С катера ни ногой.

Чертовски верное решение.

Если, конечно, не идёшь

до самого конца.

Встав с деревянного выступа, я направился к своему отряду, находившемуся дальше по окопу, не очень далеко от того места, где я говорил с лейтенантом. Их можно было оттуда разглядеть. Звуки стояла спиной к линии фронта, оперевшись на стену окопа. Голова была наклонена чуть вниз, а руки были скрещены. Здоровяк и Кроха же сидели напротив неё на выступе, тоже прислонившись спиной к траншее, с такими же несколько поникшими головами.

Приблизившись к ним, я заметил, что вид у Звуки был несколько обеспокоенный. Остальные в отделении выглядели скорее сдержанными.

— Прохлаждаетесь? — обратился я к ним, и все устремили свой взгляд на меня. — У меня для вас новости. Этой ночью мы стоим на карауле, а через несколько дней — идём в наступление, — закончил я уже безучастным голосом.

— Наступление? А когда оно точно? — отринув от стены и освободив руки, протараторила Звуки.

— Понятия не имею, — ответил я. Звуки затем вернулась в исходное положение. После небольшой паузы я продолжил: — Скоро принесут обед, а ночью каждый из вас отстоит своё время на посту.

Я уже было хотел сесть на выступ траншеи, но тут Здоровяк, вставая, начал:

— Сержант. А как оно, в наступлении?

— В каком смысле? — устремив свой взгляд на него, ответил я вопросом на вопрос.

— Я имею в виду, как всё это будет происходить, — произнёс Здоровяк, затем дополнив: — И что мы должны будем делать?

— В этом, значится, смысле. Ну, в день наступления всех построят в окопе. По свистку все рванут наверх по лестницам вперёд, а дальше…

Я остановился. Я остановился не оттого, что не знал, что дальше. Я остановился, ибо не знал, как описать им это самое 'дальше'. Такое попросту не поддаётся описанию. Да и разве они не видели последствия этого 'дальше'? В конце концов я решил пойти другим путём:

— А дальше постарайтесь не умереть.

— И что для этого нужно делать? — спросила Кроха.

— Тогда слушайте, причём внимательно. Всегда ищите укрытие. Воронка, яма, что угодно. Как начнут по вам стрелять, сразу же ложитесь. И не вздумайте вставать, пока я вам этого не скажу. Когда в вас полетят вражеские снаряды, держите ухо востро. Крупнокалиберных опасаться не стоит — они падают далеко в тылу. Самые опасные — это мелкокалиберные, шрапнельные я имею в виду. Их определяют по противному звуку, как у комара. Такие взрываются в воздухе и распространяют по большой площади свинцовые шарики. От этих-то снарядов вы и должны прятаться. И каски вам как раз для этого дали, чтоб шрапнелью не убило. Пока что это всё, что вам надо знать.

— Сержант, позвольте спросить, — начал Здоровяк, — как вы сами здесь оказались?

— Это ещё зачем? — ответил я.

— Просто тот Тополёк, которого мы знали, отличается от того, которого мы видим перед собой, — сказал он в ответ.

'… отличается от того, которого мы видим…' Интересно, понимают ли они, что сами вскоре перестанут быть прежними? Это мысль промелькнула в моём сознании, но я отбросил её. В конце концов это не столь важно сейчас.

— Что ж, время у нас для этого есть, — с этими словами я сел на находившийся рядом плоский выступ. Здоровяк, до того тоже стоявший, сел за Крохой так, чтобы видеть меня. Кроха при этом всё так же сидела на своём месте, а Звуки продолжала стоять, облокотившись на стену окопа с противоположной нам стороны. Я продолжил: — Для меня, как и для многих других, это началось два года назад, когда стало известно об оккупации техно-троллей. Рокс зачем-то понадобились все струны, которые каждый народ оберегает как зеницу ока. Тогда сразу стало ясно, что всем остальным троллям нужно объединиться, чтобы остановить краутов, как мы теперь зовём рокеров, которые теперь шли к нам отнюдь не с подарками. Но это вы, наверное, и без меня знаете. В то время все считали, что грядущая война закончится быстро, нас ведь было больше чем их. Поэтому это казалось нам чем-то вроде приключения. И я записался добровольцем. Несколько месяцев в учебке — и в начале следующей года уже был на фронте, который к тому моменту уже прочно установился и перестал смещаться. Так что здесь я уже второй год, каким-то чудом.

— Не хотели бы вы вернуться домой, если бы была возможность? — спросил Здоровяк.

Глупый, на самом деле, вопрос. Любой из нас уже бросил бы всё это и вернулся домой, если б мог.

— Не знаю, не было времени обдумать это, — отмахнулся я таким ответом. Мне не хотелось говорить на эту тему. Разговоры на неё заставляют скучать по старым временам ещё сильнее. Это мешает жить настоящим в обстановке окопной войны. Мирная жизнь кажется теперь недосягаемо далёкой. Сложно вновь представить себя в ней, мысленно туда вернуться. Будто это не твоё не столь далёкое прошлое, а какая-то сказка.

— А что в тылу говорят о войне, не знаете? — решил я поинтересоваться у них.

— Не очень много. Только о том, что мы скоро прорвём линию обороны рокеров, — ответила Кроха.

— Ещё бы этом не говорили, — отметил я.

— Иногда ещё проскакивает, что на фронте без перемен, — дополнил Здоровяк.

— Так только тру́сы говорят! — возразила Кроха, — мы-то уж этим рокерам покажем!

— О чём ты, Кроха? — включилась в разговор Звуки. — Ты же сама наверняка слышала того тролля, что наши пушки им почти не навредили.

— Это если без наводки, — начала спорить Кроха в ответ. — Вот с ней наша артиллерия точно их на куски покромсает.

— Да какая разница! Мы об этом узнаем, только когда там окажемся.

— А я тебе говорю, что от них камня на камне не останется!

— Довольно спорить! — вмешался я, вставая со своего места, — не от одной артиллерии всё будет зависеть. В наступлении мы ещё будем использовать танки.

— Постойте, танки? — спросил недоумённо Здоровяк. — Что это ещё такое?

— Не слыхали о таких? Вообще-то я и сам о них толком не знаю. Мне их описывали как огромные брони коробки в виде ромба на гусеницах.

— И как они должны будут нам помочь в наступлении? — спросила Кроха.

— Понятия не умею. Поживём — увидим, — ответил я.

— А до этого их уже применяли? — поинтересовался Здоровяк.

— Вроде. Но мне об этом ничего не известно.

После сказанного в воздухе повисло слегка напряжённое молчание. Это можно было понять по выражениям лиц троицы: они не выражали каких-то конкретных эмоций, но было ясно, что они о чём-то размышляли. Вдалеке слышалась всё не стихавшая канонада. На небе, прежде затянутом белыми облаками, собирались светло-свинцовые тучи. Кое-где между ними кривыми полосами пробивался белый свет. Солнца не было даже в виде светлого пятна. Неужели скоро пойдёт дождь?

— Интересно, каково сейчас рокерам? — сказал вдруг Здоровяк, тоже, скорее всего, обратив внимание на шум далёкого обстрела.

— Не очень, знаешь ли, — начал я, — да и к тому же скоро сами узнаете об этом, — закончил я, вставая с выступа и обращаясь уже ко всем, после чего расположился лёжа на выступе чуть поодаль от них так, чтобы вздремнуть до обеда, ибо до него ещё было время. В качестве жёсткой подушки — мой ранец.

Через некоторое время я погрузился в полусонное состояние. Между Звуки, Крохой и Здоровяком в какой-то момент завязался диалог, и я мог различить даже сквозь туман дремоты моего разума.

— …Звуки, всё ли в порядке? Ты какая-то сама не своя, — по голосу это явно был Здоровяк.

— Мне страшно, — отвечала та. — Что, если мы все погибнем? Или кто-то из вас? Или станем таким же, как…

— Не волнуйся, не станем. И никто не погибнет, — успокаивающим голосом ответил Здоровяк.

— Это точно, — раздался низкий голос Крохи, — будь уверена, подруга, — мы прорвёмся!

Совершенно никакого представления не имел, кого имела в виду Звуки словами 'таким же, как...', но это всё равно не имеет значения. В конце концов, в окопах лучше жить настоящим, чем размышлять о том, что будет, ибо от этих размышлений сейчас толку не будет никакого. Не найдётся им применения. По крайней мере, не в это время.

С этими мыслями я окончательно заснул, а проснулся как раз к обеду, будто уже по расписанию. В качестве еды сегодня — суп из чёрт-те чего. В любой другой жизни я бы, наверное, даже не посмотрел в его сторону, но в текущих условиях радуешься любой возможности поесть. Троица моих троллей сначала долго думала, есть ли это или нет, но в конечном счёте сдалась и нехотя съела свой паёк на сегодня.

***

Уже вечерело. Прежде серые облака окрашивались в сине-свинцовые оттенки. Тучное полотно неба разрезали уже едва видимые кривые линии света. Дождя всё ещё не было. Шум канонады не утихал ни на миг.

Приближение ночи знаменовало собой несение караула моим отделением.