувства вины, объятия и поддержка кажутся незаслуженными. Сонхва действительно прекрасный. Только сейчас Ёсан замечает, что Пак абсолютно всегда выбирает его. От мелочей до важных вещей. От места рядом на диване до места в жизни.


Сонхва безоговорочно предан и его отношение — то, о чем можно мечтать. Мысль о том, что Пак никогда бы не изменил вообще разрушает Кана и теперь он задумывается о признании. Он просто не может врать Сонхва и целовать его после своего рода предательства. Самому противно. Единственное, что с этим можно сделать, получить прощение, потому что время ни черта не исправляет. Наоборот, чувство вины и отвращение к себе становятся только сильнее и невыносимее.


Спустя только два месяца Ёсан решается признаться Сонхва. Сразу после летнего промоушена и совсем короткого времени отдыха Эйтиз начинают подготовку к новому камбеку, что должен увидеть свет в октябре. Ну как Эйтиз. Скорее те, кто непосредственно работают над песнями, а именно Хонджун и Минги, что пропадают в студии во время написания или редактирования треков. Всем остальным тоже есть, чем заняться, но единственная приятность во всех этих неистовых скачках подготовки — часто свободная комната Сонхва и Хонджуна.


Ёсан обожает оставаться наедине с Паком в такие тихие вечера, когда кто-то в студии, а кто-то мертв после тренировки. Обожал. Сейчас он сидит на чужих бедрах и, как и последние два месяца, пытается не взвыть от раздирающих душу эмоций. Чувства и мысли, что вцепились мертвой хваткой, продолжают терроризировать изо дня в день. Из часа в час.


Кан неторопливо покрывает тонкую красивую шею Сонхва влажными поцелуями. Иногда, в такие затянутые моменты нежности, удается сбежать от себя и спрятаться от мыслей. В немного сонном после тяжелого дня состоянии дарить любимому мужчине ласку одно удовольствие.


И как жаль, что легким движением руки Пака Ёсан снова теряет моральное равновесие. Сонхва всего лишь залезает ладонями ему под верх, надеясь на продолжение, а Кана прошибает током и он случайно вспоминает, что Сан касался также. Ёсан резко отстраняется и испуганно смотрит на Пака, что вопросительно вскидывает бровь. Нет, это была последняя капля. Так больше не может продолжаться. Кана душат слезы, а от нервного кома в горле он не может вымолвить и слова.


— Ты чего? — Сонхва протягивает руку и ласково касается щеки своего мальчика.


— Я, — Ёсан все же срывается на слезы, и накрывает ладонь Пака своей. — Я не могу с этим больше жить.


— С чем? Что тебя беспокоит?


— Я… Хен, я, — кто бы знал, как тяжело Кану решиться подписать себе приговор. — Я изменил тебе.


Он закрывает лицо руками и подается вперед, утыкаясь лицом Сонхва в плечо.


— Господи, хен, я так сильно себя за это ненавижу, — Ёсан плачет навзрыд, и хватается за Пака, как за самое ценное. — Прости. Я не знаю, зачем это сделал. Это самая большая ошибка в моей жизни…

За своими всхлипами Кан даже не обращает внимания на то, что в своем молчании Сонхва разбивается под ним. Он лишь прикрывает глаза, чувствуя, как ткань футболки промокает от слез Ёсана.


— Малыш? — тихо выдыхает Пак и касается пальцами чужой спины.


— Да?


— Мне больно, — Сонхва закусывает губу и чувствует, как Кана на нем начинает трясти.


Он давится собственными слезами и сжимает пальцами плечи Пака так сильно, что у того точно останутся следы. Ёсан в отчаянии. Сонхва очень яркий и эмоциональный, но если вместо того, чтобы злиться, он молчит, то это серьезно. Пак и правда страшен в гневе или раздражении, но кто бы знал, как Кану сейчас жутко из-за этого молчания.


— Прости, прости, прости, — только и повторяет Ёсан.


Сонхва даже не знает, как реагировать. Когти обиды так больно разрывают плоть, что кажется, даже дышать тяжело. Для него это действительно очень серьезно и важно. Пак сам бы никогда не изменил и не предал. Пожалуй, это было единственное и самое важное требование. Верность. И также безоговорочно он ей отплачивал. Если бы Ёсан убил человека, или ограбил банк, или совершил еще какое неправильное или ужасное действие, Сонхва бы остался на его стороне не раздумывая. Что бы ни случилось, кроме этого. Кто знает, как долго они так лежат, пока один молча сходит с ума от обиды и разочарования, а второй не может успокоиться.


— Пожалуйста, не оставляй меня, — дрожащим голосом шепчет Кан, сжимая пальцами чужую футболку.


— Ты действительно просишь об этом?


— Я сделаю всё, чтобы вернуть твое доверие, хён. Пожалуйста. Пожалуйста, хён. Дай мне шанс?


— Малыш, сегодня мы заснем вместе. Но, надеюсь, утром я тебя не увижу рядом с собой.


— Хён, пожалуйста, — Ёсан прижимается крепче и поверить не может, что это может стать точкой. Забавно. Знал же, на что шел.


В этот вечер Сонхва больше не отвечает ни на одно слово, и позволяет заснуть вместе с ним. Ну как заснуть. Кан не может уснуть, хотя Пак уже давно. Всё, что делает Ёсан ближайшие 4 часа — пытается запомнить и впитать каждую секунду, что проходит рядом с Сонхва. Его тепло, его запах, его мягкие волосы, его черты лица в свете уличного фонаря. Хочется плакать, но уже нет ни сил, ни слез. Полное опустошение. Абсолютно ничего внутри, кроме искрящейся любви и злости на самого себя.


Кан уходит в районе пяти утра, последний раз посмотрев на своего Сонхва. Потому что в следующий раз это будет уже просто Сонхва. Раненный, неприступный и совершенно чужой. Бескрайний ледяной океан, в который Ёсан выбросился по собственной воле без шанса на спасение.