Они

— Кажется, я влюблен в тебя, — Чунмен не очень уверен, что парня перед ним зовут О Сехун, не говоря уже о чем-то еще. У них даже форма разная, потому что они на разных профилях занимаются, почти никогда не пересекают. Да и помимо профиля у них классы разные, ни одной общей точки. Даже секции разные.

— Мы же даже не общаемся, чтобы ты начал так думать.

— Ну так в чем проблема начать? — Сехун кажется настойчивым и таким некрасивым в этой самой настойчивости, потому что его сведенные брови немного тяжеловаты для его лица, отчасти не отточенного, совсем еще детского. Проблема-то в том, что у Чунмена хвост и уши, которые просто так не спрячешь. Он прекрасно знает, что до одури волнуется от ситуации, потому что вышеупомянутым хочется издергаться и сбежать. Но О Сехун не кажется кем-то, кто был бы настроен плохо, кто мог бы подшутить. Где-то в прошлом Чунмен пересекался с ним, ничего плохого и не вспомнит.

— Нет проблем, если честно, — выдыхает Ким, — но я тебе ничего не обещаю.

— Как и я не могу обещать, что мне не разонравится.

Чунмен закатывает глаза, потому что такими фразами не бросаются после того, как в любви признавались. Но Сехун действительно не кажется плохой идеей. Они уже выпускники, почему бы не удариться в любовь? Хотя бы в ее подобие, которое все вокруг называют отношениями. Даже с условием усато-хвостатых дел Чунмена, это уже не кажется абсурдным.

Не кажется абсурдным идти из школы вместе, иногда даже оставаться на лишний урок, чтобы подождать. Не кажется абсурдным обедать вместе, делиться друг с другом, потому что так вкуснее. Не кажется абсурдным даже обниматься на прощание чуть-чуть дольше, чем друзья. Только вот Чунмен понятия не имеет, как обнимаются друзья. Чунмен не то что не встречался ни с кем, он даже не дружил особо. Чондэ, который постарше его будет, был отличным братом, но вовсе не другом, его объятия не считаются. А Чанель, с которым Чунмен умудрялся найти общий язык время от времени, на объятия щедрым не был.

Сехун улыбался так тепло и даже вполне себе красиво, но так по-человечески, что Чунмену иногда хотелось удавиться от какого-то платонического чувства страха. Люди не вызывали страх как таковой. Словно маленькие дети, которые тискают своих питомцев. Такими они казались, когда делали что-то излишне человеческое. Улыбались, например, как Сехун. Открыто. Без всякого смущения, потому что хотели. Потому что им можно было всё. Чунмен в такие моменты еле-еле выдавливал из себя растянутые губы, словно в презрении, хотя испытывал к Сехуну честные теплые чувства. Тот прекрасно понимал, точно так же, как видел чужие прижатые ушки, что это не со зла.

Линры были заложниками своей внешности, которая среди людей делала их уродцами. Чунмен не ощущал себя плохо в людском обществе, в отличие от многих других линр, потому что он ощущал себя никак. Семья его приучила никак не реагировать ни на нападки, ни на свои собственные переживания. И вся эта ситуация с влюбившимся в него человеком разбивала ему сердце, потому что он ощущал себя сжатым и напуганным тем, что внутри что-то рвется наружу. Сердце ему разбивали и смущенные улыбки Сехуна, который в очередную их неделю "почему бы и нет" явно горел желанием поцеловать своего потенциального парня. И Чунмену разбивало сердце то, что они оба парня, ничего хорошего и не будет, а тут еще и хвост с ушами, как бы, ничего хорошего и не было бы.

***

Они проводят месяц вместе, так мягко и осторожно, что Чунмен проникается. Проникается тем, что может не волноваться за свои чувства, ведь его никто не осудит. А Сехун сидит с ним на дополнительные уроках, которые у них время от времени совместные. Иногда лениво переплетает их руки под партой, потому что он левша, ему удобно создавать Киму такие проблемы. В его огромные ладони прекрасно вмещается крошечная ручка Чунмена, который от таких действий старается не краснеть. А в очередной раз вместо рук, сплетенных сладко, роняет голову на плечо Чунмена и широко зевает. Тот лениво его толкает локтем, потому что такие вольности позволять не хотелось. Но Сехун трется носом о его рубашку, потому что устал, и садится ровно.

— От тебя ничем не пахнет, — говорит он, почти шепотом, когда они идут домой. Чунмен на секунду задумывается, что ответить "зато от тебя еще как" будет немного грубо.

— А как от меня должно пахнуть?

— Ну, там гелем для душа, шампунем. Духами. Не знаю. Разными же штуками пахнем, — он разводит руками, а Чунмен не может не улыбнуться на это действие, — о, ты улыбаешься.

— И что?

— Делай это чаще, — он почти мурлычет это, что, будь бы это не О, Чунмен бы принял это за дразнилку. Но с Сехуном он просто смущается и отводит взгляд, надеясь пережить это смущение.

— От меня не пахнет, потому что линры не переносят отдушки. А своим запахом не пахнем, потому что часто моемся.

— Тип, ваш собственный запах смывается?

— Ага, — он кивает, смотря на заинтересованного парня. Впервые кто-то так интересуется его расой. Так, необычно, без подколов или попыток использовать информацию для задевающих шуток.

— А друг друга вы по запаху...ну?

— Не находим, да. Зато мы находим людей, ведь у вас свои необычные. Вот когда садится рядом кто-то без запаха, то это линра, можно даже голову не поднимать, чтобы уши найти.

— Мне нравится, что ты этим делишься со мной, — Чунмен сбивается с мыслей и смотрит на О. На их сжатые вместе руки, потому что вечером никто не увидит.

— Наверное, я доверяю тебе.

— Ты мне льстишь?

— Нет, я правда ощущаю к тебе доверие. Что-то на него похожее, — последнее слово он невольно мурлычет, потому что много болтовни без остановки выбивает из него воздух, что сдерживает такие тягучие звучания. Неловко вырывает руку из захвата и закрывает щеки ладонями, чтобы так сильно не горело. Сехун по-доброму смеется, мягко толкает в плечо и всем своим видом просит на себя обратить внимание. Чунмен смотрит, надеясь не облажаться еще больше.

— Кажется, я влюбляюсь в тебя еще больше.

— Ты все еще думаешь, что это влюбленность?

— Влюбленность - это мнимое чувство, а это больше похоже на любовь, — "любовь" Сехун произносит так, что хочется поджать пальчики на ногах и протяжно заскулить. Люди произносят его чертовски прекрасно, а тут еще и Сехун с его свистящими шипящими.

— Мне нравится, когда ты говоришь это слово.

— "Это"?

— "Любовь". Прекрасно от тебя звучит.

— Ты в курсе, что от тебя оно звучит точно так же?

— Может, смысл в том, что его произносишь ты?

***

В жизнь добавляются еще и выходные у Сехуна. Его родители даже внимание не обращают на то, что у нового персонажа в жизни их сына ушки на макушке, что не может не радовать. Собственной семье говорить о том, что он общается с человеком, Чунмён как-то и не планировал. Зато Сехун отлично планировал выходные, чему Ким был искренне рад. Да и оказываться в любом случае в его комнате было как-то лестно.

Чунмёну искренне нравилось быть частью жизни Сехуна. А в какой-то момент их планирования очередного просмотра сериала О достаточно осторожно предложил взять с собой удобные вещи, которые можно было бы у него оставлять. Это развязывает Чунмёну руки, чтобы ходить где-то, кроме дома, с высунутым из-под одежды хвостом. Сехуну это развязывает руки, чтобы время от времени касаться кончиками пальцев этого самого хвоста, как будто бы не специально. Так нежно, иногда даже поглаживая, что Чунмёну хочется мурлыкать в полной мере, а не смущенно отодвигаться.

Сехун заставляет остаться на ужин, от чего Чунмен отказаться не может. Потягивается, потому что они долгое время сидели на месте, выгибаясь достаточно, чтобы Сехун на него засматривался. По сути, гибкости Киму хватит, чтобы на мостик встать в желании размяться, но он просто выгибает спину и поднимает руку. Локти издают протяжные похрустывания, которые О передразнивает ранней старостью. Хотя бы не колени, с ними бы Чунмен под землю провалился от каждого приседа.

— Ты так ловко управляешься со своим хвостом, — замечает матушка Сехуна. Чунмен на секунду задерживает дыхание, чтобы не ответить грубостью. Конечно же он управляется хвостом. Линры в принципе лучше людей управляют своим телом. А хвост - точно такое же тело, как руки и ноги, — всегда кажется, что ты близко к тому, чтобы что-то задеть, но так ловко все обводишь.

Чунмен свой хвост в принципе не чувствовал. Уши еще может и приносили легкий дискомфорт, например, под шапкой, но с хвостом всё всегда было проще, ведь он более податливый и чувствительный в плане предметов. Чунмен понимает, что у людей это от незнания, потому пытается натянуть улыбку и ответить чем-то безобидным.

— Мам, ты обижаешь Чунмена, — вмешивается Сехун, который прекрасно многие эмоции Кима теперь понимает.

— Правда? — осторожно спрашивает женщина. Теперь Чунмен действительно может выдавить улыбку, но на ее слова кивнуть, — я не подраз...

— Я знаю, всё в порядке, — отмахивается он, — просто это звучит равносильно тому, что я скажу, что вы отлично управляетесь ногами. Само собой разумеющееся.

— Не каждый день с кошачьими общаюсь, многое не знаю. Говори, если вдруг что-то не так, я постараюсь понять.

***

Когда Чунмен возвращается домой, знает, что родителей там не будет, но свет включен. Он встречается взглядом с Чондэ и ощущает себя странно. Его словно застали за страшной тайной, которую он никому не хотел раскрывать. Скорее всего, так и есть, потому что Сехуном от него пахнет очень даже. Чондэ приветливо улыбается, говорит, что ненадолго. И обнимает. Его легкие объятья такие нежные, оберегающие. Весь Чондэ в этом. И та нежность, с которой обнимает Сехун совсем интимная, не схожая с этим чувством защищенности. Чунмен теряется, осознавая, как глубоко в его душе засел один простой человек. Чондэ улыбается, а потом смотрит так, словно его что-то смущает. Чунмен не очень-то горит желанием с ним говорить на всевозможные темы, что могут вызывать вопросы, но все равно стойко спрашивает, что не так.

— От тебя пахнет человеком.

— У меня появился хороший друг, — врал Чунмен плохо, но описание Сехуна в таком свете в принципе ложью не являлось. Чондэ вопросительно выгибает бровь.

— Не похоже на тебя. С чего вдруг?

— Захотел, вот и дружу. Он хороший человек.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда он тебя кинет.

— Не кинет, — защищается Чунмен, надеясь не злиться. Хотя там едва ли получается. А проклятый хвост, тема всех его сегодняшних испорченных нервов, настойчиво напоминает о себе. Мягкость, обвивающая живот под футболкой, чтобы не торчал из-под штанов. Чунмен искренне хочет раздеться у себя в комнате и злиться, как желает его тело, но вместе этого смотрит на Чондэ, ощущая себя побитой собакой, — а если и кинет, то явно без каких-либо проблем для меня.

— Все люди одинаковые.

— Ты просто ни разу с ними не общался. Ходишь в своем кошачьем окружении. Двадцать первый век, а ты не такой уж и буммер, чтобы считать всех вокруг стереотипными, — он втягивает воздух носом, чтобы не сорваться на крик, — люди нормальные.

— А мы?

Чунмен сбивается. Ему искренне хочется заплакать. Он скучал по Чондэ. Но вот такой разговор выбивал все силы. Чондэ красивый и всеми любимый. Ему и не нужно разбираться в людях, ведь он успешен и без этого. А Чунмен - тихая лодка, которой лишь бы этот одинокий океан. И сейчас он злится и обижается, а тот же Чондэ преспокойно это переживает. Его пушистый хвостик медленно лавирует по воздуху, даже не из стороны в сторону, а просто так. Чунмен набирается сил и просто уходит в комнату.

Парень обнимает подушку, на которую падает лицом, и тихо скулит. Его хватает совсем немного, потому что потом он встает, стягивает с себя одежду, меняя на домашнюю. Садится и просто пытается успокоить. Но собственный хвост мечется по постели, напоминая про разговор. Чондэ красивый. Родители ласково называли "дворняжкой" его, а на деле все было иначе. Его необычная окраска делала его редкой масти, когда тех же белых и черных, как Чунмен, линр было выше крыши. Чунмен - обычный. И жизни у него обычная. И мысли. Чондэ же отличается, а это ему словно дает право мыслить иначе. Чунмен думает, как бы он вел себя, мысли он иначе.

— Ладно, — выдыхает он и берет в руки телефон. Он фотографирует мягкую игрушку, которая просто осталась с детства. Подписывает легкое "привет, я мишка, хочу сказать, что Чунмени не против твоих поцелуев" и отправляет Сехуну. Он даже не уверен, что у того были такие мысли. Но вполне себе уверен, что Сехун не позволит себе что-то сделать, если Чунмен не даст разрешение. И Сехун перезванивает, явно прочитав сообщение верно.

— Это правда?

— Правда что? — мурлычет Ким, опускаясь спиной на подушку.

— Ну...я могу тебя целовать?

— Если ты хочешь.

— А ты хочешь?

— Не веришь мишке? — усмехается он. Сехун обдумывает, потому что не совсем верит всему происходящему.

— Верю...нет..Точнее, если бы ты сказал это и сразу же позволил тебя поцеловать, как бы закрепил слова действиями, то я бы поверил....

— Я тебя когда-то обманывал?

— Ну мы встречаемся не так много, может это будет первый обман? — О создает ощущение того, что он очень даже серьезно так думает. Чунмен смущенно смеется, переворачиваясь набок.

— Обещаю, что тут я тебя не обману, — он смотрит на свое отражение в зеркале напротив кровати и понимает, что влюбился. В О Сехуна. Виляет хвостом от предвкушения бабочек в животе, поджимает ноги к себе. А еще эти красные щеки, пальцы у лица, да и низкое положение кончиков ушей. Волнение. Он правда влюблен.

— Твой голос звучит так, словно ты в легкой истерике, — замечает Сехун, — что-то случилось?

— Я немного устал. От всякого.

— Не хочешь об этом говорить?

— Хочу сам для себя это переварить до того, как пойму, хочу ли это обсуждать.

— Если что, я рядом.

***

Весь день воскресенья Чунмён проводит дома, потому что Чондэ действительно редкий гость для их семьи. Да и родители уделяют им больше времени, чем обычно, когда дети оба вертятся вокруг. Ощущение дома как-то резко обостряется, что не может не радовать. Сехун, конечно, немного обижается, потому что первые поцелуи он очень даже хотел урвать, но не спорит. Чунмён ловит себя на мысли, что тоже не отказался бы от этих самых поцелуев.

Чондэ рассказывает про учебу, про друзей и всякие мелочи. На вопрос про отношения он неловко отводит взгляд и говорит, что пока что он совсем один. Чунмён еле сдерживается от того, чтобы сказать, что даже он не один. Даже у него есть отношения, пусть и такие медленные, свыкающиеся, но есть. Поэтому ему действительно было странно, что у Чондэ никого нет. И судя по его реакции, он даже не врал. Его действительно это задевало - быть одним.

По сути, он был чертовски красивым, таким отличительным. И находил общий язык со всеми, скорее всего, даже с людьми, если хотел. У Чунмёна всегда было чувство, что все, кто знают Чондэ, его любят. Скорее всего, да и по его рассказам, это таковым и является. Только для самого него сложно найти кого-то, с кем он бы отлично спелся. Чунмёну даже немного обидно за него.

А в понедельник Сехун первым делом ворует поцелуй. Совсем скромный, в уголок губ, но действительно значимый в их отношениях. Чунмён смущенно отводит взгляд, но всё равно берет О за руку, чтобы идти вместе. Тому остается только улыбаться с лицом победителя и гордиться собой. Киму честно кажется, что они ведут себя, словно им по двенадцать, а это первые чувства, что у них есть. Но по сути, для Чунмёна это первые чувства, едва ли это менее значимый опыт для Сехуна. И даже если им уже по семнадцать, они точно такие же школьники, как и в двенадцать, какая тогда разница?

— Родители меня убьют, — выдыхает Сехун вечером, когда они идут домой. Чунмён вопросительно выгибает бровь, смотря на него, — я завалил тесты по физике и химии.

— Может быть, вместо сериальчиков нам стоило заняться физикой? — мурлычет Чунмён, даже не находя это чем-то проблемным для себя. Сехун недовольно сипит и смотрит на него.

— Да как я вообще могу отвлекаться на учебу, когда у меня есть ты?

— А может быть поощрения?

— Поо...что?

— Ну, вы же решаете эти тесты раз в два дня, — замечает Чунмён, — так почему бы тебе просто не готовиться к ним. А если твои показатели лучше, чем в прошлый раз, то ты получаешь поощрения. Наоборот - то лишаешься их.

— И чем же мне себя поощрять? — Чунмён задумывается, а потом думает, что они между делом украли друг у друга кучу поцелуев, пусть и скромных. Он улыбается так, как Сехуну не совсем нравится, — что ты удумал?

— Поцелуи.

— Эй, я их только получил!

— Ну у тебя два дня, чтобы их снова получить, — он кокетливо подмигивает, напрягая Сехуна еще сильнее. Тот ловит его за руку и немного тащит на себя.

— А сегодня я могу получить еще?

— Но ты же уже написал тесты плохо.

— Ну это как то, к чему я должен стремиться, — Чунмён пожимает плечами, а потом привстает на носочки и мягко целует чужие губы. Не улыбаться тут сложно, да и не хочется это всё в себе держать. Сегодня, так уж и быть, Сехун заслужил то, что долго ждал.

***

Когда Чунмен возвращается домой, то встречается с Чондэ, что лениво собирает вещи, не желая бегать с этой задачей утром перед отъездом. Старший смотрит излишне внимательно, словно что-то замечает, а Чунмен искренне не знает, что бы могло быть тут не таким обычным. Идет к себе переодеваться, а Чондэ тихо пробирается к нему и падает на кровать братишки. Чунмен стойко терпит чужое любопытство пушистого хвоста, а потом хватает его и мягко проводит пальцами по шерсти.

— Что ты задумал? — строго спрашивает Чунмен, а Чондэ мягко выпутывает хвост из захвата и садится.

— Ты ненавидишь учиться, а улыбаешься после школы так, словно что-то хорошее. Что в твоей жизни?

— В отличие от тебя мне есть с кем встречаться.

— Эй, — отмахивается старший, — кто это? Я не скажу родителям.

— Да какая разница.

— Тот человек? — Чунмен напрягается, а Чондэ это прекрасно замечает, — я угадал? И давно вы?

— Два с лишним месяца.

— У вас, должно быть, все очень даже серьезно.

— Не совсем. Словно легкие ухаживания и поцелуи, — признается Чунмен, краснея. Чондэ мурлычет и мягко пододвигается ближе.

— Ты же не пятиклассник, чтобы так долго развивать отношения.

— Но я и не ты, чтобы иметь смелость переспать с каждый вторым.

— Да что ты...

Чунмен дергает рукой, резко поворачивая плечо в сторону, отчего его суставы протяжно хрустят. Чондэ панически закрывает кошачьи уши руками и весь сжимается. Отличная защита от тупых выпадов, потому что старший терпеть не может такие звуки. А Чунмен мастерски умеет такие воспроизводить. Смотрит на брата, не опуская руку, чтобы всем своим видом показать, что споры с ним плохи.

— Мы даже не вместе учимся. Вот и долго, потому что пытаемся друг друга узнать. Ничего такого, чтобы дергаться. К тому же, так интересно. И прошу заметить, это мои первые отношения.

— А ты прям влип в него, я смотрю, — парирует Чондэ. Чунмен закатывает глаза.

— Это он заявил, что влюблен в меня и хочет встречаться. Так что кто в кого влип.

— А может он просто захотел немного эк...

— Заткнись, — рычит Чунмен и снова хрустит рукой. Чондэ хватает подушку и закрывает ей голову, а сам падает лицом на постель.

— Прекрати, я сейчас умру, — выдыхает он. Чунмен мягко касается кончиками пальцев торчащих из-под подушки кончиков чужих светлых ушек и улыбается.

— Прекрати, а то мое сердце умрет.

***

В среду Сехун получает более высокие баллы, а с ними и скромный поцелуй между уроками. Этот скромный поцелуй он получает еще и после этих самых уроков, когда они собираются домой. Между делом зажимает Чунмёна в углу раздевалки и целует его достаточно настойчиво, но сопротивления не проявляет. Только потом, переводя дыхание, поводит неловко своим пушистым ушком, улыбается и называть О идиотом. Тот и не против.

Не против потом воровать поцелуи везде и всюду вплоть до пятницы, где получает на балл ниже, а Чунмён разводит на это руками. По сути, уговор был реальным уговором, приходится стараться. Большую часть выходных Сехун сидит за учебой. Отчасти ему жаль, что Чунмён не умник, потому что среди них двоих отличником был только он, ведь он не может проводить с Сехуном время, помогая учиться.

А вечером воскресенья Чунмён почти силой волочет его на улицу, счастливо улыбается и просто кажется самым прекрасным. Сехун эту мысль озвучивает, а Ким целует его, оправдывая это тем, что это за комплимент, достаточно заслуженно. Чунмён делится тем, что у его любимой группы вышел новый альбом, а Сехун показывает ему неплохой такой плейлист, в котором эта группа фигурирует.

— Мне одноклассники скинули, — поясняет он, — я послушал и понял, что это в твоем стиле. Было бы круто слушать такую музыку, катаясь на тачке.

— Осталось для этого получить права и тачку, — смеется Чунмён, пролистывая весь список, а потом скидывает себе парочку песен, которые никогда не слышал.

— Среди нас двоих права светят только тебе.

— Ты вообще не можешь? — уточняет Чунмён, на что Сехун качает головой. Иногда Ким совсем забывал, что его человек не видит часть цветов, которые видят все обычные люди. Чунмёну немного странно, что немного другой спектр зрения линр считается более приемлемым, чем спектр Сехуна.

— Стало так тяжело учиться, — жалуется О, — то ли слишком много информации, то ли я не тяну.

— То ли ты отвлекаешься на другие вещи, — улыбается Чунмён, а Сехун мягко обнимает его за плечи, — ладно я, у меня никогда нормального и не было, а вот ты уже странно, отличник.

— Ничего страшного, если я стану хорошистом.

— Но учебу тебе забрасывать не стоит.

— Ты-то сам никогда не думал быть отличником?

— Я в последние пару лет даже хорошистом быть не думаю, — звучит так себе, но он на самом деле еле-еле справляется с ролью хорошиста. Да и там раз в в пару четвертей.

— Тебе просто в падлу?

— Сейчас, да, — Сехун недовольно его передразнивает, потому что учиться он более чем любит. Чунмён улыбается и ерошит его волосы рукой, отходит немного вперед, чтобы идти спиной вперед, смотря на О, — мое внимание буквально, — он пальцами перед лицом делает невнятные движения, как бы имитируя свои слова. Сехун не может не усмехнуться.

— Ты хорошо решаешь некоторые задачи.

— Если сосредоточусь. У меня словно шило в заднице, я не могу усидеть на месте, сфокусировать свое внимание. А когда это происходит, я потом ощущаю себя плохо. Поэтому я не люблю учиться.

— В чем тогда был смысл оставаться в старшей школе?

— Ты меня осуждаешь?

— Пытаюсь понять, — Чунмён останавливается, что заставляет и Сехуна остановиться, когда тот оказывается слишком близко к Киму. Тот привстает на носочки и смотрит уверенно. А потом уверенно касается кончиком своего носа носа Сехуна и смеется, вставая нормально.

— Если бы я не остался в старшую школу, то не был бы сейчас с тобой.

***

— Я хочу сдавать на права, — мурлычет Чунмён, подсаживаясь к отцу на диван. Тот лениво его оглядывает, а потом понимает слова и удивленно поворачивается к парню.

— Сейчас?

Чунмёну это тоже кажется странным. Решение, которое он принимает просто из-за Сехуна, который даже не говорил об этом всерьез. Но множество хорошей музыки, что в его вкусе, понравилось его парню в качестве машинных саунтреков. Почему бы и не воодушевиться? Это кажется неплохим стимулом, даже если потом не пригодится для первоначальной цели.

— Почему бы и нет?

— Ну, ты не лучшим образом учишься, — напоминает мужчина, — ты справишься с новым пластом знаний так, чтобы не испортить тот, что уже имеешь?

— Я буду стараться, — обещает Чунмён. Отец невольно хмурится, обдумывая такое необычное предложение. Парень редко чем-то загорается, тем более, если это как-то связано с усвоением нового материала, а тут всем своим видом показывает заинтересованность.

— Ты же понимаешь, что ты не получишь права, пока ты несовершеннолетний?

— Зато я сдам это сейчас и не буду заморачиваться потом. Там может и учиться лучше получится. К тому же, наличие у меня водительского может повлиять на выбор будущей профессии.

— Только давай договоримся, что ты не завалишь учебу, — Чунмён протягивает ему мизинец и кивает, отцу остается только его пожать своим, — хорошо, учись.

Чунмёну остается только счастливо улыбаться, а потом хвастаться маме. Та по-доброму усмехается и желает удачи. Парню большого стоит, чтобы не пойти и не прожужжать об этом Сехуну. Он действительно решает рассказать про это потом, когда действительно запишется. Возможно, даже после первого занятия. Чунмён не уверен.

Но потом уверенно пробирается в класс Сехуна, где половина в столовой, а другие заняты чем-то своим. Улыбается, подходя к О, который проверяет тесты. Они смотрят друг на друга, а потом Сехун показывает Киму свои результаты. Они повышаются значительно, даже если сравнивать с прошлой более высокой отметкой. Выходные ему пошли на пользу. Чунмён целует свою ладонь, а потом прикасается ей к щеке Сехуна. Тут слишком много глаз, чтобы делать это открыто.

— Ты кажешься счастливым, — замечает Сехун, — что-то произошло?

— Например, что я снова могу тебя заслуженно целовать?

— Ты пришел с интересной информацией раньше, чем получил мою, — напоминает парень. Он сидит за партой, потому положение Чунмёна, который опирается на парту руками, выглядит каким-то вызывающим. Самоуверенным и вызывающим, с лохматыми черными волосами, узкими от света зрачками. Сехун его разглядывает, а Чунмён это прекрасно осознает, дергает своими милейшими кошачьими ушами и наклоняется ближе.

— Я буду учиться на водительское.

— Когда?

— Сегодня записался, — он ощущает себя достаточно гордым, чтобы Сехун ощутил себя таким же гордым, — так что предлагаю создать и для меня поощрения, чтобы был стимул.

— Забирать у тебя поцелуи даже не вздумаю.

— Главное, себя не забирай, а поцелуи уже не так важно.

***

Выходные они снова проводят вместе, оба справляются с учебой достаточно хорошо. Для Кима это вообще удивительно, потому что помимо учебы дорожных правил он невольно преуспевает и с учебой обычной. У Сехуна уезжают родители, потому справляться тому приходится самостоятельно. Оказывается, он мастерски готовит, чему Чунмён не может нарадоваться, только половину их совместного ужина просто сидит и пытается хоть как-то остудить еду. На вопросы О по этому поводу отвечает недовольным "тебе следовало прогуглить, когда начал со мной встречаться". Его задевает чужая неосведомленность. Сам от себя этого не ожидал, но умудрился оскорбиться. Правда, Сехун безлимитно его целует, что тоже неплохо.

Чунмен остается у Сехуна с ночевой совершенно спонтанно, в последний момент ставя в известность родителей. Своих. Родители Сехуна могут об этом и не узнать, потому что уехали в командировку. Ничего криминального, но это их первая совместная ночевка, которая ни к чему не обязывает, потому в голове у Чунмена тысячи мыслей, кружащих пчелами. Сехун осторожно подсаживается рядом, словно все прекрасно понимает, и улыбается. Опять эта его человеческая улыбка, в которой слишком много говорящего, но все равно меньше, чем скрытого.

— Ты волнуешься...тип, думаешь, мы будем заниматься грязными делишками? — он почти что флиртует, потому что его бровь игриво приподнимается. Чунмен заливается краской и отводит взгляд.

— С чего ты это взял?

— А из-за чего бы ты волновался перед сном?

— Я не волнуюсь.

— А он думает иначе, — О ловит одной рукой Чунмена за хвост, а второй достаточно быстро проводит по длине, приглаживая шерсть. Чунмен и забыл, что с этим человеком совсем не сдерживает эмоции.

— Я всегда рядом с тобой ощущаю какой-то трепет, — признается Ким, — я даже не против, займись бы мы грязными делишками, но даже это - то самое чувство, которое из-за тебя.

— Тогда просто не думай об этом, — улыбается парень и целует Чунмена в уголок губ, совсем скромно, потому что всем своим видом готов показать, что ничего страшного тут нет. Ни в ночевке, ни в спутанных мыслях. Они подростки, в их головах и без таких ситуаций полно спутанных мыслей, — ты так забавно ведешь ушком, когда свыкаешься с какой-нибудь мыслью.

Чунмен ему даже объясняет, почему такое происходит. Ему вовсе не льстит, когда Сехун замечает его кошачьи "штучки", потому что это кажется таким очевидным. Большинство вещей, которые Сехун спрашивает у Чунмёна про самого Чунмёна, оказываются обычной физиологией линр, которую стоило бы знать, живя с ними в одном обществе. Люди беззаботные, потому нечего удивляться. Обидным оказывается сам факт, что линры о людях знают достаточно много. Но он всё равно всегда старается объяснять самого себя Сехуну.

Время тянется за разговорами, а потом они оба зевают, не сразу замечая, кто первый это сделал, и разбирают постель. В комнате достаточно просторно, чтобы тут была кровать, где можно спать вдвоем. Сехун замечает, что он с детства длинноногий, вот у него и огромная кровать. Ким смеется, пока парень не загоняет его спать. Чунмен позволяет себе пристроиться у Сехуна под боком, невольно сворачиваясь.

— Тебе так безопаснее? — шепчет О, что звучит забавно, ведь они все равно одни. Чунмен пытается выпрямиться, но все равно невольно подтягивает к себе ноги, когда ложится повыше.

— Это к теплу и телу. Когда рядом тепло, то сложно выпрямиться, будто бы так ты это тепло сохранишь и в себе, — так же шепчет Чунмен, а в разговор будто вклинивается что-то ну совсем уж интимное, — то же с телом. Мы пристраиваемся к телу, потому что там теплее. Я, конечно, горячее, но так уютнее.

— Кстати про горячее, — вспоминает Сехун, но даже не двигается, потому что на его руке покоится мягкая макушка Кима. О осторожно касается его волос, потому что так руку согнуть может, чуть-чуть подальше от ушей, — ты так и не ответил на мой вопрос о горячей еде.

— Это же очевидно, — Чунмен приподнимается на руке, хотя избегать ласку ему вовсе и не хотелось. Мягко берет руку Сехуна своей и облизывает его запястье, — этот язык будет против ожогов.

Сехун на этот ответ молчит пару секунд, а потом, словно чайник с тонкий носиком, выдыхает воздух и утыкается лицом в подушку, забирая свою руку к себе. Что за смущающие действия? Он явно не был готов к таким делам. Они еле-еле про что-то серьезнее поцелуев говорят, а тут шершавым языком по коже, так еще и в таком месте. Чунмен тоже начинает понимать, что он только что сделал, а так же реакцию Сехуна. Зажмуривается, но никак больше это смущение не выдает.

— Мы должны забыть это?

— Даже не пытайся, — возмущается в подушку О, — я теперь знаю твои тайные оружия, ты не отвертишься.

***

Родители Сехуна застают их слишком спонтанно, но так логично. Поцелуи на кухне, желанные и немного даже страстные, чтобы Сехун пытался пробраться ладонью под чужую футболку. Ничего удивительного, что их застали за таким делом, ведь это даже не комната Сехуна, а самая проходимая всеми кухня. Ладно бы парень не заметил, но кошачьи ушки Чунмёна должны были, не до этого им было.

— И чем вы занимаетесь? — спрашивает матушка Сехуна. Чунмён искренне хочет куда-то деться, и свой хвост тоже, потому что места ему не найти.

— Ничего особенного, мы просто...

— Встречаемся, — перебивает Сехун, смотря на родителей достаточно уверенно.

Наверное, эта самая уверенность их спасает. Потому что родители не ругаются, просто спрашивают о некоторых вещах, вроде того, как они к этому пришли, как они себя чувствуют. И, как все взрослые, которые пытаются наверстать упущенное, говорят о контрацепции. Чунмён искренне хочет сказать, что им семнадцать, они уже явно в курсе, как работает секс. Даже если не на опыте, то хотя бы через порнушку.

Но это честно упрощает им жизнь. Хотя бы в доме Сехуна. Взрослые иногда подкалывают их, но достаточно безобидно, что парни расслабляются и начинают иногда даже бросаться ответными подколами. А тем временем родители Чунмёна даже не знают, что их сын с человеком общается. Даже про общение, не говоря уже о чем-то еще. Среди вопросов взрослых оказывается и вопрос о том, как они вообще сошлись. Сехун отвечает легким "я видел, как он играет в бейсбол, это было самое сексуальное в мире". Не то, чтобы это было не так. Раз они достаточно взрослые, чтобы с ними говорили про секс, то можно говорить и о сексуальности друг друга. Только же не в контексте всего этого.

Правда, с сексуальным спортом Чунмёну приходится попрощаться. Из-за нагрузки на себя приходится убрать из списка дел бейсбол. Неприятно, но тогда бы из жизни пришлось бы убрать О. Тот даже не особо удивляется, но благодарит, что выбор пал на него. Сехун справляется с тестами раз через раз, зато Ким берется за учебу. Не специально, просто занятия в автошколе заставляют его быть более сконцентрированным, отчего у него получается лучше и учиться.

Родители Чунмёна узнают про Сехуна совершенно случайно, как-то спонтанно, будто знали всегда. Просто спрашивают, почему сын не знакомит их с человеком, с которым дружит. Чунмён говорит, что его друга зовут Сехун. А так же то, что он отличник, красавчик и вообще положительный персонаж. После этой фразы думает, что если бы у его жизни действительно была история, то ее последняя четверть учебного года крутилась бы вокруг О, который был бы действительно положительным персонажем.

Сехун же явно начитывается статей в интернете, потому что его тупые вопросы становятся более редкими, но еще более тупыми. Теперь они звучат не простым интересом к чему-то, а уже уточнением совершенно странным вещей. Но в некоторых вещах он действительно начинает разбираться, потому Чунмён не может обижаться на него за любопытство. Да и самому ему становится в разы понятней Сехун. Его любопытство и какое-то упорство слишком человеческая черта, которая даже кажется милой.

Рвение к учебе спадает с первыми днями лета. Чунмён буквально хандрит и ощущает себя так, словно он отравился чем-то, а теперь пытается терпеть тошноту. Его повысившаяся успеваемость падает даже ниже того уровня, который у него имелся, потому на всех дополнительных он просто досыпает на плече Сехуна, который усиленно пытается делать вид, что всё в порядке. Хотя, ему бы тоже хотелось досыпать, потому что факт того, что Киму не спится ночами, мешал спать и ему.

— Как же я терпеть не могу математику, — шепчет Чунмён, подсаживаясь к Сехуну. В их форме допустимыми стали шорты, что едва ли спасало ситуацию отвратительного лета, но позволяло Киму ходить с хвостом не под одеждой. Касаться школьного пола кончиком, когда сидит за партой, потому что пол был холоднее, чем всё вокруг. Сехун тормошит его за плечо, не давая уснуть еще до начала занятия.

— Ты вообще не переживаешь за учебу? — спрашивает он, а Чунмён смотрит на него, откинув голову назад, щурит глаза и едва заметно кивает, — а вождение?

— На каникулах начнется, — отмахивается Ким, впервые осознавая, что каникулы через две недели, за которые ему нужно будет сдать кучу всего для школьных аттестаций, — слава богу, я сдал теорию до того, как стало так жарко.

— Ты всегда так летом?

— Нет, только пока идет учеба. Потом я прихожу в себя, даже сплю по ночам.

— Знай, что я однажды отключу телефон и не буду тебе отвечать, — угрожает Сехун. Чунмён потягивается и улыбается ему.

— Ты же потом утром устанешь получат оповещения, — он пододвигается ближе, — это во-первых. А во-вторых, ты не сможешь уснуть, зная, что я не сплю.

— Между нами романтическое напряжение, поэтому я не сплю, зная, что ты не спишь.

— Твои пошленькие комментарии в три ночи говорят явно не о романтичном напряжении, — язвит Чунмён, на что О закрывает его лицо рукой и легонько отталкивает, заставляя посмеяться. Что за смущенные действия? — как ты планируешь провести летние каникулы? — решает спасти ситуацию Чунмён. Сехун задумывается буквально на секунду, но в эту секунду к ним в идиллию врывается одноклассник Чунмёна, вручает ему несладкую булочку и просит его прикрыть, если что.

— Чего это он? — Сехун почти не ревнует. Чунмёну это почти не льстит.

— Вместе на теорию ходили, а у него уже вождение началось, — поясняет Ким, открывает булочку и кусает, — так что по лету?

— Ну, пока ты катаешься на машине, я могу готовить к физике. А потом могу быть полностью твоим.

— Черт, экзамены же еще, — ноет Чунмён, недовольно размахивая хвостом, который О ловит пальцами, касаясь едва-едва, но достаточно ощутимо, — давай готовиться вместе?

— На тебя не похоже.

— Ну, ты будешь готовить физику, пока я не буду с тобой. А потом вместе будем заниматься общими, — предлагает он, но сразу же замечает чужую усмешку, — только не говори "или чем-то еще".

— Да почему чем-то еще, — Сехун отламывает кусочек от булочки, — чем-то даже определенным.

— Безобразие, — отмахивается Чунмён, доедая свою награду за молчание о чужом прогуле. Щеки горят огнем, но он вполне себе может это терпеть.

***

Факт того, что Чунмён хотя бы немного приударил в учебе до начала лета, спасает его от самых отрицательных результатов. Родители его хвалят, даже по голове гладят. А потом начинается вождение, с которым Чунмён едва-едва справляется. Нагрузка спадает, потому что ему не приходится бегать между учебой и учебой, но концентрации это не прибавляет. Тем более, становится только жарче.

Подготовка к экзаменам идет медленно, потому что каждый успешный тест Сехун празднует ленивыми поцелуями, некоторые разы из которых вообще выбивают из ритма. А тестов за один день они решают огромную пачку. По крайней мере, они могут радоваться, что глаза не болят, ведь они не сидят безвылазно. Они буквально живут друг у друга, расходясь по утрам, когда Чунмён уходит на вождение, потому родители привыкают к ним. Словно они оба дети и в той, и в той семье. Только, если в семье О Чунмён считается кем-то ласково-дорогим, то родители самого Чунмёна к Сехуну относятся как-то своеобразно.

Кимы принимают человека с осторожностью, но достаточно тепло. Они проникаются со временем, даже называют их милым "мальчишки", словно своими собственными детьми. Сехун отлично вписывается в их жизнь, словно родной сын. И это подкупает, только не позволяет иногда говорить друг про друга в более любовном аспекте, что можно делать с родителями О. Чунмён ощущает себя счастливым с ним.

Чондэ приезжает домой, недовольно фыркает и просит не заниматься непотребностями в его комнате. Чунмёну бы возмутиться, что это и его комната тоже, но он может только смущенно краснеть, потому что Сехун бросает вредное "не волнуйся, следов ты не найдешь". Брат показывает ему средний палец, Сехун отвечает двумя. Вот и познакомились.

Чондэ зависает дома на месяц, потому что у него практика, которую он решает пройти в родном городе. Чунмён сдает еще одну часть своего экзамена, получая похвалу и от инструктора, и от семьи, и от Сехуна, который целует и чешет за ухом, как собаку. Придурок. Но Чунмён только и может, что за его пальцами подстраиваться. Проводить с ним очередные жаркие ночи, будь то прямой или переносный смысл, между делом решать тесты.

— Вы же с Сехуном встречаетесь? — спрашивает мама, когда Чунмён возвращается домой после очередной ночевки. Он замирает на месте и думает, почему именно сейчас. У него синюшный засос на внутренней стороне плеча, а футболка имеет слишком широкие рукава, чтобы это скрыть. Парень улыбается и смотрит на маму.

— С чего ты взяла?

— Ты выглядишь так, словно влюблен, — улыбается она, и это почему-то подкупает. Они сейчас вдвоем дома, ничего страшного, если он сознается ей, а потом уговорит молчать. Или сказать об этом отцу как-то без него, прикрыть там, — я права?

— Более чем.

— И всё серьезно? — Чунмён кивает. Слишком серьезно, а его сердце уже такие планы создает, что хочется выть. Выть, потому что не хочется, чтобы это заканчивалось.

— Я так сильно его люблю, что готов сделать всё, чтобы эта любовь была долгой.

— В твоем стиле, — смеется женщина, — всё в порядке, если он тебе нравится.

— Ты скажешь...папе? Ну...я не решусь.

— Нет проблем, если ты объяснишься с ним сам.

Отцу Чунмён рассказывает с подачи мамы, которая добродушно спрашивает, не в курсе ли родитель об отношениях Чунмёна. Мужчина в шутку говорит, что это Сехун, а Чунмён и соглашается. Рассказывает, что уже очень давно, а еще то, что Чондэ знает. Говорит про это только потому, что подозревает, что старший рассказал обо всём маме. Чондэ это прекрасно понимает и шипит, что он вообще-то не палево. Взрослые говорят, что ни в отношениях с человеком, ни в отношениях с парнем нет ничего ужасного. А потом, чтобы добить смущенного сына, обязательно напоминают про контрацепцию, которую Чунмён бы в зад...а, ну да.

***

Чунмён сдает экзамен за неделю до конца каникул. И сейчас понимает, что за это лето у него не было ничего яркого. Даже те самые права, которые он получит только через год. Сехун остался главным достижением весны. И это достижение хотелось сделать главным и летом. Чондэ заканчивает практику и уходит на каникулы, которые решает провести вместе с друзьями на море. Смотрит на школьников, которые в последнюю свободную неделю жаркого лета пытаются решать тесты, и предлагает поехать с ними.

Где-то глубоко в душе Чунмён искренне хочет, чтобы родители О не отпустили сына с незнакомыми людьми в поездку. Но те, конечно же, отпускают. И это радует, ведь отличный повод создать новые воспоминания. Только лучше от этого Чумнён себя не ощущает. Он словно ощущает себя излишне смущенным. То ли перед старшим братом, то ли перед Сехуном. То ли перед самим собой. Какое-то странное ощущение, что они слишком повзрослели за то время, что вместе.

На самом деле, старшим нет до них дела, когда они оказываются на месте. Студенты только и делают, что планируют грандиозные вылазки на тусовки, идут на них, а потом отсыпаются половину дня. В первые сутки Сехун сгорает так, как положено сгореть, если у тебя светлая кожа. Он становится красным так же стремительно, как за всё лето выгорает шерсть на кончиках ушек Чондэ, до того самого мерзкого желтоватого оттенка, который всё равно мерзавцу идет.

Чондэ в компании пользуется популярностью, из-за чего школьники не пользуются чужим внимание вовсе, если их никто не собирается покормить и сказать, что они на тусич не пойдут. Будто бы собирались. Они прекрасно справляются и без вечеринок. Впервые за каникулы проводят хорошо время, без всяких тестов и загруженной головы. Друг с другом в полной мере.

— Слушай, — тянет Сехун, когда они снова остаются вечером одни. Чунмён мочит ноги в воде, невольно пушась каждый раз, когда волны касаются пальцев. Смотрит на Сехуна, как бы показывая, что весь во внимании, — я как-то давно сказал тебе, что наши отношения похожи на любовь.

— Это было так давно, — смеется Чунмён, — разве отношения это не есть любовь?

— Не совсем. Тип, взрослые отношения и у малолеток могут быть. А вот нормальные - только от любви.

— То есть, у нас нормальные отношения?

— То есть, это похоже на любовь.

Чунмён не может скрыть улыбку, понимая, что это всё на самом деле так. Это похоже на любовь, потому что ей и является. Глупо так говорить, потому что они еще подростки, подростковая любовь самая непостоянная. Но самая честная, почему бы и нет. И сейчас их жизнь честно наполнена друг другом, потому никто не может этому противостоять. Чунмён не против то, чтобы это было любовью. Сехун, вероятнее всего, тоже.