Чимин убирает руки с клавиш и жмурится, отчаянно пытаясь сдержать слёзы. Он медленно встаёт, нашаривая трость, прислонённую к скамье, и буквально сбегает за кулисы. Там он доходит до стены и утыкается в неё лбом, сжимая руки в кулаки. Он дважды ошибся в «Алегретто». Его щёки горят, а слёзы предательски жгут глаза. Да, это всего лишь репетиция, но до чего же стыдно!
От самобичевания Чимина отвлекают торопливые шаги. Он выныривает из тумана стыда и резко оборачивается. И врезается в подошедшего. Парень чувствует крепкую хватку на локтях: чужие руки удерживают его, чтобы он не оступился. Чужое дыхание ложится на щёки. И чужое присутствие внезапно успокаивает. Потому что Чимин узнаёт подошедшего — по какому-то непонятному трепету внутри, по вибрации в воздухе, по… сам не знает, по чему ещё, но узнаёт, и зовёт едва слышно, цепляясь пальцами за подол толстовки:
— Господин Мин Юнги…
— П… привет, — Юнги сбивается и сердце Чимина сбивается тоже. Парень даже не сразу замечает, что к нему обращаются неформально.
— Господин Мин Юнги…
— Ты как? Мне показалось, ты расстроен, — тревога в голосе Юнги заставляет жар перетечь со щёк на уши. Чимин растерянно моргает, хочет вежливо ответить, но сдаётся и, уронив голову, выдыхает.
— Я ошибся, — Чимин понимает, что звучит жалко, ему стыдно, но просто необходимо кому-то сказать, иначе разорвёт от бушующих внутри чувств. — Я ошибся в «Алегретто»… Сначала взял не тот аккорд, потом…
— Кто угодно мог ошибся в том такте, Чимин…
Чимин вздрагивает и ведёт плечами, разгоняя холод осознания:
— Вы… слышали?..
Выходит как-то совсем уж жалко, ещё хуже, чем раньше. Чимин хочет обнять себя за плечи, но чужие руки не ослабляют хватку, мешают, пугают, путают…
— Я слышал и… — Мин Юнги начинает серьёзно, а потом вдруг замолкает и после короткого выдоха, похожего на сдержанный смешок, продолжает совсем другим тоном. — Ай-яй-яй, Пак Чимин-ши! А в первую встречу я действительно в вас поверил. А вы… перепутать такой простой аккорд…
Чимин на мгновение холодеет, но Юнги тут же сыпется и звонко смеётся.
— Я пошутил. Успокойся, Чимин, ты сыграл очень хорошо, — тон Юнги вновь становится серьёзным. Он говорит тише, чем обычно, и Чимин жадно вслушивается в каждый полутон его голоса. Он отчаянно пытается понять, что произошло. Почему Мин Юнги, всегда такой отстранённый, вдруг ведёт себя… как друг? как равный? Как кто?
— Вы… я не думал, что вы так рано придёте. Менеджер Ким сказал, что только на прогон…
— Я… — Мин Юнги явно тушуется, но Чимин не понимает причину. — Я просто решил убедиться, что ты достоин выступать со мной.
Эта фраза опять холодным порывом проносится по телу и Чимин отчаянно трясёт головой.
— Я не понимаю, — он, наконец, находит в себе силы поднять руку и освободиться от хватки Юнги. — Вы запутали меня, господин Мин Юнги. Я не понимаю, шутите вы или нет. Перестаньте, пожалуйста. Если… если вы не хотите со мной играть, скажите об этом прямо.
Между ними повисает тяжёлое молчание, в которое настойчиво вплетается мелодия скрипки, летящая из-за плотных кулис. Чимин мельком думает, что знает её, но сейчас он пытается совладать с ураганом чувств внутри. Окрылившую его на мгновение признательность снесло шквалом отчаяния. Что этот Мин Юнги себе позволяет? Решил всё-таки обидеть Чимина?.. Чимин поддался и признался, а в ответ получил…
— Прости меня, Чимин, — врывается в размышления парня Юнги. — Я не очень хорош в разговорах и… вообще, в общении с другими людьми… И я совсем не имел в виду, что не хочу с тобой выступать или ты недостоин…
Прерывистый вздох Юнги кажется Чимину очень звонким. Он такой яркий, что все остальные звуки гаснут, остаётся только голос, который говорит:
— Я приехал, потому что хотел увидеть тебя. Скучал… по нашим репетициям. Мне просто стало важно вновь встретиться с тобой. Наверно… наверно, я надеялся, что у тебя найдётся время просто… перекинуться парой слов?..
Чимин пытается дышать тихо-тихо, чтобы не помешать этому голосу, который звучит очень знакомо, звучит, как голос Мин Юнги, но как будто ему не принадлежит. Разве Мин Юнги может сказать ему такие слова? Когда голос замолкает, в голове Чимина только один вопрос, который он неуверенно озвучивает:
— Почему?
— Что? — отзывается голос.
— Почему вы хотели?.. — Чимин всё ещё сбит с толку, поэтому надеется, что Юнги вновь поймёт его правильно. Вопрос, на который он хочет получить ответ, не получается уместить в слова, облечь в привычные формы, построить из знакомых букв. Чимину кажется, что если он услышит верный ответ, он поймёт самого Юнги, объяснит его метания, его непоследовательность, его противоречивость.
Но ответ не спешит. Голос, который звучит как голос Юнги, молчит. Чимин даже поднимает руку, чтобы проверить, здесь ли говоривший, но вовремя одёргивает себя и собирается уже опустить руку, когда его ладонь перехватывают чужие пальцы.
— Это, наверно, очень странно… Но я сегодня впервые посмотрел в окно своей квартиры. Там нет ничего красивого, просто дома, просто улица. Но я подумал, что если бы не ты, я бы никогда этого не увидел. И себя… я бы себя тоже не увидел. Но ты… помог. Я как будто открыл глаза, когда познакомился с тобой. А когда наши репетиции кончились, я словно вернулся в свою жизнь до тебя. Мне было так плохо, но я не понимал, почему.
Чимин чувствует, как каждая фраза, такая простая и неспешная, поднимает его всё выше. Голос полнится тоской, но тоской, сулящей избавление.
— Знаешь, я всё время думал, почему ты так редко мне улыбался. Злился. Ведь ты всегда улыбаешься, но стоило мне заговорить… А потом я понял: я не умею говорить. Каждый раз, когда пытаюсь, обижаю тех, кто рядом. Но когда я играл, ты улыбался. Значит, мне нужно научиться говорить так же, как я учился играть. И я хочу это сделать потому что… я больше не хочу жить с закрытыми глазами. Я приехал, нашёл тебя и решил разговаривать по-другому, но получилось еще хуже. Вот такой я… безнадёжный… Но я всё равно… просто хочу, чтобы ты мне улыбался…
Когда последние слова врезаются в него, Чимин широко распахивает глаза, открывая и закрывая рот, не понимая, что он может ответить. А потом вдруг улыбается, как будто отзываясь на отчаяние, прозвучавшее в голосе, но на самом деле просто потому, что не может не улыбнуться. Этот голос действительно оказался голосом Юнги, вот только совсем другого Юнги — того, который не может никого обидеть. Ни музыку, ни тем более Чимина. Которого самого нужно защитить от обид, от несправедливости этого мира.
— Хорошо, господин Мин Юнги, — произносит парень, больше не ощущая неловкости рядом со старшим. — Я буду вам улыбаться. Но только вы должны просто искренне разговаривать со мной. А то вы слишком много думаете.
***
— И помни, это просто выступление. Просто сыграй так, как будто это я пришёл тебя послушать, — Юнги сжимает плечо Чимина, стоя за его спиной. Видно, что парень нервничает, и скрипач его прекрасно понимает, но пытается приободрить.
— Спасибо, господин Мин Юнги, — шепчет Чимин, и Юнги догадывается, что младшему ничуть не полегчало.
— Я чувствую себя ужасно старым, когда ты так говоришь. Зови меня Юнги.
Чимин оборачивается через плечо и его лицо оказывается слишком близко. Юнги замирает и боится дышать, но Чимин лишь улыбается, негромко соглашаясь:
— Хорошо, Юнги.
Юнги тает и тоже улыбается, совершенно теряясь в том тепле, которое излучает Чимин.
— Иди, тебя объявили, — шепчет он, легонько толкая Чимина в спину, и выдыхает, встряхиваясь и отправляясь в зал. Он останавливается в дверях, решая не спускаться, чтобы сразу после выступления вернуться за кулисы. Отступая на шаг с прохода, Юнги начинает нервно постукивать пальцами по бедру, потом обрывает движение, снова начинает. Нервничает так, как не нервничал даже перед собственными выступлениями. Это еще один повод как следует подумать над происходящим. Но сейчас не время. Чуть позже. Наверно завтра.
Чимин опускает руки на клавиши и Юнги вздрагивает. Первые звуки, еще робкие и хрупкие, словно снежинки, вдруг перекрывают весь шум в зале. Они такие же волшебные, как первый снег, но сквозь их чарующий танец Юнги видит всё.
Он видит, как Чимин едва заметно сутулит плечи, стараясь стать меньше и не привлекать к себе внимания. Ты достоин того, чтобы на тебя смотрел каждый в этом зале.
Он видит, как Чимин вздрагивает, когда ошибается — снова на том же такте. Эта ошибка не делает тебя хуже.
Он видит, как Чимин приоткрывает рот от волнения и усердия. Всё ещё слишком технично
Он видит, как Чимин откидывается назад, доходя до финальной фразы произведения. Ты отлично справился, Чимин!