— Кажется, всё прошло довольно успешно. Да? — Эльвира опустилась на диван и прикрыла глаза. — Только зачем ты делал всё это при них?

— Нужно было показать ему сегодняшнее положение дел. Чтоб он раз и навсегда усёк, что твой <i>брак</i> — в прошлом. Кстати, мне уже поставили оценку? Я прошёл собеседование? — усмехнулся Рафаэль, развалившись в кресле.

— Никакое это было не собеседование! Просто дружеский обед. Неужели дон Карлос настолько тебе не нравится?

— Пока он не порывается промывать тебе мозги, мне на него пох… всё равно.

— Вы об этом… <i>беседовали</i> на балконе?

— Нет, что ты. Мы говорили о фикусе.

Он сел рядом с Эльвирой, провёл по её щеке, и она тут же смущённо отвела глаза. Чёрт, да сколько можно играть? Неужели так трудно сказать — да или нет? А не делать из него… дурака. Что ещё надо? Или… надо быть… настойчивее? Хрен его знает. Если уж на ней этот бык-осеменитель женился… то, может, дело не в этом? Кто этих женщин разберёт вообще? Сами не знают, чего хотят, а ты ломай мозги.

И что теперь? Сидеть тут, как двум стариканам, и вздыхать? Потому что… потому что — что? Потому что так нельзя, потому что они не почиркали в государственных бумажках, потому что кто-то когда-то насвистел, что это охренеть как важно и без этого жизни нет? Зашибись. И это при двух примерах перед глазами, что бумажки не работают, если за ними ничего нет. Лучше бы что-то полезное в мозги запихивали, а не эту чушь.

Или нужны ещё какие-то доказательства, что для него это не разовый перепихон?

<i>Которого не было.</i>

Молчание из интригующей недосказанности превратилось в пытку. 

Надо что-то сказать, сделать — но что? Сплясать фламенко на столе? Рассказать анекдот про жителей Лепе¹?

<i>Очень соблазнительно.</i>

Рафаэль, развернув её к себе, поцеловал, и Эльвира не просто ответила — он почти сразу почувствовал её руки на своей шее. И через мгновения уже прижимал её к дивану. Чёрт!.. От такого вида можно крышей поехать.

<i>Да пошло оно всё!</i>

От поцелуев в шею она чуть выгнулась, но когда он коснулся её груди — вздохнула и вцепилась ему в плечо. Вряд ли это сигнал продолжать.

— Я думала вчера над твоими словами, — проговорила Эльвира, отодвигаясь. — Ты прав, но… Я не могу переступить то, что мне привили.

— Тебя что, англичане воспитывали²? — Рафаэль сел рядом с ней и прочесал волосы. — Ты понимаешь, <i>что</i> было в твоей жизни из-за этих загонов? Как минимум, унизительный брак и недо… отсутствие секса в течение?..

— Я… я не помню.

— Охренеть! Чё-ёрт!.. И… ты же понимаешь, что людей, которые тебе всё это талдычили, ты послала полтора месяца назад?

— Я правда тебе нравлюсь? — она подтянула колени к груди. — Ты говорил, да, я помню. Просто я…

— Да, ты мне нравишься, очень нравишься. Во <i>всех</i> смыслах.

Он сгрёб её в объятия и поцеловал. Она так прижималась — как отчаявшаяся, будто это единственная возможность спастись. Даже показалось, что ещё чуть-чуть, и она расплачется. А он — сорвётся.

— Спокойной ночи, Вирита. 

От её недоуменного взгляда стало не по себе. Опять продолбался? в чём? когда? Но Рафаэль не успел и рта раскрыть, как она поднялась и почти что убежала в комнату.

Несколько дней ничего не происходило. Вообще. Спокойная жизнь. Размеренная. Будто ничего не было. А опыт говорил, что грядёт та ещё жопа. Всегда так. Затишье перед ураганом или как там правильно? И чем тише сейчас, тем громче будет потом.

Вопрос «как не допустить этого взрыва?» не оставлял. Но ответа не находилось. 

До одного вечера.

Конец недели; забитая голова, затёкшая спина и почти атрофированная правая кисть — привычное дело. До омерзения хорошая погода всё-таки соблазнила променять транспорт на прогулку. В конце концов Рафаэль вышел прямиком к тому самому бару, возле которого пел тот самый цыган. Прописался он там, что ли?

Улица заполнена такими же гуляками и парочками, держащимися за руки. Внутри всё скрутило; захотелось свалить куда подальше, чтоб не вспоминать события многолетней давности. Он ломанулся вперёд и едва не сшиб очередных влюблённых — только обломал пару цветков в букете девушки.

Добрёл до соседнего перекрёстка, рухнул на скамейку, опустил голову на руки и задумался. Вспомнилось, как таскал этой шалаве веники. На каждую встречу. Идиот влюблённый. Знать бы тогда, на кого тратит время… 

<i>Опять сопли развёл.</i>

Домой он пошёл, только когда начало́ темнеть. Чёртова парочка так и стояла перед глазами. И дурацкие цветы, которые сломал. Раздражение накатывало волнами, накрывая с головой: пару раз чудом не врезался в столб. В башке темно, как в пещере, — только какая-то мысль не оставляет. Зудит, как комар, и хрен ты её поймаешь.

Мимо шныряли прохожие: слишком оживлённые и довольные для вечера пятницы. Среди них ещё несколько человек с цветами — сговорились, что ли? Влюблённые, романтичные и такие милые, что аж сахар на зубах скрипит. С другой стороны: а с хрена ли не быть вот таким и не нестись с долбанным букетом, если есть, ко…

<i>Вот же дерьмо!</i>

Он достал телефон, быстро прошерстил карты и сорвался с места. Ближайший ещё открытый цветочный нашёлся за углом.

— Какие цветы она любит? — первым делом поинтересовался продавец.

— Э-э, не знаю… Все, наверное. Она такая… м… нежная, что ли.

— А, понимаю, понимаю. Самое начало отношений, — улыбнулся он, собирая букет.

— Так точно… 

<i>Начало, ага.</i>

Если выяснится, что нужно было именно это, что всей это хреноты последних дней можно было избежать за несколько евро… — его можно будет занести в книгу рекордов как самого тупого человека в мире.

Конечно, когда он вернулся домой, Эльвира уже спала. Что ж, будет сюрприз на утро — тоже неплохо. Роль вазы пришлось играть кувшину. Похрен. Главное, не ведру.

Рафаэль аккуратно открыл дверь в комнату, прокрался к тумбочке, подвинул валяющуюся мелочь, поставил цветы, взглянул на Эльвиру и беззвучно свалил.

И первый раз за долгое время он заснул с ощущением, что всё правильно.