— Доброе утро, — тихо сказала Эльвира, войдя на кухню. Села на край стула, оперлась о стол и спрятала лицо в руках. — То, что произошло вчера… — заговорила она наконец, — давай не будем говорить об этом дону Карлосу и Исабель.

— А <i>что произошло</i> вчера?! Ниче… А… — Рафаэль прочесал волосы. — Можешь не переживать: не имею привычки отчитываться перед… теми, кто не имеет отношения. Так что и перед этим… твоим <i>другом</i> тоже не собираюсь. И тебе советую, — он коротко поцеловал её. — Давай есть.

После завтрака с долгими разговорами пришла очередь готовиться к обеду. За хлопотами время пролетело незаметно: оба очнулись лишь когда в дверь позвонили; Рафаэль вышел в прихожую. 

— Добрый день, — дон Карлос старался быть приветливым. — А Эльвира?..

— Добрый. Кажется, в ванной, — он взглянул на дверь: — Да, точно. Проходите.

Исабель вошла следом, поздоровалась — ей в ответ Рафаэль улыбнулся искренне. И только успел отдать бокал вина, как дон Карлос попросил показать балкон, пока девочки сели с вином на диван.

<i>Ну конечно.</i>

— Эльвира почти ничего не говорит. Почему она здесь? — он провёл по листьям цветка, стараясь выглядеть заинтересованным.

— Знаю, что не говорит. И я не скажу. Это её дело.

— Она несколько лет желает только одного — чтобы <i>он</i> вернулся к ней. А сейчас, когда едва прошёл год с его смерти, переезжает к… — дон Карлос выдохнул и приложил руку к голове. — И вы хотите, чтобы я не пытался узнать, что происходит?

— Не думали, — Рафаэль облокотился о перила и медленно повернулся к нему, — что её вконец задолбала <i>жизнь</i> с этим… с <i>ним</i>? задолбало смотреть, как он трахает всё, что двигается? Или, думаете, ей нравилось так жить?

— Я не говорил этого! И мне известно больше об их отношениях, нежели вам. Но вы должны понять: это на неё не похоже. Я знаю, что она устала и что ей было… трудно. Но это её решение… Я не знаю, что думать.

— Зато я, кажется, догадываюсь, что вы уже решили, — прошипел в сторону Рафаэль.

— О чём вы? — насторожился дон Карлос.

— Я, мерзавец, отморозок, по которому тюрьма плачет, сначала <i>на пустом месте</i> прикончил этого ублюдка, которого весь город считает чуть ли не святым страдальцем или как их там называют. А теперь соблазнил его <i>вдову</i> и насильно держу в своём логове. А ведь она больше всего на свете мечтала до конца своих дней носить по нему траур. Я ничего не забыл?

— Вы ошибаетесь. Я никогда не считал его святым, а вас — мерзавцем. Что же до отношений между <i>ним</i> и Ма…

— Заткнитесь!

— Позвольте, я всё же продолжу. — Дон Карлос помолчал, уставившись в пол, и продолжил: — Между <i>ним</i> и Марией… Я узнал о вашем существовании, когда вы ворвались тогда в бар. Как и Исабель. Нет, я не считаю, что <i>то</i> утро произошло <i>на пустом месте</i>. Но даже это не может помешать мне скорбеть по тому, кого я считал своим братом. Но мы отвлеклись. Я спрашивал вас об Эльвире.

— А я ответил, что не скажу ничего. Думайте, что хотите. Считайте меня, кем угодно. Хоть таким же, как ваш дружок, — Рафаэль сложил на груди руки. — Мне насрать. Но только рискните хотя бы заикнуться, что она поступила неправильно, что ей срочно нужно бежать отсюда или ещё какую-то похожую хрень, — и полетите по ступенькам.

— Если ей в самом деле так лучше, если она… счастлива?.. — дон Карлос побарабанил по перилам. — И всё же: что её привело сюда?

— Повторяю в третий раз: я не скажу ни-хре-на. Но если вы ничего не поймёте из того, что увидите, то у вас либо глаза в жопе, либо вместо мозгов… 

— Ясно. Что ж, думаю, нам лучше вернуться.

Рафаэль чуть развернулся: Исабель и Эльвира сидели на диване, разговаривали, и время от времени Эльвира посматривала на балкон. В один момент их взгляды встретились; на её лице на мгновение мелькнуло тревожное выражение.

— Да, наверное… Можете не переживать: этот разговор останется здесь. Скажу, что мы обсуждали вон тот фикус.

— Это орхидея, — буркнул дон Карлос.

За ними захлопнулась балконная дверь. Рафаэль прошёл к столу и к нему тут же приблизилась Эльвира. Но не успела даже рта раскрыть: он натянуто улыбнулся, сжал её руку и пригласил всех обедать.

Разговор перетёк из разглагольствований в относительно приятный и не такой пустой: от цен на апельсины — к более личным вопросам. Хвала богам, никто не заставлял толкать речи или просто подолгу философствовать. Рафаэль изредка наклонялся к Эльвире, шептал что-нибудь двусмысленное и едва заметно целовал в щёку — она краснела, опуская глаза. И улыбалась.

Когда большая стрелка пересекла отметку «8», Исабель и дон Карлос засобирались. И, как Эльвира ни просила задержаться, остались непреклонны.