Гарруса разместили в комнате на втором этаже, которую в остальное время использовали, судя по всему, как склад всякого барахла. Помимо кровати, на которой он теперь спал, и покосившейся тумбочки, в которой он сложил свои немногочисленные пожитки — документы, записную книжку размером с ладонь и пачку мятных пастилок, — в комнате ещё была вторая кровать, представляющая из себя лишь голый железный каркас со сваленной на нём старой одеждой, стопка коробок в углу и выставленные у стены в ряд банки непонятных солений. Единственное в комнате окно по краям было забито тряпками и заклеено газетными обрывками вместо занавески. Впрочем, Гарруса всё устраивало. Ему выдали два тёплых тяжёлых одеяла, а потому что его вообще могло не устраивать.

Армейская жизнь выучила его просыпаться с рассветом, но теперь светало в лучшем случае в десять. И так странно было открывать глаза и видеть перед собой ничем не освещённую мглу, слушать завывание ветра за окном и чувствовать себя будто заново родившимся. Вся его жизнь, ежедневные тренировки, полёты, низкорослый басистый командир, картишки с другими офицерами по вечерам и письма от сестры остались в какой-то другой, прошлой жизни, которая уже начала покрываться пеленой, постепенно забываясь.

В это утро Гаррус проснулся с чёткой мыслью, что его мать умерла. Последние два года она полностью зависела от медицинского оборудования, и без него не продержалась бы долго. У него не было этому никакого подтверждения, и не будет ещё как минимум до весны, если будет вообще хоть когда-нибудь — но он знал это как факт, который кто-то словно спустил ему прямо в голову сквозь сон.

О том, что он чувствует по этому поводу, Гаррус решил подумать позже. Потянувшись, он вылез из-под одеял, обулся и вышел из комнаты.

— …попробовать. Эй, солдатик! — гаркнули с первого этажа.

Гаррус подошёл к лестнице, перевешиваясь через перила и заглядывая вниз. Шепард смотрела на него, скрестив руки.

— Завтрак на кухне, нагретая вода в бане. Двадцать минут — и выходим.

— Может, стоить повременить? — вмешалась стоящая рядом с Шепард Лиара. — Гаррус ещё не восстановился до конца, рано ему ещё…

— Всё в порядке! — откликнулся он. — Не хромаю даже.

Гаррус тактически опустил слово “почти”. Ему самому уже не сиделось на месте и хотелось заняться хоть чем-нибудь, кроме помощи Лиаре на кухне и наблюдением за тем, как плавится снег в кастрюле — каким бы общество Лиары не было приятным, это не было столь увлекательным времяпровождением. С другой же стороны, Лиара, по крайней мере, не пользовалась каждым возможным поводом, чтобы, проходя мимо, хрипловатой колкостью задеть его. Поначалу Гаррус пытался воспринимать это как такое вот особенное чувство юмора, но нет — Шепард его явно невзлюбила и не собиралась это скрывать.

Как бы там ни было, через десять минут он уже был полностью собран.

Внизу Шепард вручила ему рюкзак — с тёплой водой в термосе, сэндвичами, аптечкой первой помощи, запасными перчатками и пачкой револьверных патронов. Сам же револьвер и дополнительный рожок к нему она дала отдельно в кобуре.

— А это зачем? — спросил он, закрепляя кобуру через плечо поверх куртки.

— Волкам по ушам стрелять, — ответила Шепард, перекидывая ружьё на спину.

Погода решила не препятствовать их походу — затих ветер, всё вокруг укрыл ровный слой снега, и Гаррус наконец смог рассмотреть заключённую меж гор низину, в которой располагалась ферма, идущая вдоль неё дорога и чуть дальше лес. Они пересекли белое пространство фермы, утыканное грустными подвязанными палками, что когда-то были плодоносными деревьями, и вышли на дорогу. Звук скрипящего снега сменился на шелест подледеневшего асфальта.

Шли молча — Гаррус не решался начать разговор, а Шепард была слишком сосредоточена на том, чтобы бдительно осматривать округу.

Посреди дороги она вдруг свернула к горному обрыву, совершенно непримечательному на первый взгляд, но, присмотревшись, Гаррус заметил свисающий с вершины красный канат.

Альпинизмом он никогда ранее не занимался.

— Мэм, разрешите обратиться? — спросил Гаррус, приспуская с лица шарф.

В первый раз он обратился так к ней в шутку. Теперь же любое другое обращение стало казаться неуместным и невежливыми.

Шепард обернулась, скидывая свой рюкзак с одного плеча.

─ Разрешаю.

— А нет какого-то… другого пути на гору?

Она достала из рюкзака какие-то странные железки, которые при рассмотрении оказались альпинистскими кошками, и протянула ему.

— Путь есть, и, я надеюсь, именно им мы будем добираться обратно. Но темнеет сейчас рано, а этот путь гораздо быстрее, чем в обход, и нам надо экономить время. А что такое? Лётчик боится высоты? — она хмыкнула. — Ну от вашего брата я другого и не ожидала.

Гаррус никогда не отличался сдержанностью — и нередко его горячность приводила к не самым лучшим последствиям. Жизнь и множество ошибок, на которых он если не с первого, то со второго раза, но всё же учился, показали, в каких случаях сдержаться стоит, а когда можно и выплеснуть накопившийся гнев. И он смело предположил, что сейчас именно второй вариант.

— Может быть, Вы уже перестанете? Эти дни словно только ищите малейший повод, чтобы докопаться до меня! — вспыхнул он. — Слушайте, мне жаль, что Ваш отряд попал в ту передрягу, правда жаль. Но меня тогда там и близко не было и быть не могло! А тех, кто ответственен за случившееся, уже давно лишили должностей и званий, а то и дали срок. Или что теперь, я должен нести бремя вины за всех прошлых и будущих военнослужащих моего подразделения?

Сначала Шепард смотрела на него с удивлением, но с каждым словом всё больше понимая, о чём он, нахмурилась, сцепив зубы.

— Лиара тебе растрепала… У неё всегда был слишком длинный язык, — цыкнула она.

— Я благодарен Лиаре, что она мне рассказала об этом, иначе у меня не было бы ни одного предположения, чем я заслужил такое отношение, — Гаррус нагло вырвал из её рук кошки и начал закреплять их на подошвах ботинок. — Нашивки на моей куртке Вы увидели сразу, и сразу поняли, кто я. Если Вам настолько ненавистно моё присутствие, то тогда и не надо было меня спасать.

Он выпалил эти слова — и сам несколько поразился им. Но сказанного не воротишь.

— И да, — добавил он, — высоты я не боюсь. Просто никогда не занимался альпинизмом.

Не дожидаясь реакции Шепард, он принялся забираться наверх. Это было даже проще, чем обычный подъём по канату — впивающиеся в склон кошки создавали хороший упор, но вниз Гаррус старался не смотреть. Где-то на середине подъёма ему стало стыдно за свою подростковую истерику, пусть и кратковременную. Поднявшись полностью, он решил, что эти слова всё же стоило сказать.

Он скинул Шепард кошки — она позволила им упасть в сугроб рядом, достала, отряхнула от снега и закрепила на своей обуви. Шепард забиралась наверх весьма ловко, что Гаррус ненароком даже залюбовался её чёткими, отточенными движениями. На вершине он подал ей руку — и она, на удивление, приняла его помощь.

Практически на самом краю обрыва, огороженное покосившимся, но довольно крепким забором, стояло здание блока управления радиовышкой, которая высилась тут же, чуть дальше. На входе их уже ждал щуплый, с редкими клоками щетины на щеках мужчина в инвалидной коляске.

— Я уж думал, что ты оставила меня на съедение медведям, Шкипер, — произнёс он звонким, неправдоподобно бодрым голосом.

— Если единственная угроза для тебя здесь ─ медведи, то я могу не волноваться. Ты им даже в качестве перекуса неинтересен, ─ ответила Шепард нарочито добродушно, как будто бы она всё ещё была погружена в обдумывание слов Гарруса. Либо же её волновало что-то ещё. 

─ Хаха, — мужчина перевёл взгляд на Гарруса, чуть наклонил голову, рассматривая нашивки на его куртке. — А ты ещё кто?

— Гаррус Вакариан, — кратко представился Гаррус, опуская все подробности в виде “старших лейтенантов”, “лётчиков” и прочих “военнослужащих военно-космических сил”. Сидя по всему, всё это уже выяснили по нашивкам. Стоило бы их спороть.

— Не думал, Шепард, что в твоих привычках подбирать бездомных котят, — усмехнулся мужчина.

Шепард оставила эти слова без внимания.

— Вакариан, это Джефф Моро, новостной, развлекательный и музыкальный отдел радио нашего острова в одном лице, — со вздохом сообщила она.

— Предпочитаю “Джокер”, спасибо, — оскалился он, протягивая Гаррусу руку — чтобы тут же отдёрнуть, когда Гаррус попытался ответить на рукопожатие.

— Ладно!.. Ладно. Не обижайся, Гаррус Вакариан. После того, как накрылась моя аппаратура, у меня не осталось ничего, кроме моего крайне сомнительного юмора, — примирительно сказал он, всё же пожимая Гаррусу руку. — Теперь хотелось бы узнать, почему она накрылась. Шепард! У вас электроника в доме работает?

— Нет, — ответила Шепард, проходя внутрь здания. — И, я так думаю, не работает больше ни у кого на континенте.

— Солнечный супершторм, — пояснил вместо неё Гаррус. — Я тут оказался… именно поэтому.

— И именно поэтому ты пойдёшь с нами, Джефф. Собирай вещи, и отправляемся, — объявила Шепард. Взгляд её блуждал по стенам и потолку.

По тому, как она старалась не смотреть на Джокера, Гаррус догадался, что разговор о том, чтобы он переселился к ней на ферму, пойдёт уже не первый раз.

— Ты поэтому налегке, без еды, без запасов, да? Чтобы у меня выбора не было?

Джокеру не дали осознать новость про супершторм, как тут же обрушили следующую — и вся его шутливая добродушность, была ли она напускной или нет, тут же слетела.

— Джефф…

— Мой ответ “нет”, как и прежде. Я лучше с голода сгнию, чем брошу своё оборудование, — озлобленно ответил он, укатываясь в комнату дальше по коридору.

Шепард пошла за ним. Гаррус решил остаться в дверях, предпочитая не вмешиваться. Его сюда позвали явно только лишь как носильщика и грубую силу, а не как группу поддержки.

— В этом был смысл, когда это самое оборудование хотя бы работало! Но теперь, когда, если что случится, ты даже связаться с нами не сможешь, нет никакого смысла оставаться здесь в одиночестве.

Шепард пыталась говорить тише, но в таком маленьком здании это было бесполезно — Гаррус всё равно всё чётко слышал.

А Джокер говорить тише вовсе и не пытался.

— Не помню, чтобы вписывал тебя своей опекуншей, Шкипер, хотя бы потому, что диктующие что делать и в какие часы срать опекунши мне не нужны! Я взрослый мужик и могу о себе позаботиться, так что если ничего более мне предложить не можешь, то вали отсюда!

— Неужели мне надо напоминать, кто все эти годы приходит тебя проведывать каждую чёртову неделю? Ухаживал за тобой, чинил коляску, колол дрова, таскал еду? Не ожидая в ответ оплаты или благодарности и никогда ничего подобного не требуя? Напомнить, м? Метель кончилась, и что-то я не вижу очередь из страждущих узнать, как у их любимого радиоведущего дела!

— Ну что ж, тогда я готов освободить тебя от этого тяжкого бремени, которое ты сама на себя возложила. Всё! Вали с моей радиовышки, можешь быть свободна!

— Нет уж, Джефф. Я за тебя ответственна. И я не позволю тебе сдохнуть здесь от холода и голода из-за какого-то там металлолома.

Джокер промолчал. А потом сказал совсем тихо:

— У меня, кроме этого металлолома, больше ничего нет.

Гаррус услышал, как зашелестела куртка Шепард. Он чуть наклонился, чтобы заглянуть в комнату — Шепард села перед коляской на корточки, взяв Джокера за руки. Лица Джокера он с такого ракурса не видел.

— У тебя есть мы с Лиарой. Наша ферма. И ещё целый остров, который искренне любил твои радиовещания. Но… Времена меняются.

— Меняются, но это не значит, что надо обзывать всё металлоломом и бросать. Слушай, — встрепенулся вдруг Джокер, и Гаррус видел, как он активно жестикулирует, — дня два назад, когда метель затихла, ночью опять авроры полыхали. И, я клянусь тебе, всё снова работало, лампочки мигали, компьютер включался, я… Я пытался связаться с…

— Джефф.

— Ты думаешь, я выдумываю?

— Я думаю, что твоя жизнь не стоит того, чтобы сидеть здесь неизвестно сколько ночей и ждать авроры в бессмысленной надежде на то, что она может откликнуться.

Руки Джокера вновь обречённо упали на колени.

— …Ладно, — наконец сказал он.

Шепард поднялась на ноги и отошла в сторону — Джокер проехал мимо, направляясь во вторую комнату.

Сбор его немногочисленных вещей — запасных трусов, носков, пары цветастых маек, растянутого свитера, кружки с выщербленным краем, подушки, альбома с фотографиями, толстого учебника по радиотехнике, пары романов с сомнительными обложками да зубной щетки, Гаррус даже поразился, как же много места занимало всё его оборудование и как мало здесь занимал сам Джокер — немного развеселил его и, усмехнувшись, он обратился к Шепард:

— Шкипер, тут, кстати, ещё до того, как этот ваш солнечный супершторм случился, Кайден забегáл… — с заговорческим видом начал он.

Шепард глубоко вздохнула.

— И почему мне должно быть интересно то, о чем вы тут, две подружки, болтали? ─ равнодушно спросила она.

─ Может быть, потому, что эти две подружки болтали о тебе?

Шепард закатила глаза.

─ Да пошли вы оба.

─ Ой, Шепард, да брось…

— Конец обсуждения, Джефф. Меня это не интересует.

Гаррус записал это имя в свою мысленную записную книжечку. “Кайден”. У Лиары слишком длинный язык? Что ж, он проверит его длину. И ещё припиской быстрым неразборчивым почерком — спросить, кто эта загадочная “она”, из-за которой Джокер столь сильно был привязан к своей аппаратуре.

Когда они вышли с территории радиовышки, было уже далеко за полдень. К инвалидной коляске Шепард не без участия Гарруса приделала специально предусмотренные для этого широкие лыжи — и тяжёлая коляска шла по снегу проще, чем Шепард и Гаррус ногами, оставалось лишь её направлять. Морозный воздух щипал щёки, но сквозь белую пелену облаков выглянуло солнце, и Гаррус оттянул вниз шарф, подставляя лицо в глупой надежде немного согреться солнечными лучами. Солнце совсем не грело, лишь слепило, отражаясь от снега.

Обходной путь от радиовышки до фермы действительно занял гораздо больше времени, и они дошли до дома Шепард, когда уже начало темнеть. Лиара встретила их на подходе, возле предназначенных для сена навесов.

— Т’Сони! Не навещала меня уже сколько, больше года, нахалка? — закричал ей Джокер ещё издалека. — Ну что ж, довела до того, что я сам к тебе пришёл!

Лиара улыбнулась.

— Я тоже рада тебя видеть.

Джокера разместили в гостиной на первом этаже дома — как оказалось, к удивлению Гарруса, передвигаться на своих ногах он мог, но с трудом. Что-либо уточнять Гаррус не стал — когда придёт время, ему и так всё расскажут. Если это время, конечно, придёт.

Все уже разошлись по своим углам, собираясь спать, когда Гаррус продолжал сидеть на кухне при свете единственной свечи, медленно попивая травяной чай и наблюдая за тлеющими в печи угольками. Подниматься к себе пока что не хотелось. Наверху его ждали заваленный одеждой железный каркас кровати, банки солений и мысли о матери, и он пока не готов был с ними встречаться.

На кухню, мягко ступая, зашла Шепард, нарушив его меланхоличное настроение. Гаррус не знал, что от него ждут — что он молча уйдёт, или начнёт разговор, — а потому продолжал молча сидеть, спрятавшись в уже облюбованном углу кухни, и потягивать остывающий чай. Шепард что-то похимичила на плите и села рядом, поставила на стол две чашки. Запахло чем-то шоколадным.

— Какао. В знак благодарности, что помог с Джеффом, — тихо произнесла она, придвигая одну из чашек ближе к Гаррусу.

— Пожалуйста… Наверное. Я больше фоновой декорацией работал, чем действительно помогал чем-то.

Они посидели немного молча.

— Давай. Спрашивай, — внезапно сказала Шепард, глядя куда-то во мрак за окном.

— Что спрашивать, мэм?

— Что хочешь. Я же вижу, что сегодняшние события… вызвали у тебя некоторое количество вопросов.

Гаррус задумался на мгновение, а потом усмехнулся.

— Кайден, значит.

Шепард перевела на него взгляд — в нём как будто бы угадывалось разочарование.

— Я думала, тебя больше заинтересует, почему Джокер в инвалидном кресле катается или почему у него такое странное прозвище…

— Это мне он расскажет сам. Когда… и если… захочет. Нет, конечно, если не хотите рассказывать про Кайдена, я не заставляю, — Гаррус допил свой чай. — Расспрошу потом у Джокера или Лиары… — гораздо тише добавил он.

Продолжал быть наглее, чем, наверное, стоило.

Он исподлобья взглянул на Шепард. Она смотрела на него тяжёлым взглядом, но в этом взгляде можно было рассмотреть, как трескаются и тают красные льдинки угрюмости, обнажая затаившуюся до этого на глубине доброту цвета свежескошенной травы.

— Сама на свою голову сказала, что можешь спрашивать что хочешь… — вздохнула она, и, нервно облизав губы, заправив выбившуюся рыжую прядь за ухо, продолжила, — Кайден Аленко работает на ферме, помогает… со всем подряд, если честно. Живёт он в Милтоне, небольшой городок, отсюда полдня пешком. В общем… Одним погожим летним днём мы переспали в амбаре.

— Прямо на сене? — усмехнулся Гаррус.

— Тебе все подробности рассказать? Да, прямо на сене, — Шепард явно смущалась. — Не в этом суть. Это не было ошибкой, но это было просто развлечением на один раз. Кайден же так не считал и… умудрился влюбиться в меня по уши, как пятнадцатилетка под влиянием гормонов. Я ему уже кучу раз отказывала, а ему всё мало. Он хороший парень, я не спорю…

— А почему тогда отказываете? Раз он хороший парень.

— Потому что… Кайден из тех мужчин, которые представляют своё будущее в окружении армии детей и орды внуков, с миловидной, вечно улыбающейся женой, с которой он умрёт в один день. А я скорее из тех, кто может уйти на неделю в лес охотиться и вернуться с тушей лося и волчьими хвостами в качестве трофеев. Кайден этого не понимает. Или не хочет понимать.

Она закусила губу.

— Неделю назад он уходил от нас почти под самую метель… У него было время добраться до Милтона, но я всё равно волнуюсь. И теперь, когда радио накрылось, и не свяжешься никак.

— А у него… была привычка навещать Вас зимой в прошлые года, до… этого всего? — осторожно спросил Гаррус.

— Ещё бы. Особенно любит в Рождество прийти с кучей подарков.

— Тогда можно отложить волнения о нём до Рождества. А там, кто знает… Может, вместе с Вами в Милтон наведаюсь.

Он сказал это как будто бы между делом — и тут же взглянул на Шепард, отслеживая её реакцию. Её губы наконец-то дрогнули в улыбке.

— Что ж, хорошо. И не рассчитывай на то, что за месяц я забуду об этом предложении. 

— Так точно, мэм, — отозвался Гаррус.

Улыбка Шепард стала ещё чуть шире.

— Вольно, — она поднялась из-за стола, забирая свою чашку какао. — Не засиживайся допоздна. И доброй ночи.

— Доброй ночи, капитан.

Когда Шепард ушла и заскрипели ступеньки, Гаррус всё же взял предложенную ему чашку какао — оно уже успело остыть — и аккуратно отпил.

Извинения приняты.