Расписание Хёнджина Феликс знал почти наизусть. Даже лучше, нежели своё. Отношения в стенах военной академии, они такие — с тех пор, как альфа и омега обсудили их взаимоотношения, с тех пор, как они расставили все точки, на первое место Феликс поставил безопасность. Они были всё ещё студентом и преподавателем — связанные жёстким статутом и законами учебного заведения специального профиля, они по рукам и ногам были скованы обязательствами, которые возлагались на их плечи. И Феликс тщательно следил за тем, чтобы их отношения оставались втайне — для этого он выучил точное расписание альфы, когда у него были занятия, когда были индивидуальные консультации по предметам, когда были беседы со студентами его группы. Всё это ему нужно было знать, чтобы иметь возможность незаметно пробираться в преподавательское крыло, пробегать по лестнице и проникать в комнату Хёнджина, при этом не попавшись никому из других преподавателей.
В учебном корпусе было чуть проще — Феликс мог свободно подойти к двери кабинета и постучать, чтобы его впустили без лишних подозрений. Плюсом работы руководителя группы был отдельный кабинет, который выделялся для того, чтобы преподаватель мог проводить индивидуальные разговоры со своими студентами и помогать им адаптироваться в учебном заведении закрытого типа. Обычно весь преподавательский состав делил общую комнату, в которой стояло несколько рабочих столов, но руководителям выписывали отдельные кабинеты, и Хёнджин мог впустить Ликса к себе, закрыть дверь на замок и спрятаться с ним от всех глаз. И никто не мог потревожить их — всегда можно сказать, что у них частный разговор, не предназначенный для чужих ушей.
Феликсу, без сомнений, эта привилегия нравилась — он мог спокойно зайти в кабинет своего альфы, закрыться с ним и провести какое-то время наедине, нежась в объятиях старшего или воруя у него поцелуи. Неожиданно голодный до ласки, омега часто мог в перерыве между занятиями выловить момент, когда Хёнджин приходил к себе, и заставить его побыть с ним хотя бы десять минут, чтобы насладиться его запахом. Иногда Феликсу страх как хотелось, чтобы альфа оставил на нём свой запах — ему хотелось, чтобы остальные студенты-альфы перестали видеть в нём жертву, которую можно скосить в период течки. Он видел, как Хёнджин сжимал руки в кулаки, когда возле Феликса опять крутились альфы — но ничего поделать не мог, ведь выдать себя было равноценно подписать себе смертный приговор.
Феликс был осторожен во всём, что касалось их отношений с Хёнджином — пробирался к нему в комнату только когда убеждался в том, что Хван был там, всегда следил, чтобы за ним не было хвоста, часто просил Джисона прикрыть его на случай, если возникнет форс-мажор. Вот уже начался третий курс, весь прошлый год они маскировались, прятались, проводили время вместе за спинами у других студентов и преподавателей, и Феликсу даже доверили небывалую честь — Хёнджин накануне начала учебного года вручил студенту дубликат ключа от своего кабинета.
— Если тебе понадобится место, чтобы спрятаться — сможешь пробраться туда, — проговорил Хёнджин, пока целовал младшего в висок, прижимая его к себе. Они весь август провели порознь, и Хван откровенно скучал. — Запрёшься изнутри. Если я приду, я открою дверь своим ключом. Никто другой к нему доступ не имеет.
Феликс считал это очень важным этапом в их отношениях, и хотя где-то в глубине души он верещал, когда на ладони увидел простой металлический ключик, лишь тепло улыбнулся, приняв эту вещь из рук своего альфы. Это, на самом деле, для него многое означало — Хёнджин ему доверял, раз вручал ключ от собственного кабинета. Сказал, конечно, не злоупотреблять этим, но знал прекрасно, что Ёнбок никогда не подставит его и не заставит жалеть о своих поступках.
Феликс это уже доказал. Хёнджин ни разу ещё не пожалел о том, что выбрал этого омегу.
Начался третий курс, первые занятия по профильным предметам, первые классы, направленные на подготовку к выпускным экзаменам на четвёртом курсе и первая специализация в новых группах. Хёнджину, несомненно, душу грела мысль о том, что Феликс пошёл за ним — решение, конечно же, принимал юноша сам, Хван не давил на омегу, не навязывал своё мнение. Но Феликс ещё в конце первого курса выразил своё желание поступать на медицину — привлекала его эта отрасль не только тем, что Хёнджин будет вести большую часть специальных предметов, но и тем, что у него по окончании академии будет много дорог, у выпускников была возможность пройти службу в армии в качестве военного врача. Это опасно, безумно опасно, Хёнджин не понаслышке знал, как тяжело приходится военным врачам, они погибали, их брали в плен, они становились такими же участниками боевых действий, если служили где-то в горячих точках.
Конечно же, Хёнджин это всё знал и предупреждал Ликса о том, что в этой профессии мало романтики и слишком много опасностей. Но Феликс на эти слова лишь ответил то, что он выбрал дорогу военной академии, и значит, судьба у него такая. Хёнджин любил в студентах это качество — когда они трезво расценивали свои шансы и понимали, в какое именно заведение попали. Он видел, как романтизм профессии улетучивался в сознании студентов после первых месяцев жёсткой дисциплины и работы на износ, особенно это касалось омег, которые, видимо, не до конца осознавали, что это место будет относиться к ним со всей жестокостью этого мира. Омеги сдавались обычно первыми, Хёнджин наблюдал за тем, как представители этого пола, оказавшись в такой атмосфере, попросту теряли над собой контроль, ведь академия к ним была беспощадна. В ней никогда не было деления на омег и альф, все требования были одинаковыми, задания выполнялись одинаково и оценивались студенты на равных.
Хёнджин каждый раз переживал в глубине души за поступивших омег, ведь уже видел, как те опускали руки.
Но в этот раз ему повезло.
Ли Минхо — сильный омега со сложной семьей. Хёнджину однажды год назад не повезло стать свидетелем семейного конфликта между Минхо и его отцом, и в тот день он смог посмотреть на своего студента с другой стороны. Омега входил в то число учеников, которые оказались в военной академии не по своей воле, их сюда, можно сказать, насильно впихнули, но, в отличие от десятка других подобных ему, Минхо не сдался и назло всем делал успехи в учёбе.
Хан Джисон — обычный такой парень, немного романтик, но быстро влился в коллектив и заставил альф смотреть на него с уважением. У Джисона, может, теория по всем предметам и хромала, он кое-как сдал общую медицину на первом курсе, но зато на практике этому омеге нет равных в занятиях по рукопашному бою. Джисон весь второй курс дополнительно оттачивал стрельбу, занимался с инструктором Баном во внеурочное время, чтобы на экзамене и получить не просто граничные восемьдесят пять процентов точности, но добраться почти до девяноста семи.
И Ли Феликс — на него Хёнджин всегда смотрел с гордостью. Не только потому, что Феликс был его возлюбленным и заставлял невольно улыбаться каждый раз, когда появлялся в поле зрения. Феликс — сильный омега, сильный духом и телом. Он, может, и не самый лучший в классе по борьбе, но неплох в стрельбе из огнестрельного оружия, у него высокая точность и отличные результаты. Он силён во владении холодным оружием, и сложно было не заметить, что отец приложил много усилий в подготовку своего сына к академии.
Но Феликс выбрал медицину. В ней он тоже уже делал большие успехи — не в последнюю очередь благодаря Хёнджину. Хван занимался с ним индивидуально, особенно перед экзаменами. Он действительно занимался — пожертвовал свои конспекты со студенческих времён, по которым писал лекции и семинары уже как преподаватель, помогал Ликсу с неизвестными ему темами, давал дополнительные тесты на прохождение, а в качестве поощрения дарил ему поцелуи и позволял потом поваляться у себя на коленях, пока сам альфа будет гладить младшего по волосам.
Феликс очень талантливый омега. Особенно в стенах академии — Хёнджин уверен, что закончит он её с прекрасным табелем оценок, таким, которому все будут завидовать.
Хотя, он оставался омегой. Во внеклассное время он превращался в податливого котёнка, такого жадного до ласк и объятий, особенно, когда был в предтечном состоянии — за полтора года отношений Хёнджин о нём узнал достаточно, чтобы по одному виду разгадать, в какой фазе сейчас был Ликс. Когда назревала течка, у Феликса сильно повышалась потребность в альфе — не сексуальная, но физическая. Ему нужно было больше объятий, больше поцелуев, больше доступа к мужчине. Просто зарыться носом тому в волосы или уткнуться во впадинку между шеей и плечом и вдохнуть его запах. В такие дни он всё чаще задерживался в кабинете у преподавателя, а когда Хёнджин оставлял его наедине, то неизменно находил с выкраденным кителем из шкафа или другим элементом одежды, с которого Феликс вдыхал аромат альфы.
Предтечный Феликс — это какое-то восьмое чудо света, и Хёнджин в подобные моменты забывал о том, что этот парень был студентом военной академии, который уже через несколько минут может запихнуть свои желания куда подальше и выйти в аудиторию с абсолютно равнодушным лицом, словно это не он ластился к альфе последние несколько минут.
От одной мысли о Феликсе на душе разливалось приятное тепло, пока Хёнджин шагал к своему кабинету после занятий у второкурсников. Сегодня у группы омеги не было пар с доктором Хваном, и он с утра Ликса видел лишь в столовой и на построении, но они даже двумя словами не успели переброситься — Ли убежал вслед за друзьями в учебный корпус и затерялся там. Сейчас время обеда, Хёнджин собирался закинуть сумку с конспектами в кабинет и уйти в столовую, однако все его планы рухнули, когда он вошёл в помещение.
Встретить тут Феликса не было чем-то удивительным — парень, бывало, заглядывал сюда, сидел на диванчике и листал книги из библиотеки Хёнджина. Но сейчас Хван обомлел в прямом смысле слова. Даже рот раскрыл в удивлении.
Феликс сидел сверху на столе. Одну ногу он закинул на вторую, методично двигая носком берца, словно отбивал какой-то известный одному ему ритм. Обе ладони он уложил на поверхность стола у себя за спиной, из-за чего перед Хёнджином открывался восхитительный обзор на подкачанную грудь омеги, немного опухшую из-за приближающейся течки — Феликс ещё и ситуацию ухудшил тем, что верхние пуговицы форменной рубашки он оставил расстёгнутыми. Они обнажали тонкие ключицы, обтянутые светлой кожей, Хёнджин видел ажурную серебряную цепочку с нательным крестиком, которую Ли носил под одеждой. Голову омега самую малость откинул назад, выставляя напоказ тонкую лебединую шею, нуждающуюся в поцелуях.
Хёнджин запер дверь на ключ и попытался унять своё сердце от увиденной картинки. Конечно, обнажённого Феликса он видел много раз, но сейчас, когда он сидел в одежде, но сидел вот так, он привлекал ещё сильнее. Его хотелось прямо сейчас.
— И что происходит? — Хёнджин отложил на кожаный диванчик сумку с конспектами и спрятал руки в карманах брюк, медленно приближаясь к Феликсу. Тот ещё и высунул кончик языка, облизнув верхнюю губу. — Объяснишься, детка?
— У меня в субботу начнётся течка, — прохрипел Феликс, прикрыв глаза так, словно он находился в блаженстве, хотя альфа ещё и не прикоснулся к нему. Он просто наблюдал. — А мой вредный альфа не сможет уделить внимание своему омеге, как жаль.
Хёнджин изогнул губы в ухмылке. Он и правда собирался на выходных отправиться в город — давно планировал проверить квартиру и заодно навестить своего дядю, которого не видел с конца августа. Альфа поделился своими планами с Феликсом ещё на прошлых выходных, когда они просто отдыхали вдвоём в комнате Хёнджина в преподавательском крыле, спрятавшись от всего мира. Тогда Ли никак не отреагировал — лишь кивнул головой, мол, понял.
А сейчас он всем своим видом показывал собственное недовольство.
— И поэтому ты развалился на моём рабочем столе в разгар учебного дня? — Хёнджин едва сдерживал желание прикоснуться к Ликсу и заставить его вздрогнуть от ощущения пальцев на теле. Ликс, когда находился в предтечном состоянии, всегда был максимально чувствительным до любых прикосновений. Но нельзя. Нужно было его измучить до крайней степени. — Сейчас обед, детка.
— Я в курсе, — Феликс открыл глаза и посмотрел прямо на Хёнджина. — Я сказал Джисону, что не голоден. Перед течкой у меня всегда снижается аппетит из-за тошноты, он поверил.
— Не голоден, значит? — облизнулся Хван, уловив чужое настроение. — Тогда что всё это такое?
— Я не голоден до еды, но до тебя я буду голоден всегда.
Хёнджин соврёт, если скажет, что омега его не впечатлял. Феликс заставлял старшего восхищаться собой — от академических успехов до личных отношений, когда Ли включал всё своё омежье обаяние и сводил альфу с ума, вынуждая того хотеть себя в любое время дня и ночи. Не только в сексуальном плане — Хёнджин иногда ощущал, как альфа внутри него требовал защитить, спрятать, приласкать и не выпускать омегу от себя долго-долго. Кажется, что Феликс никогда ему не наскучит, а со временем будет заставлять желать себя ещё сильнее.
И это Хёнджин считал идеальными отношениями.
— Омега… — прошептал Хван, уложив ладони тому на талию, спрятанную под тонкою тканью форменной рубашки. Феликс на это действие моментально отозвался — тело вздрогнуло, и юноша подался вперёд, словно намекал, что хочет больше телесного контакта с мужчиной. — Я видел, как вчера к тебе клеились альфы с четвёртого курса. Едва удержался, чтобы не вмазать им.
— Они не клеились, я… — Феликс всхлипнул, почувствовав на своей шее дыхание альфы. Столь близкий контакт дарил умопомрачительные впечатления, ведь нюх Ликса уловил запах крепкого кофе, который исходил от Хёнджина. — На выходных ребята собирались сыграть в футбол, спрашивали, не хочу ли я присоединиться.
— О, и что ты ответил? — Хёнджин водил губами в опасной близости с шеей Феликса, обдавая её своим горячим дыханием, на что тело откликалось моментально.
— Я в субботу буду изнывать в постели от желания почувствовать в себе член своего альфы, — вздохнул младший, откинув голову назад. — Я собираюсь всю субботу провести в кровати, вдыхая аромат своего альфы с его рубашки и вставляя в себя пальцы. Я буду постоянно думать о том, какой у меня противный альфа, бросивший своего омегу в течке наедине с болью и желанием.
Хёнджин моментально отстранился, и Феликс увидел, как любимые кофейные глаза вмиг потемнели — словно альфа был зол, это чувствовалось, что одна фраза вывела мужчину из себя, и тот громко цыкнул, заставляя Ёнбока смотреть ему в глаза.
— Детка, — как можно более спокойно проговорил альфа, пытаясь обуздать внутренний гнев. Слова омеги звучали так сладко, и сознание подкидывало разные грязные фантазии о том, что мог творить Феликс за закрытой дверью, но эти фантазии очернялись картинками того, как течного Феликса могли учуять другие альфы, как могли к нему прикоснуться, как могли поддаться его влиянию, и слабый от течки омега мог позволить им сотворить это. Это злило Хёнджина. — Ты же не собираешься искать себе альфу на стороне?
— Зачем мне это? — искренне удивился Ёнбок, закусив губу. — Если мой альфа собирается бросить меня в течку, я хочу всего лишь насытиться фантазиями о нём, чтобы у меня было, о чём думать, пока я буду… Трахать себя пальцами и вдыхать запах с вещей.
Хёнджин почувствовал, как в штанах было тесно от подобных разговоров. Феликс ухудшал ситуацию тем, что постоянно прогибался в пояснице, словно подсказывал, что ждал прикосновений своего мужчины. Не поддаться его чарам было крайне сложно, при столь тесном контакте Хван мог чувствовать сладкий персиковый запах, который Ёнбок источал в предтечном состоянии, и в голове стоял абсолютный туман.
— Хочешь, чтобы я заставил тебя забыть о существовании других альф? — Хёнджин неожиданно схватил омегу за подбородок, и их взгляды пересеклись. Азарт — вот что сейчас Хван видел в любимых глазах, когда они посмотрели друг на друга, и уголки губ Феликса поднялись, когда он понял, что старший поддался на провокацию.
— Заставь меня, альфа.
Хёнджину сорвало все тормоза в момент, когда с губ Ликса слетело последнее слово, и он, сам того не заметив, случайно сбросил со стола кое-что из документов, когда яростно набросился на младшего, сразу же обхватывая его губы своими. Феликс охотно отвечал на поцелуй, Хёнджин почувствовал, как в тёмных каштановых волосах зарылась чужая ладонь. Младший не собирался отпускать альфу от себя, когда обхватил его бёдра своими длинными ногами, сцепив их сзади, и Хёнджин поддался на провокацию, сжав талию в пальцах.
Феликс умело пользовался омежьим обаянием, и сейчас, пока они целовались, Хван чувствовал себя так, словно был под действием какой-то сладкой магии. Ёнбок такими простыми действиями заставлял его возбуждаться, ощущать прилив наслаждения, чувствовать, как желание овладеть этим омегой заполняло его изнутри, подбивая на более решительные действия. Эта отдача младшего всегда грела душу — Феликс готов был делиться своей любовью с альфой, готов был окружить его этой самой любовью, что альфе и море будет по колено.
И целого мира будет мало.
Ликс застонал в поцелуй, почувствовав, как пальцы с талии уверенно перемещались выше, к пуговицам на рубашке. Он опустил взгляд, чтобы увидеть, что Хёнджин медленно принялся расстёгивать оставшиеся, оголяя младшего полностью. Нежная молочная кожа всегда манила к себе, и Хёнджин боролся с желанием оставить пару засосов на ней, украсить её, укусить, чтобы на ней остались бордовые следы, так контрастирующие с бледностью. Больше всего манило местечко, которое отводилось на теле для брачной метки — возле пахучей железы, там, где запах концентрировался в максимальной степени, Хёнджин часто чувствовал, как клыки прорезались в желании впиться в кожу и ввести свой ферромон в чужое тело, заставить Ликса пахнуть собой. Ему постоянно приходилось напоминать себе о том, что этого делать нельзя, ещё не время, потерпеть нужно до конца четвёртого курса, и тогда Феликс гордо будет носить метку на своём теле.
Это будет ещё совсем нескоро, и от одной мысли о том, что ждать нужно почти два года, становилось почти больно, поэтому Хёнджин мог лишь прижиматься к этому месту носом и втягивать природный омежий аромат.
Рубашку Хёнджин полностью не снял с тела омеги, оставляя её висеть на тонких плечах, но при этом она обнажала прекрасное тело Феликса. С чётко выраженными мышцами, которые были результатом долгих тренировок, без лишних волосков, с твёрдыми розовыми сосками, с мелкими веснушками на ключицах.
Он такой прекрасный и такой, что Хёнджин с радостью бы спрятал его возле себя и никому никогда не показывал, чтобы не завидовали.
Целоваться с Феликсом — это всегда одно сплошное удовольствие, но видеть, как тот по-кошачьи облизывался, пока слезал со стола и спускался на колени перед альфой — это просто невероятное зрелище. Ёнбок превращался в хитрого засранца, который любой ценой добьётся своего — особенно сейчас, когда он уложил на спрятанный под рабочей рубашкой крепкий живот альфы свои ладони, проводя ими ниже, к массивному ремню на брюках. Штаны уже практически не скрывали желания старшего, бугорок был достаточно хорошо заметен, и Феликс, облизнувшись, медленно расстегнул пряжку ремня и надавил на пуговицу, чтобы брюки слетели с привлекательных бёдер альфы. А вместе с ними к ногам упало и нижнее бельё.
Хёнджин погладил младшего по голове и улыбнулся, догадываясь, что именно задумал этот проказник.
— Веди себя тихо, — промурлыкал омега, толкнув мужчину к столу, чтобы тот упёрся задницей в столешницу. Ответом послужил короткий кивок, и в следующий момент Хёнджину пришлось одну руку приложить к губам, чтобы сдержать рвущийся наружу стон от того, как резко и неожиданно Ликс пропустил его плоть в свой горячий рот.
Видеть его — такого развратного, но с кукольным лицом, большими глазами и россыпью веснушек — в подобном ракурсе было равноценно самоубийству, и Хёнджин сейчас смертником себя чувствовал, пока член пропадал в горячей полости рта омеги. Феликс смотрел на него почти невинно, он постоянно держал взгляд на альфе, словно пытался его гипнотизировать, пока заглатывал плоть пока наполовину, но неизменно обсасывал чувствительную головку и слизывал капли предсемени с дырочки. То, что во рту не помещалось, Ёнбок держал в руке и постоянно надрачивал мужчине, второй рукой он мял в пальцах чужие яички, и Хёнджин задыхался от переизбытка чувств. Внизу живота разливался приятный жар, вместе с кровью по телу растекалось удовольствие и возбуждение, и Хван едва сдерживал себя, чтобы не трахнуть омегу в глотку.
— О Боже, Феликс… — заскулил альфа, чувствуя, как пальцы ног в тяжёлых военных берцах подгибались в удовольствия, а ноги в коленках дрожали.
Феликс воспринял этот как похвалу, и следующее, что Хван почувствовал — это рука Ликса, которая схватила его ладонь и положила её себе на голову. В самом начале их отношений, когда Ёнбок открывал для себя все прелести половой жизни, он часто просил старшего направлять его действия, помогать ему, когда он впервые пытался взять у него в рот. Ему, видимо, немного контроля нравилось — как сейчас, когда он уложил ладонь Хёнджина себе на макушку, словно подсказывал, что старший мог добавить немного грубости.
Хван не стал делать Ликсу больно, но схватил того за короткие волосы, направляя его движения. Он не пытался насадить его по самые гланды, но Ли старательно работал ртом, чтобы подарить альфе как можно больше удовольствия. Он брал не на всю длину, но второй рукой он себе помогал, держал плоть у основания, дрочил ему, когда просто языком игрался с головкой. Смотреть вниз было очень опасно, ведь Хёнджина ждало зрелище невинного омежьего нежного лица и пухлых губ, которые сомкнулись вокруг розовой головки — с ума можно просто сойти.
Хёнджину первым пришлось отстраниться, чтобы не кончить младшему прямо в глотку. Будь они в общежитии или подальше от академии, Феликс сейчас бы глотал чужую сперму, но заканчивать их маленькое веселье ещё рано, времени не так много, а Хёнджин хотел подарить омеге приятные впечатления, поэтому, вытащив член изо рта Ликса, он ловко повернул его к себе спиной и уложил обе ладони парня на столешницу, а затем надавил пальцами на спину, заставляя грудью улечься на стол. Феликс подчинился, чувствуя, как под ткань рубашки пробрались любимые длинные пальцы.
— Отдам тебе должок, детка, — промурлыкал он, расстёгивая штаны и спуская их к щиколоткам.
У Феликса было предтечное состояние, а значит, его запах усиливался, чтобы его можно было ощутить при тесном контакте. Но особенно концентрированным он был тут, где выделялась природная смазка, и Хёнджин хотел воспользоваться этой хитростью омежьего организма. Его пальцы легли на упругие половинки, разводя их в сторону, и носом альфа вздохнул чужой аромат, сладкий до безобразия, как и сам Феликс. Омега тихонько всхлипнул, почувствовав около сфинктера указательный палец Хёнджина, а после можно было чувствовать, как тело дёрнулось на столе, когда Хван коснулся входа кончиком языка.
Он когда-то баловал омегу риммингом — было это во время их совместного тайного отпуска на острове Чеджу, когда они были совершенно не обременены статутом и стенами военной академии, могли гулять по набережной, держась за руки, могли кормить друг друга фруктами, сидя на пляже, а посторонние всегда дарили им улыбки, когда наблюдали за тем, как альфа и омега наслаждались компанией друг друга. В ресторане их даже однажды спросили, не медовый месяц у них был сейчас, на что Феликс вытянул правую руку и показал, что безымянный палец был всё ещё свободен.
Тогда же за закрытой дверью отельного номера Хёнджин показывал Феликсу все прелести секса — от умопомрачительного минета до сладкого римминга, который вознёс омегу до небес и заставил едва ли голос не срывать в наслаждении, когда юркий язык толкался в него. На отпуск припала и течка младшего, и три дня они из отельного номера не вылезали, пометив каждый его угол, он трахались на каждой горизонтальной и не очень поверхности, и отрывались они лишь на обед, который им доставляли прямо в номер. Феликс раскрыл для себя много граней секса, однако пыл пришлось поумерить, когда они вернулись в академию.
Хёнджин решил снова побаловать его риммингом, когда прикоснулся кончиком языка к сфинктеру и начал обводить его контуры. В ответ послышался скулёж — Феликс руками цеплялся за столешницу, пытаясь удержать собственное тело в этом положении, но оно само вздрагивало каждый раз, когда Хван нырял языком внутрь вместе с указательным пальцем. Тот входил легко — омега раскрывался накануне течки, выделял смазку и не нуждался в долгой разработке, но Хёнджину нравилось дарить младшему невероятные впечатления собственным языком. Он раздвигал стенки пальцами, а затем нырял кончиком языка, слизывая природную смазку, которая благоухала персиками.
На Феликса эти действия влияли безупречно, и тот пытался заглушить рвущиеся наружу крики и стоны, прижав одну руку к губам. Его бёдра постоянно дёргались, словно он пытался самостоятельно насадиться на пальцы и язык, и его постоянно приходилось сдерживать.
— Какой ты нетерпеливый, — Хёнджин игриво укусил правую ягодицу Ликса, продолжая разрабатывать его пальцами, а тот тихонько скулил сквозь сомкнутые пальцы, явно умолял о большем. — Может, мне тебя наказать за твою нетерпеливость, а?
— Ты меня и так наказываешь тем, что собираешься бросить в течку, — прошептал младший, а затем шумно втянул носом воздух. — Чёрт возьми…
— Это непредвиденные обстоятельства, солнце, — Хёнджин поднялся на ноги, а затем поцеловал Ликса в заднюю часть шеи, после чего осторожно пробрался к своему столу, чтобы что-то там найти. У омеги глаза расширились, стоило ему увидеть в руках у возлюбленного запечатанную упаковку презервативов, что лежала в нижнем ящике стола.
— Интересные вещи вы храните в ящиках рабочего стола в стенах военной академии, доктор Хван, — Феликс не упустил свой шанс поглумиться над старшим, пока наблюдал за тем, как мужчина снял плёнку и достал оттуда один квадратик.
— Ну она же запечатанная, — резонно ответил альфа, пока распечатывал презерватив.
— Зачем они нам? Я таблетки пью исправно, не залечу.
— У нас не будет возможности сходить в душ, детка, — Хван ловко натянул защиту на стоявший колом член, а затем снова нырнул пальцами в Феликса под его шумный вдох, чтобы зачерпнуть немного природной смазки и распределить её по плоти. — Не хочу, чтобы ты до конца дня ходил грязным.
— Может, этого хочу я?
Феликс, конечно, та ещё бестия — такое бесстыдно говорить своему преподавателю военной медицины, при этом не забывая крутить бёдрами перед ним, словно намекая, что он ждал его внутри себя. Хёнджин облизнулся, наблюдая за пульсирующей дырочкой, которая так и требовала быть наполненной. Иногда Хвану совершенно не верилось, что это всё тот же Феликс, которого он встретил во время вступительной кампании, он самолично чуть было не завернул его кандидатуру из-за принадлежности этого парня к омегам, потом он помогал ему в первую течку, когда таблетки отказались работать. Хёнджин иногда смотрел на Феликса, наблюдал за тем, как студент просто лежал у него на коленях, как листал учебники, как просто отдыхал, прикрыв глаза, и совершенно не верил, что судьба и правда свела его с ним вот таким образом. Из неловкой ситуации на первом курсе всё переросло в нечто невероятное, нечто восхитительное и прекрасное, и сердце альфы в груди билось ещё сильнее от большой любви к этому омеге.
Ёнбок тихо заскулил, когда Хван погрузился в него. Он сделал это медленно, достаточно чувственно, при этом одну руку он уложил парню на шею, несильно её сжав пальцами. Вторую руку старший протянул к губам омеги, и Ликс, почувствовав в себе член во всю длину, пропустил пальцы в рот, чтобы те сдерживали рвущиеся наружу стоны. Слишком прекрасно всё это ощущалось, чтобы быть реальностью. Хёнджин не мог насытиться младшим, находясь глубоко внутри него — особенно в тот момент, когда он вошёл целиком и замер, позволяя омеге прочувствовать себя.
Они бы могли заниматься сексом вечность — чувственным, нежным, медленным, с сотней поцелуев по всему лицу, в объятиях. Но кабинет Хёнджина не располагал к подобному, у них обед заканчивался через какое-то время, поэтому альфа, дав Феликсу привыкнуть к себе, почти сразу набрал высокий темп, вбиваясь в омегу быстро и резко.
Феликс отвечал — он стонал сквозь пальцы, выгибался немного в спине от удобного угла проникновения, случайно сбил стоявшую подставку для ручек и карандашей со стола, однако никто не обратил внимание на упавшую канцелярию. Ёнбок наслаждался тем, как член толкался в него, задевал простату в нём, а Хёнджин чувствовать дрожь чужого тела. Та рука, которая сжимала шею омеги, спустилась по животу ниже, чтобы обхватить его член, и в такт своих толчков Хван медленно дрочил младшему, ведя по всей длине ладонью. Вторая рука находилась во рту Феликса, заглушая рвущиеся наружу крики. Ликс не то, чтобы был громким в постели, он не мог позволить себе роскошь, но слушать, как он пытался сдержать эти крики — было одним сплошным удовольствием для Хёнджина.
— Боже, альфа, — застонал младший ещё раз, хватаясь пальцами за руку у себя во рту. Феликс редко употреблял это «альфа» по отношению к старшему, но неизменно сводил с ума Хёнджина, когда говорил так во время секса. Такое обращение заставляло старшего терять рассудок и толкаться в младшего ещё более остервенело, чтобы тело в его руках сотрясалось в дрожи. — Я сейчас… Я очень близок…
Хёнджин провёл ещё несколько раз по всей длине члена прежде, чем Феликс затрясся сильнее, а затем обмяк в чужих руках, пытаясь успокоить бешеное сердце, что колотилось в груди. Он откинулся спиной на грудь альфы, прикрыв глаза в блаженстве, и Хёнджин совсем скоро его догнал, толкнувшись в младшего последние пару раз прежде, чем излиться в презерватив с глухим стоном, который оказался заглушён в плече омеги.
— Ты как? — Хёнджин достал из нижнего ящичка пачку влажных салфеток и протянул её Ликсу, позволяя привести себя в порядок. Сам он уже быстро собрался и стоял в полной экипировке, так, словно это не он несколько минут назад трахался с омегой прямо посреди рабочего дня.
— Угу, — только и ответил Ли, медленно и лениво застёгивая пуговицы на рубашке. Он явно никуда не торопился и выглядел куда более разморенным, будто это не ему через пять минут нужно сидеть на паре по истории и конспектировать лекцию, чтобы сдать экзамен. Будто это не он — отличник с амбициями на звание лучшего студента. Будто это не он — маленький гений, который смог оставить позади себя альф в военной академии.
Сейчас Феликс больше напоминал желе, распластанное по дивану, но Хёнджину нравилось это зрелище. Пусть и кратковременное.
— Несносный, — беззлобно цокнул зубами Хёнджин, приводя в порядок свои волосы. Когда смотрел на себя в зеркале — вроде бы самый обычный, ничего не выдавало его приключений, и первый курс не должен заподозрить нечто неладное в образе своего преподавателя. За Феликса он так не уверен, но Ликс в принципе мальчик умный — разберётся, как ему дальше действовать.
— Если на мне учуют запах, — Ли наконец-то поднялся с диванчика и подошёл к альфе, заглядывая в его глаза. — То во всём будешь виноват ты.
— И на трибунал пойду тоже я, — альфа своровал положенный ему поцелуй.
— На трибунал не нужно, а вот перед ректором оправдывать нас будешь ты.
— Обязательно.
День стал в разы лучше.
***
Феликс лежал на кровати в спальне, ощущая, как жар охватил его тело. Было больно, внутри всё горело и требовало альфу, организм попросту не справлялся. С тех пор, как у Ёнбока появились стабильные отношения, омега внутри него таблетки отвергал и постоянно требовал присутствия альфы, его узел, его сперму. Но именно сейчас Ли не мог этого дать. Хёнджин уехал, бросил его, оставил, и у Феликса были все причины устроить после возвращения старшего и течки сцену ему, но сейчас его выворачивало так, что даже оргазм от пальцев внутри не помог.
Какое счастье, что погода за окном была превосходной, и в спальне никого не было.
Феликс уже собирался принять ледяной душ, чтобы попытаться охладиться, чтобы немного остыть, как внезапно к нему подошёл Минхо с широчайшей кошачьей улыбкой на лице.
— Я тут возле учебного корпуса кое-кого встретил, — загадочно промурлыкал омега, подняв глаза к потолку. — Кое-кто бежал в преподавательское крыло, бежал так быстро, словно случилось что-то. И когда я с этим кое-кем обменялся парочкой слов, он попросил передать тебе послание. Цитирую: скажи Феликсу, чтобы пришёл ко мне. Конец цитаты.
Хёнджин тут. Хёнджин всё-таки не бросил омегу в течку. Хёнджин всё-таки остался с ним.
Феликс быстро собрался и по накатанной схеме пробрался в преподавательское крыло, чтобы оказаться запертым в спальне своего альфы.
— Ты тут… — прошептал Ли, чувствуя, как мужчина медленно раздевал его.
— Не мог допустить, чтобы мой омега оставался совсем один. А то он решит, что я плохой альфа, и бросит меня.
— Не в этой жизни, золотце.