Марчел потер переносицу.

– Входите. Кто бы вы не были. – он насупился, заворачиваясь плотнее в плед, всем своим видом показывая как же ему противно тут находиться и что-либо делать раньше положенного срока.

– Тук-тук! – в щель между косяком и дверью заглянул любопытный миниатюрный нос, а позже показалась и вся девушка полностью. Низкий рост, рыжие волосы, ярко-зеленые глаза. Она даже по дому ходила в достаточно строгой одежде, затягивая корсет на талии как можно уже. Право, Алекс не знал как себя чувствуют ее внутренности от такого. – С возвращением!

– Привет… Ты разве не на занятиях должна быть?

– Эта стерва отвлеклась ненадолго. Слышала, что ты опять ей нервы потрепал? – она закрыла за собой дверь, начиная кружиться на каблучках вокруг своей оси.

– Ну, знаешь, это нетрудно сделать даже табуретке, что неожиданно ночью упадет.

Алекс отворачивается, смотря абсолютно пустым взглядом в стену. Дальнейшие слова сестры словно проходят мимо него, оставшись фоновым шумом. Шум радости? Печали? Переживаний? Не имело значения. Он лишь прикрывает глаза в надежде, что сон— отличная отговорка для того, чтобы к нему не лезли какое-то время. 

Приятная спокойная темнота. Достаточно тепло, но не жарко, с приятным холодком, гуляющим пальцами по спине и шее. Дышится легко и беспрепятственно, а движение не сковывает даже воздух. Возможно, то было близко к понятию «плыть» или даже «летать», но не как человек. Алекс ругает себя за мысли невозможном: о полете или о исследовании морского дна без помощи тех громоздких сооружений, что удалось создать. Опасность, что что-то заклинит, оторвется, запутается и застрянет всегда слишком высока. Нельзя о том думать, но именно сейчас хочется почувствовать себя свободным мальком в этом темном нигде. 

Он ступает медленно, опасаясь, что пол под ним провалится и потянет с собой в пучину. Ступает так, как свойственно любому человеку, что беспокоится о жизни своей и имеет на ту еще планы. Но ноги несли как ни в чем небывало вперед. Правда, было ли то вперед? Или это больше вверх? Неважно. Хотелось лишь прогуляться, потирая переносицу, а позже и вовсе все лицо, позабыв о монокле. 

В голове кружится лишь одна мысль. Она там уже несколько часов. Но каждый раз, стоило к ней вернуться, было ощущение, что это произошло только что. Алекс стоит в пустом темном магазинчике и смотрит на эти впалые глаза с синяками под ними… И становится неуютно. Неуютно от улыбки своей, от своих слов. Так и хочется дать по лицу такому, как он, наотмашь и прижать как можно сильнее к стене. Ч т о он говорит и зачем он то делает. Словно сердце вырвали и выбросили, словно он ничем не отличатся от тех, кто ему не нравится…

Марчел лишь затылок чешет и оглядывается вновь по сторонам. Она была хорошей. Но сейчас все это качество плавно размылось в глазах. А что хорошего она делала? “Да черт его знает.” – думает Алекс, пока до него совсем слабо доносится женский голос, устроивший вновь истерику. 

М… Р…

Сложно разобрать.

А… К…

Звуки лишь слабо доносятся до ушей.

П Р О С Н И С Ь 

Спина отдает противной колющей болью по всему телу. Шея затекла, так что любая попытка ее повернуть заканчивалась тихим шипением. Алекс лишь падает с кресла, продолжительно ругаясь на все на свете. Лишь на ровном полу тому удается потянуться до хруста в костях и подняться, встречаясь взглядом с той, с кем встречаться не хотелось бы.

– Спишь?

– Нет. Просто на полу лежу. – он выпрямляется во весь рост, прогибаясь в спине назад и принимает привычное выражение лица– отрешенно безразличное.

– Ты все проспал.

– Можно было меня разбудить. Как ты утром сделала, например. Подняв меня за три часа до нужного времени. – фырчит, начиная собирать по полу то, что сам и разбросал. Одеяло, скатившаяся из за спины подушка…

– Быстро иди делать дела! – голос ее закипает. Право, похожа на чайник. Противная свистелка, которую хотелось убрать с плитки и вновь забыть на пару часов.

– Да-да.

– Остаешься без обеда.

И она хлопает дверью. Словно сыну ее было до сих пор лет двенадцать. Словно он никогда не переступал порог взросления, словно он не может теперь законно распивать алкоголь, работать иль наслаждаться борделями. Словно он все еще тот самый шкет не выше метра, что стоит, опустив голову в пол и шаркает ногой. Раздражает.

Взгляд упал на билеты на столе. Их взяли в руку, злобно вздыхая.

– Отдать матушке… Перебьется. – он достает свою записную книжку, зажимая два билета между страниц и убирает на полку. Дата… Лишь бы не забыть про дату. 

В столовой, как и обычно то бывает после плотного обеда, царила суета. Служки мельтешили туда-сюда убирая посуду и остатки еды по местам. Другие меняли тканевые салфетки и скатерти. Третьи ходили с важным видом и рассуждали, что сегодня будет на ужин, какие пожелания оставил глава дома и его семья. Алекс же тяжело выдыхает. Просить сейчас еды— себя не уважать. Он проспал и то была полностью его проблема, которую решать также должен будет он. 

— Алекс! — его взяли под локоть, активно утягивая в одну из комнат. Там на столе стояла небольшая тарелка, в разы меньше, чем обычно подавали Алексу, со всем тем обедом, что пятнадцать минут как закончился. Рядом с тарелкой стояла чашка с остывшим кофе и половина булочки. — Ты проспал. Я думаю, что ты голоден. — Рей поцеловала брата в щеку, мгновенно скрываясь за дверью, не дав тому и слова сказать. 

— Спасибо… — пусть та его и не услышит. Мясо было явно разрезанным куском, пюре лежало неровно, перемешавшись с овощами. То была часть порции Рейчел, от того ни изысками, ни размерами не блистала. Но Алекс решил проигнорировать то. «Живут не для того, чтобы есть, а едят, чтобы жить»*— так всегда говорил отец. От того Алекс предпочитал что-то более питательное, нежели изысканное. Пусть для его статуса произносить такое— кощунство. 

Всего пять минут и обед окончен. Единственно чем продолжают растягивать удовольствие– сладкий кофе низкой крепкости. Тот медленно гоняли во рту, прикрыв глаза. Казалось, что это единственная вещь, приносящая в жизнь радость. Три раза в день по десять минут. Но того суммарно выходило полчаса в день! А это очень много. И он отправляется вместе с этой чашкой на верхний этаж, где находилась его собственная мастерская.

Дела о которых говорила Софья– пустой звук. Она лишь угрожает теми, хотя по факту ничего стоящего Алекса и не ждет. Сходить куда по её поручению (словно это не может сделать никто из прислуги). А может и даже этого не будет. И все, что предстоит Алексу– сидеть в своей каморке и продолжать собирать провода да шестеренки в один механизм, что было бы не стыдно показать на выставке.  Той, что пройдет на Лайфайлде. Стоило лишь вырваться из цепей и уехать туда без никого. 

Забыться… 

Взять… 

Билет…