Припарковавшись на обочине многолюдной улицы Сохо тёмной ночью 1967 года, демон Кроули принял мучительное решение исчезнуть — полностью и навсегда — из жизни ангела Азирафаэля.
— Ты слишком спешишь для меня, Кроули…
Слова жалили, да, — но не слова, а глаза заставили Кроули уехать той ночью с твёрдым намерением никогда больше не пересекаться с Азирафаэлем.
О многих вещах Кроули знал мало, но было две вещи, в которых он считал себя экспертом. Первой, конечно же, было искушение — его область ответственности и, по официальной версии, причина его существования.
Второй был Азирафаэль.
И хотя слова Азирафаэля всего лишь предупреждали его, глаза ангела выражали нечто совсем иное. В них была глубинная тоска, печальная боль, которая подсказывала Кроули, что если он подтолкнёт ещё хоть немного — возможно, предложит ужин в этом новом маленьком ресторанчике, новая вывеска которого заставила его подумать об Азирафаэле в тот момент, когда он её увидел… возможно, если он просто протянет руку и возьмёт ангела за рукав в момент, когда тот соберётся выйти из Бентли, и попросит его не уходить…
Азирафаэль остался бы.
Он хотел, Кроули знал это. Мастер искушений и всё такое — невозможно было не заметить искушения, которое он сам же создал в глазах ангела, медленно растущее отчаянье желания, смешанное со страхом и стыдом от понимания того, что он не должен желать подобного.
Сердце Кроули пронзило ужасом.
Он подумал об Азирафаэле, обо всех тёплых цветах, ещё более мягких глазах и любящем тепле, которое привлекло Кроули, соблазнив привкусом потерянных им Небес — он подумал о том, как впервые увидел чистые белые крылья Азирафаэля, обо всех мгновениях после, о чистоте любви и щедрости в сердце ангела. Везде: в Небесах, в Аду и на земле Азирафаэль был единственным по-настоящему хорошим человеком, о существовании которого Кроули знал.
А потом он подумал о пламени, об агонии и мерзком запахе горящей плоти и перьев, сопровождавшем падение с Небес, о болезненном ударе, за которым последовала невообразимая боль, когда расплавленная сера засосала его вниз... невыразимая агония была полностью забыта за опустошающим осознанием того, что он потерял.
В этот момент его сердце пулей пронзила уверенность: он должен держаться как можно дальше от Азирафаэля.
"Он бы себя не пожалел, если бы ч попросил его."
Кроули знал, что это так.
"И, сделав это, он проклял бы собственную душу... он бы Пал."
И, чего бы это ни стоило, он должен был сделать — или прекратить делать — всё, чтобы не допустить этого.
Поэтому следующие два десятилетия Кроули отдавался любым занятиям, лишь бы отвлечься. Время от времени что-нибудь стоящее внимания появлялось в кинотеатрах. Технологии становились все более продвинутыми и были полны новых интригующих возможностей искушения. Музыка стала невероятно крутой — а потом перешла в полное дерьмо.
Всегда было спиртное — невероятные количества спиртного.
Ещё была работа.
В Аду, оглядываясь назад, считали эти годы историческим событием — это было время, когда Кроули "действительно пытался". За всего лишь неделю он создал больше искушений, чем за месяц до этого, и он по-настоящему пытался сделать их более вредоносными, чем привык за последние тысячелетия. Некоторые люди даже пострадали от результатов его выходок — и в двух случаях ему действительно удалось удержаться от того, чтобы вернуться и тайно сделать всё, чтобы причинить им меньше вреда.
Разумеется, в одном из этих двух случаев пострадавший был жестоким ребёнком, а в другом — коррумпированным чиновником.
Он делал свою работу хоть и не идеально, но лучше, чем на протяжении большей части своей карьеры — и он пытался не обращать внимания на мягкий голос в глубине сознания, который был слишком похож на голос Азирафаэля даже после всего этого времени, и никогда не говорил ничего, кроме простого "о, Кроули..." тоном не злым и не сердитым, а скорее просто... обиженным и разочарованным.
Ад, с другой стороны, проявлял всё больше недовольства из-за того, что очень часто кто-то не попадался на его уловки. Было труднее, чем когда-либо, забыть об Азирафаэле, когда в каждом разговоре Кроули обвиняли в провале его последнего дела.
"Он умён, этот ангел, он, кажется, всегда на шаг впереди меня."
"Понятия не имею, откуда он узнал о моих планах, в следующий раз я постараюсь лучше хранить это в секрете."
Мысль о том, что, возможно, его слова дойдут до нужных властей и, по крайней мере, Азирафаэлю удастся получить поощрение или продвижение по службе, была лёгким утешением.
А потом однажды в холодную зимнюю ночь 1986 года, когда Ад дышал ему в спину, а очередное искушение прошло немного лучше, чем он надеялся, все его добрые намерения улетели прямо на Небеса, и демон Кроули обнаружил себя стучащим в неё. В дверь Азирафаэля.
***
Ударяя часто и без особого ритма, если точнее. Азирафаэль даже не был уверен, что кто-то стучится к нему в дверь, но решил всё равно проверить.
И там был Кроули. Прислонившийся к двери и споткнувшийся, когда Азирафаэль открыл её.
— Кроули! Что не так? — Он нахмурился, его сердце упало от стойкого запаха перегара, исходившего от демона, который, может, и не был таким уж неприятным, если бы не сочетался со следами уже высохших слёз на его лице. — Что случилось?
Он отвёл Кроули от двери, запер её, подвёл его к дивану и помог сесть.
— Ничего такого, — настаивал Кроули, слишком медленно и нерешительно качая головой, когда Азирафаэль сел рядом с ним. — Ничего, я просто немного пьян.
— Кроули. — Азирафаэль придержал его ща плечо, осторожно снял с него очки и отложил их в сторону, несмотря на бессвязные протесты. — Пожалуйста, дорогой, просто поговори со мной... Посмотри на меня, Кроули...
Когда Кроули неохотно подчинился, тоска и вина были прямо написаны на его лице и так сильны, что Азирафаэль мог чувствовать их, как будто бы они исходили от Кроули волнами. Все ангелы и демоны были от природы склонны к эмпатии, и Азирафаэль — больше, чем многие другие ангелы. Хотя обычно он был более настроен на положительные эмоции, а не на отрицательные. И сейчас его ощущения означали крайнюю степень опустошённости, которую испытывал Кроули. Ему было настолько плохо, что Азирафаэль чувствовал его эмоции очень сильно. Правда, Азирафаэль быстро решил, что это неудивительно. Он всегда был настроен на Кроули куда сильнее, чем на кого-либо ещё.
— О, Кроули, — мягко сказал он, обеспокоенно наблюдая за ним, еемного прикусив губу, чтобы не озвучить нежное обвинение, возникшее в его голове.
"Что ты наделал?"
Реакция Кроули была такой, что Азирафаэль тут же испугался, не произнёс ли он этого вслух. Кроули съёжился. Он был лишён своего обычного щита и поэтому закрыл лицо руками, снова разрыдавшись.
— Извини, — прошептал он. — Мне так жаль.
Азирафаэль знал довольно многое, и было две вещи, в которых он считал себя экспертом. Первой из них были человеческие эмоции, поскольку он был постоянно ими окружён и часто нёс ответственность за то, чтобы повлиять на них к лучшему.
Второй из них был Кроули.
И хотя он знал, что эмоции демонов не совсем такие же, как человеческие, но всё время их знакомства Азирафаэль считал Кроули исключением, подтверждающим правило. Он всегда был довольно... мягким для демона, и его эмоции никогда не прятались слишком глубоко, хоть он и скрывался под маской от всего мира.
Сейчас его маска будто бы спала полностью.
С болью в сердце Азирафаэль всё больше убеждался, что за что бы Кроули ни чувствовал такую вину, это было намного хуже, чем обычные искушения и мелкие неприятности, за которые он часто был в ответе.
И это убеждение было совершенно правильным.
В бессвязных, невнятных, едва согласованных друг с другом фразах Кроули рассказал Азирафаэлю, что его послали искушать молодого отца двоих детей. Даже не совсем искушать на самом деле, скорее просто посеять разлад в его семье. Всё, что нужно было сделать — просто подойти к мужчине на вечеринке, подать ему ещё выпить и нашептать ему совсем немного подозрительности, в то время как его взгляд был направлен через всю комнату туда, где его жена вместе со своим другом над чем-то смеялась.
Кроули никак не мог знать, что этот человек имел склонность очень сильно поддаваться эмоциям, особенно будучи пьяным. Он никак не мог знать об этом в ночь, когда пара вернулась домой, мужчина в гневе вытащил пистолет из тайника под кроватью и перестрелял всю семью.
— Они же просто дети... — Кроули выглядел почти обезумевшим. — Я не знал, что он... Они не сделали ничего плохого, она не сделала ничего плохого, это была ложь, это был я, это сделал я...
— Кроули. — Азирафаэль сказал это достаточно резко, чтобы прорезать поток слов и слёз, взял его за плечи и слегка встряхнул, чтобы вернуть его внимание. — Где они? Где они живут?
Кроули посмотрел ему в глаза, боль уступила место пониманию, а потом и надежде, и он поспешно сказал адрес — совсем недалеко.
— Подожди здесь, — сказал Азирафаэль, строго взглянув на Кроули, и демон кивнул. Радуясь, что он найдёт друга там же, где и оставил, Азирафаэль исчез из комнаты, через мгновение появившись в доме, где произошла трагедия. Жуткая смесь тоски и ужаса, пронизывающая это место, была почти непреодолима ещё до того, как Азирафаэль увидел тела. Четыре тела, а не три. Как только отец понял, что он сделал со своей семьёй, он немедленно покончил с собой от безысходности. Азирафаэль, не теряя времени, подошёл к младшему ребёнку, девочке лет трёх, закрыл её глаза и коснулся головы, и исцеляющее тепло его благодати потекло в неё, возвращая к жизни. Второе прикосновение переместило девочку на её кровать в конце комнаты. Она мирно спала, не помня, что произошло. То же самое он сделал со старшим ребёнком, а затем и с их матерью.
Он остановился над телом отца, посмотрел на него сверху вниз. Его естественная склонность к состраданию боролась с холодным отвращением. Боль в этом доме была давней и глубокой, она пустила свои корни куда глубже, чем одна ночь и одна ревность. Мужчина терроризировал свою семью уже давно, пока сегодня не потерял контроль настолько, что дошло до убийства.
Азирафаэль коснулся мужчины, но не вернул его к жизни. Он просто перенёс его тело в переулок рядом с баром, в котором он часто бывал. Его семья не должна была проснуться и увидеть труп. Азирафаэль решил, что он не убивал этого человека. Мужчина прекрасно справился с этим и без посторонней помощи. А он просто… избирательно использовал чудеса.
Он вернулся к Кроули и обнаружил его дремлющим на диване — большое количество выпитого и эмоциональное истощение его свалили. Азирафаэль сел рядом, взял его за руку и обнадёживающе улыбнулся, видя, что демон просыпается.
— Ангел… — сказал Кроули тревожно и хрипло. — Ты… они…
— Живы, — кивнул Азирафаэль. — Как будто этого никогда не было.
Кроули расслабился и судорожно вздохнул.
— Мне снова помешали, — заметил он со слабой, хрупкой улыбкой. — Да, у моей неудачи будут последствия, но… по крайней мере, я смогу жить с собой и своей совестью следующие несколько столетий.
Азирафаэль нахмурился, слегка удивлённый этим «снова», поскольку он не имел никаких контактов с Кроули почти двадцать лет. Однако он пропустил это мимо ушей и просто мягко ответил:
— Я бы не назвал это провалом.
Мать и дети остались живы, но Ад всё равно увидит результаты провокации Кроули. Можно ли обвинить Кроули, если от его действий пострадало не четыре человека, а один? Пострадал же.
Кроули выглядел смущённым, изучая лицо Азирафаэля, и ангел был поражён тем, насколько открытым, уязвимым он выглядел без солнечных очков, с залитым слезами лицом и расширенными, встревоженными глазами.
— Я разобрался с этим, Кроули, — настойчиво подтвердил он. — Семья в безопасности, а отец больше не причинит им вреда.
В глазах Кроули вспыхнуло понимание, он медленно кивнул и вздохнул с облегчением.
— Спасибо, — выдохнул он. — Спасибо, ангел...
Не думая о том, что делает, Азирафаэль протянул руку, чтобы нежно тронуть Кроули за щёку, и его сердце забилось быстрее, когда Кроули сам потянулся к прикосновению, на мгновение остановившись вообще, когда Кроули открыл глаза и посмотрел на Азирафаэля с невыразимой смесью эмоций во взгляде.
— Я скучал по тебе, — неожиданно для самого себя сказал Азирафаэль.
Свежие слёзы появились на глазах Кроули, и Азирафаэль почувствовал его тоску, отчаянную боль, выражающую то, для чего не было слов. Слов не было и для того момента, когда Кроули внезапно двинулся вперёд, сокращая расстояние между ними, поднимая дрожащую руку к лице Азирафаэля, и припал к нему губами в поцелуе, который оказался будто бы жаждущим и нерешительным одновременно.
Ошеломлённый, Азирафаэль не ответил, хотя его сердуе сумасшедше заколотилось, и что-то, давно похороненное глубоко внутри, зашевелилось, пробуждаясь. Голод, сопоставимый с жаждой Кроули, хотя он столетиями старался подавлять его.
Кроули отстранился спустя мгновение, опустил голову, дрожа, а его голос превратился в свистящий шёпот:
— Извини... извини, ангел, я не знаю, что...
Азирафаэль заставил его умолкнуть, поцеловав уже сам, запустив одну руку в его волосы, притягивая его, целуя глубоко-глубоко. И почти сразу Кроули ответил, его руки обвились вокруг талии Азирафаэля и прильнули к нему так, как будто он жить не мог без этого, как будто он умирал от жажды прикосновений.
Он действительно не мог без этого, он действительно умирал от жажды. Азирафаэль осознал это почти сразу — с печальной болью. Как долго? Десятилетия? Столетия?
Но Кроули был пьян, взволнован и измучен, и Азирафаэль вскоре прервал поцелуй, успокоил неуверенность Кроули, нежно коснувшись подушечками пальцев его мягких дрожащих губ.
— Мвы поговорим завтра, — пообещал он, прижимая голову Кроули к своему плечу. — Отдохни, дорогой. Завтра.
Когда наступило утро, Кроули попытался ещё раз исчезнуть из жизни Азирафаэля — но Азирафаэля это не устроило. Он поймал Кроули у двери, когда тот надевал солнечные очки и уже готовился выйти — и остановил его, взял за рукав и уверенно развернул к себе. Снова прижимая к себе Кроули, Азирафаэль уверил его в том, что произошедшее не было ошибкой или моментом слабости, в том, что он ни о чём не сожалеет. Он жаждал Кроули, жаждал его с тех самых пор, как они встретились — и он не мог ему позволить так просто ускользнуть.
— Ты Падёшь, — прошептал Кроули, закрыв глаза и наклонившись к Азирафаэлю, и его слова были полны стыда и страха. — Если ты будешь со мной… вот так… ты Падёшь, ангел.
— Возможно, — мягко согласился Азирафаэль, обнимая Кроули и не давая ему отступить. — Но если бы то, что я чувствую к тебе, было просто… плотским желанием… Это так и есть, — признался он со смущённой усмешкой, — я чувствую к тебе и это тоже, Кроули, но… это нечто больше. — Он нежно взял Кроули за подбородок и приподнял его голову, так, чтобы демон, пусть и с неохотой, но встретился с ним взглядом. — Ты, конечно, знаешь, что это — нечто большее?
Кроули медленно сглотнул с неуверенностью в глазах, и признался тихо, с болью:
— Да. Для меня — тоже.
Азирафаэль однажды задался вопросом, могут ли демоны любить. Кроули на каждом шагу бросал вызов его предрассудкам, заставлял его подвергать сомнению всё, что, как он думал, он знал о падших. Кроули любил так, что сила его любви могла бы соперничать с силой чувств любого из людей. В окружении своих коллег, ожидавших, что он сделает всё плохое, что только возможно, Кроули на каждом шагу старался причинить как можно меньше вреда. А его нежное, трепетное сердце открылось Азирафаэлю накануне вечером, и у него просто не было возможности дальше отрицать это.
У Кроули была совесть. У Кроули было сердце — полное любви и нежности — и как минимум последние несколько десятилетий Азирафаэль постоянно разбивал это сердце, заставлял кровоточить.
Всё. Хватит.
Азирафаэль был не готов в 1967 году. Но зимой 1986 года… он был.
— Я люблю тебя, — сказал он, глядя Кроули прямо в глаза, прямо отвечая на его полный сомнения взгляд. — Я люблю тебя, — повторил настойчиво.
— Азирафаэль, — выдохнул Кроули в его губы, — я люблю тебя, люблю тебя, ангел, люблю тебя…
Это было начало новой главы в книге жизни для них двоих. Они проводили вместе больше времени, чем позволяли себе когда-либо раньше, и узнали друг друга настолько хорошо, что ни один из них не мог раньше представить себе такого. Они старались быть как можно осторожнее, понимая, что ни одна из сторон не будет рада узнать об их отношениях, но было трудно сдерживаться после стольких лет ожидания. Они почти съехались, делили интимные моменты, любимые места и воспоминания, и устраивали свидания в местах как памятных и желанных, так и новых и захватывающих.
Азирафаэль был счастливее, чем когда-либо раньше за всю свою жизнь, и был уверен, что это будет длиться вечно — в самом прямом смысле.
До тёплого летнего дня в 2000 году, когда Кроули снова исчез из его жизни.