Если совершил зло, покайся. Если ты раскаешься искренне, боги услышат тебя и обязательно простят.

«Герцог Ким, за многочисленные злодеяния вы приговариваетесь к пожизненному заключению в тюрьме Эвернайт. Ваше магическое ядро будет запечатано, а срок жизни насильственно сокращен…»

Перо яростно скрипит по бумаге, почти прорывая ее насквозь; чернильные строки прыгают, почерк неровный. Нужно успеть. Тэхен в богов давным-давно не верит, а люди — не боги. Как бы сильно ты ни раскаивался, как бы искренне ни сожалел и ни желал искупления, люди не прощают. Тэхен их не винит — себя бы он тоже не простил.

Дверь тюремной камеры открывается с жутким скрипом давно несмазанных петель. Тэхен со вздохом облегчения ставит подпись и откладывает в сторону перо — успел, — а после оборачивается в сторону проема и усмехается про себя: он ждал этого человека. Молодой мужчина в богатых траурных одеждах проходит внутрь и окидывает его взглядом, полным ненависти, презрения и холодной расчетливой ярости.

Молодой герцог Чон, один из самых талантливых магов этого поколения. Друг детства Тэхена, его бывший жених и единственная любовь. Человек, жизнь которого Тэхен разрушил до основания.

— Чонгук.

Чужое имя сладостью горчит на языке. Невысказанное сожаление, удушающее чувство вины и боль царапают, дерут когтями внутренности, точно обезумевшие звери, но внешне Тэхен остается спокойным, практически безмятежным.

— Я ждал тебя чуть позже, — произносит он в холодной тишине камеры.

— Ты меня ждал? — чужой обычно бархатный голос вспарывает воздух ледяным лезвием.

— Знал, что ты придешь.

— Тогда ты знаешь, зачем я здесь.

Тэхен наклоняет голову в знак согласия: он видел чонгуков взгляд, когда выходил сегодня из зала суда, — тот неистовый гнев в темной глубине зрачков. Чонгук добивался для него смертного приговора, и он его не получил. Тэхен знает: эту ночь он не переживет.

Что же, такой палач его вполне устраивает. Если быть откровенным, Тэхен даже благодарен.

Он аккуратно складывает листы бумаги — прощальные письма. Помнится, комендант изрядно удивился просьбе: все знают, что Тэхену писать особо некому, — но бумагу и чернильницу все-таки принес; как ни крути, Эвернайт — тюрьма для благородных. Родственников у Тэхена действительно нет, но на столе сейчас два письма: одно предназначено единственному другу, второе — человеку, что взял на себя роль его палача. Тэхен не знает, будет ли прочитано хоть одно из этих писем, или их сожгут сразу после его смерти, но он должен был хотя бы попытаться.

— Да, я знаю.

Чонгук подходит ближе и ставит на столешницу простой флакон из темного стекла. Тэхен берет его в руки, крутит в пальцах, пытаясь по виду определить, что внутри за отрава.

— Я думал, ты убьешь меня лично. Уверен, Совет закрыл бы на это глаза, — он улыбается одними губами, — все ведь все понимают. Возможно, ты стал бы героем. Впрочем, ты и так герой, верно?

— Пей.

Тэхен поднимается из-за стола.

— Ты прав, не стоит марать об меня руки, — он откупоривает флакон и втягивает запах у горлышка. Знакомый. Что ж, хотя бы теперь он знает, от чего именно умрет. Не самая болезненная смерть, а главное, быстрая. Спасибо и на этом.

— Последняя просьба осужденного: передай это письмо Юнги, пожалуйста.

Чонгук едва заметно вздергивает бровь, по бледным губам пробегает усмешка.

— Юнги? Только благодаря его усилиям и из уважения к его семье тебе не вынесли смертный приговор. Ты действительно думаешь, он будет рад получить письмо из моих рук? С чего мне вообще соглашаться?

Получить прощальное письмо друга из рук его убийцы… Юнги рад не будет, но он поймет. В конце концов, выбор у Тэхена невелик. Тюремная стража или комендант ради него не шевельнут и пальцем; денег, чтобы посулить им, у Тэхена нет, иных друзей тоже, а на Чонгука можно положиться, он человек слова.

— Мразь из нас двоих я, а ты человек чести, твои принципы не позволят отказать в последней просьбе. Мне больше не к кому обратиться, — добавляет Тэхен тише. — Передай его Юнги. А второе… можешь сжечь, если хочешь. Оно для тебя, — короткая пауза, — и для Хо…

— Не смей даже имени его произносить, — вдруг шипит Чонгук. — Пей!

Тэхен делает глубокий вдох и понимает: все. Сейчас он действительно умрет.

Покинутый всеми, одинокий, нелюбимый и ненавидимый убийца и предатель, он умрет в этой грязной холодной камере от руки человека, которого любил больше всего на свете. И продолжает любить сейчас. Не тот конец, о котором Тэхен мечтал, но определенно тот, которого он заслуживает. Некоторые грехи может смыть только кровь, и он готов расплатиться по счетам.

Тэхен так много хочет сказать Чонгуку: «если бы я мог, я бы все изменил», «будь счастлив», «надеюсь, однажды ты меня простишь», «благословляю вас», «мне жаль», «я люблю тебя», мнежальмнежальмнежальмнежаль…, но любые слова сейчас будут казаться насмешкой и не донесут его чувств. Поэтому он произносит только:

— Прощай.

Тэхен выпивает яд залпом, глядя Чонгуку в глаза. Тот безучастно наблюдает за тем, как жизнь стремительно покидает тэхеново тело — ровно до тех пор, пока Тэхен не закрывает глаза от бессилия и не падает на колени. И перед тем, как провалиться в темноту окончательно, тэхенова слуха достигает негромкое: «Прощай, Ким Тэхен».