Очередное зимнее утро с закрытыми окнами, которые обитатель квартиры не беспокоит уж как два месяца с начала морозного сезона, начинается с клокочущего омлета на разогретой сковороде. Завтрак, как обычно, содержит в себе не малое содержание сахара. А все потому что сладкий омлет прекрасно гармонирует с терпким и горьким на языке чаем, по скромному мнению мальца. Шебутной юноша двадцати трех лет от роду влетает на маленькую кухоньку с засохшей на щеке зубной пастой, которую по всем канонам заметит лишь перед выходом, или — и того хуже — в универе, благодаря косым взглядам на его не спелую для учебы моську. Пышный омлет спасен, не подгорел и не навернулся на пол из-за неаккуратности, коей парень владеет гораздо лучше, как самой естественной способностью, нежели собственными конечностями. Все эти сюжеты уже случались с Чимином, он терял весь свой завтрак и терпел полнейший крах, отправляясь на учебу не подкрепившись чем-то вкусным.
Зато сегодня все складывается как нельзя удачно. Кроме одного факта: часы вопят ранней пташке о том, что ему следует поторопиться. Как обычно. Чимин уж не вспомнит день, когда не опаздывал, не собирался куда-то так спешно, что шнурки завязывал в уже отправляющемся вниз лифте. Юноша закидывает в себя горячий завтрак, морщась от высокой температуры, не допивает чай, оставлет кружку, наполненную ровно на половину, на столешнице, и спешит за сумкой в спальню. В растянутом временем шоппере с изображением «Всемогущего» валяется новенький томик манги. Он буквально вчера его купил, прочитал уже двадцать страничек пока не вырубился прямо с японским произведением на лице, снова не задумываясь о том, что будильник побеспокоит его опухшую голову всего через пять часов, подгоняя на учебу. Этот маленький атрибут в виде книженции, без которой Пак почти никогда не выходит из квартиры, не единственный предмет его шоппера (кто бы мог подумать).
Будучи на литературном факультете Чимину приходится таскать с собой целую ораву тетрадей, заполненных росписями о прозе и библиографии всего мира. Друзья со школы, что поступили с ним в один университет, по сей день негодуют, как же их бывшего одноклассника занесло на сторону отаку. В школьные года он всегда был первым любимчиком учителей литературы и истории, занимал главную роль в участии на олимпиадах, писал лучшие сочинения, а на перемене его можно было увидеть лишь с произведением какого-нибудь классика в руках. Нет, Пак не был отличником, даже никогда не стремился к этому странному ярлыку, пусть от него и требовали родители хотя бы приблизиться к этому званию. В математике он был полнейшим ничтожеством, не то что Коисо Кенджи .
Про этого персонажа Чимин, если честно, может часами говорить и восхищаться. Жаль только, что у них нет совершенно ничего общего, чем парень мог бы бахвалиться хоть немного. Единственное, что одаренного гуманитария связывает с любимым персонажем из полнометражного старенького аниме — он тоже влюблен в своего лучшего друга. На этом, пожалуй, все совпадения кончаются, а счастье не успевает нагнать его. Чимину судьба никогда не сделает такой подарок, как главному герою «Летних войн»: возлюбленный не попросит его поехать в семейную поездку, притвориться его парой, и счастливого финала Пак никогда не увидит, как это бывает в японской мультипликации.
«Рано вешает нос» — могли бы вы подумать, и студент литературного тоже так думал долгое время. Кажется, в первый год их общения? Да, ровно столько времени ему понадобилось, чтобы принять реальность, в которой он находится.
jm-jm:
не поверишь, хен, я спас омлет! точнее, не то чтобы ему что-то угрожало сегодня… ему ничего не угрожало! и я удачно позавтракал.
В Сеуле сейчас восемь тридцать три утра.
ygi:
рад за тебя. но, кажется, ты опаздываешь, разве нет? я собираюсь ложиться спать. спишемся, как обычно, когда ты закончишь.
А в столице Франции половина первого ночи.
Вот почему чиминовым мечтам никогда не сбыться. Потому что в его отношениях принимают активное участие километры, огромный часовой пояс и разные страны. И сейчас, когда идет уже второй год их активного общения, молодой коллекционер аниме фигурок уже принял свою участь, не препятствует чертовке судьбе, старается мириться с текстовыми сообщениями и редкими звонками из-за того же часового пояса.
jm-jm:
конечно, юги. сладких снов :)
и да, снова я опаздываю…
Теперь мобильный можно убрать до трех часов дня. Чимин никому особо с таким же рвением не отвечает, как Юнги. Юги — особое прозвище, и только студенту с литературного позволено так называть парня, старше его на два года. Его Юги редко бывает многословным, что придает сухости их общению. Но Чимин не Чимин, не яркое солнце, если бы ему не удавалось за считанные секунды разбавить их скучный (нет, совсем не скучный!) диалог множеством стикеров и туповатых смайликов.
Юнги считается скучным только для Чонгука, любителя заглядывать в чужие переписки. Каких же негодяев Пак зовет близкими друзьями… Не то чтобы он задумывался об этом, но всё чаще приходится напоминать наглой морде о существовании личного пространства. Как раз-таки именно с ним они знакомы еще со школы, когда вместо манги Чимин держал в руках книги с углублением в философию.
— Снова читал до поздней ночи? — а вот и нарушитель личного пространства. Вот так без всякого «привет» подходит сзади, когда Чимин скидывает с себя зимнюю куртку и отдает женщине в гардероб, дожидаясь своего номерка, который вновь затеряется на дне шоппера и заставит перевернуть содержимое вверх дном только ради получения собственной одежды на руки. Пак потратит на это горькие десять минут, пока друг будет бурчать на него и напоминать о существовании карманов на брюках, где потерять номерок ну просто невозможно. Только если он не вывалится. А Чимин обязательно извернется так, чтобы он вылетел из кармана на какой-нибудь лестнице. И все, и все, пиши пропало! — Или снова со своим Юги общался? У тебя, кстати, на щеке зубная паста.
Слова друга зовут до скрежета зубов наигранно, противно, прямо в сердце обидой, ну серьезно! Чимин стирает с щеки последствия утреннего умывания, поправляет черную футболку, неравномерно съехавшую с одного плеча и одаряющая неудобством, поворачивается к Чонгуку и лыбится, снова подражая маньяку-психопату. Возможно, даже с уклонами социопата.
— Да, общался со своим Юги. Пока ты, играя в сущего девственника, протираешь штаны и со слюнями на подбородке глазеешь на Намджуна.
Значок с номером «56» летит в шоппер с любимым, пусть и потертым, «Всемогущим». Друг уныло плетется сзади, заглядывает в расписание и разворачивает Пака, потому что им не на второй этаж, куда уж было он свернул, а на третий. Белая резинка для волос, знающая свое законное место на запястье хозяина, собирает отросшие волосы Чимина в хвостик, с его помощью, конечно.
— Прежде чем выпендриваться, сначала слез бы со своих сладких облаков. Когда ты ему уже признаешься в кои-то веки?
— Как только ты заговоришь с Намджуном, — усмехается Пак, усаживаясь за свое лекционное место. Оно уже как полгода закрепилось за ним, редко он замечает, что оно занято кем-то, кроме него самого. Ну и Чонгук рядом, куда без этого оболтуса. — Но, думается мне, произойдет это совсе-ем не скоро. Никогда, если быть точным. Верно, трусишка?
На лице Чонгука проступают мучительные нотки: брови сгибаются в отчаянии, в осознании собственной безнадёги, а голова студента валится на стол вместо тетрадей, которые было бы уже неплохо доставать, ибо начало пары дает о себе знать заходом преподавателя в аудиторию. И все же Чимин не опоздал! Этот сегодняшний факт (по-настоящему героический) можно вписать в очередное достижение недели. Омлет спасен, на пару не опоздал и даже, кажется, ничего не позабыл из нужных предметов для учебы! Ну каков молодец, Пак Чимин, в действительности можешь собой гордиться!
— Следующая пара у нас снова с его группой, — возвращаясь к безнадёжному Чонгуку, который, видимо, настрадался за несколько минут и вот, пришел в приободрение, любитель манги цокает в притворном недовольстве. Хочет сказать, мол, так это ж твой шанс, сядь, наконец, к нему, бестолочь! Ручку случайно урони, лбами с ним столкнись! Если бы хоть в какой-то вселенной Чон прислушивался к его советам, Чимин правда сказал нечто подобное. Но зачем, в таком случае, раскидываться наставлениями?
— Даже отвечать тебе ничего не буду. Бестолочь, — добавляет безобидно последнее, ткнув колпачком от шариковой ручки ему в лоб.
Чимин считает несправедливым подобный исход событий. Будь Юнги рядом, в Сеуле или хотя бы в Корее, хотя бы в Японии, где-то ближе, чем за восемь часов по часовому поясу от него, он точно смог бы признаться. Точно! Но кое-кто в лице любимой бестолочи с милейшей улыбкой и такими же округленными глазами не пользуется возможностью. Услышь Чимин отказ на свои чувства, огорчение не настигло бы его, он смог бы продолжать жить, со спокойствием на душе. Ничего страшного, мешайся это обманчивое спокойствие в одном водоеме с грустью. Она бы прошла, обязательно прошла — Пак уверен, как никогда.
ygi:
доброе утро. я снова смог уснуть лишь через пару часов, когда лег.
Таков чиминов Юги: мучается от бессонницы в своем романтическом Париже, перед самым рассветом ходит по набережной, любуясь Сеной. Чимин прозвал Юнги «предрассветным» за такие шалости и ни капли не сомневается, что это прозвище ему, как никогда, подходит. В такие ночи от студента архитектурного Пак наблюдает в диалоге по несколько фотографий красивого сердца Франции, именуемое никак иначе, как Эйфелева башня. За прошедшие два года фотографий скопилось столько, что Чимин может посмотреть на достопримечательность с самых разных ракурсов, в любое время года, днем и ночью.
jm-jm:
снова выгуливал опухший мозг после учебы?
ygi:
нет, сегодня был дома.
Юнги был сиротой, жил в детском доме до пятнадцати лет, пока его не забрала семья, ставшая ему приемной по документам, но самой родной и любимой для сердца. Ему повезло быть в семье господина и госпожи Мин, что полюбили его, не родного ребенка, дали все самое лучшее, но главное — любовь и заботу. Этих, казалось бы, простых чувств ребенок в детском доме почувствовать просто не способен. Ни для кого ведь не секрет, как в заведениях для сирот бывает ужасно?
Но спустя столько лет страданий, слез, терпения побоев от жестоких взрослых и точно таких же детей, Юнги обрел дом над головой, любящую обеспеченную семью и даже ирландского терьера, лежащего рядом с горящим камином. Все, как в самой примитивной сказке: где у главного героя какао с пушистым зефиром наверху теплится в руках, в доме никогда не слышно громких ссор, а если и бывают перепалки и недоговоренности, то все решается мирным путем под лай четвероногого друга, просящего хозяев жить дружно.
Юнги был рожден в Корее, и приемные родители его тоже корейцы, которые остались на родине, предпочитая приезжать к любимому сыну на зимних каникулах, если уж не удастся зазвать его домой на пару недель законного отдыха. В прошлом году Мину удалось лично показать родителям Париж и достопримечательности, несмотря на то, что взрослым уже удалось побывать в этом прекрасном городе несколько лет назад. Быть личным экскурсоводом людей уже знающих здешние красоты все равно выдалось положительным опытом, еще больше сблизивших их.
Помнится ему, как он, будучи еще не зрелым подростком, выбрался заграницу вместе с отцом по работе. То были жаркие летние каникулы, а поездка в Китай выдалась отменной. Возможно, именно в то время юноша полюбил путешествовать.
И сейчас, когда Юнги учится в университете заграницей, так далеко от дома, жизнь во Франции длинной в три года кажется ему слишком обыденной. Несомненно было трудно влиться в совершенно другой коллектив и менталитет, к коему пришлось скорей приспосабливаться — юноша справился с этой задачей и сейчас, в свои двадцать пять лет не испытывает совершенно никакого дискомфорта, будучи в такой колоссальной дали от дома.
Однако есть одно неприятное «но» во всей этой прелести. Было бы странно, если бы оно не касалось единственного друга за восемь часов впереди от него, решившего порушить его жизненные планы.
jm-jm:
снова весь день будешь сидеть на кофе?
ygi:
да нет, я нормально себя чувствую.
вот если бы вышел гулять в такой холод — да, мне было бы не очень.
jm-jm:
замечательно, юги :)
я сижу на обеде, скоро домой пойду.
ygi:
хорошо.
я сегодня закончу пораньше с учебой.
созвонимся, если ты спать еще не будешь? хочу тебе кое-что сообщить.
У Чимина чуть томик новенькой манги в суп не падает под бурчание Чонгука: «лучше бы со мной поболтал, чем садиться за это сомнительное чтиво даже за едой». Сердечко ёкает от последнего юнгиева сообщения. Что же он хочет ему сообщить такое? Хочется верить и надеяться только в положительном содержании этого «кое-чего». Он не допытывает Юги расспросами, а садится размышлять и поддаваться легкой паранойе, которую старательно отгоняет под жужжание Чона под самым ухом.
— Ну что там, Боже? Какая муха тебя укусила? — шаловливые, но все еще милейшие глазки пытаются заглянуть в чужую переписку, когда Чимин переворачивает мобильный экраном вниз, с блестящими от томительного предвкушения глазами глядя на друга. И молчит, сжимая перед собой кулачки. — Ну?
— Мы сегодня с Юнги созвонимся. И он мне кое-что сообщит. Как думаешь, что это может быть?
— Что ты — бестолочь и трусишка, что же еще, — передразнивает Чонгук близкого друга, по-ребячески показывая ему язык.
—
Чимин спать укладываться даже не думает — до рассвета будет сидеть, но дождется, когда Юги придет домой с учебы и позвонит ему. На часах все равно еще рано — лишь двенадцать часов, а сообщение от Юнги, что он скоро будет дома, просмотрено пятнадцать минут назад. Юноша сидит за рабочим столом и заканчивает домашнее задание по истории зарубежной литературы. В подобное Чимину всегда было легко втянуться с ярким блеском интереса в очах. Любовь к обычным книгам и литературе все еще при нем, несмотря на обретенному несколько лет назад хобби в лице чтения манги и коллекционирования аниме фигурок.
Он не успевает дописать совсем немного, когда мобильный раздается в звонке по фэйстайму, а на экране появляется бледноватое лицо Юнги, которому явно не хватает солнца во влажном климате Франции.
— Не заждался? — сиплый голос, как лучшая мелодия на чиминовы уши. Он смотрит на Юнги, лежащего на кровати, на его немного вьющиеся волосы на подушке и небольшие кольца в ушах, в которые Мин любит пихать пальцы. Чимин не знает, связано ли это незамысловатое действие с тем, что старший нервничает, или у него просто руки шаловливые, но этот жест определенно мил в каком-то смысле.
— Не заждался, — улыбается Пак и ставит телефон напротив для удобства разговора, тянется к резинке и вновь волосы в хвост собирает, что распушились после душа. — Еще не так поздно, я только домашку заканчиваю. Так… перейдем сразу у делу? Что ты хотел рассказать?
Юнги тянет задумчивое «а», поднимает взгляд к потолку, словно метается в размышлениях. А после вновь смотрит на Чимина. Что бы значил этот взгляд? — думается Паку, который в их короткие разговоры не смеет глаз сводить с человека, ведь сердце лишь из-за одного его вида на чертовом экране смартфона в пляс пускается, заставляя дыхание нервно сбиваться.
— Помнишь, ты спрашивал, о моих планах на будущее? О том, собираюсь ли я возвращаться в Корею после окончания учебы, — Чимин кивает. Конечно, он помнит день, когда все его надежды рухнули, разбились об крепкий лед, поселив холод еще и внутри, вместе с началом ноябрьских холодов. Юнги тогда сообщил, что планирует строить карьеру в штатах или, быть может, все же во Франции: как карта ляжет. — Могу тебе сказать, что я приеду к родителям на новогодних каникулах. В Корею. В Сеул, если уж быть точным.
Чимин так и замирает с ручкой над тетрадью. Он только хотел продолжить писать задание, ведь голос над ухом совершенно не путает мысли и не отвлекает — совершенно наоборот. Но то, что сказал Юнги…
— Ты рад, Чим-чим? — после продолжительного молчания немного взволнованно вопрошает парень по ту сторону экрана, чуть приближает экран к себе, чтобы внимательней рассмотреть лицо Чимина, что же оно выражает в данную секунду. — Или не рад? Ты ведь хотел…
— Рад! — выпаливает громче, чем то было задумано.
Он и забыл, что уже через две недели будет Новый год. Гирлянды в квартире висят еще с начала декабря, единственное, подарки не все подготовлены. Мозг окунулся полностью в зачеты под окончание семестра и улучшение оценок. Но сейчас, когда Юнги сообщает ему о своем приезде в Корею, говорит, что километры между ними вот-вот сократятся до самых ничтожных, на глаза наворачиваются непрошеные слезы.
Юнги улыбается, его лицо выражает спокойствие за такую реакцию давнего друга, с которым они до сих пор не виделись в живую.
— Значит, скоро увидимся, — скорый выпускник архитектурного пятерней зачесывает вьющуюся челку со лба.
— Скоро увидимся, Юги.
Как только палец касается красной сенсорной кнопки, Чимин спешит отплясать самбу, сильней потопать по полу и побеспокоить соседей, которые точно вот-вот придут по его душу, ведь уже наступило ночное время, за нарушение коего могут и полицию вызвать. Пусть вызывают! Чимин настолько счастлив, настолько воодушевлен словами Юнги, что даже правоохранительные органы без капли стыда расцелует, как только они заявятся к нему на порог.
Пак падает на дакимакуру с изображением симпатичного парня из любимой отомэ-игры, нещадно обнимает ее, душит бедного неодушевленного (и слава Богу) красавца всем телом, переворачиваясь, и с улыбкой до ушей глазея на свою коллекцию цветастых фигурок с любимейшими персонажами на одной из полок дубового шкафа.
Чимин, окончательно и бесповоротно свихнувшийся на японских порно-мультиках, смотрит на плакат с романтическим аниме и поверить не может, что любимая история повторяется с ним. С ним, с обычным студентом литературного факультета! «Таких обычных, как ты, Чимин, пруд пруди в мире аниме» — хочется парню сказать самому себе.
— Представляешь, Чонгук, я совсем скоро поведаю Юнги о своих чувствах! Вживую! — мечтательно выдает, приподнимаясь на кровати и теснее прижимая телефон к уху, где слышится восторженный вздох друга.
— Неужто рак на горе свистнул?
— Скорее, новогоднее волшебство случилось.
—
Чимин, как помешанный, зачеркивает дни в календаре до приезда Юнги. До двадцатого числа января. Пак зачеркивает последний, с цифрой два-ноль, ровно в двенадцать часов ночи. Ненормально быть таким одержимым до человека, что учится в другой стране. Ненормально ежесекундно обновлять страницу с диалогом и улыбаться, как помешанный, увидев долгожданное сообщение.
ygi:
я в самолете.
Чимин ничего не отвечает, начиная отсчитывать часы до их встречи. Их больше двенадцати, они не смогут встретиться сразу в аэропорту, как только Юнги прилетит. Но несмотря на это Чимин, помешанный на одном красивом парижанине, и смело признающий этот факт, ждет встречи с ним. Помешанным быть ни капли не стыдно, когда вся твоя комната усыпана анимешной атрибутикой, а в сердце засел один любимый Юги, которого он вот-вот увидит на расстоянии вытянутой руки.
Ночь проходит в беспокойстве. Он почти не спит и все ворочается-ворочается-ворочается до шести часов утра. А на утро, когда пять будильников пропущено (отключено в сонном состоянии), Чимин подрывается и начинает бегать по комнате, потом по ванной комнате, а затем и по кухне, сжигая омлет к чертям, проливая кофе на белоснежную футболку, которую меняет за несколько минут до выхода, наверх натягивая и толстовку, ведь на улице сущий дубак.
Сегодня Чимин так спешит совсем не на учебу. Днем воскресенья Чимин портит завтрак и вылетает из квартиры в расстегнутой куртке и свободно накинутом шарфе, потому что:
ygi:
я в кофейне напротив твоего дома, чимин. как и договаривались.
Пак спешно убирает телефон в карман, застегивает пуховик и нормально повязывает шарф, будучи в лифте, что мчится на первый этаж. Его не может не радовать факт, что встреча состоится так близко и ехать никуда не надо, ведь Чимин и сам осознает, насколько безнадежен в своих опозданиях, что, возможно, ему никогда не быть тем самым пунктуальным мальцом. В будние дни он допоздна читает мангу, поджимая пальцы на ногах под одеялом от экшена, озаряющего черно-белые странички, а в выходные… в один выходной день к нему прилетел человек, которому он сегодня признается. Обязательно признается, ведь он совсем не трусишка!
Звон колокольчика приветственно разносит свой голос по кофейне. Студент останавливается на пороге, сбивая приставуче-липкий снег с подошвы. В три часа выходного дня все места забиты, и юноша с неопрятным хвостиком на голове, что забыл распустить волосы после умывания, начинает тревожно скакать по макушкам незнакомцев, не представляя, как найти Юнги, если он, избави бог, сидит к нему спиной. Чимин проходит чуть дальше, с ним здоровается молодой человек за стойкой, бариста, в ожидании заказа новоприбывшего. А Пак продолжает осматривать людей: девушку, что отпивает пряный чай из приятной на вид кружки, парочка студентов, за соседним столиком, громко щебечущих о своем — все не то. Не те.
Его кличут по имени. Парень, кое-как извернувшись в своем шарфе, почти закрывающем даже рот с носом, видит его. Юги немного приподнял руку, машет ему для привлечения внимания. Одет слишком непримечательно, вряд ли Чимину удалось бы его отыскать здесь среди такой толпы, не прояви студент Парижа инициативу и внимательность.
Пак опускается напротив, медленно, неуверенно, не зная, надо ли спросить разрешение на сие действие. Но ведь глупо будет? Он опускает шарф себе на колени, забывает даже снять пуховик, несмотря на то, что жарко стало вдруг невыносимо. Он смотрит на Юнги, на его легкую улыбку, на темную оправу очков, и поверить не может, что все это наяву. Что Мин Юнги сидит прямо здесь, на расстоянии меньше, чем вытянутой руки. Хочется прикоснуться к нему, чтобы проверить достоверность происходящего, к его вьющимся волосам, о которых Чимин часто отзывался с восторгом в голосе и давал название вьюнка, растения рода кустарников. Юнги, помнится ему, прыснул в кулак от столь странного названия для собственных волос. Тогда Чимин впервые увидел его улыбку. На экране телефона.
А сейчас видит ее по-настоящему.
— Я заказал тебе капучино с миндальным сиропом, — подает голос Юнги первым, видимо, поняв, что у Пака настоящее потрясение. Он подталкивает к нему керамическую чашку на блюдце. — и тирамису. Помню, ты любишь все… это. Надеюсь, нигде не ошибся.
Юнги помнит о его вкусовых предпочтениях — Чимин готов упасть со стула со счастливым писком, но продолжает лишь улыбаться, как дурачок, с по-щенячьи радостными глазами изучая каждый изгиб мимики друга.
— Ты все верно помнишь, Юги. Спасибо.
Студенту сейчас совсем не до тирамису, если честно, но он берет себя в руки вместе с десертной ложечкой, смакуя знакомый вкус, присущий именно тирамису из этой кофейни. Чимин часто здесь бывает, а сейчас встретился здесь со своим парижанином. Это место в действительности становится для него особенным не только потому что кофейня располагается в кротчайшей шаговой доступности.
— А еще догадываюсь, что ты проспал и завтрак канул в лету. Верно? — Юнги знает его, как облупленного. И снова его ошеломляющая уверенная улыбка человека, умеющего предсказывать каждый шаг в скором будущем. — Поэтому давай немного перекусим и пойдем куда-нибудь. Ты хотел показать мне свои любимые места, да?
— А начнем мы с магазинчика манги! — кто бы мог сомневаться.
Таскать Мина по достопримечательностям Кореи не было никакого смысла, он ведь рос и жил здесь ровно до своего поступления в парижский университет, но Юнги, на удивление, инициативно настаивал на прогулке по чиминовым любимым местам, о которых младший, порой, целыми часами мог ему излагать во всех подробностях. На памяти будущего архитектора помнится тот самый магазинчик манги, где работает милый дедушка. Этот факт удивил не только Чимина — почему в таком месте, где дышит одна молодежь, затесался седой мужчина, что так бережливо протирает полки с японской развлекательной литературой? Теперь спустя почти три года Юнги представилась возможность увидеть и того самого чудоковатого дедушку, существование которого оказалось действительностью, и сам магазинчик манги.
Место выдалось по истине чудным, хотя бы потому что в нем была та самая, особенная атмосфера, о которой рассказывал ему Чимин. Небольшие столы в отдельно обустроенном уголке создавали маленькую уютную библиотеку, где можно было остановиться почитать свежий купленный томик в тишине и покое. Юнги никогда не был большим фанатом японской развлекательной культуры, смотрел лишь популярные аниме несколько лет назад. Больше предпочитал смотреть, нежели читать. Но рядом с Чимином ему показалось интересным даже то, противником чего он был долгие годы.
Они заняли небольшой столик рядом с парой школьников. Чимин с тем самым блеском в глазах объяснял непутевому старшему, почему манга бывает гораздо важнее и интереснее аниме, рассказывал о любимых тайтлах, о любимых героях, произведениях, о Макото Синкае, которого знает каждый участник их обширного анимешного сообщества и не только.
А после, когда в чиминовом шоппере хранится важная обновка в виде двух цветастых томиков, они отправляются к маленькому киоску на углу улицы, где Пак однажды попробовал чай в осенний день, а после стал настолько частым мимо проходящим гостем тут, что теперь стоит ему показаться на горизонте, работник приветственно машет ему.
— Как ты умудряешься заводить такие странные знакомства? Дедушка знал о твоих жанровых предпочтениях, а тот юноша и вовсе знает твое имя, — недоумевает Юнги со стаканчиком горячего клюквенного чая в руках. — Ты необыкновенный, Чимин. — выдыхает.
У влюбленного парня удар сердце пропускает. Необыкновенный. Его назвали таким, потому что… потому что, что, Чимин? Снова строишь ложные надежды, бестолочь?
Они стоят в тихом парке, совсем недалеко отошли от чайного киоска, и, наверное, сейчас тот самый момент, который не стыдно назвать лучшим для донесения своих чувств другому человеку. Охолодевшие руки теплятся о бумажный стаканчик чая, из уст вырывается пар, а чиминовы темные волосы орошают хлопья снега. Юнги умный в отличие от него — капюшон накинул, а Чимин, ну, как-то даже не задумывается сейчас о холоде или более серьезных последствиях из-за собственной беспечности. Он пожимает плечами на вопрос старшего, поднимает на него глаза, выдыхая те самые слова, которые мгновенное растворяются в тишине вечернего парка. Имя Мина в конце звучит слишком жалко, настолько, что Пак невольно ощущает себя побитой собакой без возможности найти необходимую крышу над головой.
Тишина.
«Ты мне нравишься, Юнги» так и теплятся на языке юноши, вырвавшиеся из его уст почти автоматически, бессовестно покинувшие сердце без воли мозга. Чимин никогда не задумывался о том, что их дружба может разрушиться в этот момент. Что у Юнги имеется душевная травма от дружбы с человеком, который был в него влюблен. Что, если сейчас их дружба, их нескончаемые диалоги и улыбки отойдут лишь в область воспоминаний? Станут преданием, грустной историей, где Чимин запомнит урок и будет думать прежде, чем давать самому себе сомнительные обещания с признаниями. Что, если?..
— Я думал, что уже никогда не услышу эти слова от тебя. Трусишка, —
…даже если не взаимно, даже если Юги отвернется от него под страхом чего-то неизвестного Чимину, он не пожалеет о том, что выдал себя. Потому что существовать с такими чувствами под ребрами становится с каждым разом все труднее, невыносимей вдыхать реальный аромат парфюма человека, который сделался ему кем-то важней, чем просто друг за восемь тысяч километров.
— Что?
Но нет, Пак Чимин. Даже таким обычным людям со своими странностями, как ты, позволено чувствовать счастье.
— Что? — вопросом на вопрос бьет Мин. Глупыш. Чимин такой глупыш рядом с ним, стоит, смотрит своими большущими от непонимания глазами и моргать забывает. — Взаимно все, говорю.
Чиминовы чувства были так очевидны, прямо как на ладони. А сам он таким милым, наивно полагающим, что через текстовые сообщения и видеозвонки невозможно ни о чем догадаться без прямого признания. И все это со слов Юнги, который спустя две недели отдыха рядом с родителями и новоприобретенным любимым человеком собирается возвращаться на учебу. На последние полгода в Париж, в далекую Францию, что полюбилась его сердцу. Но не настолько, как Чимин. Как его Чимин, что лежит под боком так удобно, так прекрасно вписывающийся в его зимнюю рутину вот уже на протяжении двух дней, в которые они не расстаются потому что уже завтра Мина не будет в Корее.
Будущий переводчик — да-да, вот так просто Пак определился со своим конечным направлением специальности — устроился рядом в одной футболке, даже без нижнего белья, уговорив старшего посмотреть с ним еще одно произведение японского известного режиссера напоследок. Под конец слезы, боль, драма и вопрос «из-за чего тут можно плакать?» от Юнги. Уже, кажется, третий раз под третье аниме.
— Ну как же «из-за чего», — всхлипывает любитель преувеличений, принимая все поцелуи россыпью по щекам и пальцам. — тут все очень грустно, но счастливо.
— Но раз счастливо, значит, и не грустно вовсе?
Юнги не понимает. И не поймет никогда. Ему только дай лишний раз зацеловать покрасневшее лицо, смахнуть непрошеные слезы с глаз после грустного фильма и крепко обнимать посреди кровати. Потом все перерастет в куда более страстное времяпровождение — такое, что Чимин уже не видит смысла надевать нижнее белье.
На утро, что стало рутинным за столь короткое время, Юнги помогает младшему не сжигать завтрак, предупреждает о почти засохшей зубной пастей на щеке и бережливо целует в нос. А вечером стягивает с него джинсы, под которыми кроются подштанники, ведь на улице холодрыга и весной пока не пахнет. Чимин смущался этого элемента лишь в их первый вечер, в их первый раз, когда Мин, стянув с него штаны, лицезрел не только термобелье, но и до ужаса красное от смущения лицо Пака. Он очаровательный даже от этой мелочи, от чертовых подштанников, наличия которых Чимин пусть и стеснялся по началу.
«Так почему переводчик-то?» — в один из дней вопрошает Юнги, услышав решение от возлюбленного.
«Чтобы я смог работать во Франции, если ты решишься там строить карьеру после выпуска. Чтобы я мог быть рядом, если ты позволишь»
Юнги не может лишить себя присутствия Чимина в собственной жизни. Все сомнения на возвращение на родину после выпуска растаяли после долгожданного признания от любителя японской анимации.